Массовая коммуникация

Массовая коммуникация (от лат. communicatio - сообщение, передача) - систематическое распространение специально подготовленных, имеющих социальную значимость сообщений, с целями удовлетворения информационных потребностей массовой аудитории (широких слоев населения) и воздействия на поведение, аттитюды, взгляды, убеждения, мнения людей; технически осуществляется с помощью разнообразных средств: печать, радио, ТВ и др.

Массовая коммуникация - система коммуникации, характеризующаяся отсутствием обратной связи.

Массовая коммуникация - процесс распространения информации (знаний, духовных ценностей, моральных и правовых норм и т. п.) с помощью технических средств (печать, радио, кинематограф, телевидение) на численно большие, рассредоточенные аудитории.

Распространение информации с помощью массовой коммуникации является средством идеологического, политического, экономического и т. п. влияния на сознание и поведение людей, охватывая весь спектр психологического воздействия от информирования и обучения до убеждения и внушения. Массовая коммуникация позволяет индивидам, включенным в сеть этих средств, установить и поддерживать связь с более широкой социальной средой, далеко выходящей за рамки их непосредственного окружения, служит мощным средством интеграции социального опыта.

Массовая коммуникация - процесс, в ходе которого сложно организованный институт посредством одного или более технических средств производит и передает общезначимые послания, которые предназначены для большой, разнородной и рассеянной в пространстве аудитории.

Данное определение основано на неявном сопоставлении массовой и межличностной коммуникации: если в процессе межличностной коммуникации участвуют индивиды и процесс этот даже при наличии опосредующих технических средств (таких, как телефон) носит интерактивный, двухсторонний характер и основан на постоянном отслеживании обратной связи, то актором процесса массовой коммуникации является не отдельный индивид, а социальный институт, процесс имеет однонаправленный характер, поэтому непосредственная обратная связь между производителем и получателем посланий отсутствует и для ее осуществления требуются институциализированные посредники (организации, занимающиеся исследованиями аудитории и снабжающие результатами своих замеров производителей посланий). При этом главным свойством посланий, транслирующихся по массовым каналам, является общезначимость, то, что они предназначены для всех и каждого и должны быть интересны всем и каждому.

В социологии массовая коммуникация часто рассматривается как вид социальной коммуникации, под которой понимается деятельность, обусловленная системой социально-значимых норм и оценок, образцов и правил общения, принятых в данном обществе. Социальная коммуникация нацелена на взаимодействие людей, на передачу, получение, сохранение и актуализацию смысловой и оценочной информации, на основе которой происходит социальная адаптация и идентификация. В социальной психологии массовая коммуникация понимается как одна из форм опосредованного общения.

Массовая коммуникация характеризуется:

· наличием технических средств;

· наличием массовой аудитории;

· многообразием коммуникационных каналов;

· вариативностью коммуникативных средств.

Чаще всего выделяют следующие основные функции массовой коммуникации:

· информационную (предоставление сведений по различным сферам общественной деятельности);

· регулятивную (формирование общественного сознания, общественного мнения, создание аттитюдов и стереотипов, манипулирование, социальный контроль);

· культурологическую (ретрансляция культурнозначимой информации, ознакомление с достижениями человечества, сохранение культурных традиций, межкультурные взаимодействия).

В идеале, массовая коммуникация нацелена на оптимизацию социальной деятельности, на интеграцию и консолидацию общества и социализацию индивидов.

Функции массовой коммуникации определяются на основе предложенного Якобсоном подхода: отправитель (адресант) самовыражается (экспрессивная функция), он делает ценностью процесс общения (поэтическая или эстетическая функция), соотносится с реальностью, контекстом (коммуникативная, или референтивная функция), входит в контакт со своим собеседником (фатическая функция) и т. д.

Согласно схеме Лассуэлла, анализ структуры коммуникационного процесса состоит из 5 элементов:

· кто сообщает? (анализ управления коммуникационным процессом);

· что сообщает? (анализ содержания коммуникации);

· по какому каналу? (анализ коммуникационных средств);

· кому сообщает? (анализ аудитории);

· с каким успехом? (анализ эффективности коммуникационного процесса).

