Чужой среди своих

Рудольф Плюкфельдер

Чужой среди своих

Книга II

Из Киселёвска вокруг света

Москва 2009

УДК 054.6 ББК 63.3 П40

Р.В.Плюкфельдер Чужой среди своих. Книга II. Из Киселёвска вокруг света

Ред. В.Ф.Дизендорф. М.: Центр немецкой культуры, Общественная академия наук российских немцев: - 2008. - 848 с.

ISBN 978-5-93227-013-4

Настоящее издание - вторая книга воспоминаний выдающегося

спортсмена-тяжелоатлета, олимпийского чемпиона, неоднократного

чемпиона мира, Европы и СССР, заслуженного мастера спорта СССР

и заслуженного тренера СССР Рудольфа Владимировича (Вольдемаровича) Плюкфельдера (Пфлюгфельдера), с 1991 г. проживающего в Германии.

Издание охватывает основную часть его активной спортивной

карьеры (1954-1961 гг.), начавшуюся для автора с дебюта на

чемпионате СССР и завершившуюся завоеванием им второго титула

чемпиона мира. В этот период автор жил в г. Киселёвск Кемеровской области. Книга предназначена для всех читателей, интересующихся спортивной жизнью, а также отечественной историей, в частности - историей российских немцев.

Первая книга воспоминаний «Невыездной», посвящённая детству и

юности автора, вышла из печати в Москве в 2008 г. Последующие

автобиографические книги Р.В.Плюкфельдера охватят период его

тренерской работы (с 1965 г.), когда он, став ведущим

специалистом в своём виде спорта, воспитал многих прославленных советских спортсменов-тяжелоатлетов.

Издание осуществлено Центром немецкой культуры в РНД (Москва)

Общественной академией наук российских немцев при финансовой

поддержке Министерства внутренних дел Федеративной Республики

Германия через АНО «Брайтенарбайт»

ISBN 978-5-93227-013-4

© Р.В.Плюкфельдер. 2008

© В.Ф.Дизендорф, 2008

© МОО «Общественная Академия наук российских немцев», 2009

© АНО «Центр немецкой культуры», 2009

Стр. 3 img 184

Год 1954-й: Анжеро-Судженск - Петрозаводск

Весной 1954 г. нас, кузбасских тяжелоатлетов,

собрали в Анжеро-Судженске. На основании

определённых нормативов в сумме троеборья здесь

производился отбор для участия в чемпионате СССР.

В итоге отбора по всей стране к чемпионату было

допущено 158 атлетов от 16 команд спортивных

обществ. Соревнования должны были пройти 10-13 мая 1954 г.

в Петрозаводске, тогдашней столице Карело-Финской ССР.

Для меня, до сих пор „невыездного“ немца-спецпоселенца,

это было грандиозное событие. Мы с Иваном Кошкиным,

моим другом и учеником, радовались как маленькие дети.

От Кемеровской области на чемпионат попали в основном

ребята из шахтёрских городов. Иван Кошкин, еле согнав

вес до необходимого уровня, выступил в легчайшем

весе (56 кг). Чемпионом здесь стал Бакир

Фархутдинов („Динамо“, Москва): жим - 95 кг,

рывок – 95 кг, толчок – 120 кг, сумма

троеборья - 310 кг. Кошкин занял 9-е место, подняв

соответственно 85+75+100=260 кг. На соревнования попал

и самый мой молодой ученик - Анатолий Коржов. Он

выступил слабо, но был в восторге, увидев собственными

глазами многих атлетов, о которых раньше только читал

в газетах.

Как и он, я оказался на таких больших соревнованиях

„белой вороной“. Двери в гостиничных номерах часто

бывали открытыми, и я мог видеть через коридор, что в

номере напротив на кровати лежит человек, задрав ноги

к стене. Это был будущий чемпион 29-го лично-командного

первенства СССР 1954 г. Владимир Пушкарёв. Выступая в

среднем весе (82, 5 кг), он поднял в жиме 117, 5, в

рывке – 125 кг, в толчке - 162, 5 кг, в троеборье - 405 кг.

Второе место в этом весе занял Николай Меркулов (" Вооружённые

Силы", Киев), поднявший 125+120+155=400 кг. Третьим стал

Трофим Ломакин (" Вооружённые Силы", Москва), набравший

в сумме 395 кг. Став чемпионом СССР в 1953 г., этот

кряжистый атлет, выходец с Алтая, год спустя выступил

неважно, не дотянув до своего прошлогоднего результата

в рывке 7, 5 кг, в толчке - 12, 5 кг, а в троеборье

- целых 20 кг.

Стр. 4-5 img 185

В дальнейшем Трофим Ломакин стал моим главным соперником.

Но в Петрозаводске я был далёк от соперничества с

корифеями. Передо мной стояла совсем другая задача: не

„светиться”, чтобы, не дай бог, не обратить на себя

ненужного внимания. Выступать в полную силу не советовал

мне и мой друг Иван Кошкин. Ещё слишком свежо было в

памяти, как в декабре 1947 г., на соревнованиях

в г. Копейск Челябинской области, меня, „невыездного”

немца, пытались сдать в милицию мои земляки с Украины,

дабы избавиться от лишнего конкурента. Этот неприглядный

эпизод я описал в первой книге своих воспоминаний.

Вот и в Петрозаводске я боялся, что всё это может

повториться: в то время драконовские нормы спецучёта ещё

в полной мере распространялись на нас, на советских

немцев. Поэтому я ходил по Петрозаводску как глухонемой.

С людьми общался мало, стремился избегать контактов с

людьми и побольше увидеть город.

Меня поразили его крупные современные здания. Было видно,

что они построены совсем недавно, уже после войны.

Большим и величественным показался мне местный драмтеатр.

Создавалось впечатление, что война совсем не затронула

эти места.

А в основном я, конечно, старался посмотреть соревнования

от начала и до конца. Даже штангисты небольшого роста и

весом 56 кг, выходя на сцену, смотрелись из зала

гигантами. Большое значение имела и обстановка,

максимальное внимание к такому трудному виду спорта, как

тяжёлая атлетика, которое чувствовалось здесь. Я особенно

хотел увидеть на этих соревнованиях своего любимого атлета

Григория Новака. К сожалению, он в Петрозаводске не

выступил, по какой причине - я так и не смог узнать.

Просмотрев две первые весовые категории, я с точки зрения

техники мало что для себя почерпнул.

В полулёгком весе (60 кг) чемпионом стал Рафаэл

Чимишкян („Динамо”, Тбилиси) с результатом:

жим - 102, 5 кг, рывок – 105 кг, толчок - 137, 5 кг,

сумма - 345 кг. Он и произвёл на меня наибольшее

впечатление. Большинство штангистов имеют с анатомической

точки зрения непропорциональное сложение: либо сильный

плечевой пояс, но слабые ноги, либо наоборот. А вот

Чимишкян от рождения обладал полной телесной гармонией.

Жаль, что в те годы печать ни слова не писала о красоте

фигур штангистов.

