Часть 2. Знаки и символы. 2 страница

К диггерам примыкают поисковики - группы, занимающиеся поиском древних подземных ходов, кладов, исторических реликвий (напр., широко распространилось движение поиска библиотеки Ивана Грозного, которую уже несколько раз “чуть было не нашли” сразу в нескольких местах Москвы и Подмосковья).

Подземное пространство несет символику “невидимости” и “скрытости” — ухода из поля зрения господствующей культуры в тень.

1.4. Виртуальное пространство

Другая модификация той же идеи невидимости и условности — локализация сообществ в виртуальном пространстве. Они строят и заселяют воображаемые миры, присутствуя там не столько телесно, сколько ментально и словесно.

В конце 1980-х гг. в Петербурге существовал эфир: одна из таких виртуальных тусовок. Набрав определенный номер, вы слышали сразу несколько голосов, и можно было с ними переговариваться. В этом эфире висели часами. Знакомились, потом встречались, назначив уже реальное место. У некоторых общение ограничивалось эфиром. В остальном все было по законам обычной тусовки: безличность (по прозвищам) общения, сленг и проч.

В начале 1990-х гг. эту роль стала играть “Сорока”, в газетном пространстве которой присутствуют также бестелесно — в виде словесных масок-образов. Любопытно, что постепенно виртуальное пространство “Сороки” приобретает свою структуру и географию. Множество посланий формируют коллективный образ Сорокограда (иногда название бытует в обратном написании Даргокорос):

“Предлагаю на одной из площадей Сорокограда установить памятник Игнатику Яру…”, “А вот возьму и отстрою в Сорокограде музыкальный магазин. Типа “Сайгона”. Там будут записи на любой вкус. А рядом, за соседней дверью, будет кафе. Небольшое такое. И выгонять оттуда никто никого не будет”, “Есть в Сорокограде башня Харкера (жутко мрачное обиталище),. Есть колокольня Звонаря (тоже не лучше)Ю, есть еще Фарфоровая Башня (та, что за лавочкой Ювелира), но мало кто слышал, что есть в Сорокограде старая-старая башня, под названием То, Чего Не Может Быть”. (Сорока, 19.05. 1997 и 9.06. 1997).

Нетрудно заметить, что пространство “Сороки” — виртуальный мир Сорокограда — пародирует реальный (правда, со средневековым налетом в жанре “фэнтази”) город, а еще точнее пространство тусовки, отмечая значимые для нее локусы — музыкальный магазин, кафе и точки, связанные с отдельными известными людьми тусовки: Звонарь, Ювелир и т.д. — прозвища реальных сорокоманов.

Есть в Сорокограде и место для Хакера, а в молодежной культуре — для сообщества хакеров: компьютерных взломщиков. В этой своей ипостаси пост-хипповская традиции осваивает виртуальное пространство в наиболее часто употребляемом значении этого слова, т.е. компьютерный мир. Идеология хакеров: борьба за открытое пространство, стремление к безграничным путешествиям по компьютерным сетям, игнорирование или преодоление границ и замков, затрудняющих доступ, принцип бесплатности доступа — вполне совпадает с идеологией трассы. Значительная часть хакеров вышла из “Сороки” и поддерживает с нею связь. Анекдоты о хакерах, циркулирующие в компьютерных сетях, часто скопированы с анекдотов о хиппи.

1.5. Лечебница: пространство изоляции

Сленг последовательно отмечает еще один локус — психиатрическую лечебницу: дурка, д’урник, крейз’а, сквор’ешник и т.д. С одной стороны, это пространство обретения необычного психического опыта, и здесь оно смыкается с виртуальным. С другой стороны, это пространство изоляции, и здесь оно символизирует одну из форм ухода (из мира повседневных истин, норм господствующей культуры).

Итак, пространство молодежной культуры — промежуточное, маргинальное, зыбкое и не вполне реальное: пространство ухода из обыденного мира господствующей культуры. Это переходное пространство дорог (трасса, стрит, метро, переход, проходной двор), а также внекультурное (природа), невидимое (подземелье), а то и вовсе виртуальное. С ним невозможна полная идентификация, а только временная и условная — как временна и условна самоидентификация маргиналов с той позицией (часто зыбкой, низко-статусной и не признаваемой остальными), которую им отводит общество.

