Случай шизофрении и хронической усталости

Мужчина, возраст 24 года

(Все симптомы описаны собственными словами пациента).

Главная ситуация – это проблема со сном. Я терпеть не могу ложиться спать.

Я не знаю, зачем я здесь. Мой отец послал меня к вам.

Я не особенно люблю разговаривать. Ну, одна часть любит, а другая часть любит делать что-нибудь для отца.

Я плохо сплю. Я не думаю, чтобы я вообще когда-нибудь легко засыпал. Эта проблема у меня давно. Я просыпаюсь, или одна моя часть просыпается, несколько раз на протяжении ночи. Я не могу заснуть ночью. Я все время ворочаюсь. Не могу собрать все вместе. Сплю, но в то же время не сплю. В полусознательном состоянии, как будто мое тело не спит. Или некоторые части моего тела не спят – ворочаются – но другие части спят. Трудно объяснить это чувство.

Мне трудно думать. У меня путаются мысли.

Как будто некоторые части тела спят, а некоторые бодрствуют, и между ними разные места.

Я очень не люблю спускаться к себе в комнату. Она в подвале, и там темно, холодно, и сыро. Там запах гнили. Я терпеть не могу ложиться спать. Не люблю туда спускаться.

Мне говорили, что когда я был ребенком, я почти не спал.

Я принимал много таблеток из-за этого (проблем со сном). Сейчас я пью Halcion. Мне это прописал психиатр, когда я был в «яме». Так все называют психиатрическую клинику.

Я был там (в «яме») несколько раз. Мой отец вам говорил? Они отправили меня туда, когда я совсем мало спал, и потом я начал попадать в «яму» очень часто, и тогда появляется другое поведение.

Когда я не сплю, все просто разбросано повсюду. Когда я долго не сплю, реальность просто разбивается на куски – а потом в «яму».

Первый раз я попал в клинику, когда моя семья развалилась. Как я разваливаюсь на куски, точно так же и моя семья развалилась на куски. Мой отец ушел. Он не мог вынести, что ему все время приходится сердиться – на меня, на мою мать.

Наш дом – это черная дыра Калькутты.

Моя мать часто сердится.

Вы хотите знать еще что-нибудь?

Я не знаю, как начать. Мои мысли разбросаны.

Когда мой отец ушел, я долго не мог понять, что он не вернется. Это примерно так. Иногда я даже не замечаю. Мать никогда ничего не говорила. Потом начались все новые и новые проблемы – в школе и дома.

Я не могу играть в эту игру. Или же, игра, мир, становится все сложнее. Так много граней. Мир кажется мне похожим или на поле битвы, или на сцену. Но есть сила, которая пытается играть в эту игру. Иногда я хотел просто все бросить и уйти в свой собственный мир, но мать, похоже, настаивает на том, чтобы я пытался справляться, и я не хочу снова оказаться в клинике.

В этом так много деталей.

Мать очень расстраивается из-за меня, потому что становится все более очевидно, что я не справляюсь.

Ей звонят из школы и жалуются, что я не участвую в уроке. Я просто отключился. Я сидел там и не мог ответить, или мог ответить только односложно, и потом обратно уходил в никуда. Ее спросили: «Он что, на наркотиках?»

Меня там просто нет. Все отваливается в разных местах. Мне приходится быстро бегать, чтобы удержать все вместе. Ну, что, я не могу собрать их вместе. Они не складываются вместе. Они не держатся вместе, и все падают на землю и расплескиваются.

Я не мог понять, что люди говорили мне, как будто какие-то мои части были отключены.

Я выходил из классов, швырял вещи, и вел себя агрессивно. Потом я уходил в никуда и переставал реагировать. Я больше не мог фокусироваться.

Я не мог вывести все куски на поверхность вместе, как в трансе.

Когда я сплю мало, я могу захватить глубину, но только симптомы. Как будто все состоит только из красок, или только из звуков, или ощущений.

Меня иногда спрашивали, что за наркотики я принимаю.