Правда, с технической точки зрения мне в этом весе больше

всех понравился Иван Удодов („Динамо”, Ростов-на-Дону),

хотя он и занял только 3-е место с суммой 332, 5 кг. В

технике жима у меня с Иваном было полное совпадение. В

этом упражнении он отстал от Чимишкяна всего на 2, 5 кг,

опередив на 5 кг серебряного призёра в общем зачёте.

Вообще, после этих соревнований к жиму перестали

придираться так строго, как раньше. Видимо, судьи, да и

тренеры, решили считать жим техническим упражнением.

Простой примитивный жим был под силу только Григорию

Новаку, но и он отличался мощным первоначальным

ускорением. Остальные атлеты старались придать штанге

ускорение внизу за счёт сжатия своего тела, как бы

катапультируя снаряд вверх.

Проблема была в том, что не каждому удавалось выполнить

этот приём в привычной классической манере. Позднее я

выяснил, почему. Оказалось, что если предплечья атлета

от природы удлинены, то за счёт сжимания плечевого пояса

создаётся мощное усилие вверх. Теперь, если штанга уже

вышла на уровень глаз, остаётся только её дожать. В эти

тонкости никто вникать не хотел. А я и тогда знал, что

в жиме имеются большие резервы.

Но борьба за чистоту жима не прекращалась. Особенно

спекулировали на этом судьи, поднимая тем самым свою

значимость. Перед соревнованиями - как у нас, так и за

рубежом - шло предварительное задариванье судей.

В СССР никто не знал заранее, кто и какой вес будет

судить. Зато на чемпионатах мира или Олимпийских играх

всё было известно за год вперёд: фамилия судьи, страна,

которую он представляет, весовая категория. Многие

спортсмены считали, что судьи судят по своему

усмотрению, то есть в зависимости от симпатии или от

антипатии к данному атлету.

В 1964 г. на Олимпиаде в Токио мой результат при подходе

в жиме к весу 155 кг зависел от чехословацкого судьи.

Судьи не засчитали мне вес: двое - против, один - за. На

банкете я спросил у чеха:

- Вы смотрели видеокассету с моим жимом?

- Да, смотрел, всё было хорошо, - ответил тот. - Но я

получил установку от нашего коллектива: судить советских

спортсменов по всем правилам. Ваш тренер Аркадий

Воробьёв придрался к нашему Гансу Здражиле за повязку на

пальцах и тем самым сбил ему настрой на вес. Воробьёв

это сделал умышленно, вот я и нажал на красную кнопку. А

поскольку это жим, то тут 50 на 50 - можно засчитать, а

можно и нет.

Стр. 6-7 img 186

Если мне тогда засчитали бы 155 кг в жиме, то я установил

бы в троеборье мировой рекорд. Но, как видно, установить

рекорд мне было не суждено.

Вот и за 10 лет до этого я всё ходил вокруг атлетов и не

мог понять: почему одним засчитывают вес, а другим - нет?

Я пришёл к выводу, что нужно сильно фиксировать ноги,

чтобы они не „гуляли” во время мощного начала жима.

Лёгкий вес (67, 5 кг) в Петрозаводске выиграл Дмитрий

Иванов („Спартак”, Москва), известный в будущем журналист

газеты „Советский Спорт”: жим – 115 кг, рывок – 115 кг,

толчок - 142, 5 кг, сумма - 372, 5 кг. Среди

полусредневесов (75 кг) первенствовал Юрий Дуганов („Искра”,

Ленинград) - соответственно 115+127, 5+150=392, 5 кг. Вторым

здесь стал Фёдор Богдановский (" Вооружённые Силы",

Ленинград), самый молодой тогда атлет: 120+115+145=380 кг.

Я тоже выступал в весе 75 кг, поднял в троеборье небольшой

вес, и во время соревнований смотрел, как разминался

Ю.Дуганов. Юрий был красиво сложён, а его техника рывка

была такой своеобразной, что уму непостижимо, как он

поднимал штангу. Тем не менее Дуганов установил в этом

движении 9 мировых рекордов: начав в 1950 г. со 127, 5 кг,

в 1955 г. он в Подольске довёл свой результат до 133 кг.

Дальше его пошёл только в 1958 г. в Стокгольме Томми Коно

из США - 133, 5 кг.

Дуганов был тогда самым плодовитым из мировых рекордсменов.

Но его технику рывка не принял на вооружение никто.

Эксперимент, который провёл в этом отношении я, оказался

катастрофически неудачным. Только такой талантливый и

неповторимый атлет, как Юрий, мог работать этим стилем.

Он обладал и рекордом в рывке одной рукой, доведя его

до 98 кг.

В следующей весовой категории (82, 5 кг) мировой рекорд в

рывке установил в Пекине в 1956 г. Аркадий Воробьёв

- 136, 5 кг. Затем его опередил Джим Джордж

из США - 137, 5 кг. 28 сентября 1958 г. в Ростове-на-Дону

я „снял” рекорд Джорджа - 138 кг. Перед этим тренеры

сборной Н.И.Шатов и И.З.Любавин вкупе с „компетентными

органами” бессовестным образом решили не брать меня на

чемпионат мира в Стокгольм. А свой последний мировой

рекорд в рывке - 142 кг - я установил 21 декабря 1961 г.

в Днепропетровске.

В весе 82, 5 кг, как я уже писал, в Петрозаводске выступал

Николай Меркулов, красивый стройный атлет, который

сражался за победу с В.Пушкарёвым, но проиграл. Выступив

в своём весе, я имел возможность наблюдать за кулисами,

как разминаются атлеты. Мне понравился Меркулов. После

выступления я решил поговорить с ним на волновавшие меня

тогда темы - как подводить себя к соревнованиям, за

сколько времени снижать нагрузки и т.п. Николай согласился

поделиться со мной информацией. Я дал ему свой адрес, он

тоже хотел дать мне свой, но сказал, что в армии ему

пообещали жильё и скоро у него будет новый адрес.

Через год я узнал, что в квартире Меркулову отказали. К

тому же он поссорился со своей невестой и решил уйти из

жизни. Съездив на соревнования за границу, он нелегально

купил себе пистолет. Этим оружием Николай и попытался

покончить с собой. Он приставил пистолет к виску и нажал

на спуск. Пуля прошла сквозь голову, но мозг каким-то

образом остался невредимым. Однако Николай Меркулов ослеп

на всю жизнь. Он всё-таки женился на своей тогдашней

невесте и, насколько я знаю, живёт в Киеве до сих пор.

Этот печальный случай, увы, далеко не единичен в среде

наших штангистов. Покончил жизнь самоубийством Григорий

Щеглов (" Вооружённые Силы", Москва), занявший на чемпионате

в Петрозаводске второе место в лёгком весе с суммой 360 кг.

Вскоре точно так же ушёл из жизни А.Жгун, затем - Е.Кацура.

Я ещё вернусь к трагедиям Анатолия Жгуна и Евгения Кацуры.

Чем объяснить всё это? Быть может, тем, что штанга

притягивает к себе очень азартных людей?

В Петрозаводске я впервые увидел Аркадия

Воробьёва (" Вооружённые Силы", Свердловск). Он стал

чемпионом в полутяжёлом весе (до 90 кг) с

результатами 130+135+170=435 кг.