В этом пространстве, которого скорее нет, чем оно есть, развертывается существование (не замечаемое либо отвергаемое общественным мнением) молодежной культуры.

2. Время.

Столь же условно переживается и время: скорее как отсутствие времени (безвременье, вечность — популярные мотивы), его зависимость от субъективной воли и даже состояния (произвольное “уплотнение” и “растягивание”)ю Из “Сороки”: “Оправдание сорокоманства. Субъективное время ускоряется уже в глобальных масштабах. Большие объемы (имеется в виду — произведений. — Т.Щ.) не вписывается в реальность (послание в “Сороку” лимитированы стандартным объемом в несколько строк. — Т.Щ.) и литература открывает бездонные карманы ассоциаций и ссылок, оставляя на поверхности несколько строк — выжатую цедру…” (Сорока, 9.06.1997). Письма в “Сороку”, жанр общения, интерпретируются как средство “сжатия” и “ускорения” времени.

Реальное время в рамках годичного цикла структурировано ритуализованными мероприятиями, которые привязаны к сезонам трассы. Весенние ритуалы и просто сборища отмечают его начало: анархисты выходят на демонстрацию и выезжают на природу по случаю 1 Мая (как анархистский праздник); хип-культурные тусовки празднуют по традиции 1 июня – День защиты детей, считая себя " детьми Цветов"; 15 мая – день знакомства Пола и Линды Маккартни. В конце весны и начале лета проводятся пау-вау – загородные ритуалы индеанистов, а также главные ритуалы последователей древнеевропейской (ирландской) магии, куда съезжаются (обычно по трассе) люди из разных городов. Ритуально отмечено и окончание трассного сезона – осенью отмечают день рождения (9 октября), а в начале зимы – день гибели (8 декабря) Дж. Леннона. В целом членение времени привязано к сезонам трассы.

Оно поддерживается символикой “детства”, сумасшествия и паранормальности (мистика времени — эксперименты с его “растягиванием – сжатием”) — противостояния “взрослому” и “нормальному” миру господствующей культуры. В текстах акцентируется темное (и наименее освоенное господствующей культурой) время — ночь: именно в это время жизнь тусовки наиболее активна (дискотеки, мистические бдения, рок-концерты, гонки рокеров и байкеров и проч.).

Характерна временная ориентация молодежной культуры: про- и ретроспективная. Ср.: тяга к исторической символике (средневековая романтика ролевых игр) или конструирование схем будущего (среди культовых произведений — фантастика Стругацких, фильм А. Тарковского “Сталкер” и др.). Настоящего времени с его “злобою дня”, как бы не существует: система уходит из времени господства “взрослого” мифа. И только на трассе открывается “здесь и теперь” — как точка вневременной свободы.

Итак, молодежная культура существует (на символическом уровне) вне конкретных координат пространства и времени, ускользая в промежуточные области, маркированные господствующей культурой как “невидимые” и “несуществующие”. Такое самоощущение характерно для маргиналов: пространственно-временная незакрепленность служит формой переживания неопределенности социальной.

2. Тело и телесность.

Говоря о телесных аспектах молодежной культуры, мы имеем в виду (а) тело как объект культурной регуляции (регламентация телесных проявлений, таких, как внешний облик, болевые воздействия или сексуальность) и (б) тело как регулятор взаимодействий, т.е. как символ - сигнал к актуализации определенных поведенческих программ.

Телесность играет немалую роль в разграничении двух главных направлений молодежной культуры (условно обозначенных нами как хип-культура и пост-панк). Разделение проходит прежде всего по линии фемининности/маскулинности. В хип-культуре идентичность выражается через фемининный комплекс: слабость, субтильность (эстетизируется бледность и худоба, так что тело исчезает в складках мешковатых одежд), отказ от любых проявлений агрессии, нежность и ласка приобретают знаковый смысл. Противоположное направление (скинхэды, националистические, право- и лево-экстремистские группировки, часть металлистов и панков), напротив, культивирует маскулинные признаки, демонстрируя мускульную силу. Популярны спортивные занятия, клубы единоборств (карате, самбо, “русского боя”, боксерские и проч.) культуризма, иногда полуподпольные – ср.: качалки – клубы (первоначально- в подвалах подмосковных Люберец), где в середине 1980-х накачивали свои мускулы любера – одно из первых проявлений национально и традиционалистски ориентированного движения в среде молодежи. Не случайно представители всех этих направлений часто, а то и систематически посещают футбольные матчи, и нередко принадлежат к той или иной группировке фанатов- ультрас. Культ физической силы проявляется не только в накачивании мышц, но также в болевых и насильственных практиках, в том числе сексуальном насилии.

