Глава 19. – Леди Бернис удалилась к себе с головной болью, а герцог играет в шахматы с маркизом, – сообщил Прафрок

Позже, в полдень

– Леди Бернис удалилась к себе с головной болью, а герцог играет в шахматы с маркизом, – сообщил Прафрок, поднимаясь по лестнице впереди Пирса. – Я разместил нового пациента в приемной палате. Цыплята сейчас с ним.

Пирс приподнял брови.

– Цыплята? Она тебя испортит.

Прафрок обладал способностью принимать совершенно невинный вид, когда считал нужным.

– Где сестра Матильда? – осведомился Пирс.

– В утренней комнате с мисс Тринн, – ответил Прафрок. – Как вы и просили, юная леди проверяет обязанности миссис Хэвлок по отношению к пациентам. Когда я видел их в последний раз, мне показалось, что дело идет не слишком гладко.

Пирс помедлил мгновение, а затем мысленно пожал плечами. Какое, в сущности, это имеет значение? Как только Линнет уедет, он велит своей экономке вернуться к ее привычным методам. Не важно, есть у пациентов семьи или нет. Они все равно умрут, если они с Себастьяном не найдут способ продлить им жизнь на некоторое время.

Он вошел в небольшую комнату, которую использовали для изоляции новых пациентов, пока он не определит, чем они больны.

Цыплята – проклятие, он начинает привыкать к прозвищу, которое дала им Линнет, – спорили, столпившись вокруг постели.

Пирс стукнул тростью о кровать, и они замолкли.

– Биттс, расскажите о пациенте.

Биттс выпрямился.

– Мистер Джаггз, шестьдесят восемь лет, трактирщик из Лондона.

– Шестьдесят восемь? – переспросил Пирс, оттолкнув Кибблса, чтобы подойти к пациенту. – Вы неплохо покрутились в пивной. Оставьте несколько бутылок для нас, грешных. Почему бы не вам закрыть краны и упокоиться с миром?

Мужчина был плотным, коренастым и лысым, не считая бровей, таких необузданных, что, казалось, они вот‑ вот спрыгнут с его лица.

– Трепотня! – заявил он с акцентом типичного кокни[8]. – Мой отец дожил до девяноста двух лет, и я не собираюсь ложиться в могилу раньше, чем мой старикан. Если вы и вправду такой хороший лекарь, как говорят…

– Очевидно, не такой, – отозвался Пирс. – На что он жалуется, Биттс?

– На глухоту.

– Чепуха, – заявил Пирс. – Он только что обозвал меня треплом. Вы, случайно, не служили во флоте, Джаггз?

– Двенадцать лет в легкой кавалерии. У меня и вправду что‑ то со слухом. Иногда я слышу хорошо, а иногда вообще не слышу.

– Это старость, – сказал Пирс. – Вытащите его из этой постели и отдайте ее кому‑ нибудь помоложе.

– А иногда у меня пропадает зрение, – добавил Джаггз. – Хотя потом возвращается.

– Значит, дело не в старости. Итак, Биттс, вам есть что сказать?

– Я проверил его легкие, воспользовавшись нашей методикой прослушивания. Они чистые. Конечности у него крепкие, рефлексы нормальные.

– А вам двоим есть что добавить? – обратился Пирс к Пендерсу и Кибблсу.

– Он трижды терял зрение, – сообщил Кибблс. – Когда наблюдал за прибытием короля Норвегии в Лондон, во время вечеринки в честь шестидесятилетия его жены и на военном параде.

Пирс осуждающе цокнул языком.

– Вы женились на женщине моложе вас. Можно сказать, похитили ее из колыбели.

– Всего на восемь лет, – сказал Джаггз, оправдываясь.

– Так каков ваш диагноз? – спросил Пирс у Кибблса.

– Если исходить из указанных событий, возможно, он переволновался, что привело к учащенному сердцебиению.