Трудности в понимании. Трудности в реагировании на окружающее. Когда я не сплю, и смотрю на то, что происходит, на это уходит столько энергии; всегда такое чувство, что происходит столько битв. Разные части сражаются между собой. Разные детали головоломки.

Как будто я выбираюсь из дыры – ямы – пытаясь добраться до того места, где все вещи собираются вместе, там я буду казаться «нормальным». Иногда я отчаянно пытаюсь казаться нормальным, остаться на той грани, где одна из моих частей будет в нормальном мире, будет функционировать, даже если я в основном разбросан повсюду. Ну, как будто одна нога здесь, а другая там. Но основную часть времени я возвращаюсь в состояние фрагментации, и только тогда я чувствую себя самим собой, в своем мире. Так много уровней отсоединены друг от друга, чаще всего они воюют друг с другом.

Потом, домой, и там мать злится. Она понятия не имеет, как до меня дотянуться. Я сам не знаю, как до меня дотянуться.

Я ненавижу спускаться в подвал в свою комнату. Она воняет. Но мать меня отправляет именно туда – тогда, одна моя часть орет, пинается, и швыряет вещи.

Мен очень трудно спать в такое время. Трудно выражать свои чувства. В такое время все трудно.

Я становлюсь «невосприимчивым». Так они говорят, когда нет коммуникации или им кажется, что я не понимаю. Мать этого не выносит.

Я ем не очень много. Иногда я не могу понять, что, или даже как, я должен есть. Все это так сбивает меня с толку, и невозможно собрать все вместе, чтобы создать волю для выполнения любого действия.

Я начинаю сердиться, когда мне надо идти в туалет, или есть, или что угодно, если мне приходится взаимодействовать с семьей.

Однажды даже отец пришел и остался дома, чтобы помочь «вывести меня из себя».

Они отвезли меня в клинику, и я провел там десять месяцев. Большую часть того времени я не помню, только фрагменты, тут и там. Это был самый долгий период. Я был там еще два раза, но не так долго.

Чем больше у меня стресса, тем больше мой разум запаздывает в ответе на то, что говорят люди. Вот что происходит. Я не могу понять смысл того, что они произносят. Просто сижу там и смотрю. Не думаю, что я могу ответить, потому что я не могу собрать все детали вопроса. Я слышу кусочки сказанного, и часть моего мозга делит предложение на сегменты, слова, и в итоге выдает мне какое-то странное сообщение. Это сводит мать с ума, а потом она расстраивается, и бьет, сперва по одной стороне, потом по другой.

Все разваливается, потом разбивается.

Стакан разбивается об пол. Все куски разлетаются повсюду.

У меня мало друзей, или людей, с которыми я мог бы поговорить. У меня плохо получается отвечать на вопросы. Трудно ответить на то, что хотят люди. Я вообще-то хотел, чтобы со мной поговорила девушка, но те, с которыми я хотел поговорить, все тихие, и не разговаривают со мной. Так что ничего не получилось.

Меня дразнят более сильные парни в школе. Зовут меня дураком, чокнутым, дебилом.

Мне говорят, что меня легко уговорить, легко обмануть. И было множество ситуаций, когда я последовал за кем-либо, кто просто хотел посмеяться надо мной, и как я остолбенел, когда на меня свалилось слишком много.

Я просто не могу сложить все это вместе. Как будто мои ноги говорят: «Да, давай пойдем». Но рука застряла в кармане, и болит, как бы говоря: «Нет, не надо».

Я полностью теряю смысл происходящего.

Одна моя часть просто хочет убежать. Я должен убежать, чтобы сложить вместе разные аспекты.

Если я посплю, то, кажется, становится лучше.

Сейчас я работаю в библиотеке. Мне очень нравятся книги. Я люблю читать, и мне нравятся книги на ощупь. Я начинаю волноваться, если приходится регистрировать много книг, или если я делаю ошибку.

Когда у меня плохой сон и много стресса, работать трудно. Очень трудно знать, как мне функционировать. Часто, если в библиотеке кто-то просит ему помочь, я полностью их игнорирую. Если они продолжают просить помощи, я начинаю лихорадочно сортировать книги, или прибирать на полках. Я прихожу в замешательство, и начинаю думать, что они хотят нарушить порядок.

