Шагом марш… в болото

Тимоти Маквей и Терри Николс в 1995 году разбудили многих. Их безжалостное нападение на детский сад в Оклахома-сити, во время которого было убиты дети и сотрудники учреждения, никого не оставило равнодушным. Билл Клинтон произнес на месте трагедии речь. Когда он вернулся в Белый дом, я встретился с ним, так же как и другие представители аппарата Белого дома. Он мыслил концептуально, это ему было свойственно. Общество менялось. Несколько человек могут обладать значительной деструктивной силой. Взрывы происходят и в США, а не только на Среднем Востоке. Что, если бомба взорвется на фондовой бирже, или в Капитолии, или в каком-нибудь здании, о важности которого мы даже не задумываемся? Мы долго становились все более развитой в технологическом плане страной, но в некоторых отношениях это делало нас слабее. В ответ на призыв генерального прокурора Жанет Рено Клинтон назначил комиссию для выявления наиболее уязвимых из важнейших сооружений страны. Такие здания бюрократы тут же окрестили критической инфраструктурой, и это название продолжает существовать и запутывать нас по сей день. Новый комитет нарекли Президентской комиссией по защите критических инфраструктур (PCCIP). Неудивительно, что многие называют ее «болотной» комиссией — по имени председателя, генерала ВВС в отставке Роберта Марша (Марши — затопляемые низменности морских побережий. — Примеч. ред.). «Болотная» комиссия была серьезным предприятием, с большой экспертной группой и профессиональным штатом. Они проводили встречи по всей стране, беседовали со специалистами из самых разных областей промышленности, университетов, правительственных организаций. То, к чему они пришли 1997 году, не оправдало наших ожиданий. Вместо того чтобы заниматься такими правоцентристами, как Маквей и Николс, или террористами «Аль-Каиды», которые атаковали в 1993 году Всемирный торговый центр, Марш стал бить тревогу по поводу Интернета. Отметив, что Интернет на тот момент был новым трендом, комиссия Марша подчеркивала, что сеть связывает важнейшие системы — железнодорожную, банковскую, электроэнергетическую, производственную, но при этом совершенно ненадежна. Проникнув через Интернет, любой хакер может отключить или повредить критическую инфраструктуру. Приветствуя перспективу создания в стране наступательных подразделений, занимающихся информационной войной, Марш призывал направить существенные усилия на защиту страны. Важнейшей проблемой он назвал частный сектор, который владел большей частью критической инфраструктуры. Эти люди с осторожностью относились к государственному регулированию своей деятельности в целях обеспечения кибербезопасности. Марш и не стал это предлагать, а призвал к «партнерству государственного и частного секторов», к обмену информацией и к проведению исследований, направленных на разработку более безопасных схем.

Я был разочарован, хотя со временем осознал правоту генерала Марша. Как высокопоставленный сотрудник Белого дома, ответственный за безопасность и контртеррористическую деятельность, я надеялся, что этот отчет поможет увеличить финансирование и улучшить структуру, что было необходимо для борьбы с «Аль-Каидой» и другими. А Марш вместо этого говорил о компьютерах, что моей работы не касалось. Мой близкий друг Рэнди Бирс, впоследствии ставший специальным помощником президента по вопросам разведки, а тогда наблюдавший от Белого дома за работой комиссии Марша, заглянул в мой кабинет, плюхнулся на стул и заявил: «Ты должен заняться критической инфраструктурой. Я не могу из-за клипер-чипа». Он имел в виду план, разработанный в 1993 году АНБ, согласно которому правительство собиралось требовать с любого, кто в США использует кодирование, устанавливать чип, позволяющий АНБ по распоряжению суда проводить прослушку. Сторонники идеи неприкосновенности частной жизни, гражданских свобод и представители технологических кругов объединились в горячую оппозицию. По некоторым причинам они не верили, что АНБ будет заниматься прослушиванием только при наличии ордера (и это была правда, как выяснилось во время президентства Джорджа Буша-младшего). Клипер-чип прекратил свое существование к 1996 году, но зародил глубокое недоверие между индустрией информационных технологий и американским разведывательным сообществом. Бирс, будучи человеком из разведки, полагал, что ему не удастся завоевать доверие IT-индустрии. Поэтому он преподнес мне эту идею на блюдечке с голубой каемочкой. Более того, он уже обсудил это решение с помощником президента по вопросам национальной безопасности Сэнди Бергером, который попросил меня написать директиву, которая излагала бы нашу политику по данному вопросу, и назначал меня ответственным.

