Слово — это целая фраза для ребен­ка, но мы не знаем какая, так что на­до ее расшифровать, анализируя его поведение и последующие фразы.

Анализируя, надо понять, слово в слово, что сказал тот или иной человек; если, например, ребенок гово­рит вам: «Моя мама делать то-то и то-то», это значит: «моя мама сделает то-то и то-то», а не «я сделаю то-то и то-то, как мама», потому что это означает: «я — на­половину я, наполовину мама». В первой фразе ни­какого «я» нет. Следовательно, тут все независимо от времени и пространства, потому что все слито воеди­но, и это тот язык, который нужно уметь слушать, чтобы понять, в какой ситуации находится сейчас ребенок, понять смысл его желаний. Я привела этот пример, но все время попадаются так называемые синтаксические ошибки — каждый человек пишет по-своему. Слово — это целая фраза для ребенка, но мы не знаем какая, так что надо ее расшифровать, анализируя его поведение и последующие фразы. Надо уметь слушать. Психоаналитик должен услы­шать то, что сказано. Именно для этого он должен по­нимать оговорки; например, он слушает кого-то, кто говорит по-французски прекрасно, и вдруг — чудо­вищная языковая ошибка, не являющаяся оговоркой; это чрезвычайно важно, потому что человек, значит, оказался вдруг на том уровне, который уже пережил, и подсознательно дал себя увлечь всему тому, что он тогда чувствовал, потому что тогда он говорил имен­но так. Это отличается от ляпсуса, который является отражением другого уровня речи. Это то, что называ­ется «несостоявшееся действие», однако для подсозна­ния это действие состоявшееся.

Фрейдистский ляпсус...

Это несостоявшееся словесное действие или не­состоявшийся поступок. Взрослый человек, в том числе и психоаналитик, от них не застрахован. На одном криминологическом конгрессе президент Психоаналитического общества, стоя на трибуне, произнес: «Объявляю слушания закрытыми», тог­да как все только начиналось и он должен был бы сказать: «Объявляю слушания открытыми». Он по­яснил: «Для меня в этом нет ничего удивительного, потому что криминологии, я думаю, нечего делать на подобных конгрессах, где говорят не о действи­ях, а о намерениях таковых, которые не реализуют­ся в действиях». Это действительно был первый кон­гресс психоаналитиков по криминологии, и с этого момента психоаналитики стали интересоваться пре­ступлениями, поведением преступников; до этого они занимались болезнями, истерией, но никогда — преступными актами.

Неосуществленное действие, не возвращается ли оно к человеку в слове?

Нет, речь идет о том, что, скорее, человек прогова­ривается... Значима субъективная истина. Во время этого конгресса по криминологии произошло поку­шение на убийство из ревности. Один из слушателей хотел убить своего счастливого соперника и тяжело ранил его, а двадцать лет спустя я занималась этим человеком как психоаналитик. Поскольку его сопер­ник не умер, а нападавший принадлежал к хорошей семье, решили, что он сошел с ума; этот человек пе­реходил от одного психиатра к другому, диагноз не снимали и после многих лет, проведенных в закры­тых учреждениях. Мне было очень трудно прийти к какому-то заключению, ибо преступник разыгры­вал несуществующую безответственность. Ведь он заранее обдумал свой поступок и заставил всех поверить в преступление в состоянии безумия, а это всег­да плохо, когда общество спускает человеку с рук по­добные вещи, ведь они глубоко порочны. В конце кон­цов, намереваться убить соперника — это действие, за которое он обязан был нести ответственность. Но так как ответственность с него сняли, реабилитирова­ли его, человека испортили на всю жизнь. Ему было двадцать лет, в Париже он был иностранцем, у не­го был паспорт одной из стран Востока, и происходил этот человек из зажиточной семьи. Чтобы избежать скандала, с него сняли ответственность, и он начал кочевать от психиатров к психоаналитикам. До того как он совершил этот поступок, у него были стычки со своим соперником, влюбленным в ту же женщи­ну, и молодой человек преследовал его телефонными звонками и устраивал сцены. Он чувствовал себя ви­новатым за свое поведение настолько, что вынужден был совершить действительное преступление, чтобы «соответствовать нутру». Но так как его представили «чокнутым», он избежал пяти лет тюрьмы, пробыл там только два года, да еще с поблажками из-за его общественного положения. Очень интересно наблю­дать, как выдумки общества могут испортить кого-то, кто раньше был человеком с необузданным характе­ром, не имевшим достаточно сил, чтобы сдерживать свои импульсы. Он прекрасно знал, что должен нести ответственность. И превратился в человека с пороч­ной душой.

Глава