Глава 20. Вторник, 1 июля – среда, 2 июля

Вторник, 1 июля – среда, 2 июля

Вернувшись в Хедестад, Микаэль первым делом прямо с утра наведался к Дирку Фруде, чтобы справиться о состоянии Хенрика Вангера. Он узнал, что за прошедшую неделю старику стало значительно лучше. Хенрик был по-прежнему слаб и далек от лучшей формы, но мог уже сидеть в постели, и его состояние больше не считалось критическим.

– Слава богу, – сказал Микаэль. – Я понял, что действительно привязался к нему.

Дирк Фруде кивнул:

– Я это знаю. Хенрик вас тоже полюбил. Как прошла поездка в Норрланд?

– Успешно, но неудовлетворительно. Я расскажу об этом попозже. У меня к вам есть один вопрос.

– Пожалуйста.

– Что случится с «Миллениумом», если Хенрик вдруг умрет?

– Ничего. Его место в правлении займет Мартин.

– Существует ли риск, чисто теоретически, что Мартин сможет создать проблемы для «Миллениума», если я не прекращу расследовать обстоятельства исчезновения Харриет?

Дирк Фруде вдруг настороженно посмотрел на Микаэля:

– Что случилось?

– Собственно говоря, ничего.

Микаэль пересказал ему свой разговор с Мартином Вангером в праздничный вечер.

– Когда я ехал домой из Нуршё, мне позвонила Эрика и рассказала, что Мартин разговаривал с ней и просил подчеркнуть необходимость моего пребывания в редакции.

– Понимаю. Вероятно, на него надавила Сесилия. Но я не думаю, что Мартин начнет вас шантажировать. Он для этого слишком порядочен. И не забудьте, что я тоже вхожу в правление маленькой дочерней компании, которую мы образовали, когда покупали акции «Миллениума».

– А если ситуация осложнится, какую позицию займете вы?

– Условия контракта должны выполняться. Я работаю на Хенрика. Мы с Хенриком дружим сорок пять лет и в подобных ситуациях действуем одинаково. Если Хенрик умрет, то его долю в дочерней компании унаследую я, а не Мартин. У нас подписан жесткий контракт, согласно которому мы обязаны поддерживать «Миллениум» в течение четырех лет. Если Мартин захочет что-нибудь предпринять против вас – чего я не думаю, – он сможет, например, остановить небольшую часть новых рекламодателей.

– Рекламодатели являются основой существования «Миллениума».

– Да, но взгляните на это с другой стороны – такие мелочи требуют времени. Мартин сейчас борется за выживание своих предприятий и работает по четырнадцать часов в сутки. На другое у него просто нет времени.

Микаэль призадумался.

– Я знаю, что это не мое дело, но можно спросить – как обстоят дела концерна?

Дирк Фруде посерьезнел:

– У нас есть проблемы.

– Ну, это понятно даже такому простому смертному из числа экономических журналистов, как я. Я имею в виду, насколько они серьезны?

– Между нами?

– Сугубо между нами.

– За последние недели мы потеряли два крупных заказа в электронной промышленности, и нас пытаются вытеснить с российского рынка. В сентябре нам придется уволить тысячу шестьсот работников в Эребру и Тролльхеттане. Увольнение – не лучший подарок для людей, проработавших в концерне много лет. Каждый раз, когда мы закрываем какую-нибудь фабрику, доверие к концерну еще больше подрывается.

– Мартин Вангер в тяжелом положении.

– Он работает как вол и все время ходит по тонкому льду.

Микаэль пошел к себе домой и позвонил Эрике. Ее в редакции не оказалось, и он поговорил с Кристером Мальмом.

– Видишь ли, вчера, когда я возвращался из Нуршё, мне звонила Эрика. До нее добрался Мартин Вангер и, как бы это сказать, хотел с ее помощью заставить меня больше внимания уделять делам редакции.

– Я тоже думаю, что тебе следует ими заняться, – сказал Кристер.

– Понимаю. Но я подписал контракт с Хенриком Вангером и не могу его разорвать, а Мартин действует по поручению одного человека из местных, которому хочется, чтобы я прекратил тут копаться и уехал. То есть предложение Мартина – это просто попытка меня отсюда выпроводить.

– Ясно.

– Передай Эрике, что я вернусь в Стокгольм, когда все тут закончу. Не раньше.

– Понятно. Ты окончательно сошел с ума. Так я и передам.