Разговаривая с докторами, я понял, каким кажется мое поведение другим людям, как другие воспринимают меня. Психиатры пытаются помочь мне преодолеть мои «проблемы» и вести себя более нормально, но они на деле не пытаются понять все мои части, или то, как я вижу этот мир. Им кажется, что все так легко. Правила просты, и они держат все вместе. Но без правил… все распадается и растворяется.

У меня иногда бывают головные боли. Они могут быть очень сильными. Они приходят ко мне, когда я плохо сплю. Острые боли, которые летают вокруг моей головы. Они начинаются в задней части и стреляют вперед – внутри моей головы. Очень резкие боли.

У меня в голове сточная канава. Болезненное чувство, токсичное чувство. Как будто я слишком много выпил. Отравленное чувство. Потом мой разум начинает летать, начинается сумасшествие внутри моей головы. Когда у меня наступает это чувство, я сижу, глядя в зеркало, смотрю себе в один глаз, потом в другой и повторяю свое имя, чтобы собрать себя вместе – чтобы вернуть себя обратно.

С такой головной болью у меня ощущение, что я теряю все свои части. Я чувствую, что я не в ладу с собой. Нет ядра –одни только компоненты. Головные боли приходят время от времени. Я не знаю, как часто. С 14-ти лет я пью болеутоляющие от этой боли. Разные. Мне не кажется, что они помогают. Сейчас я перестал их пить.

Я нахожу, что смотреть в зеркало как-то успокаивает это сумасшествие в голове. Тогда остается только боль. Голова кажется огромной, и сильно отличается от остальных частей тела. Кровь застревает у меня в мозгу, и поэтому он посылает мне сумасшедшие сигналы. Противное чувство.

Я закрываю глаза, и пытаюсь заснуть. Тогда становится трудно. Блуждание ума. Дурацкие сны. Я теряю способность держаться за «свой мир». Я чувствую себя в подвешенном состоянии. Разбросан где попало. Никакой связи, никаких чувств или покоя. Невозможно собрать все вместе. Сумасшествие в голове и чувство разделения всех остальных частей.

У меня был друг, но я не мог сфокусироваться, и не имел достаточно желания, чтобы что-то получилось. Это девушка, которая заметила меня в библиотеке. Она заговорила со мной, и мы пошли в кофейню.

Я не знаю, как себя вести, как заводить друзей, как разговаривать. Часто моей стратегией бывает: стать человеком из фильма, или книги, или человеком, которого я раньше встретил, и он мне понравился. Я стал бы ими и затолкал все остальные части вниз, глубоко вниз. Я начинаю вести себя как они, копирую их чувство юмора, имитирую их.

Она поцеловала меня один раз. Я как бы не был там. Она поцеловала мое лицо, не самого меня, потому что я был где-то глубоко внизу, карабкался повсюду. Она поцеловала героя, внешний персонаж, который вел себя как герой телеэкрана.

Я думаю, что она перестала со мной гулять, потому что я не отвечал. Если бы только она знала, как я отвечал. Я плакал, когда она от меня отошла, но я не знаю, была ли грусть в какой-нибудь из моих частей.

Я ненавижу ложиться спать. У меня в комнате пахнет гнилью. Там холодно и темно, как в канаве. Я хожу гулять по ночам, чтобы не ложиться спать, чтобы двигаться. Я иду мимо сточной канавы, и чувствую этот запах, запах гнили. Иду, чтобы не раствориться в темноте и не потерять себя. Я пытаюсь свести все в фокус ходьбой, собрать все вместе.

Бывает, что я просыпаюсь утром, и у меня вокруг рта черная засохшая кровь. Я испугался. Может быть, я прикусил язык, или скрипел зубами во время сна. Она вокруг моего рта и на языке. Все воняет. Я принимаю душ, чтобы избавиться от этого запаха. Мне кажется, что я потею по ночам.

