Карьера 1 страница

Четверть двенадцатого ночи Шатори, садясь вместе с Чупати и Кантором в дежурную полицейскую машину, которая направлялась в цирк шапито, находившийся в одном из городских парков, не мог и предположить, сколько беспокойства доставит им дрессированный берберский лев по кличке Лео.

Полчаса назад закончилось вечерние представление, и публика уже разошлась по домам.

В нескольких шагах от директора, между палаткой и фургонами, стояла группа служащих цирка, взволнованно обсуждавших случившееся.

Совершая заграничное турне по Европе, труппа немецкого цирка несколько дней назад прибыла на гастроли в этот город. Расклеенные афиши гласили, что труппа даст здесь еще три представления.

Нервно потирая руки, директор цирка начал по-немецки объяснять случившееся.

Шатори несколько секунд внимательно слушал его, а затем перебил, попросив директора говорить помедленнее, так как он не понял даже сути сказанного, хотя считал всегда, что довольно неплохо говорит по-немецки.

Воспользовавшись секундным замешательством директора, из-за его спины появился какой-то мужчина, который на ломаном венгерском языке произнес:

— Несчастье случилось… Лев…

— Прошу вас, покажите мне место происшествия, — по-немецки попросил Шатори.

Директор молча откинул полог шатра, служившего дверью, и вошел первым. Он пересек манеж, прошел за кулисы и остановился перед полукругом клеток со зверями.

Оказавшись за кулисами, Кантор уловил новые, незнакомые запахи. И хотя он уже перешагнул границу самого зрелого собачьего возраста, но таких резких, беспокоящих и даже угрожающих запахов ему еще не приходилось встречать. Что-то в этих запахах было от бездомных бродячих кошек. Но что? Инстинкт призвал Кантора к осторожности. Он подошел поближе к Чупати. Из конца грязного коридора неожиданно раздалось грозное рычание, перешедшее в страшный рев.

От просторной клетки для львов до металлического загона вел переход из железных прутьев. В какой-то момент Кантор увидел за решеткой клетки громадного льва. Пес вздрогнул и замер на месте: всего в нескольких метрах от него страшный дикий зверь пытался просунуть голову между вертикальными железными прутьями клетки.

Увидев Кантора, лев вскочил на ноги и, поджав хвост, сердито зарычал.

Кантор в мгновение ока прикинул соотношение сил. Шерсть его встала дыбом, он насторожился; однако уверенности в том, что ему с его хитростью, проворством, умом и силой удастся одержать верх над этим страшным зверем с блестящей шерстью, почему-то не было.

И хотя Кантор не видел ничего, кроме страшного на вид животного, своим чутким носом он уже чувствовал, что из клетки этого зверя пахнет еще и человеком.

Лев сделал несколько шагов по клетке и остановился над телом женщины, неподвижно распростертым на земле.

— Как все это случилось? — спросил Шатори, обращаясь к цирковым артистам, которые окружили его.

Оказалось, что точно никто ничего не знает. Первым очевидцем трагедии, случившейся с укротительницей, стал несколько минут назад служащий, который кормит зверей.

— Ничего не понимаю! — удивился вслух директор. — Лео всегда был смирным, он никогда не обижал Лотту.

— Ни разу? — поинтересовался Шатори.

— Ни разу. Видите ли, все наши коллеги могут подтвердить, что Лео любил и уважал свою наставницу.

— То есть даму… — Шатори запнулся, не смея произнести дальше: «труп которой лежит сейчас в клетке у льва». — Как вы думаете, она еще жива? — обратился он к полицейскому врачу.

Врач недоуменно пожал плечами:

— Ее нужно сначала вытащить из клетки.

Шатори кивнул, взглянув на замок, которым была заперта клетка.

— Это невозможно, — замотал головой директор, когда ему перевели слова врача. — Лео неласково обходится даже с теми, кто приносит ему пищу. Видите, он даже на Лотту лапу поднял.