– Кристер, послушай. Тут начинает происходить что-то важное, и я не намерен давать задний ход.

Кристер тяжело вздохнул.

Микаэль отправился к Мартину Вангеру. Дверь открыла Эва Хассель и приветливо поздоровалась.

– Здравствуйте. Мартин дома?

Ответ на его вопрос дал сам Мартин Вангер, появившись с портфелем в руке. Он поцеловал Эву в щеку и поприветствовал Микаэля.

– Я еду в офис. Вы хотите со мной поговорить?

– Если вы торопитесь, это может подождать.

– Выкладывайте.

– Я не уеду и не начну работать в «Миллениуме», пока не выполню задание, которое мне дал Хенрик. Я информирую вас об этом сейчас, чтобы вы не рассчитывали на мое участие в делах правления до конца года.

Мартин Вангер минуту покачался на каблуках.

– Ясно. Вы полагаете, что я хочу от вас отделаться? – Он сделал паузу. – Микаэль, мы поговорим об этом позже. У меня на самом деле нет времени на посторонние увлечения вроде «Миллениума», и я жалею, что согласился на предложение Хенрика войти в правление. Но верьте мне – я сделаю для выживания журнала все, что смогу.

– Я в этом никогда не сомневался, – вежливо ответил Микаэль.

– Если мы договоримся о времени на следующей неделе, то сможем рассмотреть финансовую сторону вопроса и я расскажу о своей позиции. Но главное заключается в следующем: я считаю, что «Миллениум» не может себе позволить, чтобы один из наиболее важных его сотрудников сидел в Хедебю и плевал в потолок. Я оказался перед моральным выбором: либо следовать пожеланиям Хенрика, либо всерьез выполнять обязанности в правлении «Миллениума».

Микаэль переоделся в спортивный костюм и пробежался по пересеченной местности до Укрепления и домика Готфрида, а потом, в более медленном темпе, вернулся обратно вдоль берега. За садовым столиком сидел Дирк Фруде. Он терпеливо подождал, пока Микаэль выпил бутылку воды и вытер пот со лба.

– Едва ли полезно бегать по такой жаре.

– Э-э, – отозвался Микаэль.

– Я ошибся. Больше всего на Мартина давит не Сесилия. Это Изабелла мобилизует весь клан, чтобы макнуть вас головой в смолу и перья[8], а может, еще и сжечь на костре. Ее поддерживает Биргер.

– Изабелла?

– Она злобный и мелочный человек и по большому счету никого не любит. Сейчас ей, похоже, особенно ненавистны вы. Она распространяет слухи о том, что вы обманщик и сначала склонили Хенрика нанять вас на работу, а потом разволновали его настолько, что у него случился инфаркт.

– Кто-нибудь этому верит?

– Всегда находятся люди, охотно верящие злым языкам.

– Я пытаюсь разобраться в том, что произошло с ее дочерью, а она меня ненавидит. Касайся это моей дочери, я бы реагировал по-другому.

Около двух часов у Микаэля зазвонил мобильный телефон.

– Здравствуйте, меня зовут Конни Турссон, и я работаю в «Хедестадс-курирен». У вас найдется время ответить на мои вопросы? До нас дошли сведения, что вы живете в Хедебю.

– В таком случае сведения до вас доходят медленно. Я живу здесь уже с Нового года.

– Я не знал. Что вы делаете в Хедестаде?

– Пишу. Я взял что-то вроде творческого отпуска на год.

– Над чем вы работаете?

– Извините, но об этом вы узнаете, когда выйдет публикация.

– Вас только что выпустили из тюрьмы…

– Да?

– Как вы относитесь к журналистам, которые фальсифицируют материал?

– Журналисты, которые фальсифицируют материал, идиоты.

– Вы хотите сказать, что вы идиот?

– При чем здесь я? Я не занимаюсь фальсификацией материала.

– Но вас осудили за клевету.

– И что из этого?

Репортер Конни Турссон задумался так надолго, что Микаэлю пришлось прийти ему на помощь:

– Меня осудили за клевету, а не за фальсификацию материала.

– Но вы ведь опубликовали тот материал.

– Если вы звоните, чтобы обсуждать со мной приговор, то никаких комментариев не будет.

– Я хотел бы приехать и взять у вас интервью.

– Сожалею, но мне нечего сказать по этому поводу.

– Значит, вы не хотите обсуждать судебный процесс?

– Совершенно верно, – ответил Микаэль и прекратил разговор.

