Между свободой и контролем

В вышеупомянутых условиях сохранить общество как не­кое системное целое могла лишь мощная государственная струк­тура, контролирующая все стороны человеческой жизни. Есте­ственно, что удержать под контролем массу вооруженных, дос­таточно независимых и не склонных кому-либо подчиняться людей, особенно на начальных этапах становления государ­ственности США, прямым, открытым насилием было невоз­можно. Именно поэтому американским правителям пришлось искать скрытые (неявные) формы принуждения, используя ду­ховно-психологические особенности населения Соединенных Штатов.

Поставить какие-то ограничения западному человеку, ори­ентированному в своей жизни на деятельное проявление своего «Я» во вне, путем принуждения было невозможно. Правящие круги прекрасно понимали, что запретить делателю делать то, что он хочет, — крайне сложно, а потому возводили западную систему тотального контроля на основе методов управления мо­тивацией человека. В данном случае действовал простой прин­цип: если американца нельзя открыто принудить к чему-то, не­обходимо создать условия, при которых он сам, без явного при­нуждения, выполнит необходимое. Таким образом, западная система многоуровнего управления обществом стала совокуп­ностью механизмов манипулирования партикулярной, эклек­тичной, лишенной духовного единства (внетрадиционной) человеческой массой. Изолированный, психологически и ин­теллектуально несамостоятельный индивид, целиком ориенти­рованный на добывание материальных благ и их потребление, становится условием существования вышеупомянутой системы.

Вот что по этому поводу писал Э. Фромм: «Мы не в состоя­нии увидеть, что, хотя человек избавился от многих старых вра­гов свободы, в тоже время появились новые враги; причем эти­ми врагами становятся не столько разного рода внешние препо­ны, сколько внутренние факторы, блокирующие полную реализацию свободы личности» [4, с. 95]. При этом он добав­лял: «Мы зачарованы ростом свободы от сил, внешних по отно­шению к нам, и, как слепые, не видим тех внутренних препон, принуждений и страхов, которые готовы лишить всякого смыс­ла все победы, одержанные свободой над традиционными ее врагами. <...> Мы забываем, что проблема свободы является не только количественной, но и качественной» [4, с. 96]. В связи с этим можно вспомнить слова А. И. Герцена, который точно подметил (в книге «Былое и думы»), что американцы могут обхо­диться без правительства, так как сами исполняют должность царя, жандармского управления и палача.

С развитием коммуникационно-информационных систем уровень манипулятивности западных народов вообще, и аме­риканцев в частности, значительно повышается. Фактически с помощью газет, радио, а потом и телевидения правящая элита начинает формировать их сознание, а потому потребности, цен­ности, миропонимание, мироотношение и т.п. Вот как это про­комментировал О. Шпенглер: «Европейско-американская по­литика «одновременно», благодаря прессе, создала распростра­нившееся на всю планету силовое поле духовной и денежной напряженности, в сферу влияния которого попадает каждый че­ловек, даже не осознавая этого. Он вынужден думать, желать и действовать так, как полагает целесообразным сидящий где-то вдалеке правитель» [8, с. 608]. При этом немецкий мыслитель добавил: «Сначала люди не могли и подумать о свободной мыс­ли, теперь об этом разрешено думать, но никто на это больше не способен. Все хотят думать только то, что должны хотеть ду­мать, и именно это воспринимается как собственная свобода» [8, с. 612].

В свое время конгрессмен Оскар Каллавей опубликовал в «Congressional Record» статью о том, как был организован кон­троль над американскими СМИ. Оказывается, в марте 1915 года группа Дж. П. Моргана собрала вместе двенадцать человек, за­нимающих высокое положение в мире прессы, и поручила им отобрать в достаточном количестве самые влиятельные газеты в Соединенных Штатах, чтобы, взяв их под контроль, направ­лять в определенное русло ежедневную информационную по­литику США. Эти двенадцать человек для решения поставлен­ной задачи проанализировали возможности 179 газет и отобра­ли из них те, используя которые можно создать систему управления прессой. Они выяснили, что для этого необходимо контролировать лишь двадцать пять наиболее крупных газет. Для осуществления надлежащего надзора и подготовки информа­ции в каждую газету был подобран редактор [9, с. 219].