— В таком случае льва нужно убрать из клетки! — решительно заявил Шатори.

— Ганс! Клаус! Попытайтесь выгнать Лео из клетки!

Однако лев от трупа не отошел. Он с сердитым рычанием хватал зубами протянутую ему сквозь прутья клетки палку, грыз ее.

Шатори обратил внимание на то, что лев за все время, пока наблюдали за ним, ни разу не наступил на тело дрессировщицы. Он даже не коснулся его.

— Этот несчастный случай для меня истинная загадка, — сокрушался директор цирка.

— Для меня также, — пробормотал Шатори и, наклонившись к уху Чупати, шепнул ему: — Разгони посторонних и осмотри территорию.

Кантор с облегчением пошел за хозяином, который вежливо выпроваживал из-за кулис праздных зевак.

Из, клеток, прикрытых жалюзи, доносились крики неизвестных Кантору животных, встревоженных появлением незнакомых людей. Кантор не испытывал страха перед этими животными, только их запахи были ему неприятны. Необычная обстановка, в которой умный пес оказался впервые, несколько сбила его с толку, и он даже забыл обнюхать место происшествия, что обычно делал без напоминания хозяина.

После безуспешной попытки выгнать Лео из клетки Шатори настоятельно потребовал усыпить животное, на что директор цирка согласился не сразу. В конце концов он разрешил усыпить льва, выстрелив в него из специального пистолета ампулой со снотворным.

Кантор не понимал, что за звуки раздаются со всех сторон. Глядя с удивлением на льва, не понял он и того, почему вдруг такой страшный зверь обмяк и, сменив грозный рев на тихое рычание, постепенно начал засыпать. И хотя Кантору пришлось многое повидать в жизни, он все же никак не мог до конца понять поступки людей. Сам Кантор ни за что на свете не рискнул бы войти в клетку к такому страшному зверю, но, если бы его об этом попросил хозяин, пес, естественно, сделал бы это, зажмурив глаза и ожидая момента, когда страшный зверь оборвет его жизнь. По просьбе или по приказу хозяина он бросился бы даже в пропасть, не задумываясь над тем, почему у человека возникло такое желание.

Через минуту львиное рычание превратилось в мирное похрапывание, и, как только Шатори, смелости которого не переставал удивляться Кантор, открыл запор клетки и шагнул в нее, Кантор, опередив своего хозяина, подбежал к жертве, лежавшей рядом с головой льва, и начал ее обнюхивать.

Кантор находился в состоянии внутренней собранности. Все мускулы его были напряжены до предела. Он был готов к тому, что чудовище вот-вот схватит хозяина за руку, но лев даже не пошевелился.

И тут у пса мелькнула мысль: а может ли вообще такое высокоорганизованное существо, как человек, стать добычей дикого зверя? Да и может ли обычное смертное существо съесть человека-бога? А если может? …

Для самого Кантора человек мог стать добычей, но только в том случае, если этого требовал хозяин. По его приказу он шел по следу такого человека и настигал его, хотя прекрасно сознавал, что добыча эта принадлежит всегда не ему, псу, а хозяину. По приказу хозяина или людей, которые работали вместе с ним, Кантор разыскивал по следу человека, от которого исходил неприятный запах.

— На шее свежие следы удушения и другие признаки, свидетельствующие о борьбе. Смерть наступила минут тридцать — пятьдесят назад, — сделал заключение врач, внимательно осмотрев жертву.

— Вы убеждены, что несчастная погибла не от лап льва? — спросил Шатори врача.

— Львы жертву не душат, а вот эти бледно-розовые кровоподтеки, — доктор рукой показал на пятна, — следы удушения. Очень скоро они приобретут лиловый цвет. Животное, что вполне допустимо, из чистого любопытства могло затащить человека в клетку. Необходимо произвести вскрытие трупа.

Шатори попросил директора собрать всех артистов и служащих цирка на манеже.