Он довольно долго сидел в раздумьях, а потом вернулся к компьютеру.

Следуя полученным инструкциям, Лисбет Саландер направила свой «кавасаки» через мост, к островной части Хедебю, и остановилась возле первого маленького домика на левой стороне. Здесь была настоящая глушь, но пока работодатель платит, она не отказалась бы поехать хоть на Северный полюс. Кроме того, было приятно с ветерком мчаться вдаль по дороге Е-4. Она припарковала мотоцикл и отстегнула с багажника сумку с вещами для ночевки. Микаэль Блумквист открыл дверь и помахал ей рукой. Потом он вышел и стал с откровенным изумлением изучать ее мотоцикл.

– Круто. Значит, водишь мотоцикл.

Лисбет Саландер ничего не ответила, но бдительно следила за тем, как он осматривает руль и пробует регулятор газа. Ей не нравилось, когда кто-нибудь прикасался к ее вещам. Потом она увидела его наивную, мальчишескую улыбку и сочла, что за эту улыбку ему можно простить все. Большинство байкеров обычно лишь фыркали при виде ее стодвадцатипятикубового «кавасаки».

– У меня был мотоцикл, когда мне было девятнадцать, – сказал он, оборачиваясь к ней. – Спасибо, что приехала. Заходи, и будем устраиваться.

У Нильссонов, живших через дорогу, Микаэль одолжил раскладушку и постелил Лисбет в кабинете. Она с подозрением прошлась по дому, но не обнаружила никаких явных признаков коварной ловушки и вроде бы расслабилась. Микаэль показал, где находится ванная комната.

– Если хочешь, можешь принять душ и освежиться.

– Мне надо переодеться. Я не собираюсь разгуливать в кожаном комбинезоне.

– Приводи себя в порядок, а я займусь ужином.

Микаэль приготовил бараньи отбивные в винном соусе и, пока Лисбет Саландер принимала душ и переодевалась, накрыл стол на улице, под лучами вечернего солнца. Она вышла босиком, в черной майке и короткой потертой джинсовой юбке. Еда пахла изумительно, и она проглотила две большие порции. Микаэль исподтишка косился на татуировки у нее на спине.

– Пять плюс три, – сказала Лисбет Саландер. – Пять случаев из списка твоей Харриет и три, которым, по-моему, следовало бы там находиться.

– Рассказывай.

– Я работала над этим только одиннадцать дней и просто не успела раскопать материалы всех дел. В нескольких случаях дела уже сданы в архив, а в нескольких – по-прежнему находятся в полицейском округе. Я три дня ездила по полицейским округам, но все объехать не успела. Однако пять нужных случаев идентифицированы.

Лисбет Саландер выложила на кухонный стол внушительную пачку бумаг, около пятисот листов формата А-4, и быстро рассортировала материал по разным кучкам.

– Давай пойдем в хронологическом порядке. – Она протянула Микаэлю список.

1949 – Ребекка (Ревекка) Якобссон, Хедестад (30112)

1954 – Мари (Мария) Хольмберг, Кальмар (32018)

1957 – Ракель (Рахиль) Лунде, Ландскруна (32027)

1960 – (Магда) Лувиса Шёберг, Карлстад (32016)

1960 – Лив Густавссон, Стокгольм (32016)

1962 – Леа (Лия) Персон, Уддевалла (31208)

1964 – Сара Витт, Роннебю (32109)

1966 – Лена Андерссон, Уппсала (30112)

– Первой в этой серии, похоже, идет Ребекка Якобссон, про которую тебе уже все подробно известно, сорок девятый год. Следующей я нашла Мари Хольмберг, тридцатидвухлетнюю проститутку из Кальмара, убитую у себя дома в октябре пятьдесят четвертого. Точная дата ее смерти неизвестна, поскольку она какое-то время пролежала, прежде чем ее нашли. Вероятно, дней девять-десять.

– А как ты ее привязываешь к списку Харриет?

– Она была связана и страшно избита, но причина смерти – удушение. Убийца засунул ей в горло женскую гигиеническую прокладку.

Немного помолчав, Микаэль открыл указанную под шифром страницу Библии – 20-ю главу, 18-й стих Третьей книги Моисеевой:

– «Если кто ляжет с женою во время болезни кровеочищения и откроет наготу ее, то он обнажил истечения ее, и она открыла течение кровей своих: оба они да будут истреблены из народа своего».

Лисбет кивнула.

– Харриет Вангер рассуждала так же, – сказал Микаэль. – Хорошо. Следующая.

