Книга одиннадцатая. {из сборника Какиномото Хитомаро}

СЭДОКА

{Из сборника Какиномото Хитомаро}

Ты приди сюда

Косить траву,

Чтобы новый дом оградой обнести.

Словно травы, что сгибаются к земле,

Дева юная склоняется к тебе,

Все стараясь сделать для тебя.

Дева молодая пляскою своей

Зазывает счастье в новый дом,

На браслетах жемчуга звенят…

Друга милого, что блещет красотой,

Словно белый жемчуг дорогой,

Пригласи войти с собою в дом.

О жена, что я скрываю ото всех

Под священными деревьями цуки,

Здесь, в Хацусэ, средь высоких гор

Ночью ясной

С ярко рдеющей луной

Люди не увидят ли тебя?

Ту жену, что спрятал ото всех

Рыцарь доблестный

В смятенье своих чувств,

Не найдет никто и никогда,

Даже пусть насквозь озарены

Лунным блеском небо и земля.

О милая, желанная моя,

Что сердцу дорога,

Умри скорей!

Хотя и будешь жить, но все равно

Ведь — люди говорят —

Не будешь ты моей.

Ах, одна из половин шнура

Из корейской дорогой парчи

На постель упала у тебя.

Если скажешь:

“Завтра ночью я приду”, —

Половинку сохраню и буду ждать.

Ты, долина, что покрыта вся росой,

Когда утром шел любимый мой домой,

Промочила ты завязки на ногах.

Встану рано

И пойду по тем дорогам я,

Пусть промочишь ты подол и у меня.

Для чего мне жизнь?

Напрасно я хочу,

Чтобы долгою она была,

Пусть я буду жить,

Но с той, кого люблю,

Встретиться мне будет нелегко…

Нити жизни не жалея для тебя,

Я люблю,

Но много глаз людских кругом.

О, когда бы стал я

Ветерком летящим,

Мы могли бы часто быть с тобой вдвоем.

У людей чужих — отец и мать

Дочерям велят быть дома, сторожат…

“Сторожат” зовутся горы в том краю,

Где живет мой друг, которого люблю.

Утро каждое ко мне он приходил,

И печалюсь я, что нынче не пришел…

Тот, что в небесах,

Из досок единственный мосток,

Как, скажите, я сумею перейти?

Если скажут: “Там, за ним живет жена,

Нежная, как вешняя трава”, —

Ноги сами приготовятся к пути.

Из страны Ямасиро

Юный парень из села Кудзэ

Мне сказал, что хочет взять меня.

Поважнее много он, чем я,

А сказал, что хочет взять меня,

Юный парень из села Кудзэ.

2363–2367

{Из старинных собраний песен}

Не ходите, люди, взад-вперед

По дороге,

Что вокруг холма идет,

Пусть мне служит тайною тропой,

И по ней тогда любимый мой

Будет приходить всегда ко мне.

Через щели занавеси той,

Где повешен жемчуг дорогой,

Постарайся проскользнуть ко мне.

Если спросит мать,

Вскормившая меня,

“Это ветер”, — я отвечу ей.

Из-за молодой чужой жены,

Что я встретил по дороге в храм,

Где указывают день работ,

Много я ночей лежу без сна,

И в смятенье думы тайные мои,

Словно порванная яшмовая нить…

Не встречаюсь с милою моей,

На которую мечтаю я взглянуть,

Как на зеркало кристальной чистоты.

Словно порванная яшмовая нить,

Наша разлученная любовь,

Что сильней и крепче с каждым днем.

Словно еду я дорогой дальней,

Что лежит среди морских долин.

Постоянно полон я тоскою,

Как большой корабль на волнах,

Мое сердце нынче неспокойно

Из-за молодой чужой жены…

2368–2414

Песни, в которых просто высказываются думы и чувства

{Из сборника Какиномото Хитомаро}

Руки матери моей родной

Далеки теперь, в разлуке,

От меня…

Страшной безнадежности такой

Никогда еще не знала я.

Сладким сном, каким все люди спят,

Я не сплю.

