Глава 28. Птицеферма

Видимо, оглушили крепко, потому что сознание вернулось уже после того, как меня оттащили в сторону. Открыл глаза и не сразу понял где нахожусь. Жуткая головная боль мешала рационально мыслить. Я сидел на земле, прислонившись спиной к колесу какого-то автомобиля. Передо мной, на корточках восседал человек в камуфляже, лица которого я никак не мог рассмотреть в тусклом свете сумерек.

– Ну, здравствуй, земляк, – услышал я знакомый хриплый голос Михалыча, – Как говорится, вот и свиделись. Как ты?

– Тебе бы так… – проскрежетал я, – Где Оля?

– Да в машине сидит твоя Оля, что с нею станется? Пока ты себя ведешь хорошо, мы тоже не балуемся. И Вова твой у нас. Сейчас мы к нему и поедем, а то заждался тебя друг твой, совсем без настроения.

Он поднялся на ноги и скомандовал:

– Грузи его ко мне назад, сам – рядом садись. Ты в «Тойоту». Бабу пока не трогай.

Меня подхватили под руки и затолкали в УАЗ. Рядом уселся самый высокий из четверки. Михалыч вел машину.

– Ты, Сережа, главное не рыпайся и все будет хорошо. Мы люди деловые и плохо делать никому не хотим. Каюсь, друга твоего мои мальцы слегка помяли, но ты, как и я, тоже деловой человек – не спорь, я вижу – должен понимать, что просто так, ни за что, с людей не спрашивают. Вова много моих денег себе взял, а это не есть хорошо. За такое я мог бы и убить Вову, понимаешь? Но только интереса мне от этого никакого нет. Да и не зверь я, Сережа, чтобы так вот просто человека взять и как свинью прирезать. Я просто хочу вернуть себе то, что мне должен твой друг. Свое вернуть, понимаешь?

Он говорил медленно и очень спокойно, как с ребенком, как психиатр говорит с пациентом. От этого его речь звучала еще более внушительно и убедительно. Мне в ответ говорить ничего не хотелось – раскалывалась голова и сильно тошнило, но я собрался и с трудом выдавил:

– Сколько он должен?

– А вот это уже совсем другой разговор, земляк! Сразу узнаю делового человека! – оживился Михалыч, оглядываясь на меня через плечо, – Я бы, клянусь, сказал тебе сколько он должен, да, боюсь, что это все равно ничего не изменит. Понимаешь? Ты просто поверь, что много. Ну, как много? Ну, очень много! Вот представь себе очень много денег! Огромную такую кучу! Представил, Сереж? Так вот, Вова мне должен на много больше. Понимаешь?

– Может, хватит со мной как с дебилом говорить и скажешь, наконец, куда мы едем и что тебе от меня нужно?

– Ты не дебил, Сережа, и я это прекрасно знаю – задумчиво проговорил Михалыч, – Только с чего ты взял, что мне от тебя вообще что-то нужно? Я же тебе говорю, что мне всего-то и надо – вернуть мои деньги. У тебя их нет, значит лично от тебя мне ничего не нужно.

– Нами будешь его шантажировать? – усмехнулся я.

– Ну, зачем же так грубо-то? Я никого не шантажирую. Вова сам попросил тебя найти, поговорить он с тобой захотел. Вот мы тебя и пригласили, вот и едем к нему в гости. Хотя, если честно, мы тебя при любых раскладах нашли бы.

Долго петляя полями, мы, наконец, приехали к каким-то заброшенным одноэтажным баракам. Судя по большому количеству птичьих перьев и помета, перемешанных с весенней грязью, это была старая птицеферма. Из «Тойоты» вышла Оля. Она испуганно оглядывалась по сторонам, возможно, пытаясь найти в темноте меня. Подталкивая ее в спину, следом шел Генчик, с двустволкой на плече.

– Оля! – позвал я.

Она обернулась в мою сторону и закричала:

– Это они, Сережа! Это они дедушку убили!

