Немецкий золотой век 1 страница

Фриц Саксль, немецкий исследователь Ренессанса,

прежде всех обратил внимание на возрастающий интерес

к гаданию и предсказанию судьбы в начале двадцатого

века. Он датировал эти перемены 1910 годом, отметив,

что количество журналов, посвященных астрологии за

последние десять лет в Германии резко возросло, их

сопровождали специальные учебники, отдельные gроро-

чества и репринты классиков астрологии. Как и следо-

вало, наряду с астрологией появились хиромантия, ну-

мерология, каббализм и карты таро и определили собой

научный фундамент для популярного движения, чу-

довищно разросшегося в 1920-г годах. Допуская возмож-

ную нелепость этих наук с логической точки зрения,

Саксль отмечал, что душевные и религиозные причины

такого движения все же чрезвычайно важны.

В теоретическом отношении вычисление дат, на основе

установленных соответствий между естественными фено-

менами и человеческими поступками, могло и не иметь

научной ценности, но смысл предсказания отражал же-

лания и нужды людей. Предсказание будущих событий

могло оказаться жизненно важным для тех, кто испы-

тывал тревогу и подавленность. Во время краха всех

ожиданий Саксль увидел в пророчествах знак растущего

социального недовольства. Он рассматривал эти прояв-

ления времени как симптомы Первой Мировой войны.

Пророчества Листа были адресованы немецкой нации

в целом, но, оказалось, могли быть пригодны и для

определения индивидуальной судьбы. Он предсказывал

приближение эпохи благополучия, которая облегчит не-

счастья немецких националистов в Центральной Европе.

Этот оптимистический взгляд в будущее не противоречил

его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание

счастливого национального будущего оказывалось есте-

ственным продолжением ностальгии об утраченном зо-

лотом веке, поскольку означало один и тот же вообра-

жаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой

две стороны одного контридеала, возникшего на почве

жестокого разочарования в настоящем; тайное наследство

арманизма, пронесенное через ночь христианской эпохи,

служило мостом между двумя идеальными образами; оно

одновременно было реликвией древнего благополучия и

предвестником нового порядка. В этой главе мы иссле-

дуем характер пророчеств Листа, оценим их социальное

значение и попытаемся показать как его циклическая

концепция времени поддерживала идею о фундаменталь-

ных колебаниях счастья, и как эти настроения позднее

были преображены мыслью о спасении и линейной кон-

цепцией истории.

Три источника теологического вдохновения повлияли

на циклический образ времени, в который верил Лист:

непосредственно исповедуемая им святость природы, се-

верная мифология и современная теософия. Мы уже

показывали как содержание арманистских доктрин опре-

делялось " законами природы", эти же в свою очередь

зависели от всеобщих планетарных и органических

циклов космоса. Лист часто восхищался этими

космическими ритмами еще в своих ранних очерках,

посвященных национальному пейзажу: их устойчивые

законы предполагали неизменный божественный

принцип, в его поздних работах превратившийся в

циклический образ времени. Влияние северной

мифологии также очень велико в этом отношении.

Упоминания Листа о Fimbulwinter и Gцtterdдmmerung

заставляют предположить, что он был знаком с язы-

ческими легендами в соответствии с которыми ожидался

приход жестокой зимы, после чего земля должна была

быть уничтожена огнем и водой для того, чтобы

возникнуть снова " богатой, зеленой и светлой как никогда

прежде, свободной от страданий и зла". Согласно этим

мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись

непрерывно. Наконец, на Листа повлияла и теософия с

ее космическими кругами и последовательными перевоп-

лощениями индивидов в каждом круге; все это заставило

его поверить в возвращение вещей.

Такое представление о времени могло уживаться с

идеями о спасении и искуплении, но лишало их наиболее

напряженного, конечного пункта. Завершение каждого

цикла конечно означало духовную эволюцию и космиче-

ское обновление, но один цикл сменялся другим: всякий

организм предназначался к падению и возвращению в

вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы

Лист предпочитал иудейско-христианскую версию спа-

сения. Используя теософские материалы для своей кос-

мологии, он все же неохотно принимал ее эзотерические

следствия. Надежда на восстановление традиционного

мира и национальное возрождение вели его к западному

апокалипсису. Так, в его творчестве непрерывно спорили

между собой концепция линейного времени, окончатель-

ного искупления и циклические моменты, заимствован-

ные из теософии. Помня о листовских поношениях

христианства, нельзя не улыбнуться этой ситуации.