О, как печалюсь я,

Все мечтаю: хоть глаза твои

Мне увидеть, друг любимый мой!

Если умирают от любви.

То пускай и я умру, любя.

Люди, проходя дорогою прямой,

Что лежит копьем из яшмы дорогой,

Не приносят вести от тебя.

В сердце—

Тысячи ведь раз мечтал,

А вот людям ничего не говорю…

Ах, когда бы мог увидеть я жену,

О которой я тоскую всей душой.

Когда бы знал, что буду тосковать

С такою силой

После наших встреч,

Ах, я бы оставался вдалеке

И любовался б издали тобой.

Сказать мне, когда я люблю? —

Не бывает, чтоб я не любил.

Но начнет вечереть —

И от страшной тоски

Я спасенья не знаю тогда…

Неужели лишь так,

Продолжая любить безнадежно,

Буду жить постоянно в тоске о тебе

И, не зная сверкающей жемчугом жизни,

Год за годом влачить…

Люди, что будете в мире рождаться

После меня,

Не вступайте на путь,

Где тоскуют и любят,

Как я…

Ах, твердого сердца,

Что рыцарь бы должен иметь,

Не имею:

И ночью, и днем — все равно

Не кончается эта тоска…

О, зачем

Продлится жизнь моя?

Лучше умереть хотел бы я

Раньше, чем начну я тосковать

По тебе, любимая моя.

Пусть все будет так,

Как суждено.

Для чего я буду вечно тосковать

И любить без устали тебя,

Кто ко мне не хочет приходить…

Посмотреть кругом:

Переправа от тебя близка,

Но дорогою окольной ты идешь…

“Может, все же ты придешь сейчас? ” —

Думаю, тоскуя о тебе…

О любимый мой,

Кто помехи там тебе чинит?

Позабыв совсем

Путь, что был отмечен яшмовым копьем,

Не приходишь нынче ты ко мне…

Мечтая увидать

Глаза дорогие твои,

Я так тосковала, что две эти ночи,

Как тысячи лет,

Мне казались длинны…

По дороге в храм,

Где указывают день работ,

Много разных движется людей,

Но такой, как ты, любимый мой,

Есть на свете только ты один!

Хоть думал я,

Что этот бренный мир

Всегда таким непостоянным был,

И все-таки не мог я позабыть тебя

И лишь еще сильнее полюбил.

О, пусть бы человек пришел

И, возвратясь из странствия,

Сказал мне:

“Твой милый жив

И счастлив он…”

Ведь новояшмовых пять лет уже прошло,

И странно,

Что любовь напрасная моя,

Какой люблю тебя до этих пор,

Не прекращается и мучает меня.

И даже рыцарь — доблестный герой,

Что может проложить пути

Сквозь скалы,

В делах любви он так же как и все,

Терзается и кается немало.

Оттого, что знаю,

Что с тобой увижусь,

Когда солнце склонится к земле,

О, как день сегодня кажется мне долог,

Как тысячелетья длится он!

То встану, то сяду,

Как быть мне, что делать — не знаю…

И хотя я все время тоскую о ней,

Но любимой своей не сказал я об этом ни слова,

Оттого и гонец от нее не приходит ко мне…

Эта ночь, что черна,

Словно черные ягоды тута,

О, пускай никогда не проходит она!

Так мучительно ждать будет завтра тебя,

Кто меня покидает зардевшимся утром.

Когда б случилось так,

Чтоб от любви

Всегда на свете умирали люди,

То, верно, тело бедное мое

Уж тысячи бы раз здесь умирало.

Вчерашний вечер только миг один,

Короткий, как жемчужин встречный звон,

Ее я видел здесь, —

И нынче утром вдруг —

Возможно ли, что я уже люблю?

После того как не виделись долго,

Мы встретились снова с ней,

И сердце,

Что раньше ее любило,

Тоскует еще сильней.

Когда бы не ходил

Далекими путями,

Отмеченными яшмовым копьем,

Тогда бы в сердце горестном моем

Не знал бы я такой тоски, как ныне.