Чтобы заснуть, я пытаюсь сфокусироваться. Вокруг столько всего движется. Я пытаюсь свести все в фокус, собрать все куски вместе. Я здесь? Я там? Я теряюсь в узорах на обоях.

Мать входит в мою комнату. Я знаю, что она здесь, в темноте.

Я чувствую, что я тону, погружаюсь в кровать. Сквозь кровать. Вниз, вниз, в яму. Я чувствую, что я разбросан по всей комнате. Мои части валяются по комнате.

Не могу расслабиться. Ноги не могут найти удобное положение.

Я хожу по комнате кругами, чтобы сфокусироваться.

Ночью, в темной грязной дыре, беспокойство становится нестерпимым. Битвы, которые происходят внутри меня, вызывают у меня желание закричать.

Я могу произносить слова, но я хочу общаться. Я хочу что-нибудь выразить. Я хочу выпустить что-то из себя.

Я хочу сфокусироваться.

(История частых заболеваний пневмонией с высокой температурой. Долгий процесс выздоровления. Лечение: антибиотики).

Последний раз пневмония началась после того, как я гулял под дождем, когда не мог заснуть. Началась с лихорадки, жар и озноб, потом я то был в сознании, то снова терял его. Я полностью отключался. Это произошло после долгого периода бессонницы, так что я был еще более предрасположен к этому.

Когда я болею, я разбросан повсюду, и у меня нет сил, чтобы собрать все вместе. Нет энергии, чтобы сфокусироваться.

Я однажды лежал в больнице с пневмонией, потому что у меня просто не было энергии, чтобы собрать все вместе.

Отец и мать – мои приемные родители. Они разделились. Когда я был маленьким, жизнь была хороша, но потом я пошел в школу, детский сад, и учительница начала мне говорить, что делать и как себя вести.

Я начал замечать, что «в моем мире» все было по-другому. Я не знал, как на это реагировать. Я много пропустил в школе в первый год, потому что болел.

Я не думаю, что я много ел, когда был ребенком, так что я не был очень сильным.

Я помню, что время от времени я всплывал на поверхность сознания, и снова уходил в глубину.

Мать говорит, что у меня была инфекция легких. Кислородные камеры. Я чувствовал себя там в сохранности и безопасности.

Даже тогда у меня было разделенное чувство. Часть меня в сознании, и другая часть – на других уровнях осознания. То вверх, то вниз.

Отец однажды повел меня в цирк, и мы зашли во Дворец Зеркал. Я увидел сотни собственных отражений, и подумал, что это самое близкое выражение того, как я воспринимаю себя. Фрагменты – разделены и разделены и разделены и разделены. Моя голова в одном зеркале, а рука в другом, а другая – еще где-нибудь. Все отдельно.

Насколько я помню, я никогда не был одним целым человеком.

Когда отец ушел, мать очень сильно рассердилась. Она сердилась на меня. Я не вел себя так, и не делал того, чего она хотела бы от своего сына. Она начала бить меня, когда я делал что-нибудь, что расстраивало ее.

Я никогда не мог пополнеть. Я не ел много. Ее это приводило в отчаяние.

Мне не нравилось, когда она била меня, так что я поставил цель не давать ей знать, какую боль она мне причиняет. Я дошел до того, что мог улыбаться или смеяться, когда она била меня. Она просто била меня еще больше.

Я научился отключать некоторые свои части и блокировать ее и всех остальных снаружи, в основном потому, что меня полностью сбивает с толку, когда на тебя валятся столько частей. Как сложить их вместе?

Я создал внешнюю ракушку, более-менее презентабельную, с хорошими манерами. Но внутри никого нет.

Это сводило ее с ума, до истерик.

Я не думаю, что стал таким из-за своей домашней обстановки, хотя я позже узнал, что это ненормально.

Отец часто меня навещает. Он пытается научить меня играть в мяч и гольф. Мне понравилось только плавание. Почему-то, когда я плаваю в воде, я чувствую себя свободным и целостным. Мне нравится лежать на поверхности воды и плавать.

