Ноября. День

Когда Вилор брал в руки карандаш, у него всегда появлялось особенное, радостное настроение. Белый лист успокаивал, вызывал безотчётное желание рисовать, рисовать!

– Погоди! Надо тебя подпоясать.

Вилор вскочил с патронного ящика, расстегнул ремень и взбежал вверх, на скалу, куда он посадил свою «натуру».

– Затянись, Серёга, только не сильно. А то складки неестественные будут.

Сергей поправил бляху. Снова уселся на валун.

– Теперь то, что нужно!.. Когда-нибудь Сергей Иванович Алафердов станет великим артистом, и тогда этому рисунку цены не будет.

Серёга хохотнул.

– Скорей наоборот: буду хвастаться, что лично, собственной персоной служил натурой гениальному художнику Вилору Чекмаку!

– Серёга! Помолчи. – Вилор повернулся к Джи­гиту. – Что говорят приметы, Муса, будет дождь?

– Сегодня не будет. А завтра... и дождь, и снег. Зима уже не отступит. Видел, пчёлы попрятались – а они не ошибаются.

Муса присел рядышком. Всмотрелся в рисунок.

– Слушай, Виля, давно хочу спросить тебя: откуда чудной ремень взял? Почему звезды нет, а только якорь?

– Сосед подарил – командир крейсера «Молотов». Ремень у него ещё с революции. Знаешь, когда подумаю, что этот ремень был на Юрии Константино­виче во время штурма Зимнего, не по себе становит­ся. Будто ношу... чужую славу. А в другой раз, наоборот, пощупаю бляху – и словно силы набрался!

Подошёл дядька Фёдор. Стал разглядывать изображение. Вдруг ни с того ни с сего заволновался. Ткнул заскорузлым пальцем в бумагу.

– Шо це?

– Ремень, – обернулся Вилор. – Я тут историю рассказываю...

– Та не ремень, вот це шо? – Федоренко указал на уголок листа.

Какое-то пятнышко. – Вилор присмотрелся. – Я его обрежу.

Бородач испуганно закрыл пятно тяжёлой ладонью.

– Откуда... ця... бумага?

– Как откуда? Ваша! Вы ж её у полицая забрали.

Вчера партизаны, среди которых был и дядька Фёдор, захватили в плен двух немцев и полицая из мест­ных. При обыске у полицая нашли стопку бумаги. Федоренко взял несколько листов для Вилора.

– Серёжа, поди сюда! И ты, Муса, – голос бо­родача дрожал. Он извиняюще посмотрел на Вилора. – Потом домалюешь... Сидайте. Ось яке дело...

Когда закладывали продовольственные базы, Федоренко, как местного жителя и будущего партизана, взяли с собой.

Федоренко работал в паре с приехавшим из города товарищем. Группы были по два человека: чем меньше людей посвящены в тайну, тем больше шансов её сохранить.

Выкопали они яму в неприметном месте, уложили туда съестные припасы, а напоследок спустили ещё пачки бумаги.

Напарник тогда поранил палец: то ли о колючку, то ли о ящик зацепился. И капли крови попали на листы. Федоренко ещё пошутил: «Бумага меченой буде!»

Сейчас Федоренко дрожащими руками брал один за другим чистые листы бумаги. Бурое пятно, чуть заметно пропитавшее торец пачки, виднелось на каждой странице.

– Ось вона – кровь!

Ребята молчали. Выходит, одна из тайных баз вскрыта немцами! Случайно наткнулись на неё или кто-то указал?

Первым заговорил Муса:

– Кто с вами был? В лицо хотя бы помните? Федоренко назвал фамилию заместителя командира. Главного снабженца отряда! Это казалось невероятным.

– Идёмте! – Вилор схватил Федоренко за рукав. Через несколько минут они были в землянке командира.

Красников, выслушав ребят, медленно снял пенсне, потёр переносицу.

– Час назад мне доложили: этот человек перебежал к немцам. Мы вынуждены уйти из Алсу. Не позже чем завтра утром...