В результате образ пангерманской империи оказался

практически полностью основанным на западном апо-

калипсисе.

Еврейский и христианский апокалипсис отличаются

от других форм пророчеств утверждением качественного

различия между настоящим и будущим. Дуалистическая

и линейная схемы времени соединяют пессимистический

взгляд на настоящее с фантастическими и светлыми обра-

зами будущего. В настоящем люди всегда подвержены

лишениям и несчастьям. Апокалиптический писатель ча-

сто говорит о том, что мир есть возрастание морального

и физического падения. Эти жалобы сопровождаются

обвинениями: мир во власти Сатаны и злых сил. В точке

совпадения с самим повествованием, исторический обзор

превращается в пророчество. Апокалиптический автор

предсказывает, что старые болезни усилятся, разнооб-

разие их возрастет; он перечисляет несомненные

признаки окончательной катастрофы: жестокие

климатические сдвиги, засухи, землетрясения и пожары.

Появляется дух зла, дракон или другое чудовище, ко-

торый терзает человечество. С приближением конца вре-

мен " страдания мессии" становятся невыносимы. И тогда

внезапно появляется божественный воитель, он освобож-

дает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает

свое божественное и справедливое царство на земле. Эти

действия открывают новый век, когда радуются избран-

ные и не знают страданий искупленные: этот новый мир

не подчиняется обычным законам природы и физическим

ограничениям; счастье и удача царят здесь вечно.

Основные черты западных апокалиптических проро-

честв верно угаданы в этом общем очерке. Лежащий во

зле, век достигает апогея, а когда приходят новые вре-

мена, те, кто страдал, оказываются спасены и возвышены.

Разумеется, такие пророчества имели большую власть

над несчастными людьми. Норман Кон показывал, на-

сколько буквально относятся к таким пророчествам поте-

рявшиеся в жизни люди. Когда очередные несчастья

обрушиваются на них, они уже слышат " вопли мессии".

Тираны обыкновенно отождествляются с апо-

калиптическим чудищем последних дней, воплощением

Антихриста. Растет ожидание искупителя-мессии, кото-

рый исполнит пророчество, установив счастливое

тысячелетие, в котором они будут участвовать как

избранные. Эти надежды заставляли их думать о себе

как о мессианском авангарде и бунтовать против

сложившихся структур для того, чтобы завоевать для

себя достойное место в новом мире. Степень их воинствен-

ности обычно определялась ощущаемой близостью спа-

сения.

Воскрешение древних религиозных фантазий в кон-

тексте западного революционного воображения свиде-

тельствует о глубокой укорененности стремлений к сча-

стью и комфорту во времена насилия и раздоров. Ведь

нищета, эпидемии и войны всегда существовали в сред-

невековой Европе и тем еще не порождали апо-

калиптических настроений: идеи золотого века тоже были

традиционны. Однако движение Lebenswelt увидело в

апокалиптике фундаментальную систему объяснения сов-

ременных признаков упадка. Предположительный его

источник идентифицировался как абсолютное зло, а

уничтожение его означало предвосхищение золотого века.

Абсолютные категории добра и зла, права и греха вос-

станавливали равновесие в умах дезориентированных лю-

дей. Эсхатологические идеи, таким образом, никогда не

покидали иудео-христианской орбиты религиозного

влияния.

Лист продолжал традицию апокалиптики, выражая

крайний пессимизм относительно современного

австрийского общества. Его возмущение особенно возра-

стало, когда дело касалось национального вопроса.

В предшествующее десятилетие статус немецкого языка

и немецкой культуры в Австрии постоянно подвергался

сомнению славянами империи. Процесс этот зашел очень

далеко при правительстве " Железного кольца" которое

поддерживало клерикальные, консервативные и сла-

вофильские интересы с 1879 по 1893 годы. Триумф сла-

вофилии наступил в 1897, когда граф Бадени ввел свои

законы о языках, обязав всех гражданских служащих

Богемии говорить на чешском и немецком - мера, явно

направленная против немецкого населения. Лист вы-

ступил против клерикальных и социалистических партий,

предпочитавших славянские интересы, под лозунгами

Шонерера и движения Los von Rom; он осудил как

незаконное назначение чешских священников в немецкие

приходы в этнических провинциях и отрицал преобла-

дание славян в бюрократической системе гражданской

службы.