Победитель в тяжёлом весе (свыше 90 кг) Алексей

Медведев (собственный вес 104, 4 кг) показал

результат 142, 5+137, 5+170=450 кг. В 1953 г. Медведев также

стал чемпионом СССР, но с суммой 427, 5. Таким образом, за

год он поднял свой результат в троеборье на 22, 5 кг.

Высвечивался новый супертяжеловес. Тем не менее

тренерский совет сборной не выставил Медведева на

чемпионат мира 1954 г. в Вене.

Стр. 8-9 img 187

Как ни парадоксально, расчёт тренеров оказался правильным.

Вместо тяжеловеса был выставлен второй, наряду с

Р.Чимишкяном, полулегковес - И.Удодов. Они оба подняли

по 350 кг, и схватка у них получилась довольно забавной.

В жиме Иван опередил Рафаэла на 2, 5 кг, в рывке такой же

перевес был за Чимишкяном, а в толчке они подняли

одинаковый вес - по 137, 5 кг. Теперь всё зависело от

собственного веса. Чимишкян и Удодов вместе сгоняли вес в

бане, но при взвешивании Иван оказался тяжелее. Таким

образом, в этом весе команда СССР завоевала и золотую, и

серебряную медали.

А Медведев на победу в Вене рассчитывать не мог: чемпион

мира Норберт Шемански из США победил здесь с

результатом 150+150+187, 5=487, 5 кг, превысив сумму

чемпиона СССР на 37, 5 кг.

В итоге сборная СССР победила в командном зачёте,

завоевав 3 золотые и 3 серебряные медали. У

команды США оказалось 3 " золота", 1 " серебро" и 1 " бронза".

Самым именитым атлетом на этом чемпионате стал Р.Чимишкян,

установивший 3 мировых рекорда. Так завершился для нас,

штангистов, 1954 год.

* * *

После Петрозаводска меня встретили в г. Киселёвск

Кемеровской области, где я тогда жил, весьма торжественно.

Я не занял призового места, но сумел добраться из Сибири

даже до Ленинграда.

Мой киселёвский жизненный наставник, профессор А.А.Гинке,

о котором я написал в предыдущей книге, много рассказывал

мне о своём родном Санкт-Петербурге, однако этот город

оставался для меня загадкой. По пути в Петрозаводск мы

останавливались в Ленинграде, но стояли там недолго, и

куда-нибудь сходить у меня не было возможности.

Снова вагон, опять стук колес, который настолько впитался

в нашу плоть и кровь, что казался чем-то очень знакомым и

естественным.

В той поездке я отвечал не только за себя, но и за своих

учеников - Кошкина и Коржова. Иван Кошкин не вызывал у

меня особого беспокойства, но за молодого Анатолия

Коржова я волновался. Он с таким любопытством и с такой

жадностью смотрел на людей, что готов был идти куда и к

кому угодно.

Нам выдали на поездку командировочные, но это были настолько

мизерные суммы, что позволить себе за счёт этих денег мы

практически ничего не могли. А Анатолий всё время сидел в

вагоне-ресторане и попивал пиво „Жигулёвское”.

По всему было видно, что его не интересуют новшества

тяжёлой атлетики, проблемы её техники или стратегии.

Бывало, распишешь ему тренировки, а он заранее говорит:

- Это я выполнить не смогу.

На вопрос „почему? ” следовал ответ:

- Нет желания.

Постепенно я установил, что у Анатолия нет внутренней тяги

к штанге, нет потребности вознаградить себя за предыдущие

нагрузки. Не ощущая мышечной радости от подъёма веса, он

всё время недотренировывал свой организм. Здесь важную

роль играл психологический фактор.

Я не решался насиловать атлета: в те годы судьба штангиста

мало зависела от его результатов - штанга предназначалась

прежде всего для успехов на производстве и для заполнения

пустого свободного времени.

В то же время я знал: тело должно трудиться, правильные

целенаправленные тренировки, без насилия над организмом,

постепенно и незаметно приведут к цели, и тогда

тренировочный процесс станет благом, а не болью и

наказанием.

Порой атлет замечает, что он всё тренируется, а результаты

стоят на месте. Тут возникают сомнения и разочарования.

Анатолий Коржов доверялся мне во всём. Он проявлял

активность в организации тренировки, причём у него, такого

молодого, было поведение взрослого человека. И я тоже

верил в него. Вот и на чемпионате в Петрозаводске Анатолий

прибавил в сумме троеборья, хотя и занял последнее место в

своём весе.

Главным его достоинством было то, что он мог собраться в

кулак и реализовать свои возможности независимо от того,

на какого масштаба соревнованиях выступал. Я размышлял,

как найти у него резервы силы. Всё-таки это был мой первый

ученик, ставший впоследствии мастером спорта СССР.

С Иваном Кошкиным были другие проблемы - у него от природы

отсутствовало включение в локтях, и из-за этого он не мог

реализовать свои возможности. Он брал на грудь на 20 кг

больше своего лучшего результата, но поднять этот вес от

груди был не в силах.

Стр. 10-11 img 188

Чтобы мобилизовать все силы, требуется ещё и дисциплина.

Дисциплина во всём. Организм особенно не терпит, когда над

ним издеваются, что принято называть нарушением спортивного

режима.

* * *

У Анатолия Коржова не было отца, только мать и брат, но его

нельзя было назвать „человеком с улицы“. Он тренировался

уже 3 года. После того как Анатолий попытался совершить

самоубийство, которое не удалось ему по чистой случайности,

я проникся к нему особыми сочувствием и вниманием. В то же

время я не хотел отнимать у него то, что он считал для себя

самым важным.

Трёх лет вполне достаточно, чтобы понять, в каком

направлении человек может пойти. Но только в Петрозаводске

я окончательно убедился, что Анатолий любит жизнь, не

желает отказывать себе ни в чём и хочет иметь всё

немедленно, сегодня. А того, что за его занятия спортом,

который и мобилизует, и отвлекает человека от всяких

непристойностей, платит общество, - этого он понимать не

желает. Живя как бы в кредит, взаймы, он считал, что так

оно всё и должно быть, и стремился переложить свои проблемы

на чужие плечи.

Увидев, что Анатолий после соревнований опять сидит в

ресторане, я подсел к нему и спросил:

- Как ты думаешь, почему я не сижу в ресторане?

- Не знаю, наверно жадничаешь, - пожал плечами Анатолий.

- Ну хорошо, скажи, сколько суток мы ехали от Сибири до

Петрозаводска?

- Около пяти, - насчитал Коржов.

- И сколько ты за это время израсходовал своих денег, так

называемых " командировочных"?

- Не считал.

- А сколько у тебя осталось в кармане?

Анатолий сунул руку в карман, прикинул.

- Да, - протянул он, - что-то мало остаётся на обратный

путь. - Он опустил глаза. - Чёрт побери, так хорошо было

сидеть в ресторане, а ты тут испортил мне всё настроение!

Подошла официантка и принесла ещё 4 бутылки пива, заказанные

Анатолием. Он спросил меня:

- Рудольф, будешь пить?

- Нет, - ответил я, - у меня едва хватает денег на обратный

проезд.