Иногда я провожу ночи в старом доме, с закрытыми глазами. Теряю все понятия о дне и ночи, свете и темноте, времени и пространстве. Такое беспокойство – чувство, что нет почвы под ногами – иногда возникает по ночам.

Вообще, все может стать нереальным. Время, расстояния, календари, часы создают структуру – структуры, в которые я не вписываюсь. Или, некоторые мои части могут туда вписаться, но, в конце концов, я чувствую себя в отчаянии, я весь состою из фрагментов, и ни в чем не вижу никакого смысла.

(Я пригласила его мать и отца, надеясь заполнить некоторые пробелы в его истории. Его мать поделилась следующей информацией).

Он – приемный сын.

Он три раза был в психиатрической клинике. Ему дали следующий диагноз: шизофрения, раздвоение личности, и теперь, совсем недавно, пограничное расстройство личности. Ему был назначен целый список медикаментов. Но, похоже, он принимает только Halcion, и часто кажется, что это лекарство не помогает.

Она все время повторяет, что он может быть нормальным. Он, в конце концов, закончил старшие классы в школе, и даже один год в колледже.

Он работает в библиотеке.

Работа нестабильная, потому что в любое время у него может произойти «припадок».

В библиотеке к нему относятся с большим пониманием.

«Это может произойти в любом месте и в любое время. Это непредсказуемо. Но, по крайней мере, раз в неделю что-нибудь да происходит, и это может длиться неделю или месяц. Никогда не знаешь, чего ожидать».

«С ним никогда не знаешь, чего ожидать. Были случаи, что он резал себе руки, и, похоже, не реагировал – боли не было».

(Следующие симптомы даны в точных словах матери).

Много разговаривает сам с собой.

Бьется головой.

Постоянно перекладывает вещи.

Разбивает вещи, особенно стеклянные.

Раскачивается с одной ноги на другую.

Никогда не знаешь, когда это начнется.

Он может спорить сам с собой.

Проблема с бессонницей существует с тех пор, как он был совсем маленьким – бессонница, и склонность ходить всю ночь. Я никогда не знаю, где он.

Несколько раз я нашла его в шкафу – он сидел, съежившись, с закрытыми глазами, и когда я начала на него кричать, он снова ушел в свое дурацкое состояние, не реагировал, отключился.

(Я спросила его о некоторых симптомах, приведенных его матерью. Ниже следует четкое объяснение в его собственных словах).

Когда я бьюсь головой о стену, это создает ритм, и позволяет заглушить помешательство в моей голове. Когда все разбросано где попало, ритм позволяет мне убежать.

Я порезал себя потому, что часто там нет «одного» человека, только фрагменты. Я режу руки, чтобы добраться до какого-то намека на ядро. Но чаще всего, когда я режу, я ничего не чувствую.

Перекладывать вещи – это способ наведения порядка: порядка, чтобы «мир» или нормальное поведение казались ближе, в пределах досягаемости.

Разбивать вещи – способ побега, напоминаю себе, что бегство возможно. То, что куски падают и разбиваются, как-то напоминает обо мне самом. Все куски в одном месте.

Когда я раскачиваюсь с одной ноги на другую, это еще один способ быть в движении, когда мне кажется, что темнота полностью меня захватит. Это создает ритм, мелодию, постоянство, которые меня успокаивают.

Понимание случая заболевания:

Что явно выделяется в этом случае заболевания – это, по моему мнению, его невероятно настойчивое ощущение фрагментации – он чувствует, что он состоит из отдельных частей, «разделен», «разбросан». Он снова и снова выражает это чувство разными способами. Когда он описывает свою бессонницу, он говорит: «…некоторые части моего тела не спят, но другие части спят. Сплю, но в то же время не сплю…. Не могу собрать все вместе… я разбросан где попало».

- Он выражает очень глубокое чувство раздельности или отсутствия связи с миром, когда говорит «мой мир». Он говорит: «Иногда я отчаянно пытаюсь казаться нормальным, остаться на той грани, где одна из моих частей будет в нормальном мире, будет функционировать, даже если я в основном разбросан повсюду». Даже в детском саду это разделение было очевидным. Он говорит: «Я начал замечать, что «в моем мире» все по-другому. Я не знал, как на это реагировать».