Кантор обратил внимание на пятна, на которые указывал врач. Инстинкт ищейки заставил пса подойти вплотную к жертве и не спеша обнюхать уже застывшее тело.

Дрессировщица жила в вагончике, который стоял неподалеку от клетки со львом. Шатори пригласил Чупати, не теряя попусту времени, пока все работающие в цирке соберутся на арене, осмотреть комнату дрессировщицы.

Чупати позвал Кантора, но пес не появился.

«Где его черти носят?!» — про себя выругался Чупати, не видя Кантора, и пошел вслед за начальником. Догнал он Шатори, когда тот поднимался по откидной железной лесенке в вагончик.

— А, ты уже здесь?! — обрадовался Чупати, увидев, что на последней ступеньке вагончика, перед самой дверью, сидит Кантор.

Шатори уже не первый год работал с Чупати и Кантором, но каждый раз не переставал удивляться все новым и новым неожиданным трюкам умного пса.

— Пошел! — прикрикнул директор цирка на собаку, чтобы согнать ее со ступеньки.

«Сам бы ты лучше пошел…» — неодобрительно подумал о нем Чупати.

— Оставьте его в покое, господин директор! — сказал Шатори немцу и, повернувшись к Чупати, добавил: — А вы идите вперед!

Чупати рывком открыл дверь в вагончик и хотел пропустить вперед Кантора.

— Ищи! След! — бросил он псу. Но Кантор даже не пошевелился, уставившись на расположенные напротив жилые вагончики, и только навострил уши.

— Все собираются на манеже! — громко прокричал дежурный по цирку. Из вагончиков появились люди.

— Ну, пошевеливайся! — Чупати ласково потрепал Кантора по голове, не понимая, почему пес так внимательно всматривается в темноту вагончиков.

Кантор тихо заворчал, сообразив, что хозяин наверняка не видит, что между вагончиками, в тени, всего в нескольких метрах от них, горят чьи-то злые глаза.

— Ищи! — уже тоном приказа бросил Чупати своему верному помощнику, которого так и подмывало одним прыжком броситься на обладателя горящей пары глаз, однако он повиновался хозяину.

— Дама эта жила одна? — спросил у директора Шатори.

— Да… хотя не совсем… Видите ли, господин инспектор, в Линце я подписал контракт с одним силачом… Но где же он? Петерс, ты тут? — Директор заглянул через окошко в вагончик, в котором уже хозяйничал Чупати с Кантором.

Вагончик был разделен перегородкой на две половины, в одной из которых жила супружеская пара, а в другой поселилась Лотта. Услышав крик дежурного, из-за перегородки вышла красивая стройная женщина.

— Вы, случайно, Петерса не видели? — спросил директор у женщины.

— Скорее идите на манеж! — перебил Шатори директора и вошел в вагончик.

— Что-то тут не так, — пробормотал себе под нос Чупати.

В вагончике, оборудованном с соблюдением принципа наибольших удобств, Шатори не заметил ничего подозрительного. Несколько секунд он внимательно следил за Кантором, который обнюхивал каждую щелочку. По поведению пса чувствовалось, что он нервничает. Перемещаясь по вагончику, Кантор все время поглядывал на открытую дверь.

— Может, его лев напугал? … — неуверенно заметил Шатори.

Чупати бросил на начальника возмущенно-обиженный взгляд.

— Кантора и бог, если бы он был, не испугал бы…

— Угу, — кивнул Шатори, выдвигая один за другим ящики вмонтированного в стену шкафа. — Погляди-ка на кровать. Что скажешь? — спросил он Чупати.

— Кровать заправлена…

— Да, но как?

— Покрывалом… А что?!

— У меня такое впечатление, будто этим покрывалом прикрыли место недавней борьбы.

