Семья императора Александра II

Супруга. Первой женой Александра II и законной императрицей была Мария Александровна, в девичестве гессенская принцесса Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария (27.07.1824-22.05.1880). Этот брак оказался не вполне обычным для семьи Романовых, хотя невеста, как было положено, и происходила из немецкого герцогского рода. Дело в том, что наследник престола впервые женился на незаконнорожденной.

Со своей будущей женой Александр познакомился во время поездки за границу в 1838-1839 гг., еще в статусе цесаревича. 13 марта 1839 г. он прибыл в Дармштадт, где состоялась его встреча с великим герцогом Гессенским Людвигом II. В тот же вечер в театре цесаревич увидел пятнадцатилетнюю дочь герцога и влюбился в нее. О своем чувстве он немедленно сообщил в письме родителям. Николай I и Александра Федоровна были далеко не в восторге от выбора сына, так как сомнительность происхождения принцессы не являлась секретом для европейских дворов.

Герцог Людвиг II Гессенский состоял в династическом браке с принцессой Вильгельминой Баденской. Но этот типичный для Европы XIX в. взаимовыгодный союз представителей двух владетельных родов не перерос в прочные супружеские отношения. Герцогская чета родила двух совместных детей – принцев Людвига и Карла, но после этого муж и жена окончательно охладели друг к другу и стали вести независимую личную жизнь. Герцогиня Вильгельмина – дама любвеобильная, увлекалась многими мужчинами, не особенно ограничивая себя в связях на стороне. В результате она «подарила» герцогскому дому двух бастардов – мальчика Александра и девочку Марию. Герцог Людвиг, чтобы не позорить себя и род, признал детей своими.

Именно эту принцессу Марию, которая была принцессой только наполовину, и увидел великий князь Александр Николаевич. Он тут же попросил у родителей согласия на брак с ней, но получил решительный отказ. Александр был упрям и не сдавался, добиваясь права на женитьбу на своей избраннице. Своей свите он объявил: «Я откажусь скорее от трона, чем от брака с принцессой Марией». Его попытались отговорить, сообщив секрет происхождения девушки, на что он ответил: «Что с того! Я люблю принцессу Марию и женюсь на ней».

Угрозы отказаться от трона подействовали на родителей, они вынуждены были согласиться на брак, который в глубине души считали мезальянсом. Весной 1840 г. Александр вновь ездил в Дармштадт, где совершилась его помолвка с Марией. В декабре этого же года невеста прибыла в Петербург и приняла православие под именем великой княжны Марии Александровны. 16 апреля 1841 г. Александр Николаевич и Мария Александровна обвенчались. Вопрос о законности происхождения супруги наследника-цесаревича, а затем императора в России больше никогда не обсуждался.

Трудно сказать, был ли этот брак по-настоящему счастливым. Александр гордился своей женитьбой и поначалу хвалился своим счастьем в письмах к другу – Александру Адлербергу, будущему министру императорского двора. Но в этих же посланиях он походя обсуждал достоинства записных придворных красавиц, за которыми волочился еще будучи холостяком. И в браке с Марией Александровной Александр Николаевич оставался тонким ценителем женской красоты, у него было много увлечений на стороне. Импозантный великий князь, а затем император пользовался успехом у женщин. Мария Александровна знала об этом, но свободный образ жизни родительской семьи приучил ее не замечать таких «мелочей».

Она добросовестно исполняла семейный долг, производя на свет великих князей и княжон. От этого брака у Александра II было восемь детей.

Первый ребенок тогда еще великокняжеской четы – великая княжна Александра Александровна (1842-1849) умерла в раннем возрасте.

Не дожил до восшествия на престол и старший сын, наследник-цесаревич Николай Александрович (1843-1865).

После его смерти наследником объявили великого князя Александра Александровича (26.02.1845 – 20.10.1894) – будущего императора Александра III.

Великий князь Владимир Александрович (1847-1909) был большим любителем искусства, коллекционером и меценатом (в свое время именно он приобрел знаменитую картину И. Е. Репина «Бурлаки на Волге»). Его внук, великий князь Владимир Кириллович, скончался в преклонном возрасте во Франции в апреле 1992 г.

Великий князь Алексей Александрович (1850-1908) заметного следа в истории семьи не оставил.

Единственная оставшаяся в живых из двух дочерей великая княжна Мария Александровна (1853-1900) в 1874 г. вышла замуж за младшего сына английской королевы Виктории – герцога Эдинбургского Альфреда Альберта, позже ставшего герцогом Саксен-Кобург-Готским.

Великий князь Сергей Александрович (1857-1905) – московский генерал-губернатор и командующий войсками Московского военного округа. Был женат на родной сестре супруги Николая II, императрицы Александры Федоровны, – великой княгине Елизавете Федоровне, дочери великого герцога Гессенского. Сергей Александрович убит эсером И. Каляевым.

Великий князь Павел Александрович (1860-1919) был женат на греческой принцессе Александре Георгиевне (1870-1891). После революции большевики расстреляли его в Петропавловской крепости.

Императрица Мария Александровна была высокого роста, но худая и хрупкая, с тонкой костью. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, и частые роды оказали на нее разрушающее воздействие. Она стала часто болеть, и после рождения восьмого ребенка врачи рекомендовали ей воздерживаться от новых беременностей. Она стала вести замкнутый образ жизни, подолгу оставалась в своих комнатах и редко выезжала из дворца. По состоянию здоровья часто уклоняясь от представительских обязанностей императрицы, она тем не менее находила время и силы для занятий меценатством и благотворительностью. Мария Александровна положила основание новому подходу к женскому образованию в России, учредив и поддерживая всесословные гимназии для девочек; организовала во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. российский Красный Крест, вложив в него все свои личные средства. Недаром фрейлина Тютчева писала, что императрица может стать святой. Ее образ жизни в последние десять-пятнадцать лет более соответствовал образцу поведения монахини-подвижницы, а не супруги одного из самых блестящих монархов Европы.

Все еще очень красивый, здоровый и сильный Александр II теперь уже вынужден был искать утешения на стороне. После череды новых коротких увлечений и связей император встретил свою последнюю настоящую любовь. Его любовницей, а потом и второй, морганатической супругой стала Екатерина Михайловна Долгорукая (Юрьевская) (1847-1922).

Впервые Александр II встретил Екатерину Долгорукую в августе 1857 г. Императору было 39 лет. Он направлялся на военные маневры на Волынь и по дороге остановился в имении князя Михаила Долгорукого в окрестностях Полтавы. Долгоруковы (Долгорукие) принадлежали к древнему княжескому роду, третий век верой и правдой служившему Романовым, которые уже не однажды пытались породниться с этой семьей.

В один из теплых дней конца лета Александр со своим адъютантом занимался делами на открытой веранде. Вдруг к ним подбежала очаровательная девочка, изящная, большеглазая. Когда царь спросил, кто она, та ответила, что ее зовут Екатерина Михайловна и она хочет увидеть императора. Ее непосредственность умилила и рассмешила Александра. Он взял девочку на руки и разговаривал с ней несколько минут. На другой день он погулял с ней немного в саду, беседуя чинно и любезно, как с важной дамой. Маленькая Екатерина Долгорукая была в восторге и помнила эту волшебную встречу до конца жизни.