Коржов отнёс бутылки за другой столик и принёс назад

деньги, уплаченные за пиво. Мы сидели и молчали. Я подумал,

что Анатолий сейчас уйдёт от меня, от такого назойливого

тренера. Но нет, он продолжал сидеть. Затем произнёс:

- Ну, до Сибири уж как-нибудь доеду.

- А ты когда-нибудь голодал в своей молодой жизни? -

спросил я.

- Зачем тебе это? - взвился Анатолий.

- Ты скажи, да или нет?

- Нет, - чётко ответил Коржов.

Я молчал: ждал его дальнейших мыслей. Тут Анатолий наклонился

к столу и со смешком сказал:

- Если мы будем ехать в одном купе - ты, Кошкин и я - неужели

вы оставите меня голодным?

- Значит ты преподносишь нам свои ресторанные удовольствия,

как свершившийся факт? Типа с тобой произошёл несчастный

случай, и теперь вы, Иван и Рудольф, поделитесь с Анатолием?

Выходит, ты живёшь во благо своему рту, а мы, если откажем

тебе в еде или не дадим денег, будем чёрствыми и жадными

людьми?

Тут я подумал, что Анатолий, видимо, считает: мол, не дадут

поесть, ну и ладно, не умру же я с голоду.

- Ладно, - сказал я, - может, ты и прав. Нужно обязательно

обжечься, чтобы понять, как это больно.

- А ты голодал? - вдруг спросил Коржов.

- Да, - ответил я коротко.

- И сколько же дней? - продолжил расспрашивать Анатолий.

- Совсем без еды я оставался 5 дней, а частично - целый год.

- Ну и как? - со смешком поинтересовался Коржов.

- Об этом я спрошу тебя, когда мы приедем в Киселёвск. А

теперь продолжай развлекаться, но смотри, чтобы в 11 вечера

был в номере, иначе мы без тебя не уснём.

* * *

Стр. 12-13 img 189

Назавтра мы сели на поезд Петрозаводск-Москва. Устроились с

Кошкиным в одном купе и стали ждать Анатолия. Он не спешил

- видно, разглядывал на перроне голубей и всё остальное,

что двигалось вокруг. Я волновался, видя, что моя опека над

Коржовым принимает нежелательный оборот. Кошкин смотрел в

окно и приговаривал:

- Вот засранец, где же его носит?

Поезд тронулся, а Анатолий так и не появился. Вагон всё

чаще стучал на стыках, и моё сердечко, я слышал, тоже

набирало обороты. Не находя себе места, я вышел из купе.

Мы с Иваном стояли в коридоре, и на уме у нас было только

одно. Чемпионат в Петрозаводске ушёл куда-то далеко, будто

с воза упал.

У Кошкина от природы был дефект речи, а когда он волновался,

то так гундосил, что нужно было внимательно прислушиваться,

чтобы понять, о чём он говорит.

- Видишь, какой он, Коржов? Думает только о себе, - сказал

Иван. - Сколько ты с ним возишься, а он всё не понимает,

что мы за него переживаем.

Я мысленно ругал себя, что не осадил Анатолия железной

рукой. Сам ведь думал, что в таких случаях доверять Коржову

нельзя. Слишком он ещё молод и теперь может влипнуть чёрт

знает куда.

Иван зашёл в купе, а оттуда вышел пассажир, тем временем

подсевший к нам, - молодой мужчина лет 25-27. Он

приблизился ко мне и шепотом спросил:

- Вот с нами едет человек - он что, больной? Почему он

говорит через нос?

Мои мысли были далеко, и я не сразу понял, о чём идёт речь.

А когда попутчик настойчиво переспросил, я, как бы между

прочим, брякнул:

- Вы правы, у него запущенный сифилис, он ездил в

Петрозаводск на спецлечение.

Любознательный пассажир заволновался, стал топтаться на

месте. А меня понесло, и я с серьёзной миной прошептал:

- Вы не подавайте ему руку и вообще держитесь от него

подальше.

- А как же вы сами? - ужаснулся попутчик.

- Я его сопровождаю, у меня есть специальные таблетки

против заражения.

Не дослушав, мой собеседник помчался к проводнице, и она

открыла ему соседнее купе.

Избавившись от нежелательного в этой ситуации соседства

и устав ждать в коридоре, я опять вошёл в купе. И тут

вдруг появился Анатолий. У меня будто сняли с плеч

несколько пудов. Кошкин изругал Коржова, сказав ему, что

тот эгоист.

А я наконец осознал, что Анатолий не стремится шаг за

шагом повышать своё спортивное мастерство. Стало быть, он

в каком-то смысле эксплуатирует и спорт, и меня. Или тут

было примешано что-то ещё, чего я не мог уловить? С этого

дня я окончательно уяснил: сколько тренер ни приложил бы

сил и желания, чтобы воспитать чемпиона СССР или мира,

но если сам атлет не согласен с этим на все 200%, то

ничего из этого не выйдет.

Анатолий понял, что мы с Иваном сильно на него обиделись.

Он стал оправдываться, а потом залез на верхнюю полку,

где уже лежала расстеленная постель, и забылся мёртвым

сном.

Мы с Иваном ходили есть в вагон-ресторан. В Москве купили

пахучего чёрного хлеба, отломили краюшку и положили

Коржову под нос. Он проснулся, съел хлеб и снова уснул.

За четверо суток пути от Москвы до Сибири он съел

всего 200 граммов хлеба.

В Киселёвске, на станции Акчурла, когда мы вышли из поезда,

Анатолия от слабости качнуло. У него закружилась голова,

но я успел его подхватить. По дороге к автобусной остановке

Коржов страдальческим голосом сказал:

- Теперь я понял, как тяжело не есть несколько суток.

Спасибо, Рудольф, вы преподнесли мне хороший урок. Я запомню

его на всю жизнь.

Так оно, видимо, и было.

Вскоре Анатолий ушёл служить в армию. Там он тоже выступал,

но его результаты по штанге застопорились. Они и не могли

вырасти, поскольку у него не было возможности систематически

тренироваться. А если и была, то ему мешало врождённое

нежелание напрягаться. Правда, благодаря прекрасной нервной

системе он всегда подтверждал норму мастера спорта, пока

планку мастерского норматива не подняли.

Долгая дорога в Петрозаводск и обратно выбила меня из

привычного ритма восстановления сил. При остановках в пути

я делал пробежки, сажал на плечи Кошкина и приседал с ним.

Стр. 14-15 img 190

Стр. 14-15 img 190

Но всего этого было мало для моего организма. После суточного

отдыха моим мышцам была нужна серьёзная нагрузка. Если к

этому времени у меня не было возможности тренироваться, то в

организме начинались застойные явления, мышцы хуже

реагировали на раздражители. Чтобы навести порядок в организме,

мне нужен был чёткий распорядок дня. Этого можно было достичь

только в домашних условиях.

* * *

Дома меня ожидал новый маленький человечек - моя вторая дочь

Лиля. Ольга, наша старшая дочка, в свои неполных три годика

охотно игралась с сестрёнкой. Снова началась работа на шахте

и, конечно, тренировки.

В моё отсутствие поредел отряд наших штангистов. Многие парни

после школьных экзаменов отправились учиться дальше. В

основном они уехали в мореходные училища, некоторые поступили

в наш горный техникум.

