Разные отношения

Но так же как потребности, различны и те отношения, в которых мы участвуем. Их интересы тоже противоречат друг другу. Когда мы служим одним отношениям, это может повредить другим. А то, что в одних отношениях считается невиновностью, делает нас виновными в других. Получается, что за один и тот же поступок мы оказываемся сразу перед многими судьями, и в то время как один нас обвиняет, другой оправдывает нас.

Порядок

Иногда мы воспринимаем совесть так, словно это нечто единое. Но в большинстве случаев она похожа скорее на группу, в которой разные представители с помощью разных ощущений вины и невиновности по-разному стремятся добиться своих разных целей. При этом они поддерживают друг друга и на благо целого постоянно держат друг друга в напряжении. Но даже если цели их противоположны, служат они тем не менее какому-то одному высшему порядку. Как тот военачальник, что на разных фронтах в различных местностях разными войсками, разными средствами и при помощи разной тактики стремится добиться разного успеха, так и этот порядок ради некоего боль¹-шего целого на каждом из фронтов позволяет достичь лишь

частичного успеха. Поэтому невиновным удается быть ли отчасти.

Внешность обманчива

Итак, вина и невиновность чаще всего идут рука об руку, Кто протягивает руку к невиновности, дотрагивается и до вины; кто снимает дом у вины, своим «поднанимателем» обнаруживает невиновность. К тому же вина и невиновность нередко меняются платьем, и вина приходит к нам одетая невиновностью, а невиновность является в платье вины. Так что внешне обманчива, и только результат показывает, что это было на caмом деле.

Я расскажу вам в связи с этим одну маленькую историю.

Игроки

Они противники как будто.

Напротив заняли места,

и на одной и той же

доске

фигурами различными

они

по сложным правилам,

за ходом ход

ведут одну

и ту же королевскую игру.

И оба жертвуют игре

фигуры разные,

и под угрозой шаха друг друга держат,

покуда

не кончается движенье.

Коль дальше хода нет,

то партии конец.

Тогда один на сторону другого переходит,

меняя цвет.

И снова та же начинается игра,

лишь партия другая.

Но кто играет много,

выигрывая

и проигрывая часто,

тот мастером

с обеих становится сторон.

Чары

Кто хочет разрешить загадку совести, тот отваживается ступить в лабиринт, и ему нужно множество путеводных нитей, чтобы в путанице тропинок отличить пути, ведущие наружу, от тех, что заканчиваются тупиками.

Ему придется, блуждая в темноте, на каждом шагу оказываться лицом к лицу с теми мифами и историями, которые сплетаются вокруг вины и невиновности, смущают наш разум и парализуют нас, когда мы хотим рискнуть и разузнать, что же происходит за кулисами. Так чувствуют себя дети, когда им рассказывают об аисте, приносящем младенцев, так должны были чувствовать себя заключенные, читая на воротах лагеря смерти надпись «Работа делает свободным».

И все же иногда находится тот, у кого хватает мужества заглянуть туда и разрушить чары. Как, может быть, тот ребенок, что посреди беснующейся толпы показывает на окруженного ликованием диктатора и громко и отчетливо произносит то, что все знают, но в чем никто не решается себе признаться или выговорить вслух: «Да он же голый»

А может быть, и как тот музыкант, что становится у края дороги, по которой должен пройти крысолов с ватагой детей.

Он играет ему контрмелодию, которая некоторых заставляв идти не в ногу.

Связь

Совесть привязывает нас к группе, важной для нашего выживания, какими бы ни были те условия, которые эта группа нам ставит. Совесть не возвышается над этой группой, над верой или суеверием. Она служит этой группе.

Как дерево не выбирает места, где ему расти, и на просторе поля развивается иначе, чем в лесу, а в защищенной долине иначе, чем на открытой всем ветрам вершине, так и ребенок без вопросов и сомнений входит в ту группу, в которой появился на свет, и привязывается к ней с такой силой и последовательностью, которые можно сравнить разве лишь с чеканкой. Эта связь переживается ребенком как любовь и счастье, вне зависимости от того, даст ли ему эта группа возможность процветать или он обречен в ней зачахнуть.

Но совесть реагирует на все, что этой связи способствует ей или угрожает. Поэтому наша совесть спокойна, когда мы ведем себя так, что можем быть уверены в своем праве по-прежнему принадлежать к группе, и неспокойна, когда мы каким-то образом нарушили условия группы и вынуждены опасаться, что полностью или частично утратили свое право на принадлежность. И все же обе стороны совести служат одной цели. Как кнут и пряник, они манят и гонят нас в одном и том же направлении. Они обеспечивают нашу связь с корнями и родом в целом.

Следовательно, мерилом для совести является то, что ценится в той группе, к которой мы принадлежим. Поэтому у людей, принадлежащих к разным группам, и совесть тоже разная, а у того, кто входит в несколько групп, для каждой из них своя совесть.

Совесть удерживает нас в группе, как собака удерживает овец в отаре. Но когда мы меняем свое окружение, она, защищая

нас, как хамелеон, меняет свою окраску. Поэтому рядом с матерью у нас одна совесть, а рядом с отцом другая. Третья в семье и четвертая на работе. Пятая в церкви и шестая за столиком в баре. Но для совести речь всегда идет о связи и связующей любви, о страхе расставания и потери.

И как же мы поступаем, если одна связь противостоит другой? Тогда мы ищем равновесия и порядка, насколько получится.

Приведу один пример.