Результатом стала четкая формулировка проблемы и цели, но в рамках структуры с ограничениями, которые не позволяли нам достичь ее. Проблема заключалась в том, что «в силу масштабности нашего военного потенциала будущие враги… могут постараться нанести нам урон… с помощью нетрадиционных методов — атаковать нашу инфраструктуру и информационные системы… и тем самым существенно подорвать и нашу военную мощь, и экономику». Пока все шло нормально. Цель заключалась в следующем: «Любые вмешательства или манипуляции критическими функциями должны быть краткими, легко управляемыми, географически изолированными и минимально пагубными». Прекрасно. Но как это сделать? К тому времени все ведомства в правительстве смягчили свое решение: «Главным в проблеме защиты инфраструктуры являются стимулы, которые предлагает рынок… К регуляции мы будем прибегать лишь только в случае краха рынка… и даже тогда органы будут предлагать альтернативные направления регуляции». Я получил новое звание, но оно едва бы поместилось на визитке: «Координатор национальной программы по безопасности, защите инфраструктуры и контртерроризму». Неудивительно, что в СМИ стали называть меня просто «повелителем безопасности», реального названия моей должности никто не помнит. Однако из постановления становилось ясно, что координатор не имеет полномочий что-то кому-то предписывать. Члены кабинета в этом были непреклонны. Отсутствие регулирующих и директивных полномочий означало, что на существенные результаты надеяться не стоит.

Тем не менее мы намеревались сотрудничать с частным сектором и правительственными органами. Чем больше я работал над этим вопросом, тем больше увлекался. Марш не был паникером, я начал это понимать, они с его комиссией даже недооценили проблему. Наша работа над «ошибкой 2000» (опасения, что большая часть программного обеспечения не сумеет перейти с 1999-го на 2000 год, в связи с чем просто перестанет работать) значительно расширила мое понимание того, как быстро растет зависимость от компьютеризованных систем и сетей, так или иначе связанных с Интернетом. В 2000 году мне удалось выбить дополнительные 2 миллиарда долларов из федерального бюджета на разработки в области кибербезопасности, но это была лишь малая толика нужных нам средств.

К 2000 году мы разработали Национальный план по защите информационных систем, но правительство до сих пор не продемонстрировало готовности попытаться согласовать работу различных отраслей промышленности, в руках которых сосредоточена критическая инфраструктура. Чтобы подчеркнуть идеологическую корректность решения избегать регулирования, в документах я использовал фразу «воздержание от регулирования», имитируя маоистскую риторику. (Мао призывал: «Копайте глубже, запасайте больше еды, не стремитесь к гегемонии».) Никто не замечал иронии. И никто из кабинета министров не удосужился защитить собственные сети, чего требовала президентская директива. Таким образом, план оказался беззубым. Однако он дал понять промышленникам и общественности, что ставки высоки. Сопроводительное письмо Билла Клинтона не оставляло сомнений, что IT-революция изменила сущность экономики и национальной безопасности. Теперь, включая свет, звоня в службу спасения, сидя за штурвалом самолета, мы полагались на компьютерные системы управления. «Скоординированное наступление» на компьютеры любого важного сектора экономики имело бы «катастрофические последствия». И это не теоретические предположения, наоборот, «мы знаем, что угроза реальна». Противник, который полагается на «бомбы и пули», теперь может использовать «ноутбук… как оружие… способное нанести чудовищный урон».

В собственном сопроводительном письме я добавил: «Больше любых других стран Америка зависит от киберпространства». Кибератака может «разрушить электрические сети… транспортные системы… финансовые институты. Мы знаем, что другие правительства развивают такие возможности». Как и мы, но я вам этого не говорил.