Через два года в семье Долгоруких случилось несчастье. Князь Михаил увлекся финансовыми спекуляциями и потерял все свое состояние. От отчаяния он заболел нервной горячкой и умер. Чтобы спасти его семью от кредиторов, император принял усадьбу Тепловка под опеку императорской казны, а шестерым детям Долгорукого обеспечил воспитание и образование.

Екатерина и ее младшая сестра Мария оказались в Смольном институте благородных девиц, основанном еще Екатериной II. Девочек здесь учили всему, что необходимо было знать и уметь придворным дамам или супругам аристократов. Все институтки должны были тщательно следить за своей внешностью, уметь со вкусом одеться и причесаться. Но даже среди рафинированных воспитанниц Смольного сестры Долгорукие выделялись своим очарованием и изяществом. Обе необыкновенные красавицы, с правильными, словно точеными чертами лица, прекрасным цветом кожи и большими глазами, они олицетворяли собой два типа идеальной женской внешности: Екатерина – темноглазая, с пышными каштановыми волосами, Мария – голубоглазая блондинка.

Император на правах попечителя часто посещал Смольный институт, интересовался успехами воспитанниц, принимал участие в праздничных чаепитиях. Он часто встречался с сестрами Долгорукими и подолгу беседовал с ними, так как считался их опекуном. Однако вскоре воспитатели и ученицы Смольного стали замечать, что государь отдает явное предпочтение старшей из сестер.

В 1864 г. в семнадцатилетнем возрасте Екатерина Михайловна окончила Смольный. Как сирота она получала скромную пенсию, позволявшую ей сводить концы с концами. Будучи незамужней девушкой, Екатерина поселилась в семье старшего брата Михаила, женатого на итальянской маркизе Черче Маджиоре. Зимой молодые Долгорукие жили в Петербурге, на Бассейной улице, а летом снимали небольшую дачу в Петергофе.

Весной 1865 г. Екатерина гуляла с горничной в Летнем саду. Там она неожиданно встретила императора, прогуливавшегося в сопровождении адъютанта. Александр подошел к ней, а затем увлек в одну из отдаленных аллей, где они долго беседовали. В это лето они часто встречались в Летнем саду, на Елагином острове, в парках Петергофа. Сначала они общались как давно и хорошо знакомые люди, а потом Александр и Екатерина по-настоящему полюбили друг друга. Они встретились, когда каждый переживал непростой период в своей жизни, и оказались накрепко связаны друг с другом до конца дней одного из них.

Екатерина Долгорукая была молода, неопытна, одинока и почти бедна. При отсутствии достойного приданого она едва ли могла надеяться на солидную партию. А тут внимание самого императора! Александр был импозантным мужчиной, умевшим производить впечатление на дам. Французский писатель Теофиль Готье, хорошо знавший европейское светское общество, писал о нем с восхищением, когда впервые увидел его на придворном балу в 1865 г. в Петербурге: «Александр II был одет в элегантный военный костюм, выгодно выделявший его высокую стройную фигуру. Это было нечто вроде белой куртки с золотыми позументами, спускающейся до бедер и отороченной на воротнике, рукавах и внизу голубым сибирским песцом. На груди у него сверкали ордена высокого достоинства. Голубые панталоны в обтяжку обрисовывали ноги и спускались к узким ботинкам. Волосы государя коротко острижены и открывают большой и хорошо сформированный лоб. Черты лица безупречно правильны и кажутся созданными для бронзовой медали. Голубизна его глаз особенно выигрывает от коричневатого тона лица, более темного, чем лоб, от долгих путешествий и занятий на открытом воздухе. Очертание его рта так определенно, что кажется выточенным из кости – в нем есть что-то от греческой скульптуры. Выражение его лица полно величественной твердости и освещается минутами нежной улыбкой». Ну как было не влюбиться в такого кавалера, который к тому же ласков, деликатен и учтив!

Александр нуждался в Екатерине не меньше, чем она в нем. В 1865 г. император, несмотря на внешне благополучное впечатление, которое он производил на непосвященных, чувствовал себя одиноким и несчастным. На 23-м году жизни умер от туберкулеза его старший сын и наследник престола, великий князь Николай Александрович (любимый отцом Никс) – мягкий, добрый, прекрасно образованный и воспитанный в духе гуманизма, надежда семьи, двора и общества. Императрица была больна, и врачи не давали никакой надежды на улучшение ее самочувствия. 48-летний государь сначала пытался относиться к своей 18-летней протеже Долгорукой по-отечески, колебался, боролся с собой, но потом уступил сильному чувству, накрывшему его, как волна, с головой. То, что он испытывал к ней, не походило на прежние кратковременные увлечения. Позже он лишь однажды попробовал расстаться с Екатериной, чтобы избежать скандала и семейной драмы, но смог выдержать только полгода, и больше так не поступал.

Осенью 1865 г. двор вернулся в Петербург. Встречаться в парках в холодную дождливую погоду стало невозможно. Александр подарил Екатерине ключ, открывавший потайную дверь в Зимнем дворце. От нее небольшой коридор вел в маленькую комнату первого этажа с окнами на Дворцовую площадь. Эта комнатка соединялась с бывшими личными апартаментами императора Николая I.

О связи Александра II с юной Долгорукой вскоре стали говорить во всех петербургских салонах. Жена старшего брата Екатерины Черче Маджиоре через некоторое время с удивлением узнала, что светские сплетницы обвиняют ее сводничестве, будто она постаралась таким образом сбыть с рук свою золовку. Она решила, что нужно спасать свое честное имя и честь Екатерины и с согласия Александра II увезла ее на несколько месяцев в Неаполь, к своей семье. Но эта первая и единственная разлука только укрепила чувства влюбленных, каждый день обменивавшихся письмами, и семья Долгоруких перестала сопротивляться роману Екатерины с императором.

Шесть лет этот роман развивался как красивая любовная история и не требовал от Александра II почти никаких особых забот и обязательств, пока осенью 1872 г. Екатерина не сообщила своему возлюбленному, что ждет от него ребенка. Александр растерялся. Он боялся, что беременность еще больше скомпрометирует Долгорукую, и опасался, памятуя о судьбе своей супруги, за здоровье любовницы. Но новое положение мало сказалось на внешности Екатерины Михайловны, и даже ее родственники, у которых она продолжала жить, долго не замечали, что с ней происходит.

Чтобы сохранить все в тайне от большого света, император решил, что рожать Долгорукая будет в Зимнем дворце, в тех тайных николаевских апартаментах, где они столько лет встречались. 11 мая 1873 г., почувствовав схватки, Екатерина одна, не предупредив никого из домашних, отправилась во дворец, куда вошла через знакомую ей дверь. Император немедленно спустился к ней. Успокоенная его присутствием Долгорукая заснула в кресле, так как в их комнате не было даже кровати. Александр, убедившись, что роды еще не начинаются, ушел, чтобы заняться повседневными делами, и оставил ее одну. В три часа ночи его разбудил старый солдат-гренадер, пользовавшийся неограниченным доверием царя и охранявший дверь его любовного гнездышка. Другой доверенный слуга побежал за врачом и акушеркой, а Александр бросился к своей возлюбленной. Когда врач явился, император приказал ему во что бы то ни стало спасти Екатерину, даже если придется пожертвовать ребенком. Но все обошлось, в половине десятого утра Долгорукая родила красивого и здорового мальчика, которому при крещении дали имя Георгий. Незаконный сын императора родился в воскресенье, и отцу пришлось оставить их с матерью и пойти к обедне, где его ожидала царская семья и двор, чтобы никто ничего не заподозрил.

