Здравствуй, Европа!

У Рины родители жили в Эстонии, а бабушка и дедушка по маме – в польском Щецине. Поэтому ей легче было выехать в Польшу, а мне пришлось получать одобрение разных инстанций, профкома и комсомола и т. д. Польша ещё входила в социалистический лагерь, поэтому в первый наш приезд осенью 1989 года мы даже заграничный паспорт не оформляли – достаточно было советского.

Мы приехали к варшавским родственникам Рины и сразу пошли на рынок Всходний. Восточный, – в переводе на русский. Там познакомились с поляком Юлиушем. Он рассказал, какие товары пользуются спросом, и мы начали возить их из СССР.

В Польше втрое дороже продавалось всё, что втыкается в розетку. Мы покупали телевизоры «Радуга» в магазине объединения Козицкого на Малом проспекте Васильевского острова, я их грузил в поезд, сходил в Варшаве, продавал по 200 долларов и возвращался. Точно так телевизоры возила и Рина: я загружал их в Ленинграде, а в Варшаве встречал Юлиуш.

В 1990 году мы усложнили схему. Всё лето Рина жила и торговала в Варшаве, а я мотался туда‑ сюда. Я летел в Сибирь, скупал в разных сельпо бензопилы «Тайга» по 200 рублей, вёз в аэропорт Кемерово, платил за перевес и летел в Ленинград. С вокзала вёз пилы на Гаванскую улицу, где мы арендовали комнату в коммунальной квартире. На следующий день – на вокзал, сутки в поезде – и я в Варшаве. Логистика отнимала массу времени, но дело стоило свеч: поляки за бензопилу платили 200 долларов; на эти деньги в России можно было взять ещё шесть‑ семь штук.

В Польше и Германии я оттачивал своё торговое мастерство

По субботам и воскресеньям мы торговали на варшавском стадионе. Я шёл против людского потока и кричал «псшедам дёшево», то есть «продам дёшево». И просил 200 долларов, тогда как мои знакомые не могли получить и 180. Это был один из первых моих уроков маркетинга: для высоких продаж не обязательны низкие цены, если есть хорошая реклама.

Бывало, я прилетал в Новосибирск, брал такси и мотался по сельпо, райпотребокооперациям, скупая всё электрическое. В городах уже всё раскупили спекулянты, а в деревнях электрика ещё лежала. Иногда на пять минут заскакивал к маме в Ленинск‑ Кузнецкий, чем сильно её удивлял, – она‑ то думала, что я в Ленинграде, на лекции.

* * *

Как‑ то Юлиуш рассказал нам о бизнесе, которым занимались поляки. Они возили сигареты в Берлин. Пачка там стоила одну немецкую марку – вдвое дороже, чем в Польше. С моим советским паспортом можно было въезжать в Польшу, но не в Германию. Но я рискнул ехать с ним. Я просто протянул паспорт немецкому пограничнику, он не стал разбираться и просто поставил красный штамп.

Немцы знали, что поляки торгуют сигаретами, ходили по вагону и спрашивали: «Зигареттен, зигареттен?» В польском поезде возить товар было сложно, и я придумал подсаживаться в советский поезд Ленинград‑ Варшава‑ Берлин, договариваясь с проводниками о провозе сигарет в больших объёмах: я забивал сигаретами резервуар для угля, немцы его никогда не осматривали.

В Берлине меня поразил контраст между капитализмом и социализмом, Западной и Восточной частями. Как раз в то время разрушали знаменитую Берлинскую стену. Я сел на поезд S‑ Bahn, который следовал из Западного Берлина в Восточный. Это была фантасмагория: из чёрно‑ белого кино попал в цветное.

Я вышел на станции Zoologische Garten и окунулся в очень вкусные запахи. Кругом горели огни, светилась реклама, на уличных лотках продавались тропические фрукты: киви, бананы, ананасы. Ничего подобного не было ни в СССР, ни в Польше. Там, в Западном Берлине, окончательно разрушились коммунистические иллюзии, и подтвердились слова моего папы о том, что капитализм – это круто.