Глава 18. Лисбет Саландер резко очнулась от тяжелого сна

Среда, 18 июня

Лисбет Саландер резко очнулась от тяжелого сна. Ее слегка подташнивало. Не поворачивая головы, она поняла, что Мимми уже ушла на работу, но в спертом воздухе спальни еще висел ее запах. Накануне в кафе, на еженедельной встрече с «Перстами дьявола», Лисбет выпила слишком много пива. Перед самым закрытием появилась Мимми и отправилась вместе с ней домой и в постель.

В отличие от Мимми Лисбет Саландер никогда всерьез не считала себя лесбиянкой. Ей и в голову не приходило задуматься о том, относится она к гетеросексуалам, гомосексуалам или бисексуалам. Она просто плевала на этикет и считала, что никого не касается, с кем она проводит ночи. Если бы ей непременно пришлось расставлять сексуальные приоритеты, то она бы отдала предпочтение парням – они, во всяком случае, лидировали в статистике. Проблема заключалась лишь в том, чтобы найти парня, который не был бы недотепой и еще, желательно, годился бы на что-нибудь в постели, а Мимми удавалось ее зажечь, и связь с ней Лисбет рассматривала как приятный компромисс. Мимми она встретила год назад в пивной палатке на фестивале геев и лесбиянок «Европрайд», и та была единственным человеком, которого Лисбет сама привела к «Перстам дьявола». В прошлом году они время от времени встречались, но их отношения по-прежнему оставались для обеих лишь способом хорошо провести время. К теплому и мягкому телу Мимми было приятно прижиматься, а кроме того, Лисбет не претило вместе с ней просыпаться и завтракать.

Часы на ночном столике показывали половину десятого утра. Лисбет попыталась понять, что же ее разбудило, как вдруг в дверь снова позвонили. Лисбет озадаченно села. Никто никогда не звонил к ней в такое время суток. Да и вообще крайне редко хоть кто-то звонил в ее дверь. Еще до конца не проснувшись, она завернулась в простыню, вышла нетвердыми шагами в прихожую и открыла. И тут же встретилась взглядом с Микаэлем Блумквистом. Чувствуя, как внутри нарастает паника, Лисбет невольно отступила назад.

– Доброе утро, фрёкен Саландер, – весело поздоровался он. – Я понимаю, что вчерашний вечер затянулся. Можно войти?

Не дожидаясь приглашения, он переступил через порог и закрыл за собой дверь. Пока он с любопытством осматривал кучу одежды на полу прихожей и пакеты с газетами и косился на дверь спальни, весь мир Лисбет Саландер вращался в обратном направлении – как, что, кто? Микаэль Блумквист с улыбкой смотрел на ее широко открытый рот.

– Полагаю, ты еще не завтракала, поэтому я прихватил с собой бейглы. Один с ростбифом, один с индейкой с дижонской горчицей и один вегетарианский с авокадо. Я не знаю, что ты любишь. Ростбиф?

Он исчез на кухне и тут же нашел ее кофеварку.

– Где у тебя кофе? – прокричал он.

Саландер стояла в прихожей как парализованная, пока не услышала звук льющейся воды, и быстро сделала три огромных шага.

– Стой! – Она почувствовала, что кричит, и понизила голос. – Какое, черт побери, ты имеешь право тут разгуливать, будто здесь живешь. Мы ведь даже не знакомы.

Микаэль Блумквист остановился, держа кувшин над кофеваркой, и повернул к ней голову. И ответил серьезным голосом:

– Неправда! Ты знаешь меня лучше, чем большинство других людей.

Повернувшись к ней спиной, он долил воду, а затем принялся заглядывать в банки на столе.

– Кстати, я знаю, какими методами ты действуешь. Твои тайны мне известны.

Лисбет Саландер прикрыла глаза, мечтая о том, чтобы пол перестал раскачиваться у нее под ногами. Она пребывала в состоянии умственного паралича. Сказывалось похмелье, а к тому же никогда прежде она не сталкивалась ни с кем из своих объектов лицом к лицу. Ситуация была совершенно нереальной, а ее мозг отказывался работать.

«Он знает, где я живу!» – билась в голове паническая мысль.

Он стоит посреди ее кухни. Это невозможно. Такого просто не может быть.

«Ему известно, кто я!»

Вдруг она поняла, что простыня сползает, и обмотала ее потуже. Он что-то сказал, но она не сразу его поняла.

– Нам надо поговорить, – повторил он. – Но думаю, тебе сперва стоит встать под душ.

– Послушай, если ты собираешься устраивать скандал, то обратился не по адресу, – сказала она, пытаясь разобраться в ситуации. – Я только выполняла работу. Тебе надо разговаривать с моим шефом.

Он повернулся к ней и поднял руки ладонями вперед, показывая свой мирный настрой: дескать, я безоружен.

