Примечание к части. Минсок расхаживал по длинному больничному коридору и нервно сжимал кулачки, ожидая возвращения врача Фаня

14.1

Минсок расхаживал по длинному больничному коридору и нервно сжимал кулачки, ожидая возвращения врача Фаня. Бэкки в это время находился в палате проходящего реабилитацию Чанеля, пока их мальчики были в садике.

Муж Бэкхена очнулся около недели назад. Весь ужас осознания ситуации был написан у него на лице, когда он не смог воспроизвести даже обычной внятной фразы, тупо поднять руку или сесть в кровати. Он лежал, с усилием ворочая голову, в то время как вокруг него суетились врачи, а его омега стоял в углу палаты со слезами на глазах. Через какое-то время Чанель начал неуверенно разговаривать, язык немного заплетался, но фразы уже можно было разобрать. Впереди его ждало еще долгое лечение, десятки врачей и месяцы жизни в больнице, но все это казалось Бэкхену сущим пустяком.

Пак старший запретил говорить Чанелю о сыне, опасаясь шокового состояния, поэтому, когда Чанель оставался в палате наедине с Бэком, последний начинал нервничать и неловко заламывать пальчики, глядя на мужа. Чанель улыбался, разглядывая лицо своей омеги. Альфа воспринял новость о прошедшей коме довольно спокойно, хотя количество проведенного во сне времени его сильно потрясло. Память, как сказали врачи, частично к нему возвращалась, а сейчас, судя по всему, он не помнил лишь последние дни перед аварией. Бэкхен в тихие часы пересказывал мужу произошедшие за это время события. Он рассказал о Кенсу и Сехуне, о Минсоке, который оказался беременным от истинного, и о том, что омеги все это время жили вместе. Чанель хмурился, кивал головой в ответ и задавал интересующие его вопросы. Он словно чувствовал, что омега чего-то не договаривает, а еще готов был поклясться, что первое, что он услышал, придя в себя, это детский голос, отчетливо называющий его «отцом». Раздумывая над этим, Чанель не выдержал и спросил у омеги, не забыл ли он, что у него есть ребенок, но тот в ответ лишь немного побледнел, а после испуганно замотал головой. В палате повисла тишина, а Бэкки судорожно начал стискивать пальчиками край одеяла мужа.

Глубоко вздохнув, омега встал с кресла, пересев на кровать, и дрожащими ладонями сжал чужую руку.
— Чанни, ты не забыл о сыне… — начать было очень сложно, и Бэкки замолчал, увидев сосредоточенный взгляд мужа. — Ты не знал о нем.

Чанель молчал, а Бэкки, наконец набравшись смелости, рассказал и о том, как проткнул презервативы, и как Чан попал в аварию, когда ехал домой, и об ужине, и о клинике, о том, почему Минсок жил с ним с начала, и как Бэкки себя вел последние годы. Он говорил и говорил, не чувствуя капающих на койку слез и боясь взглянуть мужу в глаза. Закончив, омежка напряженно выдохнул и вздрогнул, почувствовав, как Чанель через силу подняв руку, стирал слезки с его щек.

— Где он? — прохрипел альфа, поглаживая большим пальцем влажную щечку.
— В садике, вместе с Фанем.
— Приведешь его вечером?
— К… конечно!

***

А в это время в кабинете врача Минсок не мог поверить своим ушам. И в приговор в виде поставленного диагноза, что отдавался в его голове, заставляя все тело трястись. Он смотрел в глаза врачу, который протягивал ему стакан и маленькую желтенькую таблетку и просил успокоиться, но Мин, не обращая на это внимание, не сводил взгляд с доктора.

— Может… может, это какая-то ошибка? Давайте мы пересдадим анализы… это… этого не может быть. У нас же просто недосып, немного головных болей и усталость… как… как так могло случиться?.. — он скорее шептал, умоляюще смотря на работника клиники, и, видя, как тот отрицательно качает головой, начинал еще больше трястись.

Доктор почти насильно впихнул омежке стакан и заставил выпить успокоительное, жалея одинокого родителя, которому предстоит впереди очень трудный период.

— Господин Ким, диагноз серьезный, но сейчас эта болезнь лечится и лечится она очень успешно, пусть и не быстро. Прогнозы вашего сына неплохие, и его состояние еще пока нормальное. Если мы начнем лечение сейчас, то его состояние ухудшаться не будет. Терапия острого лимфобластного лейкоза сейчас очень щадящая, к первым классам школы он уже забудет об этом недуге и…
— Недуге?..
—...чтобы поставить более четкие прогнозы и определить терапию, мы положим Ифаня в стационар на недельку, так как он еще совсем малыш, мы выделим вам отдельную палату и вы будете находиться все это время с ним. Господин Ким, позвольте задать один очень важный вопрос?

Омежка кивнул в ответ, хотя осознание слов врача доходило очень медленно, а истерика подбиралась из самых глубин, захватывая разум.

— Отец Ифаня… он жив? — заметив испуганный взгляд Минсока, доктор поднял ладони, останавливая незаданный вопрос. — Это просто вопрос из меры предосторожности. Так как у Вас малыш — альфа, в случае донорства идеально сойдет его отец. Если же ваш ответ будет отрицательным, нам придется искать стороннего донора, но порой это бывает очень долго и более того крайне дорого.

Минсок со стороны казался бездушной куклой, стеклянным взглядом уставившейся перед собой.
— Он жив.
— И в случае чего?..
— Да, я... заставлю, если что. Сделаю все, что смогу.

Минсок плохо помнил, как вышел из кабинета, затуманенным взглядом ища любое место, куда можно сесть. Внутри него бушевал вулкан прожигающих чувств: от ненависти к себе за то, что не уберег своего сына, до ощущения тех мук, которые придется перенести его малышу. Он держал в руках выданные врачом какие-то бумажки, с силой комкая их сжатыми ладонями, и от каждой прочитанной фразы сердце отдавалось в мозгу острой невыносимой болью. Хотелось выть и кричать, но омежка, сдерживаясь, просто поскуливал и содрогался в рыданиях.

— Мин?

Парень поднял голову, слепо вглядываясь в лицо О Сехуна, и зарыдал еще сильнее, на немой вопрос протягивая ему бумаги. Тому потребовалось совсем немного времени, чтобы, прочитав их, развернуться и сразу направиться в кабинет врача Фаня. Спустя несколько минут Мин почувствовал, как альфа приобнял его, притягивая к себе и поглаживая по голове, а тот все продолжал плакать, захлебываясь рыданиями.

Минсок не знал, кто рассказал Бэкхену, который встретил его у выхода из клиники и сразу обнял, усаживая в такси. Он плохо помнил, как друг напоил его какой-то вонючей горчащей жидкостью, а после уложил в кровать, обнимая и укачивая.

Бэкхен не знал, что сказать, и просто продолжал шептать, что с Фанем все будет хорошо и что Сехун обязательно им поможет.

А в это время в клинике готовили чистенькую палату для семейства Ким, которым предстоит провести тут не один месяц своей жизни.