– С каких пор учащенное сердцебиение вызывает потерю зрения? – вмешался Пендере. – Думаю, он страдает от перебоев сердца.

– Сердечный приступ не может привести к слепоте, – возразил Биттс.

– Может, если при этом временно прекращается приток крови к голове, – парировал Пендере. – Вы испытывали головокружение во время этих случаев, мистер Джаггз?

Тот покачал головой:

– Нет, хотя мне было чертовски жарко.

Дверь за спиной Пирса отворилась. Он понял, что это Линнет, даже раньше, чем она вошла, почувствовав ее запах, легкий цветочный аромат с примесью лимона, и задался вопросом, не обостряет ли сексуальное влечение обоняние.

Милый голосок сестры Матильды вернул его к реальности.

– Доктор, я глубоко задета тем, что случилось сегодня, видимо, с вашего разрешения, если не поощрения. Глубоко задета. И хотя сожалею, что мне приходится прерывать вас, это дело не терпит отлагательства.

– Пациента бросало в жар, как только он терял зрение. О чем это говорит? – спросил Пирс, обращаясь к молодым докторам. Затем неохотно обернулся.

Правда заключалась в том, что Линнет была пугающе красива, с безупречными чертами, безупречными волосами…

И затаенной улыбкой в безупречных глазах.

Это действовало на нервы.

Пирс подавил ответную улыбку.

– Что, к дьяволу, вы затеяли?

Ее улыбка увяла.

– У меня возникли вопросы об уходе за пациентами в западном крыле, включая диету и посещения членов семьи, и я обратилась к экономке.

– Правильно. Это входит в ее обязанности. – Он повернулся к сестре Матильде. – Вам следовало ответить на них, поскольку вы и есть экономка, о которой идет речь.

Грудь сестры Матильды впечатляюще раздулась, как у жабы на листе водяной лилии, приготовившейся исполнить свою песню.

– Я глубоко оскорблена тоном этих неуместных расспросов. Если вас волнует, как я выполняю свои обязанности и забочусь о больных, вам следовало обратиться ко мне напрямую.

Пирс снова повернулся к докторам.

– Временная потеря зрения, ослабление слуха, возможно, жар. Какие еще вопросы вы задавали?

Доктора молчали.

– По‑ моему, никаких, – подытожил он. – Итак, больной. Вы не испытывали головокружения. Никто не говорил вам, что у вас краснело лицо?

Джаггз покачал головой.

– Вы не чувствовали слабости в коленях? Вас не бросало из жара в холод?

– Только в жар. Ну и пару раз меня вырвало.

– А почему вы не упомянули об этом? О чем еще вы забыли сказать?

– Моя жена говорит, что я был пьян. Но я не был. – Джаггз насупился, его брови сошлись на переносице во впечатляющей гримасе, хотя, на взгляд Пирса, она вряд ли вошла бы в моду у лондонских щеголей. – Я уже двадцать лет владею «Хвостом русалки» и знаю, когда корабль дает крен.

– Обычно пьяницы осознают это последними, – возразил Пирс. – Собственно, большинство из них признают, что перепили, только утром, когда наступает похмелье. Трактирщику следовало бы это знать. – Он повернулся к сестре Матильде. – Вы не могли бы вкратце рассказать, что именно так взволновало вас? Вам не доставили удовольствия вопросы мисс Тринн?

Ее грудь снова раздулась.

– Эта юная леди не имеет представления о медицинском уходе. Она назвала меня жестокой…

– Я употребила слово «негуманная», – вставила Линнет. Она снова улыбнулась, и все доктора буквально растаяли. Даже Джаггз свесился с постели, чтобы лучше видеть ее.

– Потому что я говорю пациентам, что раз они оказались здесь, никаких посетителей не будет, – твердо сказала сестра Матильда. – Вы не хуже меня знаете, лорд Марчент, что здесь полно пациентов, у которых нет никаких шансов на выздоровление. Мне некогда заниматься с безутешными родственниками. С таким же успехом родные могут попрощаться, когда оставляют больных здесь. Не вижу причин продлевать боль расставания.