Генчик в один момент снял ружье с плеча и с размаху ударил ее прикладом в живот. Оля согнулась пополам и присела на корточки. Я сорвался с места и рванул к ней. Генчик тут же направил на меня ствол:

– Стой, сука, убью в раз! – завизжал он.

Я не обращал внимания на его угрозы и продолжал бежать, не отдавая себе отчет в том, какой опасности подвергаюсь. Оля сидела, тяжело дыша и обхватив себя руками за живот. Из глаз обильно текли слезы. Я обнял ее и прижал к себе.

– Они дедушку убили. Это его ружье, Сережа. Это они… Нас тоже убьют, да?

– Даже не думай так! Все будет нормально. Сейчас все разрешится. Обещаю тебе!

Она немного успокоилась и я помог ей подняться на ноги.

– Слышь, фуфел! – заорал на меня Генчик, – Отойди на! Отойди от телки, говорю! Я тебе, падла, ща ногу прострелю! Слышь, на? Отойди, сказал!

Он перетаптывался с ноги на ногу, визжа и целясь в меня из старой «Тулы». Подошел Михалыч и тот сразу же заткнулся, но перетаптываться не перестал, хаотично переводя взгляд то на нас с Олей, то на Михалыча.

– Идем, земляк, не тронут больше твою девку. Я тебе говорю.

– Пошел! – скомандовал довольный Генчик

– Все будет хорошо. Скоро все закончится, – еще раз попытался успокоить я Олю, приложив ладони к ее влажным от слез щекам. Она чуть заметно кивнула, опустила глаза, а затем поцеловала меня в губы. Я прижал ее к себе и не хотел отпускать, но Михалыч за спиной снова поторопил:

– Земляк, успеете еще. Вы как будто прощаетесь! – он хрипло засмеялся, – Иди с другом своим перетри, может и надумаете вместе чего-нибудь правильного, а там, глядишь, и в ЗАГС с невестой поедете свадьбу гулять.

Генчик поддержал шефа хихиканьем. Я еще раз поцеловал Олю и медленно побрел в направлении барака, куда указывал Михалыч. Он по-приятельски похлопал меня ладонью по плечу и еще раз попытался убедить:

– Все с ней будет хорошо. Никто не тронет. Ты, главное, все делай правильно и все будут живы, здоровы.

– Старика-то за что? – с трудом сдерживая эмоции спросил я.

– А вот тут мы ни при чем, земляк! Я тебе говорю! – Михалыч для убедительности размахивал в воздухе указательным пальцем, – Мы в дом вошли, а он на нас с ружьем! Генчик за ствол его хватанул и вырвал из рук пушку, а дед сам на ногах не удержался. Вон, очкарика видишь? – он кивнул в сторону интеллигента, стоявшего поодаль, – Искусственное дыхание даже ему делал. Во как! Так что нечего нам предъявить по деду…

Мы вошли внутрь построек и, пройдя несколько метров длинным, темным коридором, остановились у массивной металлической двери. Михалыч с лязгом отодвинул ржавый засов. Оказалось, это был старый холодильник, в котором, видимо, хранили курятину. Внутри было очень темно и сыро. Мичалыч протянул мне коробок спичек. Я вошел и дверь за спиной с тем же с лязгом захлопнулась. Меня окутала сплошная тьма. Я зажег спичку и в мерцающем свете огня рассмотрел Вовку, сидящего в углу помещения на полу, прислонившись спиной к стене. Он грустно глядел на меня. Лицо было сильно распухшим от гематом, губы превратились в сплошное кровавое месиво. Я отбросил спичку в сторону и тихо заговорил:

– А я мотоцикл нашел в озере. Старый какой-то. Немецкий, наверное.

Вовка молчал. Медленно, стараясь не оступиться в темноте, подошел к другу и поджег следующую спичку. Вовка теперь сидел, глядя в пол. Я уселся рядом, сбоку от него. Спичка снова погасла и стало темно.

– Даже не знаю с чего начать, – низкий, невнятный голос друга эхом отражался от стен холодильника, было слышно, что говорить ему очень тяжело, – Боюсь, что ты меня не простишь, старик.

– А ты с самого начала начни.