– С Драганом Арманским я уже разговаривал. Он, кстати, просил, чтобы ты ему позвонила, – вчера вечером твой мобильный не отвечал.

Он подошел к ней. Никакой угрозы она при этом не почувствовала, но все же отступила на несколько сантиметров, когда он, коснувшись ее руки, указал на дверь ванной. Ей не нравилось, когда ее трогают без разрешения, пусть даже с добрыми намерениями.

– Никаких скандалов, – сказал он спокойным голосом. – Но мне бы очень хотелось с тобой поговорить. Я имею в виду, когда ты проснешься. Пока ты что-нибудь наденешь, кофе как раз подоспеет. Прими душ. Марш!

Она безвольно подчинилась.

«Лисбет Саландер безвольной не бывает», – подумала она.

В ванной комнате она прислонилась к двери и попробовала собраться с мыслями. Лисбет даже не думала, что может испытать такое потрясение. Потом до нее постепенно дошло, что у нее прямо лопается мочевой пузырь и что после беспорядочно проведенной ночи душ не просто хорошая идея, а прямо-таки необходимость. Приведя себя в порядок, она проскользнула в спальню и натянула трусы, джинсы и футболку с текстом: «Armageddon was yesterday – today we have a serious problem»[5].

Секунду подумав, она отыскала брошенную на стул кожаную куртку, достала из кармана электрошокер, убедилась, что он заряжен, и сунула в задний карман джинсов. В квартире уже запахло кофе. Лисбет сделала глубокий вдох и снова вышла на кухню.

– Ты здесь вообще убираешь? – произнес он, снова увидев ее.

Он составил в раковину грязную посуду, вытряхнул пепельницы, выбросил старые пакеты из-под молока, очистил стол от скопившихся за пять недель газет, вытер и поставил на него кофейные чашки и разложил бейглы, которые действительно, как оказалось, принес. Все это выглядело заманчиво, а после ночи с Мимми она и впрямь здорово проголодалась.

«Хорошо, поглядим, во что это выльется», – подумала она, уселась напротив и выжидательно уставилась на него.

– Ты мне так и не ответила. Ростбиф, индейка или вегетарианский вариант?

– Ростбиф.

– Тогда я возьму индейку.

Они завтракали молча, рассматривая друг друга с обоюдным интересом. Съев свой бейгл, она добавила еще оставшуюся половину вегетарианского. Потом взяла с подоконника мятую пачку и вытащила сигарету.

– Ладно, кое-что мне теперь известно, – сказал он, нарушив молчание. – Я, возможно, не так хорошо умею изучать личные обстоятельства, как ты, но тем не менее теперь знаю, что ты не относишься к веганам[6] и не страдаешь анорексией, как полагал Дирк Фруде. Я занесу эти сведения в свой отчет о тебе.

Саландер изумленно раскрыла глаза, но, взглянув на его лицо, поняла, что он над ней подтрунивает. У него был настолько веселый вид, что она не удержалась и ответила ему кривой улыбкой. Ситуация выглядела на редкость дико. Саландер отодвинула тарелку. Взгляд его казался дружелюбным, и она решила, что он, вероятно, не злой человек, кем бы он там ни был. В проведенном ею исследовании его личности тоже ничто не указывало на то, что он злодей, способный жестоко обращаться со своими подружками, или что-нибудь подобное. Ведь это она знает о нем все, а не наоборот, вспомнила она. А знание – это власть.

– Чего ты ухмыляешься? – спросила она.

– Прости. Я, в общем-то, не планировал появиться здесь именно таким образом и не собирался тебя пугать. Но ты бы видела свое лицо, когда открыла мне дверь. Оно было бесподобным, и я не устоял перед искушением немного тебя подколоть.

Повисло молчание. К собственному удивлению Лисбет Саландер вдруг почувствовала, что общество незваного гостя кажется ей приемлемым – или, во всяком случае, не противным.

– Рассматривай это как жуткую месть за то, что ты копалась в моей личной жизни, – весело сказал он. – Ты меня боишься?

– Нет, – ответила Саландер.

– Отлично. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль или устроить скандал.

– Если ты попытаешься причинить мне боль, я тебя покалечу. Серьезно.

Микаэль оглядел ее. Роста в ней было чуть более полутора метров, и едва ли она смогла бы что-то противопоставить ему, если бы он ворвался к ней в квартиру с целью учинить насилие. Однако в ее глазах читалось одно лишь спокойствие.

– Это неактуально, – сказал он наконец. – У меня нет никакого злого умысла. Мне надо с тобой поговорить. Если хочешь, чтобы я ушел, только скажи. – Он на секунду задумался. – Все это кажется забавным до… тьфу. – Он оборвал фразу.

– Что?

