Глава 19. – И еще, пожалуйста, подпишите эти бумаги, мистер Мак-Марпи, – говорила медсестра с добрыми глазами

– И еще, пожалуйста, подпишите эти бумаги, мистер Мак-Марпи, – говорила медсестра с добрыми глазами. – Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас в такое тяжелое время.

– Я понимаю, – ответил Джо.

Все происходящее Он воспринимал как бы со стороны. Будто кто-то другой подписывал все эти документы, отве­чал на вопросы, принимал соболезнования.

– Где она? – спросил Джо, глядя куда-то в глубину коридора.

– Ваша жена? О ней… Ею сейчас занимаются. «Боже, какой лицемерный язык! – подумал Джо. – Марине, холодной и безнадежно одинокой, уже все равно

Лучше даже не думать о том, что происходит с ней там, в холодной комнате».

– Я имел в виду мою приятельницу.

– Миз Кэннон?

Медсестра заметно оживилась.

– Вы знаете, я большая поклонница вашей знакомой. В жизни она еще интереснее… Впрочем, вы и сами знаете. Она в дамской комнате. Вот-вот должна вернуться. Вот, она уже идет.

Джо подписал очередную стопку каких-то бумаг. С тем же безразличием он, вероятно, мог бы подписать себе смерт­ный приговор.

Жизнь чертовски несправедливая штука. Джо не нахо­дил слов, чтобы озвучить гнев, ярость, обиду, которые рас­пирали его изнутри. Все врачи повторяли одно и то же. Один случай на миллион. Марина была молода, здорова физически, она могла родить без проблем, и даже давление, которое беспокоило ее в Неваде, в последнее время было в норме. Все шло как положено до того последнего момента, когда в головном мозге лопнул сосуд, вызвавший смерть.

Одна юная жизнь оборвалась, другая – началась.

Джо подумал, что во всем есть некая кармическая сим­метрия, но справедливым назвать этот порядок вещей язык не поворачивается. Жизнь порождает жизнь. Но отчего-то Джо не мог найти успокоения в этой мысли. Он опустил голову, чтобы медсестра не видела его слез. Он не имел права даже на эту боль. Рик имел право на скорбь, мужчи­на, которого любила Марина, имел право, а более всех маленькая девочка, которой так и не доведется узнать ту жен­щину, которая подарила ей жизнь.

– Джо… – Голос Кристины звучал тихо и нежно. Нежным и успокаивающим было и прикосновение ее руки.

Она села рядом с ним на скамью, и он повернул к ней голову. Она убрала волосы с лица с помощью ленты. Ника­кой косметики. Очевидно, она постаралась тщательно смыть следы слез.

– Ты плакала, – заметил Джо.

– Да, в дамской комнате. Нынче трудно найти место для уединения.

– Как же так, Кристина? – спросил Джо, приглажи­вая дрожащей рукой волосы. – Я не могу найти Рика, я не знаю, кто отец ребенка… Господи… Что же делать?

– Мы будем делать все, что нам придется делать, – философски ответила Кристина. – И в первую очередь мы пойдем посмотрим на ребенка.

– Моя фамилия в свидетельстве о рождении, – сказал Джо, покачав головой. – Они думают, что я отец ребенка.

– Пусть думают. Этот вопрос ты уладишь с Риком. Не стоит давать повод для разговоров персоналу больницы.

Малышка была в первом инкубаторе от окна слева от входа в детскую. На кроватке красовалась надпись: «Мак-Марпи. Девочка».

– Какая красивая, – прошептала Кристина, дотро­нувшись до стекла.

– Посмотри на этот подбородок, – сказал Джо. – Вылитая Марина.

– Господи! – всплеснула руками медсестра, изо всех сил пытаясь поднять им настроение. – Вы же еще не дер­жали ребенка на руках, мистер Мак-Марпи! Надо поскорее это исправить!

Джо не хотел брать ребенка на руки. Ему вообще редко доводилось иметь дело с младенцами, и, когда ему давали по­держать кого-нибудь из потомства друзей, он не чувствовал ни умиления, ни восторга – всего того, что положено испыты­вать по отношению к младенцу. В эти моменты он хотел лишь одного: чтобы кто-то поскорее избавил его от крохотного су­щества, с которым он понятия не имел, как обращаться. Но эта девочка была такой крошечной и так похожа на Марину, что, когда он взял из рук медсестры ребенка, он почувствовал, что пусть на миг, но боль отступила.