Александр II не мог оставить новорожденного сына во дворце. Он доверил его начальнику личной охраны генералу Рылееву, который поместил ребенка в своем доме в Мошковом переулке, где постоянную охрану несли жандармы и не позволяли никому не только подходить близко к крыльцу, но даже останавливаться на улице. К младенцу приставили кормилицу и опытную гувернантку-француженку.

Но Александру и Екатерине не удалось сохранить свою тайну. В тот же день о случившемся узнал немецкий посол князь де Реус, обладавший развитой агентурой в окружении императора. Он сообщил обо всем невестке Долгорукой, до этого ни о чем не подозревавшей.

Императорскую семью потрясла эта неожиданная новость. Особенно были взволнованы цесаревич Александр Александрович и его ближайшее окружение. Незаконнорожденный единокровный брат мог внести сумятицу в династический уклад клана Романовых. Внешнее спокойствие сохраняла только императрица Мария Александровна. Она еще больше замкнулась в себе и собственных переживаниях. Она давно уже знала о связи императора с Долгорукой, но относилась к ней как к одному из увлечений мужа, ставших уже привычными. Теперь же, после рождения Екатериной ребенка, она почувствовала себя лишней и ненужной. С этого времени ее болезнь стала заметно прогрессировать.

В высшем обществе появление императорского бастарда восприняли с глухим неодобрением. Императору было вольно иметь мимолетные связи и привязанности, но теперь у него появилась фактически вторая семья. И не считаться с Долгорукой уже было невозможно, так как в случае смерти болезненной императрицы она могла стать новой законной женой государя, а потом, может быть, и государыней. Многие возмущались разницей в возрасте между Александром и его возлюбленной и неумением царя сдерживать свои страсти, а также тем оскорблением, которое нанесло Романовым рождение маленького Георгия.

Ситуация усугубилась, когда через полтора года любовница подарила государю второго ребенка – дочь Ольгу. Общее возмущение происшедшим посмел выразить начальник тайной канцелярии граф Петр Андреевич Шувалов. Под видом доносов своих секретных агентов он сообщил Александру, что думают о нем и Долгорукой в высшем свете и при дворе. Император выслушал своего приближенного внешне холодно и спокойно, но через некоторое время не преминул отомстить тому за допущенную дерзость.

Мстительное чувство царя к Шувалову подогрел начальник личной охраны государя Рылеев. Он донес Александру, что граф в кругу своих друзей резко высказывается в адрес Екатерины Михайловны, которая будто бы обладает таким влиянием на императора, что тот на все смотрит ее глазами и полностью зависит от нее в своих поступках.

Александр II умел владеть собой. Он ничем не выказал своей неприязни к Шувалову, оставался с ним неизменно любезен и доброжелателен. Но в июне 1874 г. неожиданно отправил его послом в Лондон, что означало понижение по службе и почетную ссылку.

Неудачный донос Шувалова имел и другие последствия. Поначалу, заботясь о репутации и чувствах первой семьи, Александр крестил своих незаконных детей тайно и собственноручно уничтожил церковные акты, где были поименованы их настоящие родители. Однако сплетни при дворе приобретали все более угрожающий для судьбы Екатерины Долгорукой и императорских бастардов характер. Поэтому царь решил позаботиться об их будущем.

Император как самодержавный монарх мог наградить, кого пожелает, исключительным титулом, и образовать новый дворянский род. Так он и поступил в данном случае. Помня, что Долгорукие, по преданию, ведут свой род от знаменитого Юрия Долгорукого, основателя Москвы и великого князя Киевского, он пожаловал своей любовнице и детям фамилию Юрьевские и титул «светлейшие князья», лишь немного в своем достоинстве уступавший титулу «великие князья», который носили его отпрыски от законного брака.

11 июля 1874 г. он подписал Указ правительствующему Сенату: «Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне Юрьевским даруем мы права, присущие дворянству, и возводим в княжеское достоинство с титулом „светлейший“». Указ был тайным, его не обнародовали, и его экземпляр хранился у доверенного человека императора – генерал-лейтенанта Рылеева. Указ, с одной стороны, определенно демонстрировал, что эти дети Александра II не являются полноправными Романовыми и продолжают не царскую династию, а династию своей матери, с другой стороны, подчеркивал, что царь признает их своими через отчество «Александровичи».

В конце 1870-х гг. потрясенный испытаниями Балканской войны с Турцией, измученный государственными заботами император так нуждался в постоянном дружеском участии, что решился поселить свою вторую семью в Зимнем дворце, под одной крышей с императрицей и детьми от законного брака. Княгине Долгорукой отвели трехкомнатные апартаменты на втором этаже. Они соединялись с расположенными ниже личными покоями императора специальной лестницей.

Ситуация сложилась крайне неловкая. Покои императрицы находились рядом с покоями государя. И встречи Александра с любовницей происходили теперь буквально за стеной спальни его жены. Мария Александровна держалась надменно и старалась казаться спокойной и холодной, но внутренне тяжело переживала свое унизительное положение. Однажды она не сдержалась и сказала своей близкой подруге, графине Александре Толстой – воспитательнице великой княжны Марии Александровны: «Я прощаю оскорбления, наносимые мне как монархине, но я не в силах простить тех мук, которые причиняют мне как супруге».

Екатерина Михайловна, в свою очередь, старалась вести себя как можно более деликатно. Она жила уединенно, редко покидая свои апартаменты, не посещала общественные мероприятия и увеселения. Но она все же вынуждена была пользоваться услугами придворных лакеев и горничных, конюхов и посыльных, поэтому ее присутствие во дворце не могло быть совершенно незаметным.

К радости досужих светских сплетников, обвинявших Долгорукую в том, что отношения с ней изматывали императора морально и физически, в последние годы внешность всегда холеного и уверенного в себе Александра II изменилась в худшую сторону. Император заметно сутулился, его лицо осунулось, движения стали неловкими, у него появилась одышка. Впрочем, это было неудивительно для человека его возраста, недавно участвовавшего в боевых действиях на Балканах и терпевшего неудобства и тяготы жизни в полевых условиях. Особенно двор и свет раздражало, что в сентябре 1878 г. Екатерина Михайловна родила третьего ребенка – дочь Екатерину.