– То есть это делается для их же блага. – Линнет нахмурилась, но Пирс даже не взглянул на нее. – Вы предупредили об этом мистера Джаггза?

Сестра Матильда кивнула:

– Конечно. – Она метнула в Линнет неприязненный взгляд. – К сожалению, эта юная леди отменила мои указания и отправила женщину на кухню, где она, вне всякого сомнения, создает лишние проблемы и мешает работать.

– Зато мы можем пригласить ее наверх, чтобы она рассказала, как выглядел мистер Джаггз во время приступов, о которых идет речь, – вставила Линнет. – Почему бы вам не сходить за ней, миссис Хэвлок?

Любопытно, что, хотя Линнет весила гораздо меньше экономки, в ней было что‑ то, заставившее сестру Матильду подчиниться, хотя всем своим видом она выражала неодобрение.

– Клянусь Иисусом, я бы не хотел попасть в число врагов вашей экономки, – заметил Джаггз, устремив на Линнет благоговейный взгляд. – Именно это вы сейчас проделали, мисс. Моя миссис очень расстроилась бы, если бы ей пришлось уехать, оставив меня здесь. Она бы померла от беспокойства.

– Это все улыбка, не так ли? – поинтересовался Пирс, обращаясь к Линнет.

– На миссис Хэвлок моя улыбка не действует, – отозвалась она. – Вы давно женаты, мистер Джаггз?

– Да уже двадцать четыре года, – ответил тот. – В первый раз это приключилось со мной аккурат на нашу двадцатую годовщину.

– Вы не упоминали об этом раньше, – заметил Биттс, записывая. – Выходит, у вас было четыре приступа.

– А может, и больше, – признался Джаггз. – Я не сразу обратился к врачу. На самом деле это моя миссис начала беспокоиться.

Дверь открылась, и в палату влетела взбешенная сестра Матильда, сопровождаемая взволнованной толстушкой в шляпке, украшенной вишнями, сделанными из клубочков шерсти.

– Как выглядел ваш муж во время приступов? – спросил Пирс, не тратя времени на приветствия.

Она удивленно моргнула.

– Как обычно, насколько я помню.

– Лицо краснело?

– Не больше, чем обычно, когда он напивается.

– Я никогда не напиваюсь! – крикнул Джаггз с постели.

– Напиваешься! – Она так яростно кивнула головой, что вишни у нее на шляпке взмыли в воздух и снова опустились. – По праздникам, и не пытайтесь отрицать это, мистер Джаггз.

– В тот раз в Йорке я выпил не более пинты, – заявил больной торжествующим тоном.

– У тебя язык заплетался, – возразила она, подойдя ближе, чтобы потрепать его по ноге. – Ничего страшного, если выпить пару пинт, но чтобы заплетался язык, требуется больше. Этот последний случай в Йорке был той самой соломинкой, которая ломает хребет верблюду, – сказала она Пирсу, одновременно обращаясь к Линнет. – Он обещал мне, что сходит к врачу, если это снова случится.

– Разрази меня гром! – отозвался Джаггз с досадой. – Я и близко не выпил того, что мог бы!

– А что это было за событие? – поинтересовалась Линнет. – Вы были в этой прелестной шляпке, миссис Джаггз?

Та просияла:

– Да! Это было на военном параде. Мистер Джаггз надел свою военную форму, хотя она стала тесновата ему в последнее время. Но он всегда надевает ее по праздникам. Я связала эту шляпку крючком как раз для этого случая, хотя летом в ней очень жарко.

– Наверное, мистер Джаггз вспотел в мундире, – предположил Пирс.

– Мистер Джаггз никогда не потеет, – гордо заявила его жена. – Мне почти не приходится стирать его форму из‑ за пота, слава Богу. Его приятели на параде только успевали промокать лица.