— Возможно и такое, — Чупати пожал плечами. — Если женщина погибла не от лап льва, то…

В этот момент в дверь предупредительно постучал директор цирка. Вежливо раскланиваясь, он отозвал Шатори в сторону и зашептал ему на ухо:

— Господин инспектор, вы, конечно, понимаете, какой это трагический случай. Но, к сожалению, в нашей профессии такое бывает… Последний раз в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году в Лос-Анжелесе тигры прямо во время представления разорвали на куски своего дрессировщика… Я только одного никак не могу понять: зачем Лотте понадобилось заходить в клетку? Может быть, во время спектакля Лео что-нибудь заметил, а дрессировщица решила его успокоить после спектакля… Во всяком случае, дело скверное. Пропала добрая, репутация цирка… Если можно, не распространяйтесь об этом случае.

— Само собой разумеется, — кивнул понимающе Шатори. — Собрали труппу?

— Да, да, — засуетился директор.

— Тогда пошли, — сказал Шатори и направился к двери, но Чупати остановил его.

— Посмотрите сюда, начальник, — шепнул он и показал на Кантора, который разлегся между двумя ножками откидного туалетного столика.

— Чего дурака валяете? — рассердился Шатори.

Кантор понял, что начальник сердится, однако собачье чутье подсказывало, что он действует правильно.

Подняв голову, Кантор тихо рявкнул один раз, словно хотел сказать этим, чтобы ему не мешали, потом, дернув спиной, сбил выдвижные ножки, и в тот же миг со столика полетели какие-то пузырьки, коробочки, расчески. Они посыпались прямо на спину Кантора, но он, казалось, не обратил на это никакого внимания. Левой передней лапой он пододвинул к себе круглую коробочку, запах которой и раздражал его больше всего.

— Пес, наверное, тронулся, — рассерженно бросил Шатори, но, увидев, как Кантор осторожно зажал зубами круглую коричневого цвета коробочку из-под пудры, хмыкнул.

Чупати чистым платком взял коробочку из пасти Кантора и осторожно открыл ее. Понюхав содержимое коробочки, он подал ее Шатори, пробормотав:

— Пудра без запаха.

— Или что-нибудь другое… — проговорил Шатори, повертев коробочку в руках. Выглянув в открытую дверь, он крикнул технику-лаборанту, который изучал следы возле вагончика: — Возьмите на анализ!

Несколько мгновений собака внимательно следила за каждым движением людей. По спокойному деловому тону, каким переговаривались Чупати и Шатори, пес понял, что нашел такое, что заинтересовало людей и что они считают очень важным. Вот они уже и не ругают его за то, что он разыскал этот предмет с таким странным запахом… Да еще такой важный! Чтобы понять это, много ума не надо. Если бы эта коробочка ничего не значила, хозяин давно бросил бы ее на пол.

Кантор от самой клетки льва постоянно чувствовал два основных запаха, они-то и привели его сюда. Запах от пола и мебели перебивал запах женщины, лежавшей в клетке у льва. Собачий инстинкт подсказывал ему, что обладатель неприятного, раздражающего запаха находится где-то поблизости. Этот запах вызывал особый интерес Кантора.

Опередив хозяина, пес спрыгнул на траву. Интересующий его след вел налево, и пес повернул налево, туда, где кончались вагончики и где территория, отведенная цирку, отделена от парка низким заборчиком из штакетника.

Ветки деревьев закрывали свет горящих фонарей и отбрасывали причудливые тени на выкрашенные белой масляной краской стенки вагончиков. Легкий ветерок еле заметно раскачивал деревья.

Кантор шел по следу вдоль изгороди. Чем дальше он шел, тем сильнее становился запах, раздражавший его. Запах этот предвещал опасность, и пес несколько замедлил шаги.

С наружной стороны заборчика возвышалась огромная куча сена. Этим сеном кормили слонов и других травоядных животных, содержавшихся в цирке.

Неожиданно Кантор замер на месте, поднял голову и в тот же миг увидел неподалеку от себя пару горящих зеленоватых глаз.