Императору нелегко давалась жизнь на две семьи. Он жалел жену, испытывал перед ней неловкость, но любовь к Екатерине Долгорукой оказывалась сильнее этих эмоций. Его страдания, душевная раздвоенность закончились в 1880 г. Императрица Мария Александровна скончалась 3 июня в 8 утра. Уже больше месяца она страдала тяжелой пневмонией и не могла нормально дышать. Приступ кашля прервал ее дыхание навсегда. Смерть пришла так неожиданно, что императрица не успела даже проститься с детьми, а Александр II в это время находился в Царском Селе и там узнал, что его супруги больше нет.

Четыре дня спустя тело императрицы перенесли в усыпальницу императорской семьи в Петропавловский собор. Гроб Марии Александровны вместе с первыми сановниками двора несли император и цесаревич Александр Александрович. Княгиня Долгорукая, несмотря на статус придворной дамы, не присутствовала на похоронах, она с детьми оставалась в Царском Селе.

Через полтора месяца после смерти императрицы, по окончании Петровского поста, 18 июля 1880 г. Александр II обвенчался с Екатериной Долгорукой. За три дня до венчания о нем были предупреждены только верные друзья императора: граф Александр Владимирович Адлерберг и генерал Александр Михайлович Рылеев. Протоиерея Большой церкви Зимнего дворца отца Ксенофонта Яковлевича Никольского, которому надлежало проводить обряд, известили накануне. Император не посчитал нужным поставить заранее в известность об этом событии наследника-цесаревича, который в это время находился в отъезде. На замечание Адлерберга, что старший сын будет жестоко этим оскорблен, Александр II ответил: «Напоминаю тебе, что я хозяин над собой и единственный судья своих поступков».

Венчание состоялось в три часа дня в Большом Царскосельском дворце. Император был в голубом мундире гвардейского гусара, а Долгорукая – в скромном платье из бежевого сукна и с непокрытой головой. Обряд проходил в маленьком зале без мебели, посреди которого был устроен алтарь. В роли шаферов, державших над головой новобрачных венцы, выступили генерал Рылеев и генерал-адъютант Эдуард Трофимович Баранов. Присутствовал на венчании и Адлерберг. Император выполнил свое обещание жениться, данное возлюбленной четырнадцать лет назад.

По окончании обряда Александр II и Екатерина Михайловна не обменялись ни словом, ни поцелуем. Молча они вышли из дворца и вместе с сыном Георгием отправились на прогулку в коляске.

Во время прогулки император ласково беседовал с женой и сыном, но в его речи проскользнула странная в той ситуации фраза: «Я боюсь своего счастья, я боюсь, что меня Бог слишком скоро лишит его». А маленького сына он попросил обещать, что тот никогда не забудет своего отца.

Вечером того же дня Александр II подписал акт о заключении своего второго брака с фрейлиной княгиней Екатериной Михайловной Долгорукой. Акт засвидетельствовали Адлерберг, Баранов, Рылеев и священник Никольский.

Одновременно император подписал тайный указ следующего содержания: «Вторично вступив в законный брак с княгиней Екатериной Михайловной Долгорукой, мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской, с титулом „светлейшей“. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, так же как и тем, которые могут родиться впоследствии. Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям, согласно пункту 14 Основных Законов империи и пункту 147 учреждения императорской фамилии (по нему дети, рожденные от одного из членов императорской фамилии и особы, не принадлежащей ни к одному из владетельных родов Европы, не могут наследовать российский царский престол. – Л. С.)».

Александр II и Екатерина Юрьевская стали законными мужем и женой, но их дети, пользуясь всеми правами членов царской семьи, ни при каких обстоятельствах не могли наследовать престол. Документы о заключении брака засекретили, за сохранение их в тайне отвечал министр внутренних дел генерал-адъютант граф М. Т. Лорис-Меликов. За верность он получил от императора орден Андрея Первозванного. Но вскоре уже весь петербургский свет и высшие слои населения империи знали о повторной женитьбе Александра II.

Император позаботился и о том, чтобы обеспечить свою новую семью материально: 5 сентября 1880 г. он положил в Государственный банк ценные бумаги на сумму три миллиона триста две тысячи девятьсот семьдесят рублей, право распоряжаться которыми получила Екатерина Михайловна Юрьевская. Эта сумма должна была позволить ей и ее детям жить безбедно даже после смерти венценосного супруга.

Осенью того же года Александр II отдыхал в Ливадии вместе с сыном-цесаревичем Александром Александровичем. Во время длительных бесед с отцом наследник престола пообещал быть защитой и опорой княгине Юрьевской и ее детям, что бы ни случилось с императором. После этого разговора царь написал своему старшему сыну теплое письмо: «Дорогой Саша. В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявлявшееся с первого же дня твоего с ними знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, убеждает меня в том, что ты их не покинешь и будешь им защитником и добрым советчиком. При жизни моей жены наши дети должны остаться лишь под ее опекой, если же Бог призовет ее к себе до их совершеннолетия, я желаю, чтобы их опекуном стал генерал Рылеев и еще одно лицо по его выбору и с твоего согласия. Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Все имущество, принадлежащее ей в настоящее время, движимое и недвижимое, – приобретено ею лично, и родственники ее не имеют на это имущество никаких прав. Моя жена может распоряжаться им по собственному усмотрению. Из предосторожности она передала мне все свое состояние, и мы условились, что, если я переживу ее, оно будет поровну распределено между нашими детьми и передано им мною после их совершеннолетия или замужества наших дочерей. Пока наш брак не будет признан официально, капитал, который я поместил в Государственном банке, принадлежит моей жене согласно свидетельству, которое я ей выдал. Вот мои последние желания, которые, я уверен, ты добросовестно исполнишь. Да благословит тебя Бог за это. Не забывай меня и молись за душу того, кто тебя так нежно любил! Па».

Екатерина Михайловна Юрьевская (Долгорукая) так и осталась морганатической супругой государя, императрицей ей стать не пришлось. Для ее коронации необходимо было разработать и узаконить специальный ритуал, так как он существовал только для первых супруг императоров, которые венчались на царство вместе мужем. Решение этого затруднительного вопроса возложили на князя Ивана Голицына, но тот предпочитал не торопиться, осознавая всю щепетильность ситуации, возможное негативное отношение к ней семьи Романовых и императорского двора. Некоторые современники позже в своих мемуарах намекали на то, что Александр II хотел добиться коронации Екатерины Михайловны исключительно из принципиальных соображений. Сразу же после этого он якобы планировал отказаться от престола в пользу наследника-цесаревича, уехать со своей второй семьей куда-нибудь во Францию и провести там остаток жизни частным человеком, в тишине и покое. Однако последующие события не позволили ни современникам, ни потомкам узнать, насколько серьезными были эти предположения и было ли возможным для императора такое завершение судьбы.

Относительно либеральная, особенно по сравнению с предыдущим царствованием, политика Александра II не встретила единодушного одобрения в обществе. Его эпоxa – это время разгула политического терроризма, ставшего главным средством борьбы народнических революционных кружков с самодержавием и существующим государственным строем. Народники, исповедовавшие идею «крестьянского социализма», были недовольны результатами крестьянской реформы, проведенной в 1860-е гг., и перешли к тактике террора. Основным его объектом стал царь-освободитель.