– Она улыбается, – сказал он, моргая от набежавших слез.

– Это газы, – одновременно ответили медсестра и Кристина.

Так хорошо было вновь засмеяться. Час назад он ду­мал, что такое невозможно, но человек – удивительное создание.

– Она похожа на вас: такие же темные вьющиеся во­лосы, – сказала медсестра.

Джо с Кристиной переглянулись. Этот миг стал момен­том истины. От волнения оба ощутили слабость в коленях. Этой возможности они были лишены несколько лет назад, когда несчастье случилось с ними. Вот она горькая ирония судьбы.

– Рик стал дедом, – сказал Джо, покачав головой. – Не верится. Он полюбит эту крошку.

– Я позвонила в Госдепартамент, – сказала Кристи­на, забирая у Джо ребенка. – Они сказали, что сделают все, что смогут.

– Я сам позвоню позже, – сказал Джо. – Из дома.

В какой-то мере он был даже рад тому, что Кристина взяла на себя труд связаться с Риком. Джо не представлял, как сообщить человеку, который спас ему жизнь, что так и не сумел сберечь его единственную дочь.

– О, – протянула Кристина, – как приятно. Девочка открыла ротик и упорно стала тыкаться в грудь. Кристина дала ей соску.

– По-моему, она хочет есть, – сказала Кристина, обращаясь к медсестре.

– Почему бы вам ее не покормить? – предложила та.

– А можно? – неуверенно спросила Кристина. Джо смотрел на бывшую жену и чувствовал, что никог­да еще не был так близок к райскому блаженству.

– Конечно, – сказала медсестра. – Пойдемте со мной.

Казалось бы, самая обычная вещь на свете: женщина кормит ребенка из бутылочки. Отчего же тогда, глядя на Кристину, склонившуюся к малышке, Джозеф испытал ни с чем не сравнимое по накалу чувство. Ему вдруг захотелось крикнуть: «Остановись мгновение, ты прекрасно!»

В десять утра в понедельник Марину похоронили на кладбище, расположенном в Лонг-Айленде, рядом с матерью Джо. Церемония была короткой, народу собралось не­много.

Уже в два часа пополудни Кристина и Джо выезжали из клиники, увозя с собой младшую Мак-Марпи семи фун­тов веса и пятнадцати дюймов роста. Терри успела позабо­титься о том, чтобы машина была оснащена специальным детским местом и прочими необходимыми мелочами.

– В больнице она показалась мне гораздо крупнее. А сейчас вижу, какая она крошечная, – заметил Джо.

– Я тоже об этом подумала, – согласилась Кристина.

Двадцать минут они возились, укладывая ребенка в люль­ку и закрепляя ремешки. Кристина еще никогда в жизни не чувствовала себя такой неловкой.

Не успели они выехать на шоссе, как ребенок начал плакать

– Боже мой, Джо! Что нам делать? – спросила Кри­стина, глядя на орущего ребенка.

– Я считал, ты знаешь, – отозвался Джо.

– Откуда мне знать? У меня никогда не было детей.

– Я считал, у женщин это в крови.

– Кормление грудью – да, это женское дело, а в остальном мы держимся наравне с мужчинами.

– Может, она голодная?

– Она поела перед отъездом, разве не помнишь?

– Может, она наглоталась воздуха и хочет отрыгнуть?

– Но я подержала ее вертикально и дождалась, когда она отрыгнет, – поморщившись от того, что Джозеф счи­тает ее уж совсем неграмотной в вопросе ухода за детьми, сказала Кристина. – Вот, видишь пятно на моей блузке?

Джо потянул носом.

– Может, ее надо переодеть?

– Не надейся, что я этим займусь. Джо приоткрыл окно.

– А я ведь не шучу, Крис.

Джо свернул с магистрали и подъехал к маленькому ресторанчику. Пока Джо в очередной раз звонил в Госде­партамент, Кристина взяла ребенка и пошла в дамскую ком­нату. К счастью, хозяева заведения предусмотрительно поставили в вестибюле столик для пеленания.