2.1. Облик и маркирование тела.

Можно указать два главных способа маркирования тела: вербальный (фиксация определенных деталей телесного облика в сленге) и идеографический (татуировка, пирсинг, скарификация, росписи по телу). Таким образом культура указывает наиболее значимые для нее аспекты телесности. Обратим внимание, какие.

Голова.

Голова и вся сфера психического в молодежном сленге обозначается как крыша и фигурирует гл.образом в рамках мифологии безумия(крышеедства, крышесъезда): постоянно едет или съезжает, что означает пребывание в измененном психическом состоянии.

Во внешнем оформлении головы первостепенное значение имеют волосы – хайр (от англ. hair – ‘волосы’), так что именно прическа становится наиболее однозначным групповым признаком. Длинные волосы у мужчин и женщин – признак хип-культуры и всех примыкающих к ней тусовок (индеанистов, толкинистов и мн.др.). В 1980-х гг. этот признак был едва ли не группообразующим, во всяком случае, именно он определял самоназвание: последователи хип-культурного образа жизни называли себя чаще не хиппи, а волосатые или хайрастые, а в порядке самоиронии – хайранутые (что подразумвало и характерное смещение психики). Волосатый – выражение не только групповой принадлежности, но и групповой оценки, синоним слова хиповый: волосатый музон, волосатый флэт, волосатые джинсы – это одновременно и хиповые, и положительно оцениваемые, соответственно, музыка, квартира или штаны. И просто – волосато как выражение одобрения (ср.: хипово – в том же значении). Идентичность описывается в терминах прически: охайреть (т.е. отрастить волосы) означает ‘стать хиппи’, обхайраться (т.е. подстричься) – соответственно, ‘перестать тусоваться’. То же значение придавали их волосам и неприятели: любера ловили хипов на дискотеках и выстригали им волосы; эту операцию проделывали и при задержании хиппи в правоохранительных органах. Длинные волосы в хип-культурной среде – знак статуса: “Чем длиннее хайр, тем круче ”, - или, во всяком случае, срока пребывания на тусовке. Поэтому расставание с ними весьма травматично: визобразительном искусстве хиппи весьма популярен мотив “кровоточащих волос” при стрижке.

У классических панков – выбритые виски и гребень- ирокез посреди головы, выкрашенный в экзотический (красный, желтый, зеленый) цвет; современные, впрочем, чаще просто бреют виски. Можно упомянуть обычай окрашивать в яркие цвета коротко стриженные волосы на рэйв-дискотеках. Бритая голова – отличительный признак скинхэдов, с чем связано и их самоназвание – skinheads, т.е. ‘кожаные головы’. На выбритой коже головы они еще иногда татуируют изображение свастики или черепа. Коротко стриглись и любера. Бреют затылки нацболы (НБП): “Бритый затылок, черный рукав – Это идет молодой волкодав” (из гимна Национал-Большевистской партии, члены которой идентифицируют себя как “право-левые”, но “ультра”). Ультра-правые, впрочем, тоже выбривают головы; члены РОА (“Русской Освободительной армии”) в Питере отращивали впереди еще длинную челку и красили ее в соломенный цвет. Нетрудно заметить, что различительным признаком становится длина волос. Стриженные, а то и бритые волосы связаны с маскулинностью, идеологией и практикой активизма (вплоть до экстремизма), - длинные волосы, наоборот, с фемининной “мягкостью и слабостью”, идеологией уступок, философской терпимости и плюрализма.