Его критика современной Австрии затрагивала и более

широкие социальные и экономические вопросы. Так, он

был недоволен экономическими тенденциями, ведущими

к капитализму laisser-faire и крупномасштабным пред-

приятиям, поскольку они подрывали существование ху-

дожников, ремесленников и владельцев небольших

предприятий, принадлежащих среднему классу. Он со-

жалел, что торговое дело утратило свой этический кодекс,

и говорил о падении гильдий как о разрушенном " оплоте

бюргерского мира". Собственный план экономического

устройства он ностальгически связывал с докапита-

листическими формами производства, давно уничтожен-

ными процессом обновления. Рост современного банков-

ского дела и других финансовых институтов он оценивал

как махинации безнравственного меньшинства, спе-

кулирующего бумагами за счет честных людей, которые

занимаются производством реального и качественного

товара. Все финансовые операции он назвал ростовщиче-

ством и сделал это в период антисемитской кампании,

развернутой газетами Шонерера и Аурелиуса Польцера.

Историю банкротства Венской фондовой биржи в 1873

он, конечно, представил как неизбежный результат сов-

ременной деловой практики.

Критика Листом новой экономики действительно

отражала настроения многих австрийцев. Поскольку

только прекращение индустриализации, на которой сос-

редотачивали свое внимание государство и иностранные

инвесторы, могло обеспечить капиталовложения местным

предпринимателям обычно получающим деньги от банков

и кредитных организаций. По этой причине капитализм

рассматривался как удел немногих. Этот взгляд еще более

укрепился после краха биржи в 1873, когда широкая

публика просто отказалась вкладывать деньги в бумаги.

Польцер комментировал эту ситуацию следующим обра-

зом: поскольку рост капитализма был процессом, с ко-

торым большинство населения не связывало себя, пре-

обладающими чувствами оказались пессимизм и псевдо-

революционный консерватизм. Работа же Листа состояла

в том, чтобы выразить эти чувства в форме апокалиптиче-

ского протеста.

Не менее пессимистическим было настроение Листа

в отношении современных политических и культурных

тенденций. Искренний защитник монархического

принципа и династии Габсбургов, Лист отрицал все на-

родные и демократические органы представительства.

Парламентаризм был для него сущей нелепостью, пос-

кольку опирался на большинство голосов, худо ли,

хорошо ли, но определяющих политику. Современные

культурные веяния также не радовали его: к феминизму

он относился как к проклятию; к современной

живописи - как к насилию над идеей немецкого искус-

ства; в театре преобладали иностранцы и евреи. Расхожие

мнения этого периода отражали апокалиптическое убеж-

дение в том, что мир на грани вырождения и распада.

Следуя штампам vцlkisch писателей, Лист говорил о

сельских жителях как о гарантах здоровья нации. Но в

результате крупных миграций в города в конце XIX века

крестьянство также пришло в упадок. Посещая опу-

стевшие усадьбы Нижней Австрии, Лист мог наблюдать

печальные следствия этого процесса. Падение крестьян-

ского сословия, по его мнению, являлось признаком обще-

национального истощения. Кроме того, сокращение числа

жителей деревни и резкий рост городского населения

также вызывали серьезное беспокойство. Население Вены

между 1870 и 1890 утроилось и городские службы уже

с трудом поддерживали порядок. Одна треть временных

жителей занимала помещения из двух комнат и менее;

город занял одно из первых мест по заболеваемости

туберкулезом в Европе. Лист заметил, что в основном

жертвами перенаселения становились сельские иммигран-

ты; трудности адаптации и плохое питание окончательно

разрушали здоровье нации. Физический упадок сопро-

вождался моральным вырождением. Подобно средневеко-

вым моралистам, перечислявшим смертные грехи. Лист

сравнивал современную городскую культуру с извра-

щениями поздней Римской и Византийской цивилизаций.