Инстинктивно пес даже попятился, ища какое-нибудь прикрытие, однако времени для размышлений у него не было: из стога в его сторону метнулась с угрожающим рычанием большая темная тень. Нападение было слишком неожиданным, и отбить его Кантору помогло только умение мгновенно реагировать на сложную обстановку. И тут только он увидел, что его противником является не кто-нибудь, а собака. Кантор тявкнул, призывая этим собрата к примирению, но тот, видимо, не собирался мириться и только угрожающе рычал.

«Значит, мириться не хочет, вызывает меня на бой…» — мелькнуло у Кантора.

Поведение противника свидетельствовало о его агрессивности. Возможно, черный пес — а он был почти черный — защищал собственные владения. Он сделал несколько прыжков, пытаясь зайти Кантору сзади. Заход сзади считался старым и наиболее испытанным приемом для достижения успеха: противник и повернуться к тебе не успеет, как ты, схватив его мертвой хваткой за горло, валишь на землю.

Кантор сердито заворчал, подумав о том, что по отношению к нему такие приемчики применять рискованно.

В этот момент со стороны стога сена раздался человеческий голос. Кантор не разобрал слов, однако понял, что человек науськивает на него свою собаку.

Нападающий в этот момент оказался как раз напротив.

Кантор, сделав энергичный рывок, попытался схватить противника за холку.

— Рекс!.. — сердито прошипел человек.

— Тютю, где ты?! — раздался из-за вагончика голос Чупати.

Кантор три раза громко тявкнул, давая этим понять хозяину, где он находится. То, что хозяин находится неподалеку, придало псу еще больше силы, однако противник оказался намного хитрее, чем можно было предположить. Вынырнув из темноты, черный пес бросился в новую атаку. У Кантора была менее выгодная позиция. Грудью он отбросил черного пса в сторону, но, пролетая мимо, тот все же успел схватить Кантора за заднюю лапу и вырвать из нее довольно большой клок шерсти.

Кантор взвизгнул от боли. Теперь он имел ясное представление о том, что его противник не простой дворовый пес, а хитрый и натренированный враг. С ним вполсилы не справишься. На такого следует нападать первым. Рана на задней лапе настоятельно требовала ответного нападения. Моментально оценив обстановку, Кантор воспользовался тем, что его противник отлетел в сторону, и занял более выгодную позицию, встав таким образом, что копна сена оказалась за спиной. Угрожающе зарычав, он подстрекнул противника на новую атаку, и когда тот, ослепленный злобой, снова бросился на него, Кантор за какую-то долю секунды до столкновения сделал прыжок и перелетел над черным псом. Не встретив преграды, противник с разбегу врезался в копну сена, и, пока он выбирался из нее, Кантор мгновенно схватил его за горло и опрокинул на землю.

Пес захрипел и, судорожно дергаясь, попытался высвободиться из пасти Кантора, который, однако, вовсе и не собирался разжимать челюсти. Этому Кантора научил хозяин. Поскольку такой прием не входил в арсенал врожденных собачьих приемов, черный пес не знал его. Человек научил Кантора таким приемам, и в этой борьбе Кантор выиграл. Черный пес взвыл от боли.

Борьба была прервана появлением человека.

— Тютю! — Чупати зажег карманный фонарик. Яркий луч света выхватил из темноты схватившихся собак. Так мощные юпитеры освещают артистов, играющих на сцене. — Перестань! Пошел вон! — крикнул хозяин, и Кантор послушно повиновался.

Побежденный черный пес жалобно заскулил и скрылся между вагончиками.

Кантор, высунув язык, тяжело дышал. Чупати присел на корточки и осторожно провел рукой по шерсти собаки.

— Пристрелю того проклятого пса, — пробормотал он тихо, а когда коснулся раны на лапе, из которой был вырван клок шерсти, участливо спросил: — Болит?

Кантор встряхнулся и благодарным взглядом уставился на хозяина.