В хип-культуре символика и даже мифология волос разработана наиболее подробно. Волосы, которые растут естественно, “без ножниц”, в этой мифологии – символ свободы (“стригли только рабов”), природы, естественности, важнейших хип-культурных ценностей. Впрочем, и бритые головы в культуре пост-панка объясняются как “отказ”, свобода от господствующих ценностей, а у экстремистов - знак борьбы с существующим порядком вещей. В хип-культуре существуют поверья о волосах как “энергетическом куполе, по которому враждебная энергия стекает в землю”, таким образом защищающем своего обладателя от разнообразных бед. На практике прическа обеспечивает интеграцию, опосредуя общение: как опознавательный знак облегчают вписку (т.е. нахождение ночлега) в чужом городе, а на трассе – стоп: водители не боятся подсаживать хиппи, зная их как интересных собеседников и убежденных пацифистов.

Маркировано лицо – фэйс (от англ. face – ‘лицо’). Впрочем, в пост-панковской среде оно фигурирует лишь в составе глагола отфэйсовать и соответствующих насильственных практик, а у хиппи – едва просматривается в дебрях волос: “Казалось, весь я состою из волос – рваных лохмотьев, обвисающих на реях, падающих на глаза, и среди этого волосяного клубка лицо – лишь крохотная точка “я” над отплевывающимися губами… Средний” (Сорока. 19.05.1997 г. С.7). Временами приходит мода на такие способы маркирования лица, как татуировка (на щеках и губах) или пирсинг (в нос, губы, веки продевают металлические украшения).

Некоторое опознавательное значение имеет также выражение лица – взгляд и улыбка. Сленг фиксирует внимание на глазах: айсы, айзы (от англ. eyes – ‘глаза’), которые в определенных ситуациях служат средством идентификации “своих”. Питерские лесбиянки, например, указывают как главный признак своей общности “определенный взгляд, глаза, который, наверное, можно определить только будучи лесбиянкой и имея некоторый опыт”. Волосатые, путешествуя стопом, ищут ночлег у местных волосатых. Я уточняю, как они узнают друг друга: “Вначале в глаза смотрю, - отвечает мой собеседник, - а потом уже на все эти феньки… Узнаем – по улыбке…” (СПб, 1987 г.). Взгляд, выражение глаз становится объектом культурной регуляции. Хип-культурный стереотип фиксирован, например, в граффити Ротонды: “Есть глаза у него – в них волшебная сказка…” “И стареющий юноша в поисках кайфа лелеет в глазах своих вечный вопрос”. “Взгляд, уводящий в свою реальность” и т.д. (Ротонда, 1987-88 гг.). В сообществах “стриженных” (от панков до скинхэдов)популярны устрашающие гримасы с демонстрацией зубов и угрожающего выражения лица.

В целом лицо воспринимается как знак – маска: “И мы смеемся всем назло, и не снимаем масок с лиц…” (Ротонда, 1987 г.).

Остальных частей тела (кроме головы) сленг касается редко, выделяя еще только руки и гениталии.

Руки обозначаются в сленге англицизмом хэн’ды (от англ. hand – ‘рука’). Хип-культура особено выделяет вены – веня’ки, помещая их в контекст (а) суицида – веня’ки по’коцать, попи’лить (т.е. вскрыть себе вены), (б) наркомании (по’коцанные – поврежденные – вены еще и знак приверженности к наркотикам) или (в) ритуала “братания”. Последний состоит в том, что двое надрезают себе вены на предплечье и прикладывают надрезы друг к другу, как бы обмениваясь кровью (вар.: кровь капают в стакан с водою и выпивают пополам). Я видела хиппи, у которого было 11 шрамов от таких надрезов, что означало высокую степень интеграции его в хип-культурную общность: у него много “братьев”. В этом случае покоцанные вены – знак межличностной связи и групповой принадлежности.

Культурно значимы некоторые жесты. Приветствия: у хиппи – два пальца (указательный и средний), поднятые и расставленные в виде латинской “V” (“Виктория” – победа Революции Цветов); у поклонников “тяжелого металлического рока” - энергично выброшенная вперед/вверх рука, пальцы в кулак, указательный и мизинец выставлены вперед (жест связывается с символикой инфернального и носит название “ бык ” или насмешливо – “ коза ”). Панкующая публика дразнит зрителей, показывая кулак с выпрямленным средним пальцем (что воспринимается как непристойность). Эти жесты служат приветствием и опознавательным знаком в среде “своих”, средством эпатажа “чужих”, а на рок-концертах – выражением поддержки исполнителю знаковой (культовой) музыки.