Дома на меня возложили заготовку сена. У моего старшего брата

Николая, который жил с семьёй в одном доме с нами, была

корова, у меня - тоже. Вот я и мотался по окрестностям на

мотоцикле в поисках сенокосных угодий.

Главным косарём считалась наша мать. С ней никто не мог

состязаться, мать косила широко и чётко, да и косу точила

отлично, до бритвенной остроты. Правда, отбивать косы

приходилось мне. Пока мы с моим другом Иваном Кошкиным

приезжали после работы на сенокос, мать уже заканчивала

косить.

В дни моих тренировок на покос вместо меня ездил брат. Жили

мы с ним дружно. Он больше не критиковал меня за занятия

спортом - наоборот, подставлял своё плечо.

Готовое сено нужно было доставлять домой. У меня была

возможность достать на шахте автомашину, но я хорошо знал

своих коллег-коммунистов. Если высшие органы власти как-то

поощряли спорт, то в низах, на партсобраниях, часто звучало

недовольство по этому поводу.

Меня постоянно критиковали в те годы, если я уходил с работы

на час раньше или уезжал на соревнования. Наш коммунист

С.Найдёнов высказался с трибуны так:

- Пусть Плюкфельдер отдаёт свою силу производству. Зачем нам

нужны его рекорды? Если ему в радость поднимать тяжести, то

он прекрасно может поработать за меня, а я съезжу на охоту.

Ведь будет больше пользы, если я привезу десяток уток?

Правильно я рассуждаю, ребята?

- Правильно! - кричал зал.

Поэтому я никогда не брал на шахте даже лошадь, чтобы

привезти угля. Пришлось мне изготовить специальный прицеп к

нашему мотоциклу, чтобы доставлять домой и сено, и урожай

картофеля, и уголь.

Завистники были и до советской власти, никуда они не делись

и сейчас. Мне пришлось приложить много сил, чтобы доказать

товарищам по работе, что я на шахте не нахлебник и что они

за меня не вкалывают. Доказывать мне пришлось, понятно, не

словами, а делом.

Конечно, я использовал при этом и свои выступления перед

шахтёрами. Я окреп и играючи расправлялся с двухпудовыми

гирями. Перед выступлением я говорил шахтёрам:

- Вот они, гири. Вызываю любого из вас на сцену для

жонглирования. Ждём 10-15 минут и начинаем. Не хотите? Вот

видите, а ещё говорят, что мы все одинаковые! К примеру,

ты, Скударнов, много выступаешь на собраниях, тебе

аплодируют. А сам ты, как куркуль, всё гребёшь под себя.

Но когда я заканчивал жонглировать, то из зала опять

раздавалось:

- Ты, Рудольф, зря тратишь силы на гири. Лучше бы мне дома

погреб выкопал, а то меня совсем жена забодала.

Да, именно так всё и было. Обыватели смотрели на жизнь

просто: если ты умеючи отдыхаешь или состязаешься в том,

кто больше выпьет водки, а потом ещё и дурь на себя

напускаешь, - вот тогда ты свой в доску.

Мой тесть Самуил Адамович Зигель настоял на том, чтобы

надстроить над нашим коровником сеновал. У меня тоже

появилось желание поработать топором и пилой. Через три дня

всё было готово, теперь было куда складывать сено. Осенью

мы засыпали два погреба картофелем.

Теперь мы почти не зависели от государственных снабженцев,

которые часто создавали искусственный дефицит. В те времена

быстро находили виновных, их в момент снимали с работы, а

то и сажали в тюрьму. Но дефицит всё равно в чём-нибудь да

был.

В свободное время я постоянно вращался среди своих учеников.

О каком-либо специальном отдыхе не было и речи: работа,

спортзал, домашнее хозяйство. Время шло быстро.

Стр. 16-17 img 191

ГОД 1955-й:

КЕМЕРОВО-КИСЛОВОДСК-СТАЛИНГРАД-ТЮМЕНЬ

Новый 1955-й год мы встретили как обычно. Нарядили ёлочку, и

я, конечно, поиграл на своей любимой гармошке. Но пьяных мы в

доме не терпели.

Каждую новогоднюю ночь после встречи Нового года мы выходили

на улицу. И, как правило, я открывал наш небольшой спортзал,

находившийся неподалёку, и показывал своим близким

никелированную штангу и станки для вспомогательных упражнений.

В нашем шахтёрском посёлке построили новый клуб. Нам сказали,

что его передадут на баланс нашей шахте № 4-6. Но в клубе

спортзал находился на втором этаже и потому не подходил для

занятий штангой. Я очень сожалел об этом.

Весной мы съездили с командой в Сталинск (ныне - Новокузнецк),

затем поехали в Кемерово, где разыгрывался Кубок Сибири и

Дальнего Востока. Побеждали как умели. В чём-то приходилось

и лавировать.

В Кемерово я выставил в весе 82, 5 кг, в котором и сам в то

время уже выступал, Сашу Кудрина с киселёвского

завода № 605 (впоследствии - машзавод им. Ивана Чёрных). Об

этом попросил меня сам Саша. Он поспорил, что вернётся на

завод с кубком и с титулом чемпиона Кузбасса в данном весе.

Но это Сашино желание означало, что теперь мне нужно было

срочно „поправиться”, чтобы выставиться в следующем весе.

Способ был простым - выпить перед взвешиванием

соответствующее количество воды. Признаюсь, я никак не ожидал,

что „напивать“ вес окажется столь тяжело.

Мне налили два баллона по 2 литра воды, и требовалось осушить

их в течение часа. Но куда же мне было столько влить? Живот-то

у меня отсутствовал, имелись одни лишь рёбра да мышцы. Я и сам

пребывал в больших сомнениях по поводу этой процедуры, но уж

очень упрашивал меня Кудрин.

Подошёл мой ученик Анатолий Коржов и увидел, что я с трудом

выпил полтора литра. У него возникла идея, и он убежал. Вскоре

возвратился, неся килограмм свинцовой дроби, купленной в

охотничьем магазине.

- Взвесишься с этим свинцом, - Коржов протянул мне дробь, - и

всё будет в порядке.

- Ты что же, предлагаешь мне его съесть? - уставился я на

Анатолия.

- Зачем съесть? Положишь под плавки, когда пойдёшь на весы,

и никто ничего не заметит.

- Как же под плавки, если нас взвешивают голыми?

- А мы скажем, что ты стесняешься раздеваться догола.

Саша Кудрин молчал, на лице у него читалось сомнение. Анатолий

разозлился не на шутку:

- Все вы трусы! Пойду договорюсь с главным судьёй Володей

Павлюковым.

Держа в руках свинец и глядя на сверкающие баллоны с водой, я

почувствовал, что вся наша затея пахнет авантюрой. Кроме того,

после полутора литров холодной воды меня что-то начало знобить.

Пока мы гутарили с ребятами, меня потянуло в туалет. Когда

возвратился, Иван Кошкин приглушённо сказал своим невнятным

голосом:

- Мы тут посоветовались и пришли к выводу, что в туалет тебе

лучше не ходить.

- Как не ходить? - притворно ужаснулся я.

- Сам должен соображать, - почти истерично объяснил мне

Кошкин, не поняв, что я его разыгрываю: - только что выпил и

тут же отливаешь. Теперь ты, Рудольф, почти на нуле.