– Май пятьдесят седьмого года, Ракель Лунде, сорок пять лет. Эта женщина работала уборщицей и была известна разными чудачествами. Она была гадалкой и увлекалась гаданием на картах, по руке и так далее. Ракель жила под Ландскруной, в доме на отшибе, где ее однажды ранним утром и убили. Ее нашли голой, привязанной к сушилке на заднем дворе, с заклеенным скотчем ртом. Смерть наступила в результате того, что ее забросали тяжелыми камнями. У нее было множество ссадин и переломов.

– Черт подери. Лисбет, какая мерзость.

– Дальше будет хуже. Инициалы «РЛ» соответствуют – видишь цитату?

– Более чем отчетливо. «Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них».

– Дальше идет Лувиса Шёберг из Ранму, под Карлстадом. Ее Харриет записала Магдой. Ее полное имя Магда Лувиса, но звали ее просто Лувисой.

Микаэль внимательно слушал, пока Лисбет пересказывала странные детали убийства в Карлстаде. Когда она закурила, он вопросительно указал на пачку. Лисбет подтолкнула пачку к нему.

– Значит, убийца напал и на животное?

– В библейской цитате говорится, что если женщина занимается сексом с животным, то убить следует обоих.

– То, что эта женщина занималась сексом с коровой, звучит крайне малоправдоподобно.

– Цитату можно толковать и не буквально. Достаточно, чтобы она тесно общалась с животным, а этим любая фермерша, безусловно, занимается ежедневно.

– Ладно. Продолжай.

– Следующим в списке Харриет идет имя Сара. Я установила, что имеется в виду Сара Витт, тридцати семи лет, проживавшая в Роннебю. Ее убили в январе шестьдесят четвертого года. Она была найдена связанной в собственной постели. Ее подвергли грубому сексуальному насилию, но причина смерти – удушение. Ее задушили. Убийца также совершил поджог. Он, вероятно, хотел спалить весь дом дотла, но огонь отчасти потух сам, да и пожарные приехали очень быстро.

– А связь?

– А вот послушай. Сара Витт была дочерью пастора и женой пастора. В те выходные ее муж куда-то уехал.

– «Если дочь священника осквернит себя блудодеянием, то она бесчестит отца своего: огнем должно сжечь ее». Хорошо. Это отвечает нашему списку. Ты сказала, что нашла еще случаи.

– Я нашла еще трех женщин, убитых при столь странных обстоятельствах, что они должны бы были присутствовать в списке Харриет. Первый случай – это женщина по имени Лив Густавссон. Ей было тридцать два, и она жила в стокгольмском районе Фарста. Она увлекалась лошадьми – участвовала в соревнованиях и имела довольно хорошие перспективы. Они с сестрой держали также небольшой зоомагазин.

– Ясно.

– В магазине ее и нашли. Она задержалась там после работы с бухгалтерскими книгами и была одна. Убийцу она, вероятно, впустила добровольно. Ее изнасиловали и задушили.

– Звучит не совсем подходяще для списка Харриет?

– Не совсем, если бы не одна деталь. Убийца под конец засунул ей во влагалище попугая и выпустил всех имевшихся в магазине животных. Кошек, черепах, белых мышей, кроликов и птиц. Даже рыбок из аквариума выкинул. Так что ее сестра утром обнаружила довольно неприглядную картину.

Микаэль кивнул.

– Ее убили в августе шестидесятого года, через четыре месяца после убийства фермерши Магды Лувисы из Карлстада. В обоих случаях мы имеем дело с женщинами, работавшими с животными, и в обоих случаях жертвами также стали животные. Правда, корова из Карлстада выжила, но мне думается, что корову достаточно трудно убить колющим оружием. С попугаем будет проще. Кроме того, в качестве жертвы возникает еще одно животное.

– Какое?

Лисбет рассказала о странном «Убийстве голубки» – о деле Леа Персон из Уддеваллы. Микаэль задумался так надолго, что даже Лисбет начала терять терпение.

– Ладно, – сказал он наконец. – Я согласен с твоей теорией. Остается один случай.

– Один из тех, что я нашла. Не знаю, сколько случаев я могла упустить.

– Расскажи об этом.

– Февраль шестьдесят шестого года, Уппсала. Самой молодой жертвой оказалась семнадцатилетняя гимназистка Лена Андерссон. Она пропала после встречи класса и была обнаружена в канаве на Уппсальской равнине, довольно далеко от города. Ее убили где-то в другом месте, а потом перетащили туда.