Как тень прозрачная в рассветный час,

Таким же тонким тело мое стало,

Все из-за той,

Что яшмой засверкала лишь издали

И навсегда ушла от нас…

Из-за той, что не встречается со мною,

Сколько ни хожу я, сколько ни хожу,

Я в росе, упавшей

С высоты извечной,

Все свои одежды промочил насквозь.

Ах, какую мог бы

Я найти уловку,

Чтоб одним глазком увидеть мне опять

Милую, которую недавно

Удалось случайно увидать?

Ведь ты, любимая моя,

О ком грущу,

Когда не вижу даже миг один.

Но, если день за днем мне приходить к тебе,

Тотчас молва людская зашумит…

Шумит молва о том,

Что я близка с тобой,

Кому доверилась отныне,

Решив быть вместе весь недолгий срок,

Который суждено прожить нам в этом мире.

Хоть спал один, не прикасаясь даже

К твоей прекрасной коже,

Все равно

Ведь сердце — прежнее мое,

И я не думал об измене.

Отчего так безудержно,

Сильно тоскую,

До того, что утратил совсем

Твердость духа, и бодрость, и удаль былую?

Оттого, что люблю…

Как будто говоря: “Ax, если умирает он от любви ко мне,

Ну что ж, пускай умрет”, —

Любимая моя

Проходит мимо,

Не останавливаясь у моих ворот.

Ах, когда увижу вдалеке

Милый дом возлюбленной моей,

Даже странно,

До чего тоскую я, —

Ведь надежды у меня на встречу нет…

Жизнь, о которой я молился,

Приняв святое очищение в воде,

В долине чистых рек,

Здесь, в яшмовом Кусэ,

Ведь эту жизнь я отдаю тебе!

Оттого что и в думах

Я сердцем с тобою

И при встрече я сердцем с тобой,

Могу ли забыть даже на день один

О любви к тебе?

Хоть изгородь высокую сплела

О нас с тобой молва людская,

Но не было ведь так,

Чтоб ты со мной спала,

Шнур из парчи корейской распуская…

Шнур из парчи корейской распустив,

Ужели тосковать мне весь остаток дней,

Когда о жизни нашей

Мы не знаем,

Что даже вечером случится с ней?

Много бухт, куда войти возможно,

Плавая по морю, кораблю…

Пусть меня мать спросит,

Пусть гаданье скажет,

Все равно тебя не назову!

Скажи, наверное, чесалась бровь,

Чихала ты и распускался шнур?

Ты ждешь меня,

О милая моя,

К которой на свидание спешу?

Ах, когда я тосковала о тебе

И печали вся была полна,

До чего досадно стало мне,

Что напрасно мой заветный шнур

Не завязывался нынче у меня…

Новояшмовый

Год идет уже к концу,

Но могу ли позабыть тебя,

Чьи из мягкой ткани рукава

Мне на изголовие стелились…

Оттого что видел

Лишь едва-едва

Белотканые любимой рукава,

Оттого мучительной тоской

Полон я все время с той поры…

Мою любимую

Люблю я нестерпимо,

Мечтаю лишь

Увидеть хоть во сне…

Но по ночам давно не спится мне…

Без причины

Мой заветный шнур

Развязала, завязала я,

Только милому меня не выдавай

До тех пор, пока не встречусь с ним.

Любовь к тебе не мог изгнать из сердца,

И дом родной покинул я тогда,

И долго шел,

Совсем не замечая ни рек, ни гор,

И вот — пришел сюда.

2415–2507

Песни, в которых высказываются думы и чувства в сравнении с чем-либо

С тех давних пор,

Как та священная ограда

Стоит у гор Фуруяма,

Где молодые девы машут рукавами,

С тех пор я полюбил тебя.

О, эта жизнь,

Какой владеют боги —

Крушители земли,

Ради кого, скажи,

Хочу, чтобы она продлилась долго?

В Исоноками,

Возле храма Фуру-дзиндзя,

Святая криптомерия стара —

Состарился и я, и все же снова

Я чувствую в душе своей любовь.