Первое покушение на Александра II было совершено 4 апреля 1866 г. Когда царь возвращался со своей обычной прогулки в Летнем саду, в него стрелял 25-летний революционер-одиночка Д. В. Каракозов. Покушение закончилось неудачей. Каракозова схватили и казнили. Царя спас проходивший мимо шляпных дел мастер Осип Иванович Комиссаров, успевший оттолкнуть Каракозова в момент выстрела. Позже Комиссарова удостоили дворянства.

Александр II был не столько испуган, сколько потрясен самим фактом покушения на него в тот момент, когда он находился на самой вершине славы государя-реформатора. И покушался на него не какой-нибудь поляк-республиканец, а русский человек, который, как внушали Александру с детства, должен был свято верить в нерушимость самодержавной власти и ее носителя – «помазанника Божия». Вероятно, поэтому через десять дней император согласился на предложение Святейшего синода отмечать этот день ежегодно крестным ходом по центральным площадям Петербурга с колокольным звоном. И напрасно московский митрополит Филарет (Дроздов), видный богослов и весьма уважаемый человек, удивлялся, зачем ежегодно напоминать народу о том, что ныне любой человек может покушаться на особу государя – то, что еще недавно считалось немыслимым.

Пережитое покушение, проблемы в личной жизни и постоянные раздумья и колебания, связанные с необходимостью продолжения реформ в новых общественно-политических условиях, сказались на здоровье и душевном состоянии императора. Он часто бывал задумчив и апатичен, придворные врачи подозревали у него нервное истощение и настойчиво советовали отдых и лечение. Состояние сомнений и тревожности, беспокойство за безопасность семьи постепенно приводило Александра к выводам о необходимости возврата к охранительным принципам во внутренней политике. Его окружение также изменилось. Либеральных сановников и министров вытеснили консерваторы. Но реформы все же продолжались.

Не отказался Александр II и от своей давней привычки гулять в одиночестве без охраны в Летнем саду и ходить по центру Петербурга без конвоя. Он все еще полагал, что покушение Каракозова – досадное недоразумение, и никто из жителей России не может посягнуть на освященную Богом личность царя-самодержца.

Только лишь еще одно чрезвычайное событие заставило Александра II отнестись к проблеме терроризма более серьезно. В 1867 г. император посетил Всемирную парижскую выставку, в которой впервые широкое участие принимала и Россия. Когда после открытия русского павильона он возвращался в гостиницу, из стоявшей на тротуаре толпы раздались оскорбительные выкрики в его адрес. К карете внезапно подбежал молодой человек, поляк по фамилии Березовский, и, вскочив на подножку царского экипажа, выстрелил в Александра. Березовский оказался недостаточно ловок и промахнулся, но после этого случая император стал более осторожен и предпринял некоторые меры по обеспечению собственной безопасности.

Несмотря на явную либерализацию жизни в стране, в числе противников и критиков царя и его сподвижников оказались не только революционеры, но и часть либерально настроенной интеллигенции. Ее охлаждению к личности и действиям императора способствовало дипломатически неудачное для России завершение Балканской войны с Турцией. Утвердивший ее результаты Берлинский конгресс не оставил русскому правительству надежд на территориальные приобретения и материальные выгоды. С точки зрения общества и политической элиты России, итоги победы над турками, стоившей сотен тысяч человеческих жизней и чудовищного напряжения финансово-экономической системы, выглядели удручающими. Глава российской дипломатии канцлер Горчаков в своей записке царю констатировал: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». Император надписал рядом: «И в моей также».

Но обществу не было дела до душевных переживаний царя. Вызванный русско-турецкой войной патриотический подъем иссяк, вновь поднималась волна революционного движения. Мишенью для революционеров опять стали крупнейшие государственные сановники и царь-неудачник, доставивший во время войны столько страданий народу.

В марте 1879 г. в Петербург из Саратовской губернии прибыл член революционной организации «Земля и воля», участник «хождения в народ» Александр Константинович Соловьев. Он считался сторонником мирных действий и терпеливой многолетней пропаганды идей революции в народных массах, а здесь вдруг заявил руководителям организации, что приехал, чтобы совершить покушение на Александра II. Решение Соловьева не поддержали, и ему запретили действовать от имени «Земли и воли», но некоторые ее члены оказали ему финансовую и техническую поддержку при подготовке теракта. 2 апреля 1879 г. он совершил самостоятельное покушение на царя на Дворцовой площади, которое закончилось неудачно. Соловьев был схвачен, допрошен, а 28 мая уже казнен.

В августе 1879 г. «Земля и воля» раскололась на две самостоятельные организации: «Народную волю» и «Черный передел». «Народная воля» провозгласила своей целью свержение самодержавия, а основным тактическим средством ее достижения объявила терроризм. С точки зрения руководителей организации, главным виновником всех бед современной России был император Александр II. Исполнительный комитет «Народной воли» 26 августа 1879 г. вынес царю смертный приговор. На его осуществление бросили все человеческие и материальные ресурсы организации.

Однако убить царя было непросто. Императора и членов его семьи тщательно охраняли и днем, и ночью. Исполком «Народной воли» создал несколько террористических групп, каждая из которых разрабатывала свой сценарий покушения.

В результате детальной проработки вариантов покушения террористы пришли к выводу, что самое подходящее – попытаться взорвать поезд, на котором царская семья ежегодно отправлялась на отдых в Крым, так как охрана государя не могла проверить и обезопасить каждый метр железной дороги. Всю техническую подготовку покушений взял на себя Николай Иванович Кибальчич – молодой ученый, талантливый инженер и изобретатель. Было намечено несколько пунктов взрыва: в Одессе, куда Александр добирался из Крыма морем; возле города Александровска на перегоне Симферополь – Москва и в самой Москве.

В Одессу под именем супружеской четы курортников Иваницких приехали В. Н. Фигнер и Н. И. Кибальчич. Они сняли квартиру, и вскоре к ним присоединились еще трое молодых революционеров. Одному из них, М. Ф. Фроленко, удалось устроиться сторожем на местную железнодорожную ветку и поселиться в будке возле станции Гниляково. Остальные стали свозить туда динамит. Вскоре стало известно, что в это лето император не поедет из Ливадии в Одессу, и работы прекратили. Стали ждать возвращения царской семьи домой, чтобы совершить покушение на поезд на обратном пути.

В городе Александровске, расположенном между Курском и Белгородом, взрыв готовила группа опытного подпольщика А. И. Желябова. Он раздобыл документы на имя купца Черемисинова и получил разрешение на строительство кожевенной мастерской возле железнодорожного полотна. В это строящееся здание и было заложено такое количество динамита, что его бы хватило, чтобы разнести на куски весь царский поезд (революционеров не тревожила мысль, что при этом кроме царя погибнут члены его семьи и ни в чем не повинная прислуга и солдаты охраны). Но случилось то, чего никто не ожидал: во время прохождения поезда 18 ноября 1879 г. заряд не взорвался, что-то случилось с проводами. Вероятно, революционеров подвела недостаточная техническая осведомленность.