– Не знаю, насколько разумно это прозвучит, но еще четыре дня назад я даже не знал о твоем существовании. Потом я прочел то, что ты обо мне написала. – Он покопался в сумке и нашел отчет. – Это далеко не только развлекательное чтение.

Он замолчал и некоторое время смотрел в кухонное окно.

– Можно попросить у тебя сигарету?

Она кинула ему пачку.

– Ты сказала, что мы друг друга не знаем, а я ответил, что, конечно, знаем. – Он указал на отчет. – Я пока не смог за тобой угнаться – провел лишь маленькую рутинную проверку, чтобы добыть твой адрес, год рождения и тому подобное, – но ты обо мне определенно знаешь более чем достаточно. Причем много такого, что носит сугубо личный характер и известно только моим ближайшим друзьям. А теперь я сижу у тебя на кухне и ем с тобой бейглы. Мы познакомились только полчаса назад, а у меня вдруг возникло ощущение, что мы знакомы уже несколько лет. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Она кивнула.

– У тебя красивые глаза, – сказал он.

– А у тебя добрые глаза, – ответила она.

Он не мог понять, иронизирует она или нет.

Снова воцарилось молчание.

– Для чего ты здесь? – наконец спросила она.

Калле Блумквист – она вспомнила его прозвище и подавила в себе желание произнести его вслух – вдруг сделался серьезным. В его взгляде появилась усталость. Самоуверенность, с которой он к ней ворвался, исчезла, и Саландер сделала вывод, что дуракаваляние кончилось или, по крайней мере, отброшено в сторону. Теперь он внимательно рассматривал ее, серьезно и вдумчиво. Ей было неведомо, что делается у него в голове, но она сразу почувствовала, когда его визит приобрел более серьезный оттенок.

Лисбет Саландер сознавала, что спокойной только притворяется и не полностью владеет собой. Абсолютно неожиданный визит Блумквиста заставил ее пережить потрясение, какого она никогда прежде не испытывала в связи со своей работой. Она зарабатывала себе на хлеб, шпионя за людьми. То, что она делала для Драгана Арманского, она, собственно говоря, не считала настоящей работой, скорее неким достаточно трудоемким хобби.

Как она уже давно установила, все дело было в том, что ей нравилось копаться в жизни других людей и раскрывать тайны, которые те пытаются скрывать. В той или иной форме она занималась этим столько, сколько себя помнила. И продолжала этим заниматься по сей день, и не только по заданиям Арманского, но порой и просто для собственного удовольствия. Это приносило ей пьянящее чувство внутреннего удовлетворения – как в сложной компьютерной игре, лишь с той разницей, что тут речь шла о живых людях. А теперь вдруг ее хобби сидело на кухне и угощало ее бейглами. Ситуация казалась верхом абсурда.

– У меня есть интересная проблема, – сказал Микаэль. – Скажи, когда ты собирала обо мне материал для Дирка Фруде… ты знала, для чего его собираются использовать?

– Нет.

– Информация обо мне потребовалась потому, что Фруде, или, вернее, его клиент, хотел нанять меня на временную работу.

– Вот оно что.

Он ей слегка улыбнулся.

– Когда-нибудь мы с тобой поговорим о моральном аспекте копания в чужой личной жизни. Но сейчас у меня совершенно другая проблема… Работа, которую я получил и за которую по какой-то необъяснимой причине взялся, безусловно, является самой странной из всех, какие мне доводилось выполнять. Лисбет, я могу тебе доверять?

– Как это?

– Драган Арманский говорит, что на тебя можно полностью полагаться. Но я все-таки хочу спросить тебя саму. Могу я открывать тебе тайны и быть уверенным в том, что ты о них никому не расскажешь?

– Подожди. Значит, ты говорил с Драганом. Это он послал тебя сюда?

«Я убью тебя, безмозглый армянин», – мысленно пообещала она.

– Ну, не совсем. Ты не единственная, кто умеет добывать чужие адреса, и я проделал это совершенно самостоятельно. Я поискал тебя в разделе регистрации по месту жительства. Там имеются три женщины по имени Лисбет Саландер, и две другие мне явно не подходили. Но вчера я связался с Арманским, и мы имели долгую беседу. Он тоже поначалу подумал, что я собираюсь скандалить из-за того, что ты копалась в моей личной жизни, но в конце концов убедился, что у меня совершенно законное дело.

– Какое?

– Как я сказал, клиент Дирка Фруде нанял меня для работы. Я дошел до той стадии, когда мне потребовалась помощь компетентного изыскателя, быстрого, как дьявол. Фруде рассказал мне о тебе, утверждая, что ты именно такая. Он просто проговорился, и так я узнал о том, что ты изучала мои личные обстоятельства. Вчера я побеседовал с Арманским и объяснил, что мне надо. Он дал добро и попытался до тебя дозвониться, но ты так и не ответила, поэтому… я здесь. Если хочешь, можешь позвонить Арманскому и проверить.

