Тайные волхвы 7 страница

Вельможа спросил сердито:

— Ты прирожденный царь Коринфа! Не царское это дело — таскать камень!

Был миг, когда я засомневался, не пойти ли с ними, выбрав путь полегче... Вкатить камень на вершину горы много труднее, чем править страной. Сколько было царей до меня, сколько будет после меня? Впрочем, я знавал царей, которые оставляли троны, одевали рубище нищих и уходили в леса искать Истину...

Они ушли, и я тут же забыл о них, ибо привычка катить свою ношу в гору сразу же напомнила о себе.

Шли дни, века и тысячелетия, ибо мне все равно, так как моя работа вне времени, оценивается не затраченным временем... Только высотой, лишь высотой, а день или век прошел — неважно, главное — высота.

Как‑ то прибежал взъерошенный юноша в странной одежде.

— Сизиф! — закричал он еще издали. — Мы победили! Дарий разбит!

— Поздравляю, — ответил я безучастно, не повернув к нему головы. Мои руки и все тело так же безостановочно катили камень.

— Ты не рад? Сизиф, ты даже не спросил, что за сражение это было.

— Друг мой, — ответил я, не прерывая работы и не останавливаясь, — меня интересует лишь те сражения, что происходит в моей душе...

— Сражения?

— А у тебя их нет?

— Нет, конечно!

— Тогда ты еще не человек.

— Сизиф!

— А победы признаю только те, что происходят внутри меня.

Однажды меня оглушили звуки музыки. Наискось по склону шли юноши и девушки, шесть человек.

Это шли организмы: красивые, простенькие, прозрачные, и я видел, как работают мышцы, сгибаются и разгибаются суставы, шагают ноги... Они смеялись и разговаривали, обращаясь к желудкам друг друга, так мне показалось, и музыка их тоже — с моей точки зрения — не поднималась выше...

Впервые меня охватил страх. Никогда вакханки и сатиры не падали так низко. Это уже не животные, это доживотные, жрущая и размножающаяся протоплазма, самый низкий плебс. Они взошли на склон горы налегке, без всякой ноши.

Они остановились в нескольких шагах, вытаращились на меня.

— Гляди, — сказал один изумленно, — камень катит в гору... Это в самом деле Сизиф?!.. Ну, тот самый, о котором нам в школе талдычили?

Другой запротестовал:

— Да быть такого не может!

Послышались голоса:

— Что он, дурак?

— Если и дурак, то не до такой же степени?

— Дебил?

— Все умники — дебилы!

Они подходили ближе, окружали. Дикая музыка, что обращалась не к мозгам и не к сердцу, а напрямую к животу, низу живота, оглушала, врезалась в уши, требовала слышать только ее.

— Идея! — вдруг взревел один. — Мы должны освободить Сизифа от его каторги! Дадим ему свободу! Именем... мать его... ну, как там ихнего... ага, Юпитера!

Они с гоготом ухватились за камень, намереваясь столкнуть его вниз. Вакханки уже вытаскивали из сумок вино в прозрачных сосудах. Меня охватил ужас: я наконец‑ то забрался настолько высоко...

Я уперся плечом в камень, сказал с болью, и голос мой, расколотый страданием, перешел в крик:

— Развлекаетесь... Наслаждаетесь... И не стыдно? Вы ж ничего не умеете. Это высшее счастье — катить в гору камень. Бывают дни, когда я вою от горя, что не выбрал камень побольше! Одна надежда, что гора останется крутой и высокой. Отнять у меня камень? — да он скатится и сам еще не раз, однако я подниму его на вершину!

Меня не слушали. Ухватились за камень с визгом и животными воплями. Я с силой отшвырнул одного, он отлетел в сторону. Я услышал удар, дерево вздрогнуло, к подножью упало безжизненное тело.

Тяжелая глыба шатнулась. Я в страхе и отчаянии бросился наперерез, напрягся, готовый всем телом, жизнью загородить дорогу! Камень качнуся и... передвинулся на шажок вверх.