– Придется тебе помочь мне, милочка, – сказала Кристина, разворачивая ребенка. – Я знаю о том, как это делается, не больше, чем ты.

Девочка морщилась, пока Кристина вытаскивала из-под нее грязный подгузник, но когда ее подмыли и присыпали, она явно обрадовалась.

– Что, нравится быть голенькой? – спросила Кристи­на. – Вот подожди, будешь старая, как я, тогда увидишь, что в этом нет ничего приятного.

Доводы Кристины не убедили ребенка, девочка отчаян­но воспротивилась попыткам Кристины снова надеть на нее подгузник и завернуть в одеяло.

– О нет, Ничего у тебя не выйдет, – заявила Кристи­на, приподнимая ребенка. – Эти штучки со мной не прой­дут. Я не собираюсь в тебя влюбляться.

Действительно, меньше всего Кристине хотелось прики­пать душой к этому крохотному существу. Ситуация была форс-мажорная и лишь временная. Этот ребенок не принад­лежал Кристине, и не стоило об этом забывать.

Джо сидел за столиком у окна, ожидая Кристину с ма­лышкой.

– Мы ничего не ели со вчерашнего дня, – сказал он, помогая Кристине уложить ребенка в люльку, которую принес из машины. – Я заказал нам обоим по сандвичу и кофе.

– Спасибо, – сказала Кристина, садясь за стол. – Я только сейчас почувствовала, как голодна.

Позади них у другого окна сидела семья из четырех человек: мама, папа, и двое детей. Кристина поймала себя на том, что наблюдает за ними с завистью, которой уже давно не испытывала к людям, имеющим детей.

– Не нравится мне все это, – сказала Кристина, гля­дя на начавшие дрожать собственные руки. – Не хочу я этих переживаний. Слишком болезненно это все. Мне хо­чется вскочить и бежать отсюда без оглядки.

Джо наклонился через стол и накрыл ее руки своими.

– Не хочешь – не надо, Крис. – В его голосе не чувствовалось ни злости, ни скрытого упрека. – Это моя проблема, а не твоя.

– Так случилось, что это и моя проблема тоже, – начала Кристина, но, собравшись, быстро закончила: – Хотелось бы мне, чтобы это было не так. Честное слово.

– Брось, Крис. Чем бы эта история ни закончилась, все равно что-то останется с нами.

Официантка принесла кофе и бутерброды и быстро ушла.

– Никаких гарантий, – тихо сказала Кристина. – Судьбе просто нравится делать из нас дураков.

Джо посмотрел на малышку в люльке, затем на Кристину:

– Я могу сам справиться.

– Я знаю. – Кристина глубоко вздохнула, покоряясь тому, что было сильнее ее самой. – Я хочу участвовать в этом.

Сказав это, она улыбнулась, улыбнулась широко, по-настоящему, искренне и радостно, впервые за последние несколько дней.

– Это моя жизнь, Джо, и мой выбор.

Сколько времени прошло с тех пор, как она чувствовала жизнь так остро, так полно? Наверное, это было в послед­ний раз, когда Джо просил ее руки у ее отца и матери. Радость часто сменяется печалью, но после стольких лет, когда она держала чувства под пудовым замком, наверное, игра стоила свеч.

Она посмотрела на Джо, затем на дочку Марины, и в этот момент все показалось ей бледным и незначительным перед радостным сознанием того, что их стало трое.

Кристина проверила сообщения на пейджере еще до того, как они покинули ресторанчик. Санди просила позвонить ей.

– Я же сказала, что сегодня были похороны, – терпе­ливо объясняла Кристина своему продюсеру, – Нет, се­годня не могу. Я буду в студии завтра.

– Завтра меня не устраивает, – разозлилась Санди. – Ты мне нужна здесь и немедленно.

– Это невозможно.

– Давай сделаем вид, что ты этого не говорила.

– Завтра утром, – повторила Кристина.

– Нам дают другое время. Надо встретиться и обсу­дить стратегию. Завтра будет поздно!

– К черту! – взорвалась Кристина. – Ты что, не слышишь меня? Я только что похоронила близкого челове­ка. Твоя стратегия подождет до завтра.

– Ты бросила трубку? – уточнил Джо, когда они садились в машину.