Структурный анализ коммуникационного процесса можно осуществить и по линейной схеме, предложенной Якобсоном:

· отправитель сообщения (адресант, коммуникатор);

· получатель сообщения (адресат, реципиент, коммуникант);

· общение (связь, контакт);

· код (шифр);

· контекст сообщения;

сообщение (информация).

В зависимости от характера канала связи реципиенты могут выступать в качестве слушателей, читателей, зрителей, участников. Канал соединяет адресанта и адресата, причем сообщения могут быть направлены либо к известным адресатам, либо к их вероятностному множеству.

Помимо упомянутой линейной модели массовой коммуникации предложены также интерактивная и трансакционная. Отличительными чертами интерактивной модели являются обратная связь и замкнутый характер коммуникации; для трансакционной модели существенно одновременное отправление и прием разных сообщений коммуникаторами.

Ярким примером массовой коммуникации является производство и распространение новостей. Новости общезначимы по определению: это то, что надо знать всем, это необходимый элемент того повседневного запаса знаний, которым располагает любой член современного общества. Новости являются наиболее статусным, престижным и исторически исходным типом посланий, транслируемых по каналам массовой коммуникации. Более того, новости можно назвать главным вкладом массовой коммуникации в копилку культурных форм и практик. Социальная значимость новостей для современного человека самоочевидна и не нуждается в специальных доказательствах.

Между тем в рамках традиционной культуры новости как феномен не слишком понятны и вызывают недоумение и пренебрежение. Традиционное сообщество в принципе не интересуется новостями как известиями, которые надо донести до всеобщего сведения. До всеобщего сведения в общине доводятся только то, что случилось давным-давно, в легендарные времена и прибрело освященный временем статус незыблемого культурного образца. Чтобы стать предметом всеобщего интереса, только что происшедшее событие должно быть исправлено и улучшено в соответствии с мифологической матрицей и тем самым перенесено из времени в вечность. В ходе такого переноса несколько реальных событий могут быть как бы спрессованы «в одно грандиозное, но в действительности никогда не происходившее событие», которое приобретает статус усиленной реальности по сравнению с повседневной жизнью. Характерно, что рассказ о такого рода мифологическом событии слушатели готовы слушать снова и снова, хотя, естественно, и так знают, чем дело кончится, — такие повторения служат легитимации сложившегося в их сознании образа мира и подтверждают его реальность.

Конечно, в традиционном обществе интенсивно циркулируют свежие слухи и сплетни, а при определенном уровне организации активно транслируются утилитарные сообщения, обеспечивающие нормальное функционирование его социальных институтов и распространяющиеся как сверху вниз, так и по горизонтали. В обществах античного типа возникает «история» как особый способ описания того, что случилось в прошлом. Однако все виды знания о том, что случилось «сейчас» и еще не приобрело статус исторического события распространяются только в процессе межличностной (слухи и сплетни) и внутрикорпоративной (утилитарные сообщения) коммуникации. Они рассчитаны на вполне конкретного слушателя (читателя). Объединяет их с форматом новостей только одно принципиальное отсутствие авторства: тот, кто рассказывает слух, является его передатчиком, а не создателем (если речь идет не о целенаправленно сконструированном ложном слухе), а тот, кто сочиняет служебную бумагу, отнюдь не стремится поразить вышестоящих (или нижестоящих) оригинальностью стиля и полетом фантазии, а просто излагает факты, «как они есть»4. В то же время и слухи, и утилитарные сообщения обладают пониженным по сравнению с новостями эпистемологическим статусом: слуху можно верить, а можно и не верить, достоверность его отнюдь не самоочевидна, а утилитарные сообщения отличаются сознательной неполнотой: получателю сообщают лишь часть информации, которая соответствует его корпоративному статусу. Новости, в отличие от слухов, по определению полностью достоверны и, в отличие от утилитарных сообщений, претендуют на информационную полноту: предполагается, что читатель/зритель/слушатель получает по каналам массовой коммуникации самую полную, достоверную и свежую информацию о том, что происходит за пределами его жизненного мира.