Совершенно очевидно, что описание Листом реаль-

ностей современной Австрии фундаментально обес-

ценивало настоящее. Особенному осуждению подвергался

индустриально-урбанистический комплекс и вызванные

им к жизни социально-политические институты. Следуя

апокалиптическим принципам, Лист зашел очень далеко

в утверждениях о том, что настоящей ситуацией мир

обязан владычеству злых сил. Разрушение традиционных

социальных практик и институтов было вызвано, по

мнению Листа, более простыми и более сознательными

причинами, нежели игра рыночных сил, социальных

обстоятельств и структурных изменений в экономике.

Лист искал более точной персонификации социоэко-

номических отношений и нашел ее в грандиозном заго-

воре Великой Интернациональной Партии. Эта вообра-

жаемая сила представляла собой антропоморфную идею

социальных влияний; тем самым все исторические со-

бытия связывались с наделенными волей посредниками.

Происхождение партии датировалось христианским заго-

вором против ариогерманской иерархии. В настоящее

время злой умысел Великой Интернациональной Партии

можно было обнаружить в финансовых институтах,

политических партиях, пренебрегающих немецкими

национальными интересами, в защите эмансипации,

реформ и интернациональном сотрудничестве. Очевидный

парадокс единой силы, стоящей за всеми многообразными

проявлениями современного общества не мешал апо-

калиптической логике Листа: обнаружение низкой и бес-

честной силы оправдывало его религиозный и ре-

волюционный пафос в деле критики Австрийского обще-

ства. Великая Интернациональная Партия явно была

воплощением сатаны, неуловимым, но злобным и чу-

довищным.

Перед лицом этой опасности Лист занялся поиском

признаков, свидетельствующих о национальном спа-

сении, как этого требовала традиционная апокалиптиче-

ская модель. Он изобрел несколько теорий, доказывая,

что такие признаки уже имеют место, заимствуя хроно-

логические понятия из индуистской космологии и запад-

ной астрологии. В 1910 он вновь занялся космическими

циклами и их теософской популярной версией. Размыш-

ления о периодическом рождении и разрушении всех

организмов позволили Листу связать его апо-

калиптические настроения с предположением о близком

конце цикла: начало нового соответствовало бы и

пришествию нового времени. Он погрузился в сложные

вычисления, опиравшиеся на схемы Блаватской, чтобы

доказать, что в 1897 закончился весьма существенный

цикл. Другим источником для подсчетов послужили тру-

ды современных немецких астрологов-теософов. Блават-

ская уже писала о солнечном или звездном годе - вре-

мени, необходимом планетам, для того, чтобы занять

свое место в следующем доме зодиака. Она определяла

этот период как 25.868 земных лет. Лист воспользовался

этим термином и произвел от него звездный сезон, ко-

торый длился 0.467 земных лет. Поскольку перемены

сезона играли главную роль в пантеистической

мифологии, применение концепции звездных лет к апо-

калиптике было вполне последовательным. В серии ста-

тей, опубликованных во время войны, Лист писал о

" космических влияниях звездных сезонов", которые име-

ют такую силу над человеческими делами. Арманистско-

каббалистические вычисления убедили его в том, что

зимнее солнцестояние 1899 совпало с зимним солнцесто-

янием текущего звездного года. Несчастья времени и

лишения войны поэтому были рассмотрены им как отра-

жение космических бурь равноденствия, предвещающих

приход звездной весны. Этот сезон означал и совершенно

другой период в истории человечества. В рамках этой

астрологической системы " мессианские страдания" вы-

глядели космическими предвестниками искупления.

Другим знаком, наполнившим Листа мессианским

оптимизмом, стало получение им в ноябре 1911 письма

от некоего человека, называвшего себя Тарнхари. Этот

человек, чье имя буквально означало " тайный король",

называл себя наследником древнего рода Вольсунген.

Таинственный эмиссар из далекого прошлого сообщил

Листу, что его открытия, касающиеся ариогерманского

прошлого совпадают с видениями его родовой памяти.

Тарнхари также подтвердил существование

Armanenschaft: он утверждал, что сам является реинкар-

нацией короля-священника принадлежавшего к древней

элите. И хотя появление Тарнхари подтверждало и ка-

салось прошлого, Лист рассматривал реинкарнацию древ-

него вождя как добрый знак скорого возрождения в

будущем. Другие мессианские надежды, связанные с Тар-

нхари, можно обнаружить в письме Фридриха Ванека к

Листу, написанном в первые месяцы войны. Старый

патрон считал, что Тарнхари должен выступить открыто,

поскольку для Германии настал час нужды.