– И тут я ослеп и ничего не видел до следующего утра, – уныло произнес Джаггз.

– Наш священник предположил, что это расплата за его грехи, – сообщила миссис Джаггз.

– Вот тогда я и решил показаться доктору. Потому что грешил не больше, чем полагается.

– Ну, что скажете, Биттс? Кибблс? Пендере? Думаю, теперь вполне ясно, что случилось с Джаггзом. Как вы считаете? – Пирс сделал неопределенный жест, глядя на их озадаченные физиономии. – Посовещайтесь между собой, олухи.

Он повернулся к сестре Матильде, а Линнет сделала вид, будто изучает фрукты на шляпке миссис Джаггз.

– Вы проиграли битву, – сказал он. – Миссис Джаггз разрешила загадку слепоты своего мужа. Я был идиотом, не настояв на беседе с родственниками больных в подобных случаях.

Миссис Джаггз разинула рот.

– Правда? Так это пьянство?

– Нет, – ответил Пирс.

Сестра Матильда зашипела, как кипящий чайник.

– Какие симптомы оказались самыми важными? – спросила Линнет с искренним интересом.

– Все, – ответил он, устремив взгляд на своих молодых коллег. – Джаггз недавно набрал вес, мундир стал ему тесен. Все приступы случаются лишь во время праздничных событий, когда ему жарко и он пьет эль, чтобы охладиться, – хотя кончается все рвотой. Добавьте к этому, что форма легкой кавалерии шьется из плотной шерсти, с тройным галуном, не говоря уже о такой важной детали, как тот факт, что он не потеет.

– Тепловой удар! – воскликнул Кибблс, пока Пендере и Биттс еще размышляли.

– Верно. Хорошая новость, Джаггз, в том, что вы можете выбраться из этой постели и отправиться назад, в свой трактир. Плохая новость заключается в том, что ваша неспособность потеть, шерстяная униформа и жаркий день создают опасную комбинацию. Вы можете умереть, и вам чертовски повезло, что вас еще не закопали.

– Но почему? – спросила миссис Джаггз в замешательстве. – Было не так уж жарко.

– Ему нужно пить больше воды, – объяснил Кибблс.

– А не накачиваться элем, когда душно, – строго сказал Пирс. – Даже если это только одна пинта.

– И это все? Просто он пил мало воды? – Миссис Джаггз все еще выглядела озадаченной, но ее муж уже свесил ноги с постели.

– Я знал, что не болен. – Он встал. – Я старался не пить воду, собираясь на парад, потому что там нельзя помочиться, не нарушая строй.

– Еще одна причина, – заметил Биттс, лихорадочно записывая.

Пирс подождал, пока Джаггз с женой выйдут из палаты вместе с остальными докторами.

– Миссис Хэвлок, вам нужно решить: либо вы смиритесь с планами мисс Тринн по поводу моей больницы, либо вам придется поискать другую работу.

Экономка молча смотрела на него, сжав челюсти так крепко, что они напоминали шов, наложенный Себастьяном.

– Понятно, – сказал он. – Вы уволены. – Взяв Линнет под руку, он вывел ее из палаты, но она задержала его в коридоре, пока сестра Матильда не вышла следом за ними.

– Его милость пошутил, – сказала Линнет, одарив ее улыбкой, которая предположительно не действовала на взбешенных экономок.

Пирс открыл рот, но она ущипнула его так сильно, что он снова закрыл его.

– Мы могли бы обсудить посещения родственников завтра, – продолжила Линнет. – Разумеется, нам придется придумать, как сделать так, чтобы не нарушить вашего расписания. Всем известно, как хорошо вы управляете своим крылом.

Улыбка явно не подействовала на сестру Матильду. Тем не менее она помедлила, очевидно, размышляя, сдаваться ей или нет.

– Доктор любит пошутить, – произнесла она наконец мрачным тоном.

– Всего хорошего, миссис Хэвлок, – сказала Линнет, увлекая Пирса за собой по коридору.