Как показал основатель Торонтской школы коммуникативных исследований Г. Иннис, вследствие отсутствия подсистемы, отвечающей за доведение до всеобщего сведения информации о том, что происходит за пределами общины или корпорации, коммуникативное единство традиционных империй, основанное на усиленной реальности мифологического прошлого, носило весьма относительный характер: эффективный бюрократический контроль над имперским пространством был практически невозможен и различные части империи пользовались весьма значительной степенью автономии, поскольку как утилитарные сообщения, так и слухи регулярно запаздывали и не могли играть существенной роли при принятии решений на местах. Постоянно предпринимаемые метрополиями попытки навязать различным частям традиционных империй единую религию, т.е. объединить их посредством общего мифологического кода и общего запаса мифологических событий, никогда не увенчивались успехом. Даже христианизация Римской империи не обеспечила должного уровня единства: как известно, христианство регулярно порождало региональные ереси (такие, например, как североафриканский донатизм).

При этом идея построения единого информационного пространства не с помощью легенд и мифов о событиях общего для всех (по крайне мере в идеале) прошлого, а посредством сообщений о том, что происходит в настоящем с другими, была совершенно чужда традиционному обществу. Статус хорошо осведомленного собирателя слухов в таком обществе был всегда сомнителен, и сам этот человек служил предметом довольно стандартных насмешек. Характерным примером может служить эпиграмма 35 из IX книги эпиграмм римского сатирика Марциала, который в силу специфики жанра уделял особое внимание не норме, а тематизации разнообразных видов отклоняющегося поведения. В его обширной коллекции нелепых столичных персонажей встречается и любитель слухов и сплетен, всегда готовый рассказать, «что Пакор замышляет в дворце Арсакидов, / Сколько на Рейне стоит, сколько в Сарматии войск»5. Прожив в столице Империи годы, Марциал так и остался здравомыслящим испанским крестьянином, которого удивлял и забавлял интерес к тому, что происходит в недоступном далеке, и который был убежден, что предметом слухов и сплетен должны быть те, с кем ты лично знаком.

Современное индустриальное общество возникает как общество «читателей газет» и потребителей «всесветных новостей». Новости, которые знают все, скрепляют единство современного общества и легитимируют сложившийся в нем образ мира не менее успешно, чем легенды и мифы в традиционном обществе. Будучи сторонником технологического детерминизма, Г. Иннис полагал, что сама возможность становления единого информационного пространства современного типа обусловлена изобретением бумаги, печатного пресса, а впоследствии электрического телеграфа и в целом «индустриализмом», хотя и указывал на то, что «полностью значение книгопечатания смогло проявить себя только после принятия в Соединенных Штатах Билля о правах, гарантирующего свобод}7 прессы»7. Последнее подразумевало: единое информационное пространство скрепляется не только технологически, средствами доставки информации (т.е. не только тем, как передается информация), но и социально, с помощью той считающейся общезначимой информации, которая циркулирует по этим каналам. А статус общезначимости присвоен в индустриальном обществе в первую очередь именно новостям.

Неудивительно поэтому, что в теориях массовой коммуникации новости выступают в качестве основного объекта исследования Для описания исследовательского проекта, ориентированного на изучение новостей, нидерландская исследовательница Л. ван Зоонен ввела термин «public knowledge project». Она подчеркивает, что в данном проекте аудитория масс-медиа рассматривается в качестве граждан, нуждающихся в общезначимой информации для принятия ответственных решений по поводу общества, в которому они живут. Именно с точки зрения общезначимости, общей пользы и общего дела и исследуется такой публичный медиа-жанр, как новости. Через призму общей пользы анализируется и проблема власти и влияния производителей новостей в обществе.