Все эти разнообразные знаки говорили о необ-

ходимости уничтожить сатанического врага. Лист требо-

вал истребления Великой Интернациональной Партии,

чтобы ариогерманцы могли спокойно войти в обетованные

земли счастья и благополучия. В 1911 году он написал

пророчество о тысячелетнем сражении, которое странно

предвосхищает военные действия Первой Мировой войны:

" Да, арио-германо-австрийские -корабли еще пошлют

своих ядовитых пчел, лучами Донара еще ударят огром-

ные пушки наших дредноутов, наши армии еще пойдут

на юг и на запад, чтобы сокрушить врага и восстановить

порядок". Описание этих боев вполне соответствует апо-

калиптической схеме. Грандиозный мятеж, напомина-

ющий о сумерках богов или потоках варваров, сомнет

адского врага, чтобы восстановить справедливый и все-

германский порядок. В стремлении Листа к апо-

калиптической мести легко угадать планы немецкой во-

енной агрессии против негерманского мира. Он сам

признавал, что интернациональная война могла бы более

зримо удовлетворить его требования, и что антигер-

манский враг все же лучше, чем воображаемая Великая

Интернациональная Партия. Превращение тысячелетнего

сражения в войну наций было выгодно Листу еще и в

этом отношении, что отвлекало от бесполезного и неже-

лательного протеста против местных структур,

традиционные черты которых он все же надеялся сох-

ранить. Соединение хилиастической агрессивности и

неприязни к внутренней социальной революции подтвер-

ждалось также стремлением к национальным войнам со

стороны многих консервативных революционеров и

фашистов в Европе.

Первая Мировая война поэтому была встречена лико-

ванием во всех участвующих в конфликте странах. Не-

которые историки предполагали, что такая реакция наро-

да свидетельствовала о всеобщей жажде перемен, охва-

тившей людей после нескольких десятилетий застоя.

Другие думали, что это расцветающий империализм

пытается отвлечь внимание от давления наступающих

перемен. В любом случае, в Германии были популярны

" Идеи 14 года", выразившие то чувство облегчения, ко-

торое охватило всех, когда национальное единство прео-

долело все социальные различия и проблемы перед лицом

общего иностранного врага. Предвоенные пессимисты от

культуры связывали все национальные трудности с вред-

ными влияниями западных демократий, которые теперь

пришло время уничтожить силой, в контексте этой

эйфории вполне понятно и отношение Листа к войне.

В апреле 1915 Лист собрал встречу НАО в Вене. Он

произнес торжественную речь, в которой приветствовал

войну как начало тысячелетнего сражения, предвещавшее

приход новой эпохи. Он предупредил, что этот переход-

ный период первоначально может быть связан с

увеличением трудностей, " ужасными преступлениями и

сводящими с ума мучениями". Но все эти испытания

должны окончательно послужить окончательному отде-

лению добра от зла, поскольку все истинные немцы

" вступая в новую эпоху не должны брать с собой ничего,

что не принадлежало бы исконной природе арманизма".

Война, таким образом, играла важную роль в представ-

лениях Листа о золотом веке. Военные действия в отно-

шении других государств отражали " страдания мессии"

и также понимались как суд справедливости, который

должен делить людей на эсхатологические лагеря спа-

сенных и осужденных. Он завершил свою речь утверж-

дением о дуализме времени, что совершенно соответст-

вовало западной апокалиптической традиции.

Сторонники Листа разделяли его отношение к войне.

Тарнхари говорил о войне как о " священной необ-

ходимости". Эллегаард Эллербек датировал свои письма

в соответствии с днями " святой войны". Лист тоже исполь-

зовал такую хронологию, поставив под своим апо-

калиптическим этюдом, озаглавленным " Es wird

einmel..! " следующую подпись " Вена, тысячный день Свя-

щенной Войны, 22 апреля 1917", и отметил этот день

приглашением фотографа, который запечатлел его пог-

руженным в исследования. И прочие, принадлежавшие

к кругу Листа также смотрели на войну как на крестовый

поход против демонических сил; ее суровые испытания,

в траншеях ли, или в голодных городах, люди встречали

с гордостью, уверенные в их апокалиптическом смысле.

Эта позиция добровольного принятия страданий под-

талкивает к сравнению ее с феноменом, который Михаил

Баркун определил как " утопию катастроф". Баркун на-

блюдал амбивалентный характер катастроф, которые, с

очевидностью приводя людей на край гибели, могут

порождать также и неожиданное чувство счастья. Он

отметил, что такие события часто создают временное

ощущение общей цели и что " унизительные социальные

различия растворяются во внезапно теплеющей, демок-

ратической атмосфере". Эта оценка точно соответствует

эйфории, описанной в " Идеях 1914" и освещает необ-

ходимым светом энтузиазм Листа по отношению к

действительным лишениям войны. Поскольку вера в зо-

лотой век включала в себя убеждение в том, что счастью

должны предшествовать ужасные несчастья, то

объединение в эпицентре катастрофы только подтверж-

дало апокалиптические ожидания. Для Листа страдание

являлось залогом спасения.

Но как в действительности Лист представлял себе

это коллективное спасение? Свой образ золотого века он

строил на материалах средневековой немецкой апо-

калиптики, северных легенд и современной теософии. Он

рассказывал средневековую легенду об императоре

Фридрихе Барбаросса, который долго спал в горе

Kyffhдuser. Но однажды проснувшись, волной тевтонско-

го гнева прокатился по всему миру, подчинив его не-

мецкой гегемонии. В этой истории черпали вдохновение

средневековые утописты, надежды которых в XIII веке

сосредотачивались вокруг династии Гогенштауфенов.

Позже исторические и культурные обстоятельства

изменились и в XV веке основные надежды возлагались

уже на императоров Фридриха IV и Максимилиана I из

династии Габсбургов. Один утопический трактат того

времени, озаглавленный Gamaleon, рассказывает о буду-

щем немецком императоре, который должен подчинить

себе французскую монархию и папство. Римская церковь

должна была лишиться имущества, все ее духовенство

предназначалось к истреблению. После победы над вра-

гами, германцы должны были возвыситься над прочими

народами. Вместо папы новый немецкий патриарх в Май-

нце должен был возглавить новую церковь, подчиненную

императору, новому Фридриху, власть которого обнимала

собой всю землю.

Листовский образ золотого века во многом составлен

из элементов раннего национализма и популярной эсха-

тологии. Первые манифесты националистов содержали в

себе ту же веру в немецкий мир, в котором однажды

исполнилась божественная воля и который поэтому был

источником всякого блага до тех пор, пока не был раз-

рушен заговором низших, негерманских народов, церкви,

капиталистов, евреев и кого угодно. Для восстановления

идеального мира требовалась новая аристократия, руко-

водимая божественным посланником, призванным

отстоять религиозные и политические ожидания угнетен-

ных. Лист развивал традиции исторического хилиазма,

утверждая, что правление Фридриха IV и Максими-

лиана I означало возрождение арманистского духа, но к

несчастью потерпело крах по причине заговора лютеров-

ской реформации. Также весьма значительным является

то обстоятельство, что Лист с большим вниманием

относился к идеям Джордано Бруно, философа и еретика

XVI века. Бруно полагал, что иудаизм и христианство

разложили древнюю и истинную религию, которой была

для него магия египетской " Герметики" и мистицизм;

такое мнение было весьма популярно среди неопла-

тоников Ренессанса. Бруно также стремился к освобож-

дению, которое могло дать вновь открытое знание

древних. Соединение милленаристских чаяний и каб-

балистической мысли характеризовали и листовский

образ новой Германии. С большим одобрением он

цитирует Бруно: " О Юпитер, позволь немцам понять

свою силу и они станут не людьми, но богами".

Одна из северных эпических легенд предлагает дру-

гой образ золотого века, который также весьма важен

для нашего анализа. Еще в 1891 году Лист нашел

стих " Волюспы", в котором появлялась устрашающая

и вместе с тем великодушная мессианская фигура:

Великий человек вернулся в круг правителей

Властвующий над всеми, он кладет конец раздорам

Его решения мудры и справедливы