- Замолчи, Иван, - сказал Кудрин, - Рудольфу и так тяжело, а

тут ещё ты со своими шуточками...

Вскоре подошёл Коржов.

- Всё, — сказал он, - с Павлюковым я договорился.

- И что же сказал тебе Павлюков? - не поверил я.

- Сказал, что по правилам взвешиваться в плавках или трусах

запрещено, но если никто из судей возражать не будет, то он

даст добро. Правда, гарантировать взвешивание в плавках он

не может.

- Вот видишь, а ты уже сбегал и купил свинца. Надо было

договариваться заранее! - пристыдил я его.

- Всё, - нервно пожал плечами Коржов, - больше я не знаю,

чем тут можно помочь.

Никто из нас не умел нагонять вес. В тот момент я весил 78 кг,

и для выступления в полусредней категории мне нужно было

согнать 3 кг, а для выступления в полутяжёлой категории

- набрать 4, 5 кг. Сгонять вес я мог, а вот набирать, да ещё

так много, мне никогда не приходилось.

Стр. 18-19 img 192

********************************

По ходу нашей затеи выяснилось, что мои почки очень

интенсивно перерабатывают воду и что я то и дело

бегаю в туалет. Выпил два литра, время шло, а весы

показывали, что я набрал всего 800 г. Нет, подумал я,

вес нужно „напивать" залпом, и решил заняться этим

прямо на месте, на запасных весах.

Кошкин подогрел баллоны с водой под горячим краном, и

пить стало вроде бы полегче. Кудрин выступает в моём

весе, и если я не набрал бы нужный вес, то принёс бы

команде нулевую оценку. Тогда мы проиграли бы.

Следовало собраться всем своим духом.

Я стал надувать живот и разминать его руками. Увы,

мой сильный брюшной пресс ограничивал расширение

желудка.

Кудрин ушёл на взвешивание, со мной остался один

Кошкин, который уже выступил. Я собрал свою

спортивную форму, и мы направились к

кемеровскому ДК „Строитель".

Состязания шли прямо в спортзале. Народу было так

много, что мы еле пробрались. Зашли в отведённую

штангистам комнату, баллоны завернули в полотенце,

чтобы вода не остыла.

Как на грех, кто-то унёс запасные весы. Но пока шла

жеребьёвка, где мы вытаскивали себе номера из

шапки, я успел взвеситься на основных весах. Как

оказалось, мне нужно было выпить ещё 3 литра воды.

Началось взвешивание. Кошкин разведал, что всех

участников взвешивают в чём мать родила. К тому же

за взвешиванием пристально следил представитель

наших конкурентов из Сталинска. Так что шансов

воспользоваться свинцом у меня не было.

Взвешивание шло уже 10 минут, пора было осушать

баллоны. Иван наливал воду в гранёный стакан

вместимостью 0, 25 л, а я, задрав голову, залпом

вливал его себе в глотку. Осилил два стакана,

значит прибавилось 500 г. Я со злостью опрокинул в

себя третий стакан, четвёртый. Нужны ещё 2 кг, но

куда их вместить? Иван предложил мне держаться

попрямее, не сгибаться, чтобы вода не полилась

назад. Прошло ещё 10 минут, в запасе у нас

осталось всего полчаса. В моём животе, как мне

показалось, образовалось озеро.

Я решил отвлечься от своих баллонов и посмотреть,

как идут дела на взвешивании. Там скучали судьи

- никого из спортсменов больше не было, все уже

взвесились. Я попросился взвеситься

предварительно, мотивируя это тем, что в нашей

комнате нет запасных весов.

Представитель Сталинска Ян Ли не уходил, а сидел

и следил за нами на взвешивании. Я понял, что нас

уже раскусили и никаким обманом здесь ничего не

добьёшься. Я взвесился в брюках: да, осталось

выпить ещё 2 литра воды, то есть целый баллон. В

этот момент находчивый Коржов принёс мне

засохшую селёдку.

- Ты её пожуй, но не глотай, - сказал он, - и

тогда появится аппетит к воде.

Вариант с селёдкой - это чистая теория, его никто

ещё не пробовал. Но что поделаешь: ввязались в

бой, значит, нужно действовать. В моём

распоряжении оставалось 20 минут.

Кошкин предложил мне поставить рядом две скамейки

и, выпив очередной литр, прилечь. Он считал, что

при этом желудок растянется и будет не так давить

на мочевой пузырь. Но мне было уже невмоготу,

дыхание у меня участилось.

- Давай, Иван, наливай, - раздражённо сказал я

ему, - но только без плеска, от греха подальше.

Я стиснул зубы и махом выпил стакан.

- Скорее, скорее, давай второй.

Осилил и второй, потом таким же манером ещё два.

- Всё, - прошептал я, - пошли на весы.

Раньше меня морозило, а тут что-то стало жарко.

Невыносимо хотелось выскочить на минутку.

Весовщики смотрели на меня и посмеивались. Я

снова приложился к стакану, выпил. У меня

настолько распёрло живот, что я встал на

четвереньки. В комнате раздавался смех, скопился

народ, все смотрели на мои проделки.

Судья из Ленинска-Кузнецкого пригласил меня на

весы и сообщил, что устанавливает вес 82, 6 кг. Я

встал, но по весу не дотянул. Судья предложил мне

выпить оставшуюся воду прямо на весах. Идея нам

понравилась.

Кошкин подал мне баллон, я встал на весы и начал

пить, подняв грудь и вытягиваясь вверх.

Почувствовав, что мне в такой позе вроде легче, я

выпил весь баллон. Судья открыл весы, их стрелки

сошлись и остановились. Ли и ассистенты судьи

уставились на стрелки, но весы тут же закрыли.

А я боялся сходить с весов, чувствуя, что вот-вот

лопну. Попросил подойти своих учеников Ивана

Кошкина и Девиса Черентаева, упёрся в их плечи,

отжался руками вверх и сошёл. Идти дальше я не мог,

мои глаза налились, будто из них сейчас хлынет

вода. Я снова опёрся на Ивана и на Девиса, и они со

всей осторожностью повели меня в туалет. Иван

Кошкин всё приговаривал:

- Смотри, не взорвись!

Стр. 20-21 img 193

В туалете у меня полило изо всех щелей. Через

полчаса уже нужно было начинать разминаться, но я,

к счастью, оправился от авантюры с набиранием веса

достаточно быстро. Однако урок получил на всю жизнь.

Позже мне не раз приходилось наблюдать похожие сцены.

И даже кое-что поинтересней.

* * *

Выступить у меня получилось неплохо. К тому времени я

ушёл далеко вперёд по результатам от своих сибирских

соперников, с которыми встречался в 1952-1953 гг.

Интерес к штанге в те годы был велик, тяжёлая

атлетика входила в планы подготовки мастеров по

различным видам спорта. Тренировки штангистов

организовать относительно несложно. После войны

мужская сила была в почёте. Соревнования проходили

при полных залах, газеты подробно писали о

состязаниях штангистов.