— Хочешь сказать, что рана не опасна? Хорошо, хорошо… Ты храбрый и ловкий песик, — ласково утешал Чупати своего четвероногого друга. — Пойдем дальше, а? Ну, ищи! След!

Кантор кивнул, хотя и не так бодро, как обычно.

— Хорошо, — проговорил Чупати, пристегивая к ошейнику короткий поводок.

Кантор понимал, что случившаяся только что потасовка была самым настоящим боем. И хотя он победил в этом бою, его все-таки сильно потрясла эта схватка, и не столько физически, сколько морально, и только потому, что ему пришлось вступить в борьбу не с кем-нибудь, а с ему подобным существом, то есть с собакой. Единственное, чего Кантор никак не мог понять, заключалось в том, почему человек натравливал на него собаку.

Кантор снова напал на след, который он потерял из-за непредвиденной схватки с черным псом. Взяв след, Кантор сразу же почувствовал, что сил у него прибавилось. Он легко и красиво перемахнул через заборчик и пошел вдоль него.

Когда овчарка обошла стороной стог сена, а затем снова, перепрыгнув через заборчик, приблизилась к нему, Чупати решил, что Кантор, видимо, идет по следу только что побежденной им собаки. Однако из-за стога, к немалому удивлению Чупати, показалась фигура крепко сложенного человека.

— Но… но… Хальт! — крикнул незнакомец, увидев Кантора, и поднял вверх руки.

Спущенный с поводка Кантор прыгнул на незнакомца и рывком повалил его на землю.

— Что вам здесь нужно? — спросил Чупати мужчину.

— Я не венгр… — простонал тот в ответ.

— Тогда встаньте! Тютю, отпусти его. Лос, лос… — И Чупати, за отсутствием нужных немецких слов в своем лексиконе, жестом руки дал незнакомцу понять, что тот должен следовать за ним.

Шатори нервно расхаживал по краю манежа. Глаза его светились гневом. Чупати стоял навытяжку и смущенно теребил поводок Кантора.

Остановившись, Шатори дал выход своему возмущению:

— Что же вы делаете?!

— Начальник, я сейчас вам все объясню. Кантор шел по следу, когда на него неожиданно напала собака, которую науськивал вот этот тип… А потом Кантор свалил его на землю…

— От ваших действий с ума можно сойти! — не мог успокоиться Шатори.

— Откуда мне было знать… — начал оправдываться Чупати и пожал плечами: ну на самом деле, а Кантор откуда мог знать? Иногда и для него бывают такие ситуации…

В цирке выяснилось, что схваченный Кантором незнакомец был дрессировщиком слонов. Ему и принадлежала собака, напавшая на Кантора.

— Отпустить его? — спросил Чупати у начальника.

— Разумеется.

— Пардон… Как бы это вам попроще… — Чупати начал было объяснять задержанному дрессировщику, что произошло недоразумение, но, так и не закончив фразы, сделал жест, понять который можно было только так: убирайся на все четыре стороны.

Дрессировщик, видимо, понял жест Чупати и обрадовался. Он повернулся кругом и хотел уже уйти, но Кантор угрожающе заворчал на него. Дрессировщик сообразил, что пес схватит его, если он сделает хоть один шаг, и испуганно вскрикнул.

— Старшина! — сердито произнес капитан Шатори, бросив беглый взгляд на Чупати. Это звание он получил накануне.

— Назад! — рассердился Чупати на Кантора. — Кто здесь хозяин, ты или я?

— Черт бы вас побрал! — в сердцах пробормотал Шатори, недовольно взглянув на Чупати и Кантора.

После секундного промедления Кантор выполнил приказ хозяина. Неохотно, чуть кося глазами на дрессировщика, он лениво отошел в сторону.

Директор цирка, подойдя к капитану, спросил, можно ли распустить артистов по их вагончикам.

Шатори молча кивнул.