О том же пишет и А. Зиновьев: «Централизация медиа... вполне уживается с приватизацией. Примером тому может слу­жить медиа США. Хотя централизация ее была выражена неот­четливо, она имела место. Локальные телевизионные станции, например, зависели от национальных медиаконцернов в отно­шении программ. Менее 10 % их передач составляли местные программы, а в основном передачи составляли программы трех

больших станций и кинофильмы. В сфере известий две стан­ции (ЮПИ и АР) играли роль централизующих органов. Четы­ре из пяти телевизионных станций в 100 наиболее плотно засе­ленных областях принадлежали группам, во владении которых находились многие другие средства медиа. Значительная часть газет находилась в руках немногих концернов. Например, фир­ма Ганетти в 1985 году владела 86 ежедневными газетами. Лишь 50 городов США имели конкурирующие друг с другом газеты» [7, с. 333].

«За последние приблизительно десять лет собственность на средства массовой коммуникации в Соединенных Штатах скон­центрировалась в руках всего нескольких организаций, — кон­статируют профессоры Эллиот Аронсон и Энтони Пратканис из университета Калифорнии. — Сегодня двадцать три корпо­рации контролируют большую часть телевидения, журналов, книгоиздательств и киностудий. Вот некоторые факты о соб­ственности на средства массовой коммуникации: 60 % местных ежедневных газет принадлежат одной из четырнадцати корпо­ративных сетей, три корпорации доминируют в сфере издания журналов, шесть компаний звукозаписи контролируют 80 % му­зыкального рынка и девять студий производят 70 % программ телевизионного прайм-тайма» [2, с. 289]. По состоянию на 2002 год лишь девять компаний владеют телевизионным веща­нием в США: AOL Time Warner, Disney, Bertelsmann, Viacom, News Corporation, TCI, General Electric (владелец NBC), Sony (владелец Columbia TriStar Pictures) и Seagram (владелец Universal film) [10, c. 91]. Кроме того, изданный момент десять телеком­муникационных компаний владеют 86 % мирового рынка теле­коммуникаций [11, с. 101]. Понятно, что при такой монополиза­ции средств массовой информации произошла и монополизация «свободы слова». СМИ, оказавшись в руках правящих финансо­во-политических групп, превратились в главный и наиболее эф­фективный инструмент формирования массового сознания. «Американское правительство тратит свыше 400 миллионов долларов в год на оплату более 8000 работников, ведущих про­паганду политики США и американского образа жизни. Резуль­таты: достоинства «американского пути» превозносят девяносто фильмов в год, двенадцать журналов на двадцати двух языках и... программы «Голос Америки» натридцати семи языках, с аудито­рией, насчитывающей 75 миллионов слушателей» [2, с. 23].

Вместе с тем, по свидетельству британских публицистов 3. Сардара и М. Дэвис: «Узость интересов американских СМИ общеизвестна. Международные новости практически отсутствуют в СМИ, за исключением буквально двух-трех газет. Телеви­дение — основной источник информации для среднего амери­канца — из международных новостей осмеливается показывать лишь катастрофы и американские военные акции. Притом что американские СМИ приобрели общемировое звучание, они в то же время, как это ни парадоксально, стали гораздо более од­нобокими и банальными. Независимые голоса отсеиваются, и создается приятная монокультура, посвященная пропаганде по­требления, бизнеса, интересов правительства и общественной элиты, а также развлечению массового зрителя. Это не резуль­тат «свободного рынка», действующего по принципу естествен­ного отбора, это продукт сознательной государственной поли­тики» [10, с 90].

Фактически современные массмедиа представляют собой не механизм сбора и распространения информации (в чем неуто­мимо убеждают общественность журналисты), а выступают в ка­честве ее творцов и цензоров. Они создают информацию в со­ответствии с поставленными перед ними задачами, придавая ей вид, отвечающий интересам тех, кто контролирует СМИ. Объем информационного потока, который минует их, незначителен. А его роль еще более ничтожна. СМИ проникают во все сферы американского (западного) общества — в политику, экономи­ку, культуру, науку, спорт, бытовую и личную жизнь людей. Они не просто влияют на разум и чувства людей, но формируют лю­дей по заданной схеме¹.

Несмотря на отсутствие особого аппарата идеологической обработки масс, западной олигархии вообще и американской в частности удалось тотально идеологизировать общество. Его идеологическое пространство формировалось по самым разным направлениям и на разных уровнях как определенная форма по­нимания: мира, человека, основополагающих ценностей жиз­ни, отношений между людьми социального устройства и т.д. СМИ выступили в качестве формы самосознания современно­го западного общества. Одновременно они формировались и как механизм структурирования общественного сознания, и как ин-

^{1 Западная идеология не случайно возвела «свободу слова» в некую абсолютную ценность, несмотря на то что это «слово» давно и надежно контролируется в интересах финансово-политических кланов Запада. Под данной «свободой» подразумевается не возможность свободного высказы­вания гражданами своих мыслей или передачи информации, а возможность при помощи СМИ беспрепятственно «промывать мозги» как западным, так и незападным народам в интересах правящих кругов.}

статут стандартизации сознания людей, и как совокупность средств ориентации в социальной среде и приспособления к ней, и как система самозащиты общества от разрушающих его и про­тиводействующих ему сил.