Оставалась Москва. Еще в сентябре молодая супружеская пара, назвавшаяся фамилией Сухоруковых, купила на окраине возле железной дороги небольшой дом. Это были Софья Львовна Перовская – аристократка, дочь бывшего петербургского губернатора и члена Совета министра внутренних дел, и студент-разночинец Лев Николаевич Гартман, оба активные члены «Народной воли». У них тайно поселились еще несколько народовольцев, среди них будущий крупный деятель науки, ставший в советское время почетным академиком, Николай Александрович Морозов. Все они усиленно копали туннель к железнодорожному полотну, в который должны были заложить динамит, призванный, по их мнению, изменить будущее России.

Софья Перовская внимательно следила за газетами. Когда в утренних выпусках 19 ноября не оказалось никаких известий из Александровска, она поняла, что там покушения не получилось, и стала готовить свою группу к решительным действиям. Все собрались в доме; взрывчатка была заложена, ждали появления царского поезда. Революционерам стало известно, что император ездит в Крым с большим количеством сопровождающих лиц на двух поездах. Первым в целях безопасности всегда следовал состав с прислугой и мелкими чиновниками двора, а царь с семьей ехал во втором. Поэтому когда ожидаемые литерные поезда приблизились, то первый Перовская и ее товарищи пропустили, а второй взорвали. Однако на этот раз из-за какой-то технической неисправности вторым, против обыкновения, следовал поезд обслуги. И все жертвы этого страшного теракта оказались напрасными. Погибло много людей, а царь и его семья остались живыми и невредимыми.

Императора шокировала гибель фактически у него на глазах многих невинных людей и возмутила наглость террористов. Он потребовал от полиции усиления активности в борьбе с революционерами. Начались массовые аресты. Но это не остановило народовольцев, которые продолжили осуществлять свои зловещие планы.

Следующее покушение должно было произойти в Зимнем дворце, где постоянно жила царская семья. В дворцовую столярную мастерскую устроился на работу народоволец Степан Николаевич Халтурин. Как и другим работникам дворцовой обслуги, в Зимнем ему выделили комнату. Туда он приносил небольшими партиями динамит и складывал его в сундучок с личными вещами, стоявший под кроватью. Халтурин занимался ремонтом помещений возле царской столовой. Там ему и предстояло взорвать всю царскую семью 5 февраля 1880 г., в день приезда в гости к Романовым принца Александра Гессенского с сыном Александром, в честь которых давали парадный обед. На этот раз все было организовано идеально. В точно рассчитанное время (начало обеда было назначено на 6 часов 20 минут вечера) Халтурин поджег бикфордов шнур и быстро покинул дворец. Он и поджидавший его на улице Желябов услышали звук страшного взрыва и решили, что дело наконец сделано. Но и в этот раз судьба хранила Александра II и его семью. Император с домашними опоздал на десять минут. А принцы зашли с визитом вежливости в покои императрицы Марии Александровны, которая неважно себя чувствовала и не могла выйти к обеду. В результате погибли солдаты-караульные, находившиеся в помещении этажом ниже. Было 19 убитых и 48 раненых, но царь и его родные остались невредимы.

Однако народовольцы были упорны. Убийство императора стало целью их жизни. Дворец и подходы к нему тщательно охранялись, им пришлось искать другие места и иные способы. Один из руководителей народовольцев А. Д. Михайлов предложил совершить покушение на Каменном мосту, по которому император ездил из Царского Села в Зимний дворец. Группу террористов вновь возглавил Андрей Желябов, под руководством которого работали опытные подрывники. Под видом ремонтных рабочих они подплывали к мосту на лодках и закладывали динамит. Все было готово к 17 августа 1880 г. Во время проезда императора Желябов и рабочий Макар Тетерка должны были подплыть на плоту и взорвать мост. В назначенный час Желябов пришел на место и стал ожидать напарника, но тот не явился. Одному было действовать несподручно, и царская карета беспрепятственно проследовала к дворцу. Только после этого прибежал Тетерка. Террористы не учли, что рабочий-революционер не имел собственных часов и не смог правильно рассчитать время. Второго случая им не представилось, так как из-за осенних холодов император перестал ездить в Царское Село.

Повторяющиеся террористические акции заставляли власти колебаться в выборе дальнейших политических шагов. Общество настаивало на проведении политических реформ, которые приблизили бы Россию к введению конституции. А правительство принимало жесткие меры с целью стабилизации ситуации. После покушения А. К. Соловьева на императора в Петербурге, Харькове и Одессе ввели должности генерал-губернаторов с широкими полицейскими и военными полномочиями. Взрыв в столовой Зимнего дворца привел к учреждению специального органа власти – Верховной распорядительной комиссии. Ее главой был назначен генерал Михаил Тариелович Лорис-Меликов (1825-1888), который с августа 1880 г. стал также министром внутренних дел с диктаторскими полномочиями.

М. Т. Лорис-Меликов – бывший харьковский генерал-губернатор, герой русско-турецкой войны 1877-1878 гг., завоевавший для России турецкую крепость Карс, – слыл умным, энергичным человеком. Он обладал необходимой в тех условиях политической гибкостью и склонностью к либеральным преобразованиям. Его метод управления страной современники называли «диктатурой сердца» и политикой «волчьей пасти и лисьего хвоста». Лорис-Меликов решительно и жестко подавлял революционное движение и в то же время выступал сторонником продолжения реформ Александра II и возможного введения конституции.

Будучи тонким политиком и опытным сановником, министр понимал, что император, воспитанный в сознании ценности самодержавной власти, будет всячески противиться любым шагам в направлении ее ограничения. Поэтому он постарался войти в доверие к княгине Юрьевской и обещал содействовать реализации ее желания стать императрицей. В Ливадии Лорис-Меликов заводил с императором разговоры о реформах преимущественно в присутствии его супруги и неоднократно словно ненароком намекал, что русский народ был бы очень доволен, если бы следующей царицей стала русская по крови женщина, а не очередная немецкая принцесса. Александр выслушивал эти намеки с видимой благосклонностью, ведь диктатор говорил то, о чем царь сам постоянно думал.

Под давлением двух людей, которых он уважал и которым доверял почти безгранично, Александр II вплотную подошел к тому политическому решению, коего заклинал избегать его отец, – небольшому ограничению собственной власти с помощью акта конституционного типа. Некоторое время спустя третий сын императора, великий князь Владимир Александрович, рассказал военному министру Д. А. Милютину, что 1 марта 1881 г. царь подписал доклад Секретного комитета и после ухода Лорис-Меликова объявил присутствовавшим в кабинете великим князьям: «Я дал свое согласие на это представление, хотя и не скрываю от себя, что мы идем по пути к конституции». Окончательное рассмотрение проекта министра внутренних дел назначили на 4 марта, так как Александр II хотел заручиться поддержкой Совета министров. Император не знал, что прожить эти три дня ему уже не дано.