Телесный низ. Экскременты.

Символика телесного низа особенно акцентирована у панков. Мотивы экскрементов постоянно повторяются в панковских приветствиях, обращениях, анекдотах, песнях и прочих текстах. В местах тусовок панков – граффити их любимым “дерьмом” (соответствующего содержания); на их квартирах (флэтах) разбросанные экскременты не вызывают удивления. Тем же составом бывает демонстративно испачкана их одежда (“Отвалите от меня! ”). Экскременты и – шире – “грязь” (символика мусора, свалки, отходов и отбросов) – становятся у панков символическими средствами социальной самоидентификации, осознания себя “отбросами общества”. Символика экскрементов связана с их основным лозунгом - отказа от норм и требований, в том числе санитарно-гигиенических, культуры взрослых: выхода из-под ее власти. По замечанию московского исследователя М.Розина, у панков “везде ‘дерьмо’ сопряжено с образом смерти”, т.е. опять-таки Ухода от непроходимой мерзости жизни: “Лопнули под колесами набитые калом и мозгом мешки”; “А рядом, плитой раздавлен, В луже мочи – хозяин” и т.п..

Генитальная сфера.

Гениталии относятся, пожалуй, к наиболее маркированным участкам тела. Маркируются они как сленгом, так и посредством татуировки, пирсинга (продевание украшений сквозь кожу), росписи тела и скарификации (украшения тела надрезами-шрамами), которые локализованы, как правило, именно в области гениталий, а также в эрогенных зонах (пупок, соски, губы, уши). Предполагается, что это повышает остроту сексуальных ощущений обладателя подобных украшений и эротических впечатлений – у его партнера. В хип-культурных сообществах генитальная символика соотносится с мотивами “любви” (наслаждения, ухода в мир грез и проч.), пост-панк делает акцент на ее инвективном использовании. Сленговые слова, обозначающие мужской половой член (прик, болт и проч.), а также и противоположную часть – бэк, бэксайд (от англ. back – ‘зад’) или антифэйс, - звучат, как правило, именно в этом контексте. Панки, издеваясь над чужаками, показывают средний палец торчком; скинхэды иногда украшают свой выбритый затылок неприличной татуировкою. Так или иначе, можно отметить маркированность и символизм гениталий в молодежнеой культуре.

Далее мы переходим к особенностям культурной регуляции сексуальности, т.е. от темы телесного облика к области телесных практик, состояний и отправлений.

2.2. Телесные практики.

Сексуальность.

Для большинства группировок и направлений молодежной культуры характерны такие особенности сексуальности, как:

акреативность: сексуальное поведение не преследует цели воспроизводства, для него характерна скорее

рекреативная ориентация ( цель – удовольствие, отдых, развлечение), а во многих сообществах, например, у хиппи, сексуальность становится еще и значимым

коммуникативным средством, медиатором, символом и внутренним механизмом межличностных связей. Поэтому постоянные разговоры о “любви” и “свободной любви”, а также сексуальные демонстрации (вроде хипповского “лета любви” или знаменитой “демонстрации в постели”, устроенной Дж.Ленноном и Йоко Оно) часто имеют характер призывов к объединению, дружбе, коммуналистскому братству- т.е. символов межличностных связей как таковых;

уход от общепринятых норм, пренебрежение табу, исходящими от господствующей культуры. Но главная, пожалуй, особенность сексуальной стороны молодежной культуры – это ее

поисковая направленность. Отмечается много- и разнообразие сексуальных практик. Аскетизм, девственность, романтическая любовь получают в этой среде культурную санкцию так же, как и групповой секс, смена партнеров или гомосексуализм (мужской и женский). Все эти формы находят отражение в текстах молодежной культуры, а многие и в ее сленге (трахать, ~ся; фачиться, фак; голубые, розовые; групповуха, групповичок; фри-лавочка, от англ. free love, т.е. ‘свободная любовь’: компания или вечеринка с допустимостью группового секса и т.д.).