– Угу.

– Она была в ярости?

– Вне себя от злости.

– Жалеешь?

– Пока нет. – Кристина усмехнулась и добавила: – Но как будет дальше, не знаю.

К Хакетстауну они подъехали после девяти вечера.

– Я отпустила домработницу, – сказала Кристина.

– А как насчет Слейда?

– Слейд предпочитает жить в Манхэттене, – сказала Кристина. – Да и ключей от дома у него нет.

– У тебя славно получилось сбить его со следа. Я слышал, он даже в Вашингтон за мной летал.

– Если Слейд за что-то берется, то делает работу на совесть, – сказала Кристина. – Об этом не стоит забы­вать. Обычно ему удается добиться того, чего он хочет. Так что ты – исключение. Кстати, кое-кто доложил ему, что видел тебя в Квинсе делающим покупки.

Джо побледнел.

– Я действительно был там, на второй день после пере­езда.

– Что я тебе говорила? Приемы у него, конечно, спор­ные, но амбиций не занимать.

– А как насчет талантов?

– Он талантлив, и еще как. Если бы он действовал в нужном направлении, то давно бы стал блестящим фотогра­фом, а не папарацци.

Они повернули у пиццерии, затем еще раз возле церкви. Вечерний воздух был свеж, и легкий ветерок перебирал опав­шие листья у подножия деревьев. Осталось только под­няться на холм.

Джо замедлил ход, заметив огни на холме.

– Какого черта там происходит? У Кристины засосало под ложечкой.

– Софиты. Это операторская бригада.

– Черт! – выругался Джо.

– Поворачивай, – приказала Кристина. – Они нас пока не заметили. Мы можем…

– Ни за что не стану поворачивать. Никто не посмеет помешать мне войти в мой собственный дом.

– Ты не представляешь, какой это наглый народ, – не унималась Кристина. – Они будут щелкать камерами прямо перед носом ребенка и выкрикивать свои мерзкие вопросы. – Она выдержала выразительную паузу и доба­вила: – Уж можешь мне поверить. Я была одной из них.

Джо вписался в разворот.

– Не гони, – сказала Кристина. – Дорога опасная.

– Что поделаешь.

– Не надо впадать в крайности. Мы уезжаем, и этого довольно.

– Тебе здорово удается убегать от опасности. Я даже не догадывался, как ты в этом преуспела.

Терри остановила их за полквартала от новой квартиры Кристины в Манхэттене.

– Твое жилье кишит репортерами, – сказала она. – Проезжайте мимо.

Терри оказалась права: на ступенях здания, в котором находилась квартира Кристины, уже были установлены ка­меры и софиты. У Джо и Кристины была возможность разглядеть все это великолепие из окна автомобиля.

– Все, – сказал Джо. – Едем ко мне.

– Почему ты думаешь, что там их не будет?

– Очень просто. Это вопрос субаренды. До меня про­сто дело не дойдет.

И действительно, подъехав к дому Джо, они не увидели никого, кроме консьержа.

– Вы с ребенком подниметесь наверх, – сказал Джо, помогая Кристине выйти из машины и отдавая ей ключи, – а я поищу стоянку для машины.

Джо, вернувшись, застал Кристину в слезах, как, впро­чем, и ребенка.

– Она не будет есть, Джо. У нее сил нет. Она такая крошечная… – Кристина зарыдала.

– Иди спать. С тебя хватит на сегодня. Я позабочусь о девочке.

– Ты знаешь, что делать?

– Не больше, чем ты.

Кристина едва заметно улыбнулась:

– Не очень обнадеживающе звучит.

– Иди спать, – повторил он. – Завтра будешь пере­живать.

Кристина нетвердой от усталости походкой побрела в спальню, оставив Джо наедине с дочерью Марины.

– Мир не всегда так плох, – философски заметил он, глядя на девочку. – Может, тебе и трудно в это поверить прямо сейчас, но я-то знаю, что это так.

Джо вставил девочке в рот соску, наклонив бутылочку, чтобы было удобно.

– Вначале ты поешь, потом будешь спать. Как только освоишь это, будем привыкать к горшку.

Девочка жадно захватила губами соску и начала, захле­бываясь, сосать. Джо улыбаясь смотрел на нее.