1 марта 1881 г. было воскресным днем. Александр II после встречи с Лорис-Меликовым, великими князьями и традиционной церковной службы хотел посвятить его приятным для себя занятиям. Он зашел в покои своей жены и сообщил ей, что намерен присутствовать на разводе караулов в Михайловском манеже, затем нанести визит двоюродной сестре – великой княгине Екатерине Михайловне, а перед обедом погулять с семьей в Летнем саду. Писатель Марк Алданов, занимавшийся историей терроризма в России, писал, что княгиню Юрьевскую угнетало какое-то странное предчувствие. Она знала, сколь важный документ подписал с утра ее муж, и просила Александра никуда не ездить до его одобрения Советом министров, поостеречься возможного покушения. Но император отшутился, сказав, что гадалка предсказала ему смерть от седьмого теракта, а сегодня, если и случится, то только шестой. Супруги условились, что ровно в три четверти третьего Екатерина Михайловна будет ждать мужа полностью одетая для прогулки, и они поедут в Летний сад.

Предчувствия княгини Юрьевской не были плодом мнительности экзальтированной дамы. Она знала: за сутки до этого Лорис-Меликов письменно сообщил государю, что полиция арестовала Андрея Желябова и в ответ в ближайшее время следует ожидать новых терактов. Вечером 28 февраля, встречаясь с царем, министр просил его ограничить поездки по столице, но тот отмахнулся от предостережений.

Без четверти час 1 марта Александр II выехал из Зимнего дворца в карете под охраной шести терских казаков. Еще один казак сидел на козлах рядом с кучером. За царским экипажем следовали сани с тремя полицейскими, среди которых старшим был полковник Дворжицкий.

В Михайловский манеж император прибыл в прекрасном настроении. Воскресный развод караулов в присутствии государя был традицией, заведенной еще Павлом I. В манеже находились также великие князья, придворные генерал-адъютанты, иностранные послы. Во время церемонии Александр II дружески беседовал с ними, приветливо улыбался офицерам.

После развода он поехал к кузине Екатерине Михайловне, с которой пил чай и беседовал о семейных делах. В четверть третьего царь покинул ее дворец и отправился в Зимний, сопровождаемый своей охраной.

По Инженерной улице карета Александра II и полицейские сани выехали на Екатерининский канал. Набережная была почти пуста. По ней прогуливались несколько полицейских агентов, шел мальчик с корзиной, вышагивал офицер с двумя или тремя солдатами, да на тротуаре стоял длинноволосый молодой человек с небольшим свертком в руке.

Этим молодым человеком был Николай Иванович Рысаков – член организации «Народная воля». Когда царская карета поравнялась с ним, он бросил свой сверток под копыта коней. Раздался взрыв, которым убило двух казаков и мальчишку-разносчика, повредило карету. Это было то самое шестое покушение, о котором император шутливо говорил еще утром.

Александр II остался невредим. Кучер уговаривал его остаться в карете, но достоинство военного человека требовало от императора другого поступка. Он вышел из экипажа и поспешил к раненым казакам, чтобы сказать им слова ободрения. Подоспевшие полицейские успели схватить Рысакова, который попытался бежать, но споткнулся и упал.

Полковник Дворжицкий просил царя сесть в сани и поскорее покинуть место трагедии, но Александр хотел видеть своего несостоявшегося убийцу и пострадавших. Когда он подошел к Рысакову, кто-то из сбежавшихся к месту взрыва прохожих спросил: «Вы не ранены, Ваше величество?» Царь ответил: «Нет, со мной ничего не случилось, слава Богу». На что террорист со злой усмешкой крикнул ему: «Не слишком ли рано Вы благодарите Бога?» В ту же минуту стоявший у перил канала другой убийца – Игнатий Иоакимович Гриневицкий, на которого в суматохе никто не обратил внимания, бросился к Александру II и метнул ему в ноги еще одну бомбу, как раз седьмую по общему счету.

Когда облако дыма рассеялось, на тротуаре лежали несколько тел. Гриневицкий погиб на месте. Император был смертельно ранен. Ему раздробило обе ноги, он истекал кровью, но еще пытался самостоятельно подняться, опираясь на руки. В состоянии шока он бормотал: «Помогите мне... Жив ли наследник?.. Снесите меня во дворец... Там умереть...» Его положили в сани полковника Дворжицкого и повезли в Зимний. На мартовском снегу набережной Екатерининского канала лежало 17 человек убитых и раненых.

Александра II внесли в его личную комнату и положили на солдатскую кровать, покрытую старой шинелью, которая служила ему вместо пледа. Император умирал от потери крови, медицина тогда была бессильна против подобных ранений.

Все это время княгиня Юрьевская находилась в своих покоях и ждала, когда муж позовет ее на прогулку. Однако вместо Александра в комнату быстро вошел слуга, чтобы сообщить, что Его Величеству плохо. Екатерина Михайловна взяла несколько флакончиков с лекарствами, которыми обычно пользовался император, и спустилась в его комнату.

Вид умирающего государя потряс ее, но не лишил воли и способности действовать. Она помогала лейб-медику Боткину облегчать страдания Александра: растирала ему виски эфиром, подносила кислородную подушку, готовила бинты, с помощью которых врач пытался остановить непрерывное кровотечение.

Другие члены императорской семьи, которые прибыли во дворец, узнав о покушении на императора, не мешали княгине Юрьевской проявлять последнюю заботу о муже. На несколько минут царь пришел в себя и причастился, после этого потерял сознание. В половине четвертого дня Александр II скончался от потери крови на руках у супруги.

По законам Российской империи в ту же минуту императором стал наследник-цесаревич Александр Александрович – Александр III. Его приближенные сразу стали советовать ему как можно скорее удалить от двора великого князя Константина Николаевича и светлейшую княгиню Юрьевскую. Но сделать это до похорон было невозможно.

Екатерина Михайловна настояла на том, чтобы исполнить волю императора по организации ритуала погребения. Покойный был одет в мундир гвардейского Преображенского полка, но ни короны, ни орденов на нем не было, так как он однажды сказал супруге: «Когда мне придется предстать перед Господом, я не хочу иметь вид цирковой обезьяны, да и не время будет тогда изображать величество». Пока гроб находился в Зимнем дворце, княгиня Юрьевская ежедневно приходила, чтобы еще и еще раз попрощаться с мужем. Ей единственной дозволялось поднимать густую вуаль, закрывавшую обезображенное лицо государя. Накануне переноса тела в Петропавловский собор для погребения она отрезала свои великолепные каштановые волосы и положила их к рукам своего супруга, который так любил их гладить и ласкать при жизни.

Александр III не мог воспрепятствовать Юрьевской присутствовать и на похоронах. Французский посол Морис Палеолог, свидетель похоронного ритуала, писал, что после прощания с императором наследника и других членов царской семьи, когда иностранные дипломаты уже готовились подойти к гробу, главный церемониймейстер попросил их повременить. А дальше произошло следующее: «В глубине церкви, из двери, примыкающей к ризнице, появляется министр двора, граф Адлерберг, поддерживая хрупкую молодую женщину под длинным креповым вуалем. Это морганатическая жена покойного императора, княгиня Екатерина Михайловна Юрьевская, урожденная княжна Долгорукая. Неверными шагами подымается она по ступенькам катафалка. Опустившись на колени, она погружается в молитву, припав головой к телу покойного. Несколько минут спустя она с трудом подымается и, опираясь на руку графа Адлерберга, медленно исчезает в глубине церкви...»