Многообразие форм сексуального поведения как раз и связано с его поисковым характером. Один из главных смыслов молодежной культуры - гендерное самоопределение: освоение сцепленных с полом ролей, обретение гендерной идентичности. Неопределенность последней – одна из характерных особенностей молодежной культуры (и молодости как возрастной категории вообще). Ее наглядное выражение – стиль “унисекс” в молодежной моде; сюда же относится символическая “бесполость” внешнего облика хиппи (классическое изображение хиппи – парочка в одинаковых мешковатых одеждах, джинсах, с одинаково лохматыми волосами), как и у панков или байкеров (девушку на мотоцикле в кожаных доспехах невозможно отличить от юноши, пока не снимет шлем). Впрочем, наблюдается и другая разновидность поиска гендерной идентичности (мужской частью тусовки): демонстративное подчеркивание маскулинности, гиперболически противопоставляемой “женским” чертам. Речь идет, например, о металлистах или скинхэдах (расширенные плечи, короткие стрижки, тяжелые ботики), хотя в их тусовках всегда находятся девушки, воспроизводящие тот же самый мужественный облик.

В хип-культуре “любовь”, в том числе - “свободная любовь”, как ее гиперболизация, - служит универсальным символом межличностных связей. Именно в этом смысле существует культ любви, которой посвящается значительная часть хип-культурного творчества, а также лозунгов, символов и граффити.

Физическое насилие.

В ряду телесных практик насилие (сленг фиксирует понятия отфэйсовать, отпацифиздеть, загасить, гасилово, махаловка) – одна из самых значимых, среди прочего – и как различительный признак. В частности, разделение хип-культурного и пост-пангковского сегментов молодежной культуры проходит не в последнюю очередь по их отношению к насилию и агрессии. Отношение это варьирует от демонстративной агрессивности (скинхэды, футбольные фанаты или любера конца 1980-х гг.), символизации и романтизации насилия (сатанисты, панки, металлисты, “военно-исторические клубы” и “черные следопыты”) – до последовательного пацифизма (хиппи).

В ряде группировок насилие (практика и символика) играет роль средства поддержания и символа группового единства. Репутацию едва ли не самых агрессивных в спектре современных молодежных движений завоевали скинхэды (англ. skinhead – “кожаная голова”) или бритоголовые, провозглашающие основой своей идеологии насилие в отношении расово или этнически иных (чернокожих, выходцев с Кавказа). На практике это чаще всего выливается в стычки с рэпперами, потому что те “слушают африканскую музыку” или словесную агрессию, например, формулы приветствий/прощаний, типа: “Мы еще завалим не одну обезьяну! ”. Чтобы играть знаковую роль, насилие не обязательно должно реализоваться на практике; его достаточно бывает обозначить (агрессивными манерами и военизированной атрибутикой). Ту же роль играют и рассказы о будто бы имевших место столкновениях с ментами, быками, арабскими студентами в общежитии, - т.е. вербальное дублирование, а затем и замещение насильственных практик. Показательно, что тема насилия (рассказы, подобные вышеупомянутому) возникает при первой встрече, в ситуации знакомства, позволяя идентифицировать “своего”. Подобного рода речевые практики (рассказы о значимых в своей среде действиях, в частности – насильственных) характерны и для других экстремистских сообществ – как правой, так и левой ориентации. Петербургские национал-синдикалисты (образовавшаяся в 1991 г. организация, характеризуемая Дмитрием Жвания как “крайне почвенническая”), например, приписывают себе налеты на сектантов и сожжение их “душевредной” литературы, а также “насильственные кастрации гомосексуалистов и стерилизацию проституток”. Впрочем, пишуший о них Дм.Жвания, не понаслышке знакомый с представителями этого движения, замечает: “Лично мне кажется, что все эти подвиги Андрей Бобров (их лидер, аспирант Университета экономики и финансов. – Т.Щ.) совершил лишь в своем национально воспаленном воображении”. Если насильственные практики имеют знаковый смысл (служат знаками принадлежности к определенному сообществу или даже шире – культурному пласту), то не суть важно, имели они место в действительности или лишь в виде вербального образа (мифа). В том и другом случае они способны сыграть свою роль в самоидентификации с сообществом – как символы принадлежности (причастности к значимым для него формам активности). Проявления той же тенденции – кровожадные лозунги, которыми НБП расписывает бетонные заборы заводов и брандмауэры: “ Ешь богатых! ”, “ Нет денег – убей банкира! ” и т.п.