Западные страны не имеют специальных государственных структур, занимающихся идеологической обработкой масс, од­нако ею непосредственно заняты философы, социологи, пси­хологи, историки, политологи, журналисты, писатели, полити­ки, советники в государственных учреждениях и партиях, сотрудники секретных служб и т.п. Существуют особые иссле­довательские учреждения, агентства и центры, так или иначе занятые проблемами идеологии. По крайней мере, во многих газетах, журналах, издательствах, учебных заведениях и т.п. есть люди, занимающиеся идеологическим контролем. Они реша­ют, что писать и как писать, что говорить и как говорить, что печатать, а что нет. Они решают, какие делать фильмы, какие составлять программы для телевидения, что и как пропаганди­ровать, какие устраивать зрелища и массовые шоу с идеологи­ческим контекстом, как отбирать и препарировать информа­цию. На Западе, как в прошлом, так и сейчас, идеология не была и не является феноменом, отделенным от науки, литературы, живописи, журналистики и даже от религии. Она растворена, рассеяна во всех проявлениях человеческой жизни и вообще не воспринимается как идеология [7, с. 277]. Идеологическое дав­ление на Западе осуществляется без видимого принуждения со стороны государства, в неявной форме, когда усвоение опреде­ленных аксиом теми, кто подвергается обработке, происходит без особых усилий с их стороны, часто как развлечение и при­ятное времяпрепровождение.

Состояние дел в идеологической сфере США с рассмотрен­ной точки зрения подобно положению в экономике. Здесь тоже можно говорить о рынке идей, который функционирует так, буд­то им управляет «невидимая рука». Здесь есть те, кто произво­дит и сохраняет идеологию, т. е. предлагает идеологические то­вары и услуги. Они доступными им средствами доводят свою продукцию до потребителя, т. е. идеологически обрабатываемым народным массам. Тут имеет место действительное, а не мета­форическое потребление идеологической продукции — слуша­ние, чтение, видение. И на этом рынке играет свою роль спрос, с которым считается предложение и который сам формирует предложение. И на этом рынке «невидимая рука» не является лишь чем-то воображаемым. Это — определенные лица, систе­ма учреждений, организаций и т.п., вступающие в определенные контакты, достаточно хорошо подготовленные, чтобы оце­нить положение на идеологическом рынке, и извлекающие для себя определенную выгоду. Такой идеологический механизм не вызывает отрицательной реакции у идеологически обрабатыва­емых людей (так, как это было в коммунистических странах), так как у них создается стойкая иллюзия, будто его вообще не существует [7, с. 328].

Таким образом, благодаря тотальному «промыванию моз­гов» мощная энергетика западного человека оказывается са­мым надежным образом канализированной, загнанной в жес­ткие рамки заданных стереотипов. Возникает парадоксальная ситуация: владея всеми мыслимыми свободами для проявления соб­ственной индивидуальности, западный человек оказывается ли­шенным этой индивидуальности, «...индивид перестает быть собой, — писал по этому поводу Э. Фромм, — он полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть» [4, с. 159]. «...у нас могут быть мысли, чувства, желания и даже ощущения, которые мы субъективно воспринимаем как наши собственные, хотя на са­мом деле это не так. Мы действительно испытываем эти чув­ства, ощущения и т.д., но они навязаны нам со стороны...» [4,

с. 161].

Здесь мы снова видим макиавеллистский тип «человека без свойств», способного изменяться в соответствии с требования­ми окружающей среды. Чтобы быть целиком адекватным вне­шним условиям, индивид становится «никаким». Отказавшись от каких-либо качеств и свойств самодостаточной личности, он оказывается в состоянии экзистенциональной пустоты, позво­ляющей ему эффективно приспосабливаться к постоянно ме­няющимся условиям внешней среды.

Вот как это описывает С. Московичи: «Имея проницаемое, гибкое, не ищущее единой точки опоры «Я», он (западный че­ловек. — Авт.) становится совершенным обитателем... «мира свойств без людей, пережитого опыта без тех, кто мог его пере­жить»... Отделение от самого себя и объектов приобретает та­кую значимость потому, что оно позволяет людям... приобрес­ти главное качество — «качество отсутствия характера». Каче­ство мобильности и переменчивости индивида... который не чувствует себя связанным каким-либо априорным принципом, внутренним долгом и не подчинен раз и навсегда какой-либо норме. Ибо он предается движению, где ничто ни на мгновение не остается в состоянии покоя... Такой характер является лишь

рядом сочетаний и импровизаций, он служит лишь тому, чтобы соответствовать обстоятельствам» [1, с. 449].