– Отлично, детка.

Он усмехнулся, поздравив себя с первой победой. Кое в чем он уже начал обгонять Кристину и останавливаться не собирался.

Слейд уже поджидал ее у припаркованной машины, ког­да на следующее утро Кристина вышла из дома, собрав­шись в офис.

– Вот, первая страница, – сказал Слейд, протягивая ей «Нью-Йорк пост». – Ты знала, что рано или поздно я это сделаю.

Кристина взглянула на снимок, на котором была изоб­ражена она сама, Джо и явно беременная Марина, затем на фотографию, запечатлевшую Кристину, выходящую из рес­торана с младенцем в люльке. Заголовок гласил «Выстрел из пушки»[11]. У Кристины сжалось сердце. Она бросила газету Слейду.

– Ты получил то, что хотел, Слейд, а теперь убирайся с моих глаз.

– Какие мы чувствительные! Суррогатное материнство не такая уж плохая штука, не так ли?

– Ты ублюдок, – не выдержала Кристина. – Ну как ты мог со мной поступить подобным образом?

– Ты поддела меня, а я – тебя. – Слейд сложил газету вчетверо и похлопал ею по ладони. – Все могло выйти по-другому, Кристина. Мы с тобой были отличной командой, пока на горизонте не появился Бойскаут.

В машине загудел радиотелефон. Кристина оттолкнула Слейда, бросив ему на прощание:

– Можешь забыть о «Вэнити фэр». Хочешь, спихни работу кому-то еще, делай что хочешь.

– Все перемелется, любовь моя. Ты преодолеешь вре­менные трудности, и когда это случится, знай: я рядом.

Не стоит говорить о том, какое у Кристины было на­строение в тот момент, когда она приехала в офис. Она не очень любила начинать день с конфронтации, но стычка со Слейдом была лишь прелюдией к тому скандалу, который могла ей устроить Санди.

Санди поджидала Кристину в ее кабинете, сидя за ее столом, и вид у нее был далеко не радостный.

– Располагайтесь поудобнее, – сухо заметила Крис­тина, бросив на стул папку.

Санди откинулась в роскошном кожаном кресле и раз­вернула свежий номер «Нью-Йорк пост».

– Хочешь, я тебе почитаю?

– Нет, спасибо, – ответила Кристина. – Я уже име­ла удовольствие.

Санди нагнулась вперед, глаза ее метали искры.

– Ты должна была первой осветить этот скандал. Здесь, в нашей программе.

– Это не скандал, Санди. Это моя жизнь.

– Если твоя жизнь на первой странице газеты, то это уже не только твоя жизнь.

– Я не согласна.

– Ты никогда не говорила мне, что твой бывший муж женат на беременной принцессе.

– Это касалось только меня.

– Теперь это касается и меня.

– Да уж, конечно.

– Координатор программ делает нам последнее пре­дупреждение. Нас пускают раз в две недели, чтобы дать время для подготовки. В противном случае нас закроют. Сейчас самый подходящий момент заявить о себе.

Сколько раз Кристина сама говорила подобное другим?

– Я этого не сделаю, Санди.

– Это окончательное решение?

– Окончательное.

Санди в ярости отшвырнула газету.

– Тогда считай, что твое пребывание на телевидении под вопросом.

– Нет, – сказала Кристина. – Я предпочитаю счи­тать себя безработной.

– Миз Кэннон, – с дружеской улыбкой заметил бар­мен, – кажется, пора переключиться на кофе.

– Брось, я в полней порядке, – заплетающимся язы­ком проговорила Кристина. – Но, братец, сделай-ка еще один коктейль.

– Кофе – это как раз то, что надо, – сказала барме­ну Терри.

Кристина состроила недовольную гримасу:

– Разве ты не знаешь, что невозможно быть слишком богатым и слишком пьяным одновременно?

– Ты – живое опровержение этому, – сказала Терри, отодвигая в сторону недопитые бокалы: свой и Кристины.

К ним подошел официант с большим металлическим кофейником и двумя белыми фаянсовыми кружками.

– Это за счет заведения. Кристина сморщила нос:

– Лучше бы прислали шампанского. Терри жестом отпустила официанта и сама разлила кофе по кружкам.