Некоторое время ушло на то, чтобы разыскать мобильный телефон под кучей одежды, которую Мимми накануне помогла ей с себя стянуть. Микаэль Блумквист наблюдал за поисками смущенной Лисбет, разгуливая по квартире. Вся ее мебель производила такое впечатление, будто была принесена с помойки, зато на маленьком рабочем столике в гостиной он заметил впечатляющий ноутбук, последнее слово техники. На полке стоял CD-проигрыватель, но ее собрание дисков было скромным – жалкий десяток альбомов каких-то групп, о которых Микаэль даже не слышал, а музыканты на обложках напоминали вампиров из космического пространства. Он подумал, что музыкой она не слишком увлекается.

Найдя телефон, Лисбет убедилась, что Арманский звонил ей как минимум семь раз накануне вечером и два раза утром. Она вызвала его номер, а Микаэль прислонился к дверному косяку и стал прислушиваться к разговору.

– Это я… Извини, но он был отключен… Я знаю, что он хочет меня нанять… Нет, он стоит у меня в гостиной… – Она повысила голос. – Драган, у меня похмелье, и болит голова, кончай трепаться; ты дал добро на работу или нет?.. Спасибо.

Щелк.

Через дверь гостиной Лисбет Саландер покосилась на Микаэля Блумквиста. Тот перебирал ее пластинки, снимал с полки книги и как раз обнаружил коричневый медицинский пузырек без этикетки и с любопытством поднес его к свету. Когда Микаэль собрался открутить пробку, Лисбет отобрала у него пузырек. Она вернулась на кухню, села на стул и начала массировать себе лоб. И остановилась только тогда, когда Микаэль снова уселся напротив.

– Правила просты, – сказала она. – То, о чем ты будешь говорить со мной или с Драганом Арманским, не станет достоянием окружающих. Мы подпишем контракт, в котором «Милтон секьюрити» обяжется хранить молчание. Прежде чем решить, возьмусь я за работу или нет, я хочу знать, в чем она состоит. Я сохраню в тайне все, о чем ты мне расскажешь, независимо от того, возьмусь ли я за эту работу, при условии, что это не имеет отношения к криминалу. В этом случае я доложу Драгану, а он, в свою очередь, известит полицию.

– Отлично. – Он поколебался. – Арманский, возможно, не совсем понимает, для чего я хочу тебя нанять…

– Он сказал, что тебе надо, чтобы я помогла с историческим расследованием.

– Да, верно. Но я хочу, чтобы ты помогла мне вычислить убийцу.

Микаэлю потребовалось больше часа, чтобы изложить все детали запутанного дела Харриет Вангер. Он ничего не утаил. Фруде разрешил ему ее нанять, а чтобы сделать это, он должен был ей полностью довериться.

Микаэль рассказал даже о своей связи с Сесилией Вангер и о том, как обнаружил ее лицо в окне Харриет. Он передал Лисбет все, что знал об этой женщине. В глубине души он сам уже начал ощущать, что Сесилия переместилась к началу списка подозреваемых. Правда, он пока никак не мог понять, какая связь могла быть у Сесилии с тем первым убийством, совершенным в то время, когда она была еще маленьким ребенком.

Закончив, он дал Лисбет Саландер копию списка из телефонной книжки.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Я вычислил Ребекку Якобссон и связал ее смерть с библейской цитатой, где говорится о сожженной жертве. Ее убили, сунув головой в догорающий огонь, что очень напоминает описанное в цитате. Если все обстоит так, как я думаю, то мы обнаружим еще четыре жертвы: Магду, Сару, Мари и РЛ.

– Ты думаешь, что они мертвы? Убиты?

– Да, и это случилось в пятидесятых и, возможно, в шестидесятых годах. И каким-то образом все это связанно с Харриет Вангер. Я просмотрел старые номера газеты «Хедестадс-курирен». Единственное жуткое преступление с привязкой к Хедестаду, которое мне удалось обнаружить, это убийство Ребекки. Я хочу, чтобы ты продолжила поиски в остальной части Швеции.

Лисбет Саландер так долго молчала, что Микаэль нетерпеливо заерзал на стуле. Он уже начал подозревать, что сделал неверный выбор, когда она наконец подняла взгляд.

– Хорошо. Я берусь за эту работу. Но ты должен подписать контракт с Арманским.

Драган Арманский распечатал контракт, который Микаэлю Блумквисту предстояло отвезти в Хедестад на подпись Дирку Фруде. Вернувшись к кабинету Лисбет Саландер, он через стекло увидел, что они с Микаэлем Блумквистом стоят, склонившись над ее ноутбуком. Микаэль положил руку ей на плечо — он ее коснулся – и что-то показывал. Арманский приостановился.