- Его чувство отделения от внешнего мира также очень ясно видно в его реакции на людей, например, его неспособность отвечать людям в библиотеке. Если кто-то просит его о помощи, он их игнорирует. Он не может общаться. У него нет друзей, потому что ему «трудно ответить на то, что хотят люди». Он чувствует себя настолько разделенным внутри и вовне по отношению к другим людям, что он не знает, что делать. Он чувствует, что не вписывается «в правила, которые создают структуру».

- В его семье также имеется чувство разделенности. Он приемный сын, и заявляет мне об этом прямо. После этого, он говорит, что его родители разделились. «Как я разваливаюсь на куски, точно так же и моя семья развалилась на куски». Он ни разу не упомянул о своем младшем брате. Я не знала, что у него были братья или сестры, пока не поговорила с матерью.

- Он чувствует себя очень оторванным от других школьников. Он не может заводить друзей, и периодически не может реагировать, даже становится агрессивным. Он сказал: «Все отваливается в разных местах. Мне приходится быстро бегать, чтобы удержать все вместе. Ну, что, я не могу собрать их вместе. Они не складываются вместе. Они не держатся вместе».

- Чувство фрагментации настолько глубоко, что он чувствует себя отделенным от себя самого на очень глубоком уровне. Он говорит: «Как будто одна нога здесь, а другая там». Он также говорит, что психиатры «не пытаются понять все мои части». И описание Дворца Зеркал графически показывает фрагменты, которые «разделены и разделены и разделены и разделены. Моя голова в одном зеркале, рука в другом, а другая рука – еще где-нибудь. Все отдельно…» Столько частей, и все – фрагменты.

- По ночам, когда у него наступает бессонница, это чувство становятся очень сильным. Он описывает беспокойность, чувство, что он разбросан по комнате где попало. «Битвы, которые происходят внутри меня, вызывают у меня желание закричать».

- Он приходит с жалобой на бессонницу. Всегда интересно слушать, как именно человек описывает то, что его беспокоит. Он создает картину вокруг сна. Он описывает: «яма… сточная канава… холодная, влажная, темная яма… пахнет гнилью, воняет… мне не нравится идти туда… она воняет… я ненавижу спускаться туда… черная дыра Калькутты… в яме». Дополняя картину, он говорит, что часто просыпается, «и у меня вокруг рта черная засохшая кровь… Все воняет». Он говорит, что ощущает: «Я тону, погружаюсь в кровать. Сквозь кровать. Вниз, вниз, в яму». Это очень неприятное место – яма – и ему необходимо из нее выбраться. Он должен ходить, двигаться. Беспокойство и чувство фрагментации настолько велики, что он не может там оставаться. Его речь ясно указывает на движение вниз, под землю.

- Еще один ярко выраженный аспект: некоторая потеря ощущения, или неспособность чувствовать. Он режет себе руки, но при этом не чувствует боли. Он плачет, но без чувства грусти. У него умственная конфузия – задержка при ответе. Он говорит: «Я не могу понять, что мне говорят… отключаюсь». Когда он рассказывает, что его отец ушел из семьи, он говорит: «иногда я даже не замечаю». Он «сидел там и не мог ответить, или мог ответить только односложно, и потом обратно уходил в никуда… я могу захватить глубину, но только симптомы. Как будто все состоит только из красок, или только из звуков, или ощущений».

- Чувство отсутствия реакции. Он может ответить односложно, и снова уходит «в другой мир». Его описание первого поцелуя: «Она поцеловала мое лицо, не самого меня», снова показывает глубокое чувство отдельности от самого себя.

- Его описание головной боли также интересно, в том смысле, что оно продолжает главную тему. Несомненно, его ощущение, что он разделен и разбросан, ярко видно, когда он смотрит в зеркало и повторяет свое имя, чтобы привести все в фокус. Он говорит: «Моя голова огромная, и отличается от моих остальных частей тела». У него также есть чувство интоксикации, закупорки мозга, из-за которого он чувствует себя сумасшедшим и отделенным сам от себя. Он говорит, что у него «в голове сточная канава», «отравленное чувство». «Кровь застревает у меня в мозгу, и поэтому он посылает мне сумасшедшие сигналы».