Микаэль кивнул.

– Об этом убийстве очень много писали, но о точных обстоятельствах смерти нигде не сообщалось. Девушку чудовищно истязали. Я читала отчет патологоанатома. Ее истязали огнем. У нее были сильно обожжены руки и грудь, и все тело раз за разом прижигали в самых разных местах. На ней обнаружили пятна стеарина, показывавшие, что использовали свечу, но руки у нее были настолько обуглены, что их, несомненно, держали на более сильном огне. Под конец убийца отпилил ей голову и бросил рядом с телом.

Микаэль побледнел.

– О господи, – произнес он.

– Я не нашла точно подходящей цитаты, однако во многих главах говорится о всесожжении и о принесении жертвы за грех, а в нескольких местах предписывается расчленять жертвенное животное – чаще всего тельца, – отделяя голову от тука. Использование огня напоминает также о первом убийстве – смерти Ребекки в Хедестаде.

Когда ближе к вечеру начали роиться комары, Микаэль с Лисбет убрали все с садового столика и перебрались для продолжения беседы на кухню.

– Отсутствие точно подходящих цитат особого значения не имеет, цитаты тут не главное. Это чудовищная пародия на библейский текст – скорее попытка вызвать ассоциацию с отдельными цитатами.

– Я знаю. Там отсутствует даже логика; взять, например, цитату о том, что надо уничтожить обоих, если кто-то занимается сексом с девушкой, у которой месячные. Если толковать ее буквально, преступнику следовало бы совершить самоубийство.

– И к чему же все это, по-твоему, ведет? – поинтересовался Микаэль.

– Либо у твоей Харриет было довольно странное хобби – подбирать подходящие цитаты из Библии к убийствам, о которых ей доводилось слышать… Либо она должна была знать о связи этих убийств между собой.

– Убийства совершены между сорок девятым и шестьдесят шестым годами, а возможно, еще были случаи до и после. Получается, что более семнадцати лет по Швеции разгуливал совершенно безумный серийный убийца-садист с Библией под мышкой и истреблял женщин, а никто эти преступления между собой не связал. Такого просто не может быть.

Лисбет Саландер задвинула стул и принесла с плиты еще кофе для них обоих. Она закурила, распространяя вокруг себя дым, и Микаэль, мысленно выругавшись, стрельнул у нее еще одну сигарету.

– Нет, в принципе это не так уж невероятно, – сказала Лисбет и подняла палец. – За двадцатый век в Швеции не раскрыто несколько десятков убийств женщин. Профессор Перссон, который ведет по телевидению программу «Разыскивается», как-то раз сказал, что серийные убийцы в Швеции большая редкость, но что некоторые из них наверняка просто не выявлены.

Микаэль кивнул. Она подняла второй палец.

– Эти убийства совершались в течение очень долгого времени и в самых разных местах страны. Два убийства произошли одно за другим в шестидесятом году, но обстоятельства были достаточно разными – фермерша в Карлстаде и тридцатидвухлетняя женщина в Стокгольме.

Она подняла третий палец.

– Отсутствует ярко выраженная схема. Убийства совершались разными способами, и единый почерк не прослеживается, однако в разных случаях имеются повторяющиеся детали. Животные. Огонь. Грубое сексуальное насилие. И, как ты отметил, некие намеки на библейский текст. Но никто из полицейских следователей явно не пытался истолковывать смысл всего этого, опираясь на Библию.

Микаэль кивнул и покосился на свою напарницу. Лисбет Саландер, с ее хрупким телосложением, черной майкой, татуировками и кольцами на лице, смотрелась в гостевом домике Хедебю по меньшей мере странно. Когда за ужином он пытался завязать беседу на общие темы, она отвечала односложно и почти не поддерживала разговор. Но о рабочих делах она говорила как прожженный профессионал. Ее квартира в Стокгольме выглядела как после бомбежки, однако Микаэль пришел к выводу, что с мозгами у Лисбет Саландер, безусловно, все в порядке. Странно!

– Трудно увидеть связь между проституткой из Уддеваллы, – начал он, – убитой за контейнером в промзоне, и женой пастора из Роннебю, которую задушили и пытались сжечь. Если, конечно, не иметь ключа, который дала нам Харриет.

– А отсюда возникает следующий вопрос, – заметила Лисбет.

– Как, черт возьми, Харриет оказалась в это втянутой? Шестнадцатилетняя девушка, жившая в достаточно благополучной среде, вдали от подобных вещей.