Видя мои результаты, соперники стремились со мной

пообщаться и набраться опыта. Среди любознательных

был и Алексей Галактионов из Осинников. Он создал в

этом кузбасском городе хороший коллектив по тяжёлой

атлетике. Через несколько лет Галактионова призвали

в армию. Служил он в Хабаровске. У него были

хорошие организаторские способности, и ему поручили

создать в части секцию тяжёлой атлетики.

В Хабаровске уже были неплохие штангисты - Владимир

Каплунов, тяжеловес С.Познахарев. Галактионов

регулярно переписывался со мной, и я высылал ему

свои тренировочные записи. Вскоре у него появились

знаменитые в будущем ученики: Владимир Голованов и

Рудольф Шум вошли в состав сборной СССР, к ним

присоединился и Каплунов.

С Каплуновым и Познахаревым я познакомился в

Кемерово. Их привёз из Хабаровска мой друг

А.Галактионов, расшевеливший тяжёлую атлетику на

Дальнем Востоке. В гостинице „Томь“ мы спорили по

поводу рациональной организации тренировок.

Некоторые из присутствующих, чего греха таить, были

под градусом. Мощный Познахарев даже затеял драку с

Каплуновым, ни тот мигом наставил ему шишек. Когда

их разняли, под глазом у Познахарева уже красовался

фингал.

Позже я встретился и с Павлом Яковлевичем Зубрилиным.

Всех нас объединяла штанга.

А на соревнованиях в Кемерово всё получилось так,

как мы и хотели. Наша команда со скрипом, но заняла

первое место, оставив позади такие крупные города,

как Сталинск и Кемерово. ДСО “Шахтёр“ было нами

довольно.

Правда, меня старались держать подальше от большого

спортивного руководства. Да я и сам не хотел иметь к

нему никакого отношения. Организаторы соревнований

просили, чтобы я не выходил на вручение приза, дабы

из-за меня у них не было неприятностей. На

награждение вышел официальный представитель

Киселёвска.

Приз мы, кстати, получили оригинальный - статую из

цветной бронзы, изображавшую атлета, который вырывает

штангу одной рукой в подседе. Статуя была хорошо

отлита и считалась художественной ценностью, имея

особый регистрационный номер и паспорт. Команда

киселёвских штангистов получила столь почётный приз

впервые. Он потом красовался в кабинетах нашего

начальства. Где этот приз сейчас, неизвестно. А жаль.

Знала бы эта статуя, сколько я выстрадал, пока вогнал

в себя 4 литра воды! Такого в моей практике больше не

было.

Домой мы ехали весело, хотя в то время в команде уже

знали, что я ненавижу пьяных. В поезде, следовавшем

до Сталинска, мы встречали пьяных штангистов, но

только из других городов. Саша Кудрин всю дорогу

благодарил меня, что я решился на такой шаг и дал ему

возможность выиграть.

Вскоре Кудрин поехал в Ленинград и на " отлично" сдал

вступительные экзамены в институт

физкультуры им. П.Ф.Лесгафта. Саша поступил на

отделение тяжёлой атлетики, но в конце концов из него

получился хороший дискобол. Он стал мастером спорта

как по штанге, так и по метанию диска. И в итоге вошёл

в сборную России по лёгкой атлетике.

Стр. 22-23 img 194

Беда пришла к Кудрину неожиданно. Находясь в секторе,

он пошёл за приземлившимся диском, и в этот момент

другой спортсмен метнул диск, угодив Саше чуть правее

лба и проломив череп. Ленинградская чудо-медицина

спасла Кудрина, но шрам и травма черепа остались у

него на всю жизнь. Позже мы встретились с Сашей, и он

многое рассказал мне о том, что пережил в тот период.

* * *

Дома мать уже приготовила мне работу, которую я, как

обычно, выполнил быстро и хорошо.

Иван Кошкин стал кумом нашей старшей дочери. Мы

крестили Ольгу почти тайком, в начале 1950-х годов за

это сильно преследовали. Правда, вскоре

почувствовалось послабление.

Наша мать продолжала искать отца, который был арестован

в сентябре 1941 г. и затем бесследно исчез. Её вызывали

по этому поводу в нашу спецкомендатуру, но сообщили то

же самое, что и раньше, - что отец погиб по пути

следования из Донбасса, где мы тогда жили, на восток.

Единственным утешением матери остались я и брат. Все мы

жили под одной крышей. Что ещё нужно после такой

катастрофической войны, когда погибло около трети

российских немцев?

Мать часто читала Библию, сидя на кровати в своей

маленькой комнате, и плакала навзрыд. Естественно, я не

мог оставить это без внимания. Может, кто-то её обидел

- моя жена Валентина, брат Николай, его жена Мария? Я

тихо заходил, садился рядом и осторожно обнимал мать за

плечи. Спрашивал:

- Мама, что с тобой, кто тебя обидел?

Мать выпрямлялась, я подавал ей платочек и слышал от

неё:

- Да кто меня мог обидеть? Сейчас всё хорошо. Но что за

жизнь у меня была!..

Мать всё твердила:

- Не доверяю я краснопёрым (так она называла

коммунистов), они ради своего коммунизма уничтожат

полмира.

Она очень горевала, что по вине властей потеряла в годы

войны мужа, старшего сына, отца, сестру Кристину, и

говорила:

- Вы женились, у вас своя жизнь, а я осталась одна как

стебель в степи.

Отвлечь её от этих горестных мыслей могли только

многочисленные заботы по дому и по хозяйству, общение с

сыновьями и с внуками.

У нас на шахте организовали курсы по вождению мотоцикла.

Я на них записался, успешно закончил, и у меня появились

права на вождение всех видов мотоциклов. В этих правах,

равно как и в других документах немцев-спецпоселенцев,

стояла печать на две страницы: „Без права выезда за

пределы Кемеровской области”. За пределы Кузбасса я на

мотоцикле и не выезжал, только плутал по нашей бескрайней

тайге.

Мой ИЖ-350 носил меня по таким местам, где с трудом

пройдёшь пешком. Тайга - это тайна природы. Лес растёт

так, будто кто-то его выталкивает из земли в небеса.

Бывало, приедешь на то же самое место года два спустя

- а там столько всего наросло!.. Кедрач расправил крылья

и своими шишками на концах ветвей так ранит тебя, что

спасу нет.

Мы приноровились сбивать шишки, хотя и себе наставляли

шишек немало. Иван Кошкин сделал специальное

приспособление - большое бревно, которым мы били по

дереву, и оно сбрасывало уже спелые шишки. Если кедровые

зерна пожарить, то они становятся вкусными и сытными, к

тому же благоприятствуя пищеварению. Лазая по кедрачу,

мы рвали свою одежду, но желание ещё раз сходить за

шишками от этого не уменьшалось.

* * *

Поскольку меня часто вызывали на соревнования, а также

на сборы, бухгалтерия прекратила выдавать мне справки о

среднем заработке за 3 месяца, необходимые для получения

командировочных по спортивной линии. Дескать, я не

работал в шахте, значит, мне и справки не будет. Я

позвонил в Москву, оттуда связывались с нашими

бухгалтерами, но те чётко объясняли: мол, Плюкфельдер

должен заработать получаемые им деньги: таково

финансовое законодательство СССР. Поэтому мне иногда

приходилось пропускать соревнования и сборы. Живя один,

я бы мог соревноваться и за свой счёт, но ведь у меня

была семья - мать, жена, дети.