Эта тема очень важна, чтобы понять пациента: чувство собственной фрагментации (фрагменты отделены от центра), движение, чтобы собрать все вместе, чувство отравления, и движение, направленное вниз.

Я выбрала следующие рубрики:

УМ: кровать: отвращение

УМ: делюзии: тело разбросано по кровати, ворочается, чтобы собрать куски вместе

УМ: бред во время головной боли

УМ: ответы: после ответа ступор быстро возвращается

Еще одна возможная рубрика: УМ: Конфузия личности, не знает, кто он. Лекарство, которое встречается во всех данных рубриках – Baptisia. Обратившись к Materia Medica, я обнаружила, что Baptisia является известным лекарством в основном для острых состояний, применяется при лечении тифа, дифтерии, гангрены, и септических состояний, которые развиваются очень быстро. Она также рекомендуется при лечении малярии, последствий питья загрязненной воды, и для высоко септического заражения крови. Но в описании имеются места, которые интересны по отношению к пациенту в данном случае заболевания. Кент рекомендует:

«Это для человека, который был в шахте, в болоте, в грязи, в сточной канаве, который вдыхал ядовитые пары, который ложится спать в состоянии ступора…»

Еще один параграф из Кента:

Его разум помутился. Он не знает, о чем он говорит. У него конфузия, и когда ему задают вопрос, он пытается что-то сказать, и бормочет слово или два, потом он теряет мысль, и он возвращается в состояние ступора… странный вид умственного помешательства, в котором он постоянно спорит со своими частями тела. Впечатление, что он чувствует, что его – два. Он осознает раздвоение, когда его побуждают к чему-либо. Клиническое описание: «его большой палец ноги спорит с большим пальцем руки». Или: «одна нога разговаривает с другой ногой». Или, он «разбросан по кровати», он пытается что-то нащупать, и когда его спрашивают, что он делает – «Как вы думаете? Я пытаюсь собрать вместе все эти части». У него это никогда не получается, он, конечно же, бредит. Это только примеры; вы обнаружите новые фразы в каждом новом случае Baptisia.

Я считаю интересным последнюю фразу Кента в этой выдержке. Он говорит, что вы услышите об этих симптомах по-разному от разных пациентов, при этом важна собственная речь пациента и то, каким образом он это выражает.

Кент продолжает:

Когда ступор не слишком силен, он становится беспокойным и ворочается в кровати. В этом случае он не может спать, потому что не может собрать свои части вместе. Он чувствует, что как только соберет все вместе, он сможет заснуть, и то, что его части тела разговаривают друг с другом, мешает ему спать.

- Кент приводит еще некоторые симптомы Baptisia: кровотечение изо рта, кровь сочится изо рта. Кровь черная и неприятная – никогда не бывает ярко-красной – всегда черная. Присутствует неприятный, зловонный, резкий запах, которым пропитывается все, запах гниющего мяса. Кент говорит о конфузии, скоплении крови в мозгу и чувстве интоксикации.

- Пациент также переживал отсутствие реакции и потерю ощущений. Он чувствует, что состоит из фрагментов и отсоединен от центра, не имеет связи с источником своих чувств. Кент описывает один из аспектов Baptisia: безболезненное изъязвление – опухоли и язвы различных частей, не вызывающие боли. Он говорит о гангренозных опухолях и изъязвлении горла – при отсутствии боли. Я задумалась, можем ли мы соединить такую нить мысли с неспособностью нашего пациента чувствовать – на умственном или эмоциональном уровне. Его части так разбросаны, так удалены от центра, что «нормальная» реакция на боль или удовольствие отсутствует – так происходит, когда он режет себе руки, и не испытывает боли; плачет, и не чувствует грусти; не реагирует.

План: Baptisia 1M (разовая доза)