Действие с целью и действия в вымышленных обстоятельствах

На сцене при каждой принимаемой позе или положении тела существуют три момента.

Первый – излишнее напряжение, неизбежное при каждой новой позе и при волнении от публичного выступления.

Второй – механическое освобождение от излишнего напряжения с помощью контролера.

Третий – обоснование или оправдание позы в том случае, если она сама по себе не вызывает веры самого артиста.

Напряжение, освобождение и оправдание – три кита, на которых зиждется телесная свобода.

Если вы совершаете какое-либо действие, оно должно быть оправдано, даже если это действие никак не вписывается в контекст представления. И самым лучшим артистам случается на сцене спотыкаться, делать неуклюжие жесты, но настоящий артист всегда сумеет сделать так, что его случайное движение окажется неслучайным.

А вот начинающие актеры нередко грешат тем, что даже те движения, которые заданы рисунком роли, выглядят чужеродно, случайно, нелепо. Такие движения Станиславский называл бессмысленными. Они происходят от того, что актеры действуют ради самого действия, не задумываясь над тем, что у каждого жеста, у каждого движения есть определенная цель. На сцене нельзя ни бегать ради бегания, ни страдать ради страдания. На подмостках не надо действовать «вообще», ради самого действия, а надо действовать обоснованно, целесообразно и продуктивно. [1]

На своих занятиях Станиславский часто просил учеников совершать простые движения – поднимать руки, ходить, садиться и вставать. «Казалось бы, заданная задача совсем проста, – сетовал Станиславский, – однако никто не смог ее выполнить. От учеников требовали, так сказать, “изолированного” действия только одних групп мышц – заведующих движениями плеча, все остальные мышцы – шеи, спины, тем более поясницы – должны были оставаться свободными от всякого напряжения. Последние, как известно, нередко отклоняют весь корпус в противоположную от поднимающейся руки сторону, в помощь производимому движению». [1]

...

«Большая театральная практика привела меня к пониманию, что на сцене производит впечатление на зрителя только то, что начинается с самого простого, правильного физического действия. Если вы изучили так свое тело, что в любую минуту, зная, как действуют ваши мускулы, можете, в полном освобождении мышц, сделать те или иные физические задачи, …вы можете всегда соединить физические и психические движения в один слитный комплекс, и этот комплекс двух движений будет действием. Теперь к вашему физическому движению прибавилось движение психическое, у вас будет цель, и две задачи сольются в одно целеустремленное действие. Для краткости будем все действия сознания и тела называть просто физическими действиями, ибо только при помощи тела мы можем выразить, передать другому ощущения нашего психического мира. Слово ведь тоже будет, в этом смысле, только физическим действием, ибо передается звуком, языком, небом, горлом. И слово, являющееся последней, высшей ступенью воздействия актера на зрителя, представляет из себя сложный конгломерат, обобщающий целый ряд физических действий артиста». [1]

Самая распространенная сценическая ошибка заключается в том, что актер, начиная действовать на сцене, старается насильно выразить через действие мысль или чувство. Движения получаются нарочитыми, жесты преувеличенными. «Нельзя сесть на стул и захотеть ни с того ни с сего ревновать, волноваться или грустить, – говорил Станиславский. – Нельзя заказывать себе такое “творческое действие”. [1]

Само по себе чувство не оживет, и актеру неизбежно придется его наигрывать, показывать на своем лице несуществующее переживание. Нельзя выжимать из себя чувства, нельзя ревновать, любить, страдать ради самой ревности, любви, страдания. Нельзя насиловать чувства, так как это кончается самым отвратительным актерским наигрыванием. Поэтому при выборе действия надо оставить в покое. Оно явится само собой от чего-то предыдущего, что вызвало ревность, любовь, страдание. «Вот об этом предыдущем думайте усердно и создавайте его вокруг себя, – советовал Константин Сергеевич. – О результате же не заботьтесь… подлинный артист должен не передразнивать внешне проявления страсти, не копировать внешне образы, не наигрывать механически, согласно актерскому ритуалу, а подлинно, по-человечески действовать. Нельзя играть страсти и образы, а надо действовать под влиянием страстей и в образе». [1]

Станиславский считал, что артистам нужно широко пользоваться тем, что простые физические действия, поставленные среди важных предлагаемых обстоятельств, приобретают большую силу. «В этих условиях, писал он, создается взаимодействие тела и души, действия и чувства, благодаря которому внешнее помогает внутреннему, а внутреннее вызывает внешнее: стирание кровавого пятна помогает выполнению честолюбивых замыслов леди Макбет, и честолюбивые замыслы заставляют стирать кровавое пятно. Недаром же в монологе леди Макбет все время чередуется забота о пятне с воспоминанием отдельных моментов убийства Банко. Маленькое, реальное, физическое действие стирания пятна приобретает большое значение в дальнейшей жизни леди Макбет, а большое внутреннее стремление (честолюбивые замыслы) нуждается в помощи маленького физического действия:

...