Микаэль сказал что-то, похоже поразившее Саландер. Потом она громко засмеялась.

Арманский никогда прежде не слышал ее смеха, хотя пытался завоевать ее доверие несколько лет. Микаэль Блумквист знал ее всего пять минут, а она уже вместе с ним смеялась.

Внезапно Арманский почувствовал такую жгучую ненависть к Микаэлю Блумквисту, что сам удивился. Он предупредительно кашлянул, проходя в дверь, и положил перед ними пластиковую папку с контрактом.

Во второй половине дня Микаэль успел ненадолго заскочить в редакцию «Миллениума». Он шел туда впервые после того, как перед Рождеством забрал отсюда свои личные вещи, и столь хорошо знакомая лестница вдруг почему-то показалась ему чужой. Код замка не изменили, и Микаэль смог незамеченным проскользнуть в дверь редакции и немного постоять, озираясь.

Офис «Миллениума» имел форму буквы «L». Прямо при входе располагался просторный холл, для которого не находилось почти никакого применения, и они поставили в холле диван и два кресла, чтобы принимать в нем посетителей. Позади дивана находились столовая с мини-кухней, туалеты и два чулана с книжными полками и архивом. Там имелся также письменный стол для сменяющих друг друга практикантов. Справа от входа шла стеклянная стена, отделявшая мастерскую Кристера Мальма; у него была собственная фирма, занимавшая восемьдесят квадратных метров и имевшая отдельный вход с лестницы. Слева приблизительно на ста пятидесяти квадратных метрах располагалось помещение собственно редакции, со стеклянной стеной, выходившей на Гётгатан.

Интерьер спланировала Эрика, установив застекленные перегородки, которыми отделялись три персональных кабинета. Для остальных сотрудников, таким образом, осталось общее офисное помещение. Себе Эрика выбрала самый большой, в глубине редакции, а Микаэля поместила в другом конце офиса. Его логово оказалось единственным, куда можно было заглянуть прямо от входа. Микаэль отметил, что его рабочее пространство так никто и не занял.

Третий кабинет находился немного в стороне, и его занимал шестидесятилетний Сонни Магнуссон, несколько лет с успехом руководивший в «Миллениуме» распределением рекламных площадей. В компании, где он проработал большую часть жизни, произошло сокращение, и Сонни остался без работы; тогда-то Эрика его и нашла. К тому времени Сонни пребывал в таком возрасте, что уже не рассчитывал на получение постоянной должности. Эрика его подобрала, предложила небольшую ежемесячную зарплату и проценты с доходов от рекламы. Сонни согласился, и ни одна из сторон не раскаялась. Однако в последний год его опыт не помогал, и доходы от рекламы резко упали, а вместе с ними и зарплата Сонни. Но он не стал подыскивать себе другую работу, а потуже затянул пояс и благородно держался на тонущем корабле.

«В отличие от меня, вызвавшего эту катастрофу», – подумал Микаэль.

Наконец он собрался с духом и вошел в полупустую редакцию. Эрика сидела в своем кабинете, прижав к уху телефонную трубку. Кроме нее на рабочих местах находились еще двое. Моника Нильссон, тридцати семи лет, была журналистом общего профиля, специализировавшимся на освещении политических событий, и являлась, вероятно, самым искушенным циником из всех известных Микаэлю людей. Она проработала в «Миллениуме» девять лет, и ей тут очень нравилось. Хенри Кортез, двадцати четырех лет, был самым молодым в редакции; он два года назад появился у них в качестве практиканта, прямо после Высшей школы журналистики, и заявил, что хочет работать только в «Миллениуме». Взять его в штат Эрике не позволял бюджет, но она предложила ему стол в одном из углов и постоянно снабжала работой.

При виде Микаэля оба издали радостные возгласы. Его поцеловали в щеку и похлопали по спине. Они сразу спросили, не собирается ли он возвращаться на работу, и разочарованно вздохнули, когда он объяснил, что его командировка в Норрланд продлится еще полгода и что он зашел только повидаться и поговорить с Эрикой.

Эрика тоже была рада его видеть, налила кофе и закрыла дверь кабинета. Первым делом она спросила о состоянии Хенрика Вангера. Микаэль объяснил, что получает сведения исключительно от Дирка Фруде; по словам адвоката, состояние старика тяжелое, но пока он жив.

– Что ты делаешь в городе?

Микаэль вдруг смутился. Он был в «Милтон секьюрити», всего в нескольких кварталах от редакции, и зашел сюда, просто поддавшись порыву. Как он стал бы объяснять Эрике, что нанял частного консультанта, который не так давно взламывал его компьютер? Поэтому Микаэль пожал плечами и сказал, что ему пришлось приехать в Стокгольм по делу, связанному с Вангером, и что он должен сразу возвращаться обратно. Он спросил, как идут дела в редакции.