Каким богам,

С какими именами

Мне принести священные дары,

Чтоб хоть во сне пригрезилась мне ты,

Которой полны думы и желанья.

О, только лишь когда исчезнут

Названья неба и земли,

О, только лишь тогда

И я и ты

Навек отменим наши встречи!

Взгляну я на луну:

Страна у нас одна.

И только ввысь поднявшиеся горы

Нас разлучили,

Милая жена.

О, если б по пути, ведущему ко мне,

Здесь не было бы гор,

Где по камням шагают,

Конь милого, которого я жду,

В пути все время будет спотыкаться.

Хотя передо мной

Не громоздятся горы,

Где по камням мне суждено шагать,

Но много дней не видимся опять,

И я по-прежнему тоскую…

В конце пути —

Гора Фукацусима, “симаси” значит “миг”…

Ах, даже краткий миг,

Не видя глаз твоих,

Мне тяжко нестерпимо.

Зеркало украшено шнурами…

Не-Развязывай зовется та гора,

Ах, из-за кого же,

Когда ты приходишь,

Лягу, шнур заветный я не развязав?

Хоть имею я коня, его не оседлав,

Я пешком из края в край прошел

Гору Ковата

В стране Ямасина —

До того замучила меня любовь.

Среди дальних гор

Легкой дымкой стелется туман,

Я все дальше, дальше ухожу…

И очей любимой я уже не вижу

И тоскую всей душой о ней.

На реке на Удзи там и тут на отмель

Набегает бурная волна

Непрерывно…

Непрерывно моим сердцем

Управляет милая жена…

Удзи — род, где люди в тихая одеты…

На реке на Удзи переправа есть.

Быстро там теченье…

Пусть не скоро встреча,

Все равно моею будешь ты женой.

Из-за тебя, что мне была мила

И что со мной встречаться здесь не стала,

Напрасно только

В светлых водах Удзи

Подол у платья промочил насквозь.

Ах, не вернется никогда назад

Текущая вода реки прозрачной Удзи,

Где быстро пены исчезает след…

Я полюбил тебя однажды, дорогая,

И для меня возврата также нет.

У реки, у быстрой Камогава,

На низовье воды тишины полны…

После мы спокойно встретимся с тобою,

Пусть сейчас не вышло

Ничего у нас.

Оттого что о любви сказать словами

Слишком страшно показалось мне,

Я силой воли заглушил в себе,

Как реки горные,

Бушующие чувства.

Жизнь, на которую надеяться напрасно,

Как на воде писать рукой число,

Богов я умолял

Продлить еще,

Чтоб встретиться с любимою моею.

Как волны, выходя из берегов,

Бегут порой неведомо куда,

Другому сердце

Не отдам я никогда,

Пусть даже я, любя тебя, умру!

В море, в стороне далекой Оми,

В белой пене катится волна…

Хоть не знал пути,

Но к дому милой

Я пришел семь дней шагая по горам.

Ах, и большие корабли,

Войдя в залив Катори,

Якори бросали.

Какой на этом свете человек

Не ведает ни горя, ни печали?

Как бурная волна, что прячет вдруг от глаз

Морские водоросли, гнущиеся долу,

И в сто рядов и в тысячи рядов

Бежит вперед сильнее и сильнее, —

Так все сильнее и сильней моя любовь.

Молвы людской, поверь, недолог срок,

Любимая моя, —

Ведь глубже моря, где тащат сети,

Глубже в сотни раз

Любовь моя, скрываемая мною.

В море, в стороне далекой Оми,

Остров Окицусимаяма…

Дальше — глубже море…

Так с моей любимой:

Все сильней о ней шумит молва.

Ах, корабль, плывущий по просторам дальним

В море, в стороне далекой Оми,

Бросив якорь, успокоился у брега.

Так и я, душою успокоясь,

Жду ответа твоего, друг милый.

Моя любовь скрывается в душе,

Как в зарослях травы скрывается болото,

И оттого что слишком тяжко мне,

Я произнес моей любимой имя,

А должен был хранить его.