Постепенно я разработал индивидуальную стратегию

повышения спортивного мастерства. Чтобы создать

необходимую силовую базу, требуется время и огромное

терпение.

Стр. 24-25 img 195

На соревнованиях нужно ведь не только правильно поднять

штангу, но ещё и угодить судьям. Можно, конечно,

элементарно подкупить судей - бывает и такое. Однако

рядом с судьями сидит жюри, минимум из трёх человек. И

в сомнительных случаях решает, правильно ли атлет

выполнил упражнение.

Если на штанге 100 кг, то для начала движения в рывке

должно быть приложено усилие в 200 кг. Пока штанга не

поднимется до 60% необходимой высоты, спортсмен

взаимодействует с её грифом. Остальные 40% расстояния

штанга проходит по инерции, в этот момент атлет падает

под штангу и затем фиксирует вес над головой.

Многое зависит от ширины захвата грифа руками. Чем

шире захват, тем меньше высота, на которой можно

зафиксировать штангу. Поэтому 90% штангистов поднимают

штангу широким хватом.

Рывок - это одно из самых сложных классических

упражнений. Тех атлетов, которые много вырывают и,

тем более, обладают мировыми рекордами в рывке, можно

смело приглашать в любой вид спорта. Это атлеты-“тигры“

- с высокой возбудимостью, прыгучие, хорошие бегуны на

спринтерские дистанции, гибкие в суставах.

Зачастую бывает и так, что из-за чрезмерной подвижности

плечевых суставов атлет не может зафиксировать вес в

самой высокой точке. При этом штанга в основном падает

за голову. Но, впав в панику от неудач в предыдущих

подходах, спортсмен может также „недотянуть“ вес, и

тогда тот останется впереди. Чтобы научиться исправлять

этот недостаток, мне понадобилось 10 лет сознательного

поиска.

В 1950-е годы рекордсмены мира в рывке обычно не были

первоклассными троеборцами. Они могли получить нулевую

оценку в другом упражнении и тут же вырвать мировой

рекорд. Большим неудачником считался Юрий Дуганов, о

котором я упоминал, - пожалуй, самый талантливый

тогдашний атлет. Обладатель титула чемпиона

Европы 1953 г., Дуганов последний раз стал

чемпионом СССР в Минске в 1955 г.

Как я уже писал, Дуганов был обладателем 9 мировых

рекордов в рынке. А вот в толчке и в троеборье

Дуганов рекордов не устанавливал. Отмечу и то, что

Юрий не смог установить ни одного мирового рекорда

на соревнованиях в капиталистических странах. Правда,

в те годы наши спортсмены довольно редко там выступали.

Обращает на себя внимание результат Ю.Дуганова на

всесоюзных межведомственных соревнованиях 1947 г., где

он стал победителем: жим – 105 кг, рывок – 120 кг,

толчок - 145 кг, сумма - 370 кг. С точки зрения

результата в рывке, это выдающееся достижение. Но

отрыв рывка от жима на целых 15 кг свидетельствует

ещё и о дилетантизме в методике тренировок.

* * *

Я сравнивал подготовку спортсмена с хорошо знакомым

мне функционированием угольной шахты. Чтобы

обеспечить постоянный рост добычи угля, нужно

одновременно вести подготовительную работу. Для

этого необходимы время, чёткий план, правильное

распределение сил. Так и у нас, у штангистов: нужно

экономно расходовать силы, чтобы росли результаты в

троеборье.

Из этих соображений я решил отказаться от

выступления на следующем чемпионате СССР, который

прошёл в Минске 17-20 апреля 1955 г. Область

требовала от меня хотя бы участия, но я на

чемпионат не поехал. Занимать пятое-шестое место

не хотелось, а для большего я ещё не созрел.

Сослался на то, что возражает комендатура,

„опекавшая” спецпоселенцев, и от меня тут же

отстали.

Здесь я слукавил: в тот последний год своего

существования спецкомендатура уже практически не

обращала внимания на нас, немцев. Её здание

находилось возле комбината нашей шахты, напротив

автобусной остановки, и было видно, что дорожка к

ней заросла травой: комендатуру люди теперь

посещали редко. Она напоминала заброшенное

воронье гнездо. Но всякий раз, когда мой взгляд

падал на её чёрную, давно крытую досками крышу,

мне по-прежнему становилось не по себе.

Я решил бороться за повышение своего спортивного

результата в сумме троеборья. Я ведь усиленно

тренировался уже 6 лет, через мои руки прошло

немало штангистов разных весовых категорий. К тому

же я вёл переписку со специалистами из разных

городов. Изо всего этого я сделал определённые

выводы. Усовершенствовал свои записи,

проанализировал планы.

Стр. 26-27 img 196

Основной проблемой для меня оставался жим. Я

выжимал штангу за счёт быстрого усилия от

груди, расслабляя колени, и судьи находили, что

мой жим выполняется с нарушением правил.

Такое нарушение - сгибание коленей - мне не

помогало. Напротив, оно тормозило рост моего

результата. Раньше мне на эти огрехи никто не

указывал, и у меня выработался стиль, который

судьи, как я уже писал, считали фальшивым жимом.

Зачастую бывало так: судья мог засчитать мне

вес, а мог и не засчитывать. В таких случаях

спортсмен, знающий свои грехи, должен заранее

посетить судей и авансом их отблагодарить. Так

поступали все те, кто считал себя грешным в

этом сложном упражнении - жиме двумя руками.

Когда-то, ещё до войны, в жиме использовался

стиль, который называли немецким. При этом

штангу нужно было начинать выжимать от груди

нарочито замедленно. Если атлет начинал жим

быстро, то судья давал отмашку и вес не

засчитывался. Но постепенно жим стал ускоряться.

Те, у кого были длинные предплечья, плечами

срывали штангу вверх. Остальные атлеты не были

в состоянии исполнить этот темповой жим.

Сторонники соблюдения правил, особенно из числа

судей, стремились навести в этом деле порядок.

Но на чемпионатах мира, где судили тоже живые

люди, спортсменам стали давать поблажки.

Единственным атлетом, выжимавшим штангу после

войны по всем правилам, был Григорий Новак. В

мире шел поиск темпового стиля жима, хотели

того судьи или нет. Правда, нашим тренерам, в

частности, столичным, всё не удавалось найти

секрета катапультирования штанги от груди.

Наблюдая разные соревнования, я убедился, что

каждый атлет выжимал штангу так, как позволяла

его анатомическая индивидуальность. На сборах

после соревнований в Кемерово, о которых я

писал, главный судья Владимир Павлюков поднял

этот вопрос. Помимо теоретического объяснения,

он попросил меня рассказать, как я создаю

„пружину” для мощного срыва штанги от груди. Я

поделился с товарищами хитростями жима двумя

руками.

Чемпионат в Минске я пропустил, но туда рвался

мой друг Иван Кошкин, который ещё надеялся, что

я поеду вместе с ним. Родственники надавали ему

денег и заказов на покупку одежды: в те годы в

Москве и в Минске можно было приобрести гораздо

больше ве