– Есть приятные новости – объем рекламы и число подписчиков продолжают возрастать. Но наряду с этим на небосклоне разрастается одно неприятное облачко.

– То есть?

– Я беспокоюсь по поводу Янне Дальмана.

– Ну, естественно.

– Мне пришлось провести с ним беседу в апреле, сразу после того, как мы сообщили, что Хенрик Вангер стал совладельцем. Не знаю, то ли он плохо ко всему относится просто в силу характера, то ли тут что-то более серьезное. Уж не ведет ли он какую-то игру?

– Что случилось?

– Я ему больше не доверяю. Когда мы подписали соглашение с Хенриком Вангером, нам с Кристером предстояло выбрать: либо тотчас информировать всю редакцию о том, что теперь мы уже точно не закроемся к осени, либо…

– Либо информировать сотрудников избирательно.

– Именно. Возможно, я ненормальная, но мне не захотелось рисковать тем, что Дальман может проболтаться. Поэтому мы решили информировать всю редакцию в тот же день, когда о соглашении будет объявлено официально. То есть мы молчали больше месяца.

– И что потом?

– Ну, это была первая хорошая новость за год. Все ликовали, кроме Дальмана. Понимаешь, мы ведь не самая крупная редакция в мире. В результате три человека радовались, плюс практикант, а один страшно разозлился на то, что мы не сообщили о соглашении раньше.

– Кое-какое основание у него имелось…

– Я знаю. Но дело в том, что он продолжал день за днем ныть на эту тему, и настроение в редакции резко упало. Через две недели я вызвала его к себе в кабинет и объяснила, что не доверяла ему и не хотела, чтобы он проболтался, и именно поэтому не информировала всю редакцию.

– Как он это воспринял?

– Конечно, очень обиделся и рассердился. Я не пошла на попятный и выдвинула ультиматум: либо он возьмет себя в руки, либо пусть начинает искать другую работу.

– И что он?

– Он взял себя в руки. Но держится особняком, между ним и остальной редакцией ощущается напряженность. Кристер его терпеть не может и не скрывает этого.

– В чем ты подозреваешь Дальмана?

Эрика вздохнула:

– Не знаю. Мы приняли его на работу год назад, когда уже начали склоку с Веннерстрёмом. Доказать я ничего не могу, но мне кажется, что он работает не на нас.

Микаэль кивнул:

– Возможно, ты и права.

– Возможно, он просто попавший не на свое место засранец, который воняет на всю редакцию.

– Может, и так. Но я согласен с тобой – мы напрасно взяли его на работу.

Двадцатью минутами позже Микаэль уже ехал к северу на машине, которую одолжил у супруги Дирка Фруде. Своим «вольво» двадцатилетней давности она все равно не пользовалась, и Микаэлю предложили брать его когда угодно.

Будь Микаэль не столь внимательным, он мог бы и не заметить этих мелких, едва уловимых деталей. Пачка бумаг чуть перекосилась с тех пор, как он ушел. Одна папка на полке слегка торчала из ряда. Ящик письменного стола был полностью задвинут, а Микаэль точно помнил, что тот оставался немного приоткрытым, когда он накануне покидал остров, чтобы ехать в Стокгольм.

Минуту он сидел неподвижно, прикидывая, может ли доверять собственной памяти, и все больше укреплялся в мысли, что кто-то побывал в его доме.

Микаэль вышел на крыльцо и осмотрелся. Дверь он запирал, но у нее был обычный старый замок, который, вероятно, легко вскрыть маленькой отверткой, да и неизвестно, сколько ключей от него где-то гуляет. Он вернулся в дом и систематично проверил кабинет, стараясь выяснить, не пропало ли что-нибудь, и в результате убедился, что все как будто на месте.

Однако факт оставался фактом – кто-то заходил в дом, сидел в его кабинете, просматривал бумаги и папки. Компьютер он возил с собой, так что до него они не добрались. Возникало два вопроса: кто это был и как много этому загадочному посетителю удалось узнать?

Стоявшие на полке папки были из собрания Хенрика Вангера – Микаэль перенес их обратно в домик, когда вернулся из тюрьмы. Ничего нового в них не содержалось. В записях из блокнотов, оставленных на письменном столе, непосвященный ничего бы не понял – но был ли рывшийся здесь человек непосвященным?

Из серьезного тут было только одно: посреди письменного стола лежала маленькая пластиковая папка, а в ней список «телефонов» и аккуратно переписанные, в соответствии с цифрами, цитаты из Библии. Человек, обыскивавший кабинет, теперь знал о том, что Микаэль раскрыл библейский код.

Кто это был?