Действия капитана удивили старшину, и он, стараясь не смотреть на Шатори, делая вид, будто внимательно рассматривает носки своих сапог, спросил:

— Что нам теперь делать?

— Что, что… — Шатори безнадежно махнул рукой. — Начнем все с самого начала…

К капитану подошли следователь и эксперт. Последний держал пуговицу, завернутую в бумагу.

— Где вы ее нашли?

— В траве перед вагончиком погибшей.

— Разыскали артиста по имени Петерс?

— Пока еще нет, — ответил следователь.

— Достаньте мне его фото и объявите розыск.

— Начальник… — Чупати шмыгнул носом.

— Перестань! — оборвал старшину капитан, который за многие годы совместной работы привык ко многим привычкам Чупати, но это шмыганье носом всегда раздражало его.

— Слушаюсь… — выдохнул старшина и умолк.

— Перестань шмыгать носом и говори.

— Я хочу сказать, что, дав Кантору понюхать пуговицу, можно попытаться снова пустить его по следу.

— Попытайтесь, — согласился Шатори, а затем, в знак полного примирения взяв старшину под руку, направился в сторону вагончиков.

По дороге Чупати размышлял, есть ли смысл пускать овчарку по прежнему пути.

Присев на корточки, Чупати подозвал собаку к себе.

— Иди сюда, Тютю, нюхай, — проговорил он, поднеся к носу Кантора пуговицу.

К огромному удивлению хозяина, Кантор пошел в совершенно противоположном направлении. Пройдя между колесами двух вагончиков, он дошел до самого шатра цирка, обогнул клетки со зверями, затем неожиданно остановился и начал сердито фыркать.

Шатори и Чупати подбежали к нему.

Капитан включил фонарик и в страхе отступил назад: под клеткой с обезьянами, свернувшись в клубок, лежала огромная змея, положив голову на один из своих витков толщиной в человеческую руку. Зеленые глаза змеи угрожающе сверкали. Обезьянки, забравшись на самую высокую полку, сидели, сжавшись от ужаса в комок, и, зажмурив глаза в узкие щелочки, смотрели на свет фонарика.

Оправившись от испуга, Шатори хриплым голосом прошептал Чупати:

— Беги за директором!

Спустя минуту прибежал запыхавшийся от быстрого бега директор. Увидев змею, он испуганно всплеснул руками и, моментально отпрыгнув на несколько шагов назад, прерывающимся голосом закричал:

— Юрген! Юрген! Скорее сюда!

Из ближайшего вагончика послышался шум, а спустя несколько секунд оттуда выскочил полураздетый молодой человек атлетического телосложения и проворно подбежал к директору.

Увидев змею, которую Шатори осветил фонариком, парень свистнул и, смачно выругавшись, куда-то убежал. Через минуту он появился снова в сопровождении двух мужчин, которые несли клетку с мелкими ячейками. В руках у Юргена оказалась корзинка, сплетенная из стальных нитей, которую он держал на длинной палке.

Все, кроме Юргена, тихонько отошли назад. Шатори жестом подозвал к себе директора и спросил:

— Как сюда попала эта змея?

Директор, все еще не оправившись от страха, начал сбивчиво объяснять, что Лотта в последнее время начала дрессировать этого питона. Правда, до выступлений перед публикой дело еще не дошло, однако дрессировщица уже достигла известных результатов. Аттракцион обещал быть потрясающим: питон обвивал шею дрессировщицы, а затем спокойно брал пищу у нее из рук.

Невнимательно слушая объяснения директора, Шатори старался понять, каким образом змея попала под клетку с обезьянами.

— Как ее теперь оттуда вытащить? — спросил капитан. Директор только неопределенно хмыкнул:

— Я не знаю. Лотта сама ухаживала за питоном, и, кроме нее, он никого к себе не подпускал.

— Но кто-то, так или иначе, должен загнать змею в клетку?

Кантор неожиданно заворчал, заметив в проходе чью-то тень, и бросился туда. Через несколько секунд Кантор уже вел к хозяину здоровенного мужчину, время от времени дергая его за штанину.