Однако, с точки зрения Л. ван Зоонен, возможен и альтернативный тип исследовательского проекта, который она называет «popular culture project». Здесь полностью игнорируется проблематика гражданского общества и представительной демократии и акцентируется прежде всего изучение развлекательных жанров (шоу, ''мыльные оперы" и т.п.) и их культурной значимости для отдельного индивида. Это не означает, что проблематика власти и социума вообще не рассматривается -данный исследовательский проект развивается в основном в рамках постструктурализма с его микрофизикой власти, но эта микрофизика имеет весьма опосредованное отношение к классической проблематике представительной демократии, вокруг которой концентрируется «public knowledge project».

Как в американской, позивистской и эмпиристской, версии теории массовой коммуникации, так и в европейском, холистском и концептуализированном варианте, «public knowledge project» является господствующим: большинство американских и европейских авторов, занимающихся проблемами массовой коммуникации, основывают свои гипотезы, доказательства и выводы прежде всего на материале новостей. Если теоретики массовой коммуникации, работающие в рамках структурного функционализма, изучают, какие именно потребности и насколько эффективно граждане удовлетворяют с помощью новостей, то сторонников социальной феноменологии интересует, каким

образом, с помощью каких способов посредством потока новостей конструируется информационное пространство (и шире социальная реальность) современного гражданского общества, а структуралисты и постструктуралисты озабочены расшифровкой кодов новостного текста и разоблачением их латентной идео л огизированности.

Даже радикальные приверженцы критической политэкономической школы не упускают случая разоблачить «культурный империализм» крупнейших информационных агентств, поставляющих новости для всего мира, и призвать к новому информационному порядку, при котором мировой центр и мировая периферия будут в равной мере представлены в новостях Таким образом, «public knowledge project» и новости как основной объект исследования доминируют в дисциплинарном пространстве теорий массовой коммуникации, a Cwpopular culture project" пока занимает маргинальные позиции.

С точки зрения феминистки Л. ван Зоонен, это является лишним доказательством сексистского характера классического гражданского общества, в котором престижем обладают только «мужские» массовые жанры (новости), в отличие от женских («мыльные оперы» и другие развлекательные программы). Вообще с феминистской точки зрения изучение новостной проблематики является еще одним примером научного сексизма, поскольку, «занимаясь на первый взгляд совершенно гендерно-нейтральной проблематикой гражданского общества, он [«новостной» исследовательский проект. — Е.Д., А.Т.] на деле игнорирует весьма проблематичное отношение не-белых граждан и граждан не-мужского пола к публичной сфере»8. Правда, можно возразить, что игнорирование того, каким именно образом с помощью новостей конструируется стереотип маскулинности, является таким же проявлением сексизма (только с обратным знаком), как и отказ от исследования того, как с помощью " мыльных опер" конструируется и поддерживается фемининность, но факт остается фактом - только феминистские медиа-исследования позволяют^ себе демонстративно не рассматривать новости как социокультурный феномен. За этим исключением большинство исследований массового коммуникативного процесса сосредоточено в публичной сфере и, следовательно, сконцентрировано на изучении новостей.

При этом отношение исследователей к существующим формам подачи новостной информации, особенно к такому ее виду, как " хорошая продажа плохих новостей", весьма неоднозначно. Эта неоднозначность связана с неоднозначным отношением к новостям в общественном сознаниц.

С одной стороны, все признают важность новостей для нормального функционирования гражданского общества, что влечет за собой своеобразный " новостной утопизм". Особенно он был характерен для ранних американских исследований в сфере массовой коммуникации. Так, стало классическим изречение Ч. Кули о том, что благодаря появившейся в США массовой прессе «новая коммуникация распространится по миру как свет зари, пробуждая, просвещая, расширяя границы и исполняя ожидания» Ч, Кули был убежден, что вследствие таких особенностей современных ему средств массовой коммуникации, как «выразительность», т.е. способность охватить максимально широкий крут идей и переживаний, устойчивость записи (^победа над временем"), скорость (" победа над пространством"), а также диффузного характера процесса, который охватывает все слои населения, происходит резкое расширение и оживление социального взаимодействия. В той же степени, в какой социальное взаимодействие распространяется в пространстве и ускоряется во времени, усиливается и обусловленное им духовное единство. Люди все более проникаются к «дальним» сочувствием, и распространяют на них те принципы доброты и справедливости, которые они ранее применяли только по отношению к ближним. Характерно, что при этом Ч. Кули отнюдь не обольщается насчет того, какая именно информация передается по каналам массовой коммуникации: по его мнению, новости своим прототипом имеют слухи и сплетни и могут рассматриваться как «организованная сплетня», но это не мешает ему в самых восторженных выражениях воспевать их гуманистический потенциал.