Хенрик Вангер лежал в больнице. Домоправительницу Анну Микаэль не подозревал. Дирк Фруде? Но тому он уже и так рассказал все детали. Сесилия Вангер, которая отменила поездку во Флориду и вместе с сестрой вернулась из Лондона? После ее приезда Микаэль с ней не встречался, но видел, как она накануне ехала на машине через мост. Мартин Вангер? Харальд Вангер? Биргер Вангер? Он присутствовал на семейном совете, куда Микаэля не пригласили, через день после того, как у Хенрика случился инфаркт. Александр Вангер? Изабелла Вангер, вызывавшая любые чувства, кроме симпатии?

С кем из них разговаривал Фруде? Какую информацию выдал? Скольким из ближайших родственников теперь известно о том, что Микаэль совершил прорыв в расследовании?

Часы показывали начало девятого вечера. Микаэль позвонил в круглосуточную ремонтную мастерскую в Хедестаде и заказал новый замок для дома. Слесарь объяснил, что сможет приехать только на следующий день. Микаэль пообещал заплатить вдвойне, если тот приедет немедленно. Они договорились, что слесарь появится около половины одиннадцатого и вставит новый цилиндровый замок.

В ожидании слесаря Микаэль около половины девятого отправился к Дирку Фруде. Жена хозяина направила его в сад за домом и предложила холодного пива, которое Микаэль с благодарностью принял. Ему хотелось узнать, как дела у Хенрика Вангера.

Адвокат покачал головой:

– Его прооперировали. У него обызвествление коронарных сосудов. Врач говорит, что тот факт, что он вообще жив, вселяет надежду, но в ближайшее время он едва ли выйдет из критического состояния.

Некоторое время они молча пили пиво, обдумывая ситуацию.

– Вы с ним разговаривали?

– Нет. Он не может разговаривать. Как все прошло в Стокгольме?

– Лисбет Саландер согласилась. Вот контракт от Драгана Арманского. Подпишите и бросьте в почтовый ящик.

Фруде развернул бумагу.

– Ее услуги стоят недешево, – заметил он.

– Деньги у Хенрика есть.

Адвокат кивнул, достал из нагрудного кармана ручку и вывел свою подпись.

– Лучше подписать, пока Хенрик еще жив. Вы не сходите к почтовому ящику у «Консума»?

Микаэль лег спать уже около полуночи, но заснуть ему никак не удавалось. До сих пор его деятельность в Хедебю была посвящена исследованию странностей, оставшихся в далеком прошлом. Но если кто-то настолько заинтересовался его достижениями, что вторгся к нему в кабинет, то это прошлое, возможно, значительно ближе к настоящему, чем он предполагал.

Внезапно Микаэлю пришло в голову, что его работа на семью Вангер могла заинтересовать самых разных людей. Неожиданное появление Хенрика Вангера в правлении «Миллениума» едва ли ускользнуло от внимания Ханса Эрика Веннерстрёма. Или такие мысли означают лишь то, что у него начинает ехать крыша?

Микаэль вылез из постели, встал нагишом возле кухонного окна и задумчиво посмотрел на церковь на другой стороне моста. Вытащил сигарету и закурил.

Ему не давали покоя мысли о Лисбет Саландер. У нее был своеобразный стиль поведения и общения, с долгими паузами посреди разговора. В ее доме царил беспорядок, граничащий с хаосом: гора мешков с газетами в прихожей и грязь на кухне, которую уже год не убирали. Одежда кучами валялась на полу, и весь предыдущий вечер девушка явно просидела в кабаке, да и ночь провела не в одиночку, судя по засосам на шее. У нее имелись многочисленные татуировки, на лице присутствовал пирсинг, а вероятно, и в других местах, которых он не видел. Короче говоря, личность она явно неординарная.

С другой стороны, по заверениям Арманского, она самый лучший его исследователь, и ее подробнейший отчет о самом Микаэле, безусловно, свидетельствовал о том, что работать она умеет. Короче, интересная девица.

Лисбет Саландер сидела за компьютером и обдумывала впечатления, оставленные встречей с Микаэлем Блумквистом. За свою взрослую жизнь она никогда прежде никому не позволяла переступать порог своего дома без специального приглашения, а удостоенных такового можно было пересчитать по пальцам одной руки. Микаэль же беззастенчиво ворвался прямо в ее жизнь, а она ответила всего лишь очень слабым протестом.

И мало того – он над ней посмеялся.

Как правило, в таких случаях она снимала пистолет с предохранителя, хотя бы мысленно. Однако с его стороны не чувствовалось ни малейшей угрозы или враждебности. У него была причина выдать ей по первое число, даже заявить на нее в полицию, раз он догадался, что она взламывала его компьютер. А он даже это свел к шутке.