Пусть велика земля, но даже и она

Имеет свой предел.

Но в мире этом есть

Одно, что никогда не будет знать конца,

И это бесконечное — любовь.

Среди источников, среди болот,

В местах, где скрыто все горами,

Пройду насквозь я —

Даже через скалы —

Вот какова моя любовь!

Стреляет белый лук из дерева маюми

В горах Исобэ здесь…

Ах, разве жизнь вечна,

Как эти ввысь поднявшиеся горы?

Могу ли вечно о любимой тосковать?

В стороне, называемой Оми, под волнами моря

Дорогая жемчужина есть, погруженная в воду,

И, не зная ее,

Я любил ее всею душою,

А теперь я люблю еще больше, чем прежде.

Яшму белоснежную возьму,

Раз я взял ее, то ею завладею,

И отныне —

Яшмой сделаю своею,

О, хотя б на миг, пока я с ней!

Эту белую яшму,

С тех пор как на руки она мной надета,

Не забуду, я думал,

И думы об этом

Неужели когда-либо станут иными?

Как яшму белую, бывает, иногда

Нанижешь редко — бусы все отдельно,

А свяжешь нить —

И встретятся тогда, —

Вот так и мы с тобою, дорогая…

У горы Кагуяма

Тянутся вдоль склонов облака,

И она едва-едва видна.

О любимой, что я видел, как в тумане,

Верно, долго буду тосковать потом.

Как между облаков

Плывущая луна,

Лишь издали, едва-едва

Ты мне была видна, любимая моя,

О, если б мог теперь тебя я увидать!

Как до небесных облаков

Отсюда далеко — так до тебя.

И оттого с тобою мы в разлуке,

Но все равно взамен твоих чужие руки

Не будут изголовьем никогда!

Пусть поднялись бы облака в далеком небе,

Чтоб любовался я на них все время,

Чтоб сердце бедное утешить мне

До той поры, пока с моей любимой

Не встретились бы вновь наедине!

Венки весенних ив… средь Кацураги гор…

В пути ли я, как облака, что там встают,

Иль дома я,

Ах, это все равно,

Все думы только о тебе одной!

В колодце облаков от взора скрывшись,

Так стала далека вдруг

Касуга- гора,

Но я не думаю о доме,

Лишь о тебе моя тоска.

Любимая моя, что здесь молвою

Из-за меня была осуждена,

Туманом утренним

Средь пиков гор высоких

Исчезла ныне навсегда…

Словно черные ягоды тута,

Черные Волосы — так называются горы…

И на горные лилии там

Мелкий дождь моросит беспрестанно…

Беспрестанно я полон печальною думой…

Мелкий, мелкий дождь

Непрерывно моросит

В больших полях.

Приходи хоть под деревья иногда,

Дорогой, любимый человек!

Пусть умру, исчезну,

Словно белый иней,

Выпавший на землю поутру,

Как я эту ночь, тоскуя и печалясь,

Нынче до рассвета проведу?

Мой любимый,

Словно этот ветер,

Что у берегов всегда спешит сильней, —

Если будешь очень торопиться,

Не придется мне увидеться с тобой.

Далекая жена,

Вдаль устремив свой взор,

Наверно, вспоминает обо мне,

Прошу вас, облака, не закрывайте лик

Луны, сияющей в небесной вышине.

Как светлую луну, что выплывает

Из-за высоких гребней дальних гор,

Едва-едва

Любимую я видел,

И как потом я буду тосковать…

Любимая моя,

О, если меня любишь,

Как зеркало прекрасное блестя,

Лучом сверкающей луны, что вышла в небо,

Здесь предо мною покажись!

Ах, если бы луна, сияющая ярко

В извечных небесах,

Вдруг скрылась от меня,

Чему еще тебя уподобляя,

Тобой бы восхищался я?

Ты словно этот месяц молодой,

Совсем не виден он,

Все скрыт за облаками.