Конечно, далеко не все современники Ч. Кули разделяли его безудержный оптимизм и готовы были закрывать глаза на издержки массового распространения новостей: обвинения журналистики в беспринципности, продажности, поверхностности, искажениях истины и потакании самым низменным вкусам являются неотъемлемой частью американской «высокой культуры» (достаточно сослаться на бессмертную «Журналистику в Теннеси» М. Твена, где автор демонстрирует, как журналисты в силу корыстных интересов и партийных пристрастий сознательно искажают реальность). М. ДеФлер в своем учебнике по массовой коммуникации посвятил такого рода высказываниям столпов американской культуры даже специальный раздел и привел небольшое собрание соответствующих цитат от Г. Торо до С. Крэйна10. Периодически у видных представителей американской культуры даже возникало желание исправить столь нетерпимое положение вещей: так, Дж. Дьюи одно время пытался издавать газету «Новости мысли», посвященную научному изложению социальных фактов и «сенсаций в сфере мысли», но, как и следовало ожидать, данный проект успеха не имел.

За прошедшие с той поры годы список прегрешений производителей новостей (особенно телевизионных новостей) против самых оснований гражданского общества и представительной демократии существенно пополнился и теперь включает обвинения в том, что средства массовой информации сообщают своей аудитории не те новости, которые следует, и делают это не в той форме, которая необходима, из-за чего возможны такие опасные для демократического устройства общества явления, как «понижение активности избирателей, утрата интереса к обсуждению в ходе политических кампаний серьезных социальных проблем, упадок политических партий, автоматическое переизбрание тех, кто уже находится у власти, усиливающееся использование в ходе политической борьбы риторических и символических приемов вместо ориентации на решение реальных проблем и многое другое»11. При этом критики существующей системы производства и распространения новостей часто впадают в противоречия: журналистов обвиняют и в том, что, неправильно описывая происходящее, они подрывают доверие к правительству и способствуют росту политического цинизма, и одновременно в том, что тем самым они играют на руку политической элите, развивая конформизм и укрепляя доверие к властям.

Таким образом, отношение общественного сознания к новостям является весьма амбивалентным: с одной стороны, производство и распространение новостей признается важнейшим элементом структуры современного демократического общества, а с другой — постоянно высказываются опасения, что существующие его формы подрывают самые основания этого общества и сводят на нет идеалы представительной демократии. Поэтому анализ новостей как феномена гражданского общества является исключительно актуальным.

Но для того чтобы такого рода анализ был успешным, необходимо рассматривать процесс производства новостей именно как процесс конструирования особого рода реальности - медиа-реальности, наделенной особыми характеристиками и особой модальностью. Собственно новости, прежде всего телевизионные, являются той оболочкой, в которой медиа-реальность наиболее успешно сливается с «подлинной» реальностью. Другие медиа-жанры воспринимаются как в той или иной мере нереальные, выдуманные (т.е. как реальности с пониженной степенью модальности), в то время как новости - это то, что было «на самом деле», высшая форма медиа-реальности. Просмотр телевизионных новостей требует более высокого уровня коммуникативной компетентности, чем просмотр всех других передач, и дети усваивают такого рода навыки в последнюю очередь. Поэтому принципы конструирования новостной реальности являются базовыми для изучения процессов конструирования реальности в массовой коммуникации.