– Пей, – приказала она, пододвигая кофе Кристине.

– Чтобы протрезветь? Ни за что на свете. Терри огляделась по сторонам.

– Ты знаешь, что всегда можешь располагать мной, чтобы излить душу, но на публике ты этого делать не бу­дешь. Пойдем, провожу тебя домой.

– Мне не надо было звать тебя сюда, – заплетаю­щимся языком промямлила Кристина, протягивая руку за бокалом шампанского, который отобрала у нее Терри. – С тобой совсем не весело.

– Очень даже весело, – ответила Терри, вновь отни­мая бокал у подруги.

– Лучше бы я заказала виски. Жаль, я не умею пить крепкие напитки. Если бы я пила виски, то уже напилась бы.

– У тебя это прекрасно получилось и с шампанским.

– Я безработная, – медленно проговорила Кристина, словно пробуя слово на вкус. – С пятнадцати лет я ни дня не была безработной. Двадцать лет, – помолчав, добавила она и тряхнула головой, словно поверить не могла, что столько лет прошло с тех пор, как она начала трудовую деятельность.

– Долго ты безработной не пробудешь, – сказала Терри, лихорадочно размышляя, как бы поскорее вытащить Кристину из бара и при этом избежать встречи с репорте­рами, которые будут счастливы запечатлеть пьяную Кэннон. – Дай им пару дней, сами позовут.

Кристина презрительно фыркнула.

– Я жалкая, ничтожная особа, – пьяным голосом стала причитать она. – Ни личной жизни, ни друзей, ни семьи. – Она хлебнула добрую толику кофе, накапав на блузку. Но теперь это все не имело значения. – И работы у меня нет.

Уже к вечеру трогательная история ее жизни будет пере­сказана множеством телеканалов в рубрике развлекательных программ и, если этого покажется мало, еще и на первых стра­ницах «Нэшнл энкуайер» и «Стар». И, черт возьми, самое противное состоит в том, что факты будут вроде фактами, но все они окажутся вывернутыми наизнанку, лишены изначально присущего им смысла, и персонажи этой душещипательной истории будут бездушными, словно марионетки.

Кристина взяла папку и на неверных ногах поднялась со стула.

– И куда ты направляешься? – спросила Терри.

– В Париж, – истерически рассмеялась Кристина. – Или в Гонконг.

Туда, где ее никто не знает, не знает ее биографии от «а» до «я», где она сможет забыть свое прошлое, как кош­марный сон.

– Сиди, – приказала Терри. – Выпей еще кофе, а потом решим, куда нам податься.

Кристина не сопротивлялась и послушно пила кофе. Ей нечего было возразить подруге.

– Три дня, – пробормотала она, размышляя над тем, сколько всего успело произойти за столь короткое время.

За эти три роковых дня она стала свидетельницей рож­дения новой жизни, похоронила юную женщину, к которой успела привязаться, разделила судьбу своего бывшего мужа, стала жертвой предательства своего коллеги, которого не­когда считала другом, и, наконец, пережила крушение своей столь многообещающей карьеры.

Разве удивительно, что после всего этого ей так хочется поскорее утопить горе в вине?

Кристина услышала за спиной шаги.

– Не надо больше кофе, – бросила она, думая, что говорит с официантом. – Лучше принесите еще шампанского.

– И чего ты пытаешься этим добиться?

Джо. Как она сразу не догадалась?

Кристина посмотрела на него с пьяной улыбкой:

– Пытаюсь напиться в стельку.

– И как, становится легче?

– Ни капельки.

– Терри рассказала мне, что случилось.

Кристина бросила недовольный взгляд на подругу.

– У Терри слишком длинный язык.

– Слейд все растрепал прессе.

– Грязный ублюдок, – пробормотала Кристина.

– Полностью согласен.

Кристина еще раз взглянула на Джо и только сейчас заметила на его груди «кенгуру» со спящим ребенком.

– Здесь ей не место, Джо.

– Ты права, – сказал он и взял Кристину за руку. – Я знаю, где более подходящее для нее место. Пойдем!

Кристина взглянула на Терри. Темные глаза ее черно­кожей подруги блестели от слез.

– Иди, дурочка, – сказала Терри, – иди и не огля­дывайся.