Практики насилия характерны для вновь образовавшихся молодежных сообществ – как способ наиболее недвусмысленно заявить о себе и утвердиться среди других группировок. Со временем насилие из практической формы, как правило, переходит в символическую: ритуальную; игровую; вербальную; изобразительную; вещественную.

Пример такой символизации – спорт. В рамках молодежной культуры особенно значимы два его направления: силовые (единоборства, культуризм) и игровые (главным образом, футбол). Культ физической силы, как выражения маскулинности, нашел свое выражение в культуре качалок (так называют иногда спортивные и военно-спортивные клубы, секции, школы, нередко полуподпольные. Характерен авторитарно-патерналистский стиль руководства в этих секциях, вплоть до культа Учителя или Наставника). Выходцы из этих качалок – качки - составляли большинство в движении люберов, громко заявивших о себе нападениями на хиппи, панков и металлистов в конце 1980-х гг.

Футбол, как форма игрового противоборства, стал основой консолидации движения футбольных фанатов (болельщиков). Заметим, что среди них на стадионах постоянно появляются металлисты, панки, скинхэды, которые активнее других проявляют на матчах свою агрессивность. Принадлежность к фанатскому движению выражается в агрессивности по отношению к болельщикам команды-соперницы. Периодически вспыхивают даже фанатские войны, участие в которых считается знаком и условием посвященности. В среде фанатов выделяются группировки ультрас, показавших себя особенно активными во время драк и пользующиеся наибольшим авторитетом. Во время столкновений стараются отобрать у противника их атрибутику (шарфы, головные уборы и проч. с символикой соперничающей команды); кусочки трофеев затем носят на запястье, как знак боевой доблести; такие трофеи повышают статус своего обладателя в фанатской среде. Насильственная пратика здесь сворачивается в вещественный символ.

Продолжая тему предметной символики насилия, упомянем самодельное оружие и боевое снаряжение участников “военно-исторических клубов” и ролевых игр, а также оружейные коллекции “черных следопытов”, которые заботливо восстанавливают винтовки, пистолеты, кинжалы, штыки, элементы боевой экипировки, которые находят в местах боев 2-й Мировой войны. Символика насилия просматривается в одежде и атрибутике металлистов (железные заклепки и шипы на рукавах и перчатках), рокеров, байкеров, скинхэдов (военизированный стиль – тяжелые солдатские ботинки или сапоги, кожаная или камуфляжная одежда, внешняя атрибутика различных – российской, американской, немецкой – армий). В оформлении одежды, граффити и татуировках у рокеров, панков, металлистов, скинхэдов и др. группировок, условно обозначенных здесь как “пост-панковские”, часты изображения оружия (пистолетов, пушек, ножей, у национал-большевиков – гранаты-“лимонки”), зубастых и когтистых животных и других атрибутов или знаков насилия.

Фашистская символика, используемая скинхэдами и еще рядом молодежных сообществ, а также сатанистская символика у панков, металлистов и в собственно сатанистских сектах – также может рассматриваться как форма символической замены насильственных практик.

Совершенно противоположно отношение к насилию в хип-культуре и сообществах, находящихся в поле ее идеологического влияния (пост-хипповские). Хип-культура последовательно табуирует насилие и агрессию в любых проявлениях, провозглашая пацифизм (как идеологию и практику ненасилия) важнейшим элементом своей идентичности. Его знаками маркируется пространство - на стенах (в местах тусовок, на трассе) рисуют значки – пацифики – и пишут: “Love not War” (“Любовь, а не война”). С этого лозунга начиналось движение хиппи на своей прародине, в Америке, где стало реакцией (среди прочего) на Вьетнамскую войну (ср.: кафетерий, бывший много лет прибежищем хиппующей публики в Ленинграде/Санкт-Петербурге, носил в этой среде название “Сайгон”, указывая на те же корни. В конце 1990-х гг. это название было официально закреплено за магазином музыкальной и видеопродукции, расположившемся в том же помещении).