– Есть только один ответ, – произнесла она.

Микаэль снова кивнул:

– Должна иметься какая-то привязка к семье Вангер.

К одиннадцати часам вечера они успели настолько подробно разобраться в серии убийств, обсудить связь между ними и разные отдельные детали, что мысли в голове у Микаэля начали путаться. Он потер глаза, потянулся и спросил, не хочет ли она пойти прогуляться. По виду Лисбет Саландер было ясно, что она считает подобные променады пустой тратой времени, но после недолгого размышления она согласилась. Поскольку вечером было много комаров, Микаэль предложил ей надеть брюки.

Они прошли под мостом, мимо лодочной гавани, и направились в сторону мыса Мартина Вангера. Микаэль показывал по пути дома, рассказывая, кто в них живет. Дойдя до дома Сесилии Вангер, он заговорил как-то сбивчиво, и Лисбет покосилась на него.

Миновав щегольскую яхту Мартина Вангера, они вышли на мыс, уселись на камень и выкурили одну сигарету на двоих.

– У всех этих женщин есть еще кое-что общее, – внезапно сказал Микаэль. – Возможно, ты уже об этом подумала.

– Какая?

– Имена.

Лисбет Саландер задумалась, потом замотала головой.

– Все имена – библейские, – подсказал Микаэль.

– Это не так, – быстро ответила Лисбет. – Лив и Лена в Библии отсутствуют.

Микаэль покачал головой:

– На самом деле они там есть. Лив означает «жить», и именно это значение имеет библейское имя Ева. А теперь напрягись-ка, Салли: сокращением от чего у нас является имя Лена?

Лисбет Салландер зажмурилась от злости и выругалась про себя. Микаэль соображал быстрее ее, а этого она не любила.

– Магдалена, – сказала она.

– Блудница, первая женщина, Дева Мария… в этом собрании присутствует вся библейская компания. От этих диких загадок может, вероятно, обалдеть и психолог. Вообще-то, говоря об именах, я сейчас подумал о другом.

Лисбет терпеливо ждала.

– Это еще и традиционные еврейские имена. В семье Вангер антисемиты, нацисты и заговорщики-теоретики имеются в количестве, значительно превышающем норму. Живущий здесь Харальд Вангер, которому сейчас за девяносто, находился в шестидесятых годах в расцвете сил. Единственный раз, когда я его видел, он прошипел, что его собственная дочь шлюха. У него, несомненно, имеются проблемы с женщинами.

Вернувшись домой, они сделали бутерброды, чтобы перекусить на ночь, и подогрели кофе. Микаэль покосился на пятьсот страниц, приготовленных для него любимой сотрудницей Драгана Арманского.

– Ты проделала невероятно большую работу за рекордное время, – сказал он. – Спасибо. И спасибо за то, что ты так любезно согласилась приехать сюда, чтобы отчитаться.

– Что будет дальше? – спросила Лисбет.

– Завтра я поговорю с Дирком Фруде, и мы с тобой расплатимся.

– Я имела в виду не это.

Микаэль посмотрел на нее.

– Ну… разыскная работа, для которой я тебя нанимал, выполнена, – осторожно сказал он.

– Я еще не закончила.

Микаэль откинулся на спинку кухонного дивана и посмотрел в глаза Лисбет. Прочесть что-либо в ее взгляде было невозможно. Полгода он проработал над исчезновением Харриет в одиночку, и совершенно внезапно появился другой человек – опытный исследователь, – хорошо разбирающийся в ситуации. Он принял решение, поддавшись порыву.

– Я знаю. Мне эта ситуация тоже не дает покоя. Я поговорю завтра с Дирком Фруде. Мы наймем тебя еще на неделю-другую в качестве… ассистента-исследователя. Не знаю, захочет ли он платить по тем же расценкам, что платит Арманскому, но приличную месячную зарплату мы, пожалуй, из него выдавим.

Лисбет Саландер внезапно одарила его улыбкой. Ей совершенно не хотелось, чтобы ее отстранили, и она была готова работать даже бесплатно.

– У меня начинают слипаться глаза, – заявила она и без лишних слов ушла к себе, закрыв за собой дверь.

Через две минуты она снова открыла дверь и высунула голову:

– Думаю, ты ошибаешься. Это не сумасшедший серийный убийца, начитавшийся Библии. Это самая обычная скотина, которая ненавидит женщин.