Однако, теряя индивидуальность (особость), западный чело­век усиливает свой индивидуализм, который обнаруживается в мощной отчужденности от других людей и в противопоставле­нии себя им. Как писал К. Маркс: «Речь идет о свободе челове­ка как изолированной, замкнувшейся в себе монаде» [6, с. 400]. Эта отчужденность, в свою очередь, порождает мощную агрес­сию по отношению к окружающим людям и миру вообще. За­падный человек стремится к господству, подавляя все, что он считает препятствием на пути к нему. Как заметил Г. Маркузе: «Достигая ступени самосознания, сознание обнаруживает себя как «Я», а «Я» прежде всего означает вожделение: оно приходит к осознанию себя, только достигнув удовлетворения и только посредством «другого». Но такое удовлетворение предусматри­вает «отрицание» другого, ибо «Я» должно удовлетворить себя как истинное «бытие — для — себя» в противоположность вся­кой «другости». Мы имеем дело с понятием индивида, который должен постоянно утверждать и отстаивать себя для того, что­бы ощущать свою реальность, который противостоит миру как своей «негативности», как отрицанию своей свободы, и поэто­му может существовать, только непрерывно отвоевывая свое существование у чего-то или кого-то, на него притязающего. «Я» должно стать свободным, но если миру присущ «характер нега­тивности», то «Я» для своей свободы нуждается в «признании» своего господства, а такое признание может быть получено толь­ко от другого «Я», другого самосознающего субъекта. <...> «Са­мосознание может получить удовлетворение только через дру­гое самосознание». Таким образом, агрессивное отношение к миру-объекту, господство над природой в конечном счете на­целено на господство человека над человеком» [3, с. 114—115].

Отсутствие индивидуальности у западного человека, ин­дивидуализм и его агрессивная самоизолированность стано­вятся почти решающими факторами в управлении социальной организацией Запада, т. е. в управлении обществом посттра­диционного типа, в рамках которого уже не действуют такие мощные факторы социального управления, как национальная идентичность, культура, духовность и т. п. Таким образом, за­падное общество целенаправленно воссоздает стандартных по своим индивидуальным качествам и отчужденных друг от друга индивидов, представляющих собою человеческую массу, лишен­ную какого-либо разнообразия. Нивелирование духовно-психо­логических особенностей индивидов ведет к их примитивизации, когда человек должен целиком отвечать предлагаемому набору потребностей и соответствующему набору форм их удовлетворения, не выходя за их рамки. Как подчеркивал тот же Г. Маркузе: «Высокий жизненный стандарт в мире круп­ных корпораций ограничителен в конкретном социологичес­ком смысле: товары и услуги, покупаемые индивидами, конт­ролируют их потребности и замораживают их способности. <...> Улучшенные условия жизни — компенсация за всепро­никающий контроль над ней» [3, с. 99].

Именно поэтому западная квазикультура приобретает фор­му стандартизованного производства, создавая (как и промыш­ленность) лишь продукты массового потребления. Правящим слоям Запада для эффективного социального управления не­обходим «одномерный» человек, поэтому западная массовая культура сведена к достаточно примитивному шоу, которое об­ладает яркой, привлекательной формой, но лишено какого-либо содержания. Она не выходит за рамки развлечения, она рассчи­тана только на «убивание» свободного времени человека, на рас­слабление его души и разума, а потому приводит лишь к его внут­реннему опустошению.

«Это — практический нигилизм, — констатировал А. Вебер. — В нем заключена тенденция совершить со стороны досуга об­щий распад человека, раньше замкнутого в себе, заменить его «плебейской массой» в дурном смысле этого слова, которая со­стоит из душевно раздробленных индивидов. Этих индивидов легко подчинить при их внутреннем распаде средствами дема­гогии и пропаганды и использовать как манипулируемый чело­веческий материал» [12, с. 249].

Нивелирование же духовно-психологического и культурно­го пространства западных народов лишает их не только какой-либо самостоятельности, но и наименьших проявлений тради­ционности, что, в свою очередь, создает предпосылки к этни­ческому разложению и вырождению культуры, являющейся сугубо национальным феноменом. Подобное развитие ситуа­ции обусловлено необходимостью глобального управления кон­гломератом западных стран и стран, попавших в зону влияния Запада.