— Кто вы такой? — спросил капитан у незнакомца.

— Да ведь это и есть Петерс, — ответил вместо незнакомца директор.

— Силач?

— Да.

— Вот как! Вас не было на манеже, когда наша овчарка обнюхивала всех артистов? — Шатори внимательно взглянул на силача. От него не ускользнуло, что на куртке Петерса не хватает одной пуговицы.

Петерс растерянно переступал с ноги на ногу.

— После спектакля я бегал в лавку, — объяснил он.

— И что вы там купили? — поинтересовался Шатори.

— Ничего не успел, так как лавку уже закрыли.

— У вас, кажется, оборвалась одна пуговица? — Шатори рукой показал на полу куртки.

Мужчина молча опустил глаза.

— Ты что, не слышишь?! — потеряв всякую выдержку, набросился на артиста директор. — Господин инспектор подозревает тебя в убийстве Лотты.

Шатори метнул рассерженный взгляд на директора и сказал:

— Ошибаетесь, господин директор. Пока я никого не подозреваю.

Силач заметил группу людей, пытавшихся загнать змею в клетку.

— Я так и знал, что этим все кончится, — жалобно произнес силач.

— Что именно? — спросил Шатори.

— Это проклятое дело.

— Вы сегодня ссорились с Лоттой?

— Так точно, господин инспектор.

— Но вы не собирались душить ее?

— Нет, что вы!

— Это произошло случайно, да? Вы просто хотели припугнуть ее немного, не так ли? Тот, у кого такие сильные руки, как у вас, едва ли чувствует, как хрупка женская шея.

— Я абсолютно не виновен.

— Очень сожалею, — холодно произнес Шатори, — но вам придется пройти с нами.

— Господин директор!.. Помогите мне…

Директор махнул рукой:

— Если бы я знал, что вы такой, то ни за что на свете не выпустил бы вас на манеж, так что можете на меня не рассчитывать. Закон есть закон.

Капитан, подмигнув Чупати, сказал Петерсу:

— Ведите себя разумно, а то, чего доброго, придется спасать вас от зубов нашей овчарки.

Силач испуганно вздрогнул и, низко опустив голову, пошел за Чупати, сопровождаемый Кантором буквально по пятам.

После более чем двухчасового допроса цирковой силач, чье тело, казалось, состояло из одних мускулов, сник и опал, как гондола воздушного шара, из которого частично выпустили газ.

Отвечая на вопросы, Петерс заканчивал все свои ответы следующими словами:

— Я не убивал ее. Не понимаю… не знаю, кто бы это мог сделать. Я ее любил.

«Любил?» — Шатори машинально повторил про себя это слово и задумался на тем, какой же должна быть страсть человека, чтобы довести его до такого состояния, ч т о он способен убить свою возлюбленную. «Я ее любил. Я ее любил…» — вертелись навязчивые слова в голове капитана. За время допроса он слышал их уже несколько раз. В маленькой комнатке, в которой проводился допрос, было сильно накурено.

Следственная группа работала, не зная отдыха. Специалисты высказывали свое мнение, были заслушаны показания шестнадцати свидетелей.

Дело казалось ясным: в порыве бурной экспрессии силач не рассчитал своих сил и неосторожным движением придушил предмет своей страстной любви. Но такой вывод мог сделать человек, не очень опытный в расследовании подобных дел.

Капитан Шатори, однако, не был таким человеком. Казалось, чего легче: дай знак машинистке, которая сидит тут же, готовая зафиксировать каждое слово свидетельских показаний на бумаге, — и все завертится. Но капитан почему-то медлил, да и как ему было не медлить, когда единственным вещественным доказательством — если это можно так назвать — была оторванная пуговица с куртки силача. Носовой платок, найденный в вагончике погибшей, по настойчивому утверждению Петерса, принадлежал не ему.