Это была самая щекотливая часть их разговора. Микаэль, казалось, сознательно не стал развивать эту тему, и она в конце концов не удержалась и начала сама:

– Ты сказал, что знаешь, как я действовала.

– Ты – хакер и побывала в моем компьютере.

– Откуда тебе это известно?

Лисбет даже не сомневалась в том, что не оставила никаких следов и что ее вторжение можно было обнаружить только в том случае, если бы серьезный эксперт службы безопасности сканировал жесткий диск в тот самый момент, когда она входила в компьютер.

– Ты совершила ошибку.

Он объяснил, что она процитировала вариант текста, имевшийся исключительно в его компьютере, и нигде больше.

Лисбет Саландер долго сидела молча. Наконец она подняла на него ничего не выражавшие глаза.

– Как ты действовала? – спросил он.

– Это тайна. Что ты намерен предпринять?

Микаэль пожал плечами:

– Что я могу сделать? Возможно, мне следовало бы побеседовать с тобой об этике и морали, а также опасности копания в чужой личной жизни.

– А разве все журналисты не этим занимаются?

Он кивнул:

– Да, конечно. Именно поэтому у журналистов имеется комиссия по этике, которая блюдет моральные аспекты их работы. Когда я пишу о мерзавце из банковской сферы, я не касаюсь, например, его сексуальной жизни. Даже если женщина, которая подделывает чеки, лесбиянка или ловит кайф от секса со своей собакой, я не пишу об этом. Даже негодяи имеют право на частную жизнь, и вообще, людям очень легко навредить нападками на их стиль жизни. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Да.

– Следовательно, ты посягаешь на неприкосновенность личности. Моему работодателю незачем знать, с кем я занимаюсь сексом. Это мое личное дело.

Лицо Лисбет Саландер рассекла кривая усмешка:

– Ты считаешь, мне не следовало об этом упоминать.

– В моем случае это не играло особой роли. Про наши с Эрикой отношения знает полгорода. Дело в принципе.

– В таком случае тебе, возможно, будет любопытно узнать, что у меня тоже имеются принципы, играющие роль моей собственной комиссии по этике. Я называю их «принципы Саландер». Для меня мерзавец всегда остается мерзавцем, и если я могу навредить ему, раскопав о нем всякое дерьмо, то он только того и заслуживает. Я просто осуществляю возмездие.

– Хорошо, – улыбнулся Микаэль Блумквист. – Я рассуждаю почти подобным же образом, но…

– Но когда я составляю отчет о личных обстоятельствах, я еще учитываю то, какое впечатление на меня производит человек. Я не беспристрастна. Если человек кажется хорошим, я могу кое на что прикрыть глаза.

– Правда?

– В твоем случае так и было. О твоей сексуальной жизни можно было написать целую книгу. Я, например, могла бы рассказать Фруде, что Эрика Бергер в прошлом входила в «Клаб экстрим» и в восьмидесятые годы баловалась БДСМ. А учитывая вашу с ней сексуальную связь, это могло бы навести на кое-какие мысли.

Микаэль Блумквист встретился с Лисбет Саландер взглядом. Чуть погодя он посмотрел в окно и рассмеялся:

– Ты действительно работаешь обстоятельно. Почему же ты не включила это в отчет?

– Вы с Эрикой Бергер взрослые люди и явно хорошо друг к другу относитесь. То, что вы делаете в постели, никого не касается, а расскажи я такое о ней, это могло бы лишь навредить вам или снабдить кого-нибудь материалом для шантажа. Кто знает – с Дирком Фруде я не знакома, и материал вполне мог попасть в руки Веннерстрёма.

– А тебе не хотелось снабжать Веннерстрёма информацией?

– Если бы мне пришлось выбирать, за кого болеть в матче между ним и тобой, я бы, пожалуй, оказалась на твоей стороне.

– У нас с Эрикой… наши отношения…

– Мне наплевать на ваши отношения. Но ты не ответил мне, как собираешься поступить с информацией о том, что я взломала твой компьютер.

Он выдержал почти такую же долгую паузу, какую обычно выдерживала она, и лишь потом сказал:

– Лисбет, я здесь не для того, чтобы выяснять с тобой отношения. И не собираюсь тебя шантажировать. Я здесь для того, чтобы просить тебя помочь мне с расследованием. Ты можешь ответить «да» или «нет». Если ты откажешься, я найду кого-нибудь другого и ты больше никогда обо мне не услышишь.

Он немного подумал и улыбнулся ей:

– При условии, что я не поймаю тебя снова в моем компьютере.

– И это означает?

– Ты знаешь обо мне очень многое – кое-что из этого личное и частное. Но урон уже нанесен. Я только надеюсь, что ты не собираешься использовать свою осведомленность во вред мне или Эрике Бергер.

Она ответила ему ничего не выражающим взглядом.