Вскоре после похорон княгиня Юрьевская с детьми по настоянию Александра III покинула Россию и жила в Париже и Ницце, где на ее имя еще при жизни императора были приобретены прекрасные дома. Екатерине Михайловне разрешили взять с собой из личных вещей супруга все, что имело отношение к его трагической гибели, в том числе нательный крест, который был на нем 1 марта, и личные иконы. В ее багаже была и посмертная маска, снятая с лица Александра II 3 марта 1881 г. Вещи хранились у Юрьевской до ее смерти, которая случилась в Ницце 15 февраля 1922 г. В 1931 г. их продали на аукционах в Париже и Лондоне.

Семья Романовых, конечно, не могла даже предположить, что, изгоняя Юрьевских из России, она спасает им жизнь. В то время как членов императорского дома убивали террористы и казнили революционеры, Юрьевские на широкую ногу жили в гостеприимной Франции. В банках этой страны на их счетах лежали солидные суммы, о чем в свое время позаботились Александр II и его приближенные.

Через Юрьевских и герцогов Нассауских с царской семьей породнилась семья Пушкиных. Александр Сергеевич Пушкин находился в сложных отношениях с императорами Александром I и Николаем I. Николай Павлович пожаловал ему унизительный для великого поэта чин камер-юнкера, с которого обычно начинали службу при государе совсем юные аристократы. Злые языки поговаривали, что это было сделано, чтобы император, ценитель женской красоты, мог видеть на придворных праздниках и балах красавицу Наталью Николаевну Пушкину. В те поры Александр Сергеевич, ревновавший свою супругу к царю, и представить не мог, что его собственная внучка выйдет замуж за внука Николая I, а внук женится на внучке того же императора. Но семейные судьбы нередко пересекаются самым причудливым образом.

Младшая дочь Пушкина Наталья Александровна в шестнадцать лет, несмотря на недовольство матери и отчима, генерала П. П. Ланского, вышла замуж за подполковника Апшеронского пехотного полка Михаила Леонтьевича Дубельта, сына генерала Л. В. Дубельта, начальника штаба корпуса жандармов при Николае I, который делал «посмертный обыск» на квартире Пушкина.

Дубельт-младший был азартным игроком и кутилой, и семья Ланских предчувствовала неприятности от этого брака. Молодые после свадьбы покинули Петербург и уехали к месту службы подполковника М. Л. Дубельта на Украину: сначала в Немиров, потом в Елизаветград. Там Наталья Пушкина с опозданием убедилась в правоте своих старших родственников. Ее супруг вскоре промотал не только собственное состояние, но и приданое Натальи – 28 тысяч рублей серебром, доставшихся ей в наследство от отца. Кроме того, Дубельт оказался психически неуравновешенным человеком с тяжелым характером. Он постоянно ревновал жену, устраивал страшные скандалы и даже бил ее.

В 1862 г. Наталья Александровна решилась начать бракоразводный процесс, что в те времена было редкостью, и потому он был длительным и очень тяжелым для ее семьи. Ее единоутробная сестра А. П. Ланская-Арапова считала этот скандальный развод причиной преждевременной кончины их матери Н. Н. Пушкиной-Ланской, которая от позора и переживаний «стала таять, как свеча».

В ожидании развода Наталья Александровна с тремя детьми (двумя дочерьми и сыном) уехала на четыре года за границу. Там в 1867 г. она обвенчалась в Лондоне с наследным принцем одного из немецких герцогств Николаем Вильгельмом Нассауским. С ним она познакомилась еще 11 лет назад в Петербурге на одном из дворцовых приемов. Тогда принц, офицер прусской армии, был гостем на коронации Александра II. Он состоял в родстве с Романовыми: его старший брат великий герцог Вильгельм Адольф был мужем кузины императора, великой княгини Елизаветы Михайловны.

Наталья Александровна Пушкина не принадлежала к титулованному владетельному роду, поэтому не могла носить фамилию и титул своего мужа – особы королевской крови. Ее новый зять принц Георг Вальден-Пирмонт даровал ей титул графини Меренберг, с которым она стала морганатической женой герцога Нассауского.

Графиня Меренберг до конца жизни оставалась за границей. Она жила преимущественно в Германии, в Висбадене, лишь иногда бывая в России. От второго брака у нее родились две дочери и сын.

Старшая дочь принца Нассауского и графини Меренберг Софья Николаевна Меренберг в 1891 г. вышла замуж за внука императора Николая I, великого князя Михаила Михайловича Романова. Брак члена русской императорской семьи и полузаконной дочери немецкого принца был заключен без согласия главы дома Романовых – Александра III. Возмущенный этим император телеграммой сообщил принцу Нассаускому и его брату герцогу Адольфу Люксембургскому, что такой брачный союз будет рассматриваться в России как недействительный и не имевший места.

Михаил Михайлович Романов отказался аннулировать свой брак с Софьей Меренберг, и ему запретили жить в России. Супруги поселились в Англии. У них была прекрасная семья, трое детей, и они не пожелали отказаться от своего счастья ради титулов и призрачной чести принадлежать к императорскому клану. Даже когда следующий царь Николай II разрешил им вернуться в Россию, Михаил и София Романовы не захотели этого сделать.

Брат Софии Георг Николаевич Меренберг женился на светлейшей княжне Ольге Александровне Юрьевской – дочери Александра II от морганатического брака с Долгорукой. Этот союз еще раз соединил Пушкиных с Романовыми. Эта семейная пара также больше не возвращалась в Россию.

Третья из младших Меренбергов, Александра Николаевна, вышла замуж за аргентинского дворянина Максимо де Элиа. Потомки Нассауских-Меренбергов сейчас живут в разных странах Старого и Нового Света.

Судьба потомков Александра II от первого брака, оставшихся в России, оказалась намного более драматичной. Такая же участь постигла и реформы этого государя. Напомним, что при поддержке княгини Юрьевской Александр решился на изменения в политическом устройстве России. 2 апреля должен был появиться в печати манифест, оповещающий общество о грядущих нововведениях. Но неожиданная гибель царя нарушила течение этих событий.

Когда слуги уже обмывали тело умершего Александра II, к его наследнику Александру III подошел граф Лорис-Меликов и спросил, должен ли он публиковать манифест, врученный ему рано утром. В тот момент Александр III ответил ему без всяких колебаний: «Я всегда буду уважать волю отца. Велите печатать завтра же». Однако ночью он прислал Лорис-Меликову письменное распоряжение приостановить публикацию документа. Такой поступок стал результатом давления на нового государя со стороны его ближайшего окружения, и в первую очередь – обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева. Приближенные настаивали, чтобы решения Александра II были заморожены его сыном, а потом от них вообще следовало бы отречься. К сожалению, так и случилось.

Уже на другой день после смерти Александра II настроения в Зимнем дворце резко изменились. Министра внутренних дел Лорис-Меликова семья Романовых чуть ли не открыто обвиняла в том, что последнее покушение на государя оказалось удачным. Заседание, назначенное Александром II на 4 марта, Александр III перенес на 8 число. На нем произошло драматичное столкновение сторонников реформ во главе с Лорис-Меликовым, великим князем Константином Николаевