Нитпрунину: надрать душу?

ВЛ, я уже вам как-то писал.. Нахожусь в глубокой апатии, на грани вылета из университета.. Все твердят, что положение катастрофическое, могут отчислить, это же твердит и какая-то часть меня..

А другая часть, которая не пользуется логикой, хочет, чтобы все побыстрее закончилось, пытается спрятать голову в песок, надеется, что пронесет и можно будет обойтись малыми усилиями. В итоге выходит нуль, и выглядит это так, будто я окончательно обленился и наплевал на себя.. Я и в самом деле отдался лени с ботинками: хочется только лежать на диване и смотреть в потолок..

Отгоняю от себя мысли о предстоящих испытаниях.. Избегаю общения с теми, кто заводит разговор на тему учебы. Поругался с теми кто пытается помочь, — помощь унизительно принимать, признаешь свою неспособность.. Постоянно чувствую: что—то надо мной висит.. Топлю себя в книгах и компьютере. И вроде как всю эту ситуацию сотворил я сам, но и в то же время не я..

Что же мне делать, чтобы и быть как все, и чувствовать себя собой, и вытянуть сессию, выплыть и удержаться на плаву? А то, ей—богу, «Титаник» какой-то..

Андрей

— Тоже Нитпрунину?

— Да, самый обычный случай парадоксального состояния с зажимом воли. Переживается как необоримая лень и апатия, иногда с тоской... Нередкое состояние у студентов. Если обращаются к психиатрам, могут заполучить диагноз «депрессивное состояние», что близко к действительности, но сути не раскрывает. Бывает, что и навешивают «шизофрению», дают академотпуск, кладут в больницу, лечат таблетками...

— К психиатрам, значит, лучше не обращаться?

— Смотря кому. И к каким...

— Когда я учился в университете, три человека из нашей группы попали в такое вот положение. Один парень, Артур, весельчак и гуляка, запустил кучу предметов и никак не мог сдать зачеты; его хотели отчислить, но он опередил деканатчиков: накануне отчисления попытался повеситься. Из реанимации был переправлен в психушку. Вернулся измененным: с окаменелым лицом, монотонным голосом бубнил, что теперь знает, как надо жить. Взял академотпуск. Больше с нами не учился.

Вторая, Соня, красивая девушка, старательная отличница, получича на одном экзамене трояк и по­сыпалась: не пошла сдавать следующий, сидела до­ма, лила слезы, не спала ночи. Всей группой пытались растормошить — бесполезно: «я слабоумная, я недостойна жить»...

И тогда некий влюбленный парень похитил Соню из дома, увез в общагу, потом в поход...

— Я кажется, догадываюсь, кто это был.

— Правильно, это был я. Всего на три дня удалось затащить красавицу на интенсивный курс амуротерапии в сочетании с песнями под гитару и дешевым вином — на четвертый объявились родители с милицией. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Сонечка из «ботанички» превратилась в раскрепощенную девушку...

Учеба, а точнее, учебные оценки перестали быть ее главной ценностью. Стала нормальной троечницей. Влюбилась. К сожалению, не в меня.

— А может, и к счастью?..

— Третьим нитпрунинушником был я сам. На предпоследнем курсе, перед зимней сессией, в разгар очередной безответной любви, уже не к Сонечке, вдруг оказался с кучей «хвостов» и долгов по карточной игре...

— Да-да, помню, вы рассказывали...

— Нич-ч-чего не мог поделать с собой: днем валялся и вяло шатался, ночами играл. Хотел бросить институт, подал заявление...

И если бы не волшебная беседа доброго, понимающего человека, замдекана нашего Бориса Евгенъича, светлая ему память, не знаю, на какую дорожку свернул бы... Верней, знаю...

— И что же такое волшебное он вам поведал?

— Отвел в уголок, ухватил больно за оба уха и, ритмически их дергая, так, что я едва не орал, приговаривал: «Выкинь дурь из башки, мужик, выкинь дурь... Сдавай сессию, сдавай сессию... Ты способный, ты очень способный... Начинай заниматься, начинай заниматься... Начни с двух часов в день, дважды по часу... С перерывом на перекур... Скоро втянешься, скоро втянешься...»

— Отлично сработано: императивное внушение, подкрепленное неслабым воздействием на подкорку и правое полушарие. В порядке скорой помощи ваш Борис Евгеньич заменил вам одновременно и любящую добрую мамочку, и строгого мудрого папочку. Примерно в том же духе и я стараюсь отвечать на письма нитпрунинушников, с той только разницей, что уши на письме надрать невозможно, зато душу — вполне...

— Надрать душу? Не страшно?..

— Страшно, а что еще остается?