О, как тебя увидеть я мечтаю,

Особенно теперь…

Милый мой,

Когда ждала, преисполнена к тебе любви,

Даже травы

Возле дома моего

Все поблекли от моей тоски.

Ах, равнина с мелкою травою…

В поле знак запрета завяжу,

Что бы мне придумать,

Что сказать бы людям?

Чтоб тебя, любимый, я бы ждать могла?

У обочины дороги

“Юри” — лилия растет в густой траве.

“Юри” — значит “после”… “После”, — ты сказала,

Но могу ли знать,

Что в жизни ждет тебя?

Среди трав зеленых, что смешались

С тростником близ устья вдоль реки,

Есть трава “всезнайка”, —

И все люди знают,

Что теперь на сердце у меня.

На траву на горную тиса

Тяжестью ложится белая роса,

Оттого и вянет зелень этих трав…

Оттого что в сердце горечь глубока, —

Не кончается моя тоска.

Возле устья небольшой реки

У осоки корни глубоки,

Под землей скрываются от глаз.

Не могу я скрыть свою тоску,

О, как тяжела моя любовь!

Далеко в Ямасиро- стране,

В Идзуми, на берегу реки — осока,

Изгибаясь, клонится к земле…

Я не думаю, что сердце милой девы

Клонится к другим, как клонится ко мне.

Как в горах священных Миморо,

Что видны, когда оглянешь даль,

Корни сугэ глубоко вошли меж скал,

Так же в сердце глубоко живет

Одинокая моя любовь.

Крепок, словно корни камыша,

Шнур, что завязал

Любимый мой,

Нити у шнура, завязанные им,

Не развяжет мне никто другой.

О милая, что избегает встречи

И заставляет лишь любить себя

Любовью беспокойной, как листва

Бледно-лиловых горных ямасугэ,

А годы долгие идут, идут…

Ax, на кровле дома моего

Зацвела “воспоминания трава”.

Все смотрю,

А где трава “забудь-любовь”?

Но еще не выросла она…

Говорят, на поле вспаханном, средь риса,

Будто много зерен проса есть,

Их никто не отбирал и не бросал.

А вот я, жестоко брошенный тобою,

Нынче ночью одиноко спал.

Ах, если ты на счастье свяжешь стебли

Средь распростертых знаменитых гор,

Склонив к земле

Цветы прекрасных лилий, —

Мы непременно встретимся с тобой!

На осеннем дубе влажный лист…

Влажный Лист зовется речка здесь,

В зарослях бамбука почки не видны —

Я любовь свою скрываю от людей,

И поэтому так тяжко мне.

Соединяется в конце листва плюща…

Я думал: после встретимся с тобою,

И вот живу теперь с одной мольбою:

Хотя бы в снах тебя мне увидать.

Ведь годы долгие уходят и уходят…

У обочины дороги

Расцвели цветы итиси-но хана.

Очень уж приметно:

Люди все узнали,

Кто моя любимая жена.

Было неизвестно, где в огромном поле

Знак святой запрета

Был повешен мной,

Потому душе моей не было покоя

И вернулся снова я к тебе…

Как жемчуг-водоросли,

Встав с морского дна

Склоняются, поднявшись над водою,

Все эти дни тянусь к тебе душою,

Тоскуя беспрестанно о тебе.

Расставшись с рукавом моим,

Что раньше стлался в изголовье,

Склонившись, как жемчужная трава,

Ты, верно, будешь спать теперь одна,

Не дожидаясь моего прихода?..

О, если бы ты не пришел сюда,

То все равно зеленая сосна,

Которую вдвоем с тобой сажали,

Чтоб памятью служила нам она,

Тебя дождаться, милый мой, должна.

Хоть я отсюда еще мог бы видеть,

Как машет рукавом

Любимая моя,

Но ветви пышные зеленых сосен

Ее закрыли от меня.

Возле моря дальнего Тину,

У прибрежной маленькой сосны

Корни глубоко в земле лежат…

Глубоко в душе по-прежнему тоска

Из-за молодой чужой жены…

Из неизвестной книги

Там, где схлынул с берегов прилив,

Возле моря дальнего Тину,

Корни глубоки у маленькой сосны.

Неужель мне вечно тосковать

Из-за молодой чужой жены?

Ты ведь не верхушки сосенок зеленых

На горах тех Нарских, —

Почему же я

Брошу и оставлю, даже не увидев,

Милую, которую люблю?

Дерево стариннейшее муро,

Что стоит на каменистом берегу,

Боль внушает сердцу моему.

Как случилось, что глубоко, с болью в сердце,

Полюбил я милую мою?

Когда под деревом татибана

Стоял я,

Милая моя, что ветку нижнюю взяла,

Спросила:

“Мы счастливы с тобою будем, милый? ”

Как журавль, что летает в небе,

Облаков небес крылом касаясь,

Так и я…

О, как мне трудно, трудно,

Оттого что нет тебя со мною.

На заре, когда, тоскуя о любимой,

Я не мог заснуть, печалясь и скорбя,

Надо мною пролетела птица

Осидори.

Это не гонец ли от тебя?

Оттого что слишком сильно

Тосковал я без тебя,

Может, люди увидали,

Как, смочив в дороге ноги,

Словно птица ниодори, я к тебе пришел.

На горах высоких,

На вершинах горных

Много есть оленей, много и друзей,

Оттого и рукавом не помахал, прощаясь.

Ты не думай, что забыта мной.

К большому кораблю

Приладив много весел,

Плыву — чем дальше, тем тоска сильней.

И если год пробуду я в разлуке, —

Как жить?

Если б только мог увидеть я

Милую, что скрыта от меня,

Будто в коконе, как куколка червя,

Шелковичного обычного червя,

Что выкармливает матушка моя.

Такое сердце, что окрашено любовью,

Как краской белая полоска полотна,

Что волосы скрепляет возле лба

У жителей селения Кума,

Смогу ли я забыть такое сердце?..

И отчетливо и ясно,

Как у племени хаяхито порой

Раздается знаменитый крик ночной,

Ясно свое имя я тебе назвала,

Ты считай меня своей женой.

Пусть у бранного меча остры

Лезвия—и с этой стороны и с той,

Наступлю на них ногами я,

Коли я умру, пускай умру,

Если это нужно для тебя.

Любимая моя, и ныне

Все продолжаю я еще любить,

И пусть как бы на лезвие меча

Подымет имя злобная молва,

О нем, поверь, не буду я жалеть.

Гребешок из дерева цугэ,

Каждый раз беру тебя я в руки,

Лишь восходит солнце поутру,

И хотя ты старым стал, но почему-то

На тебя я наглядеться не могу.

Оттого что далеко село,

Я тоскую без тебя и тяжко мне,

Зеркало кристальной чистоты,

Я прошу, являйся мне во сне,

Ни на миг не покидая ложа!

Словно зеркало кристальной чистоты

Пред собою бережно держа,

Утро каждое любуюсь на тебя,

Но ведь сколько ни гляжу я, все равно

Вдоволь наглядеться не могу.

Изголовие из дерева цугэ,

Лишь придет вечерняя пора,

Ты все время неотступно ждешь на ложе,

Отчего же ты дождаться все не можешь,

Чтоб хозяин твой пришел сюда?

Словно незастегнутое платье,

В беспорядке мысли, полные любви,

Словно на воде песок, в волнении они,

И хотя не знаю я покоя,

Продолжаю в мире этом жить.

Ясеневый лук,

Если б, натянув, тебя не отпускал, —

Если б ей не поддаваться мог,

Ах, с такою сильною тоской

Разве мог бы повстречаться я?

Здесь, у перекрестка множества дорог,

Где решает дело сила слов,

Я гадаю нынче ввечеру.

“Ты, гаданье, правду изреки,

Встречусь ли с возлюбленной моей? ”

И когда гадал я у дорог,

Что давно отмечены яшмовым копьем,

Где проходят люди,

Там изрек мне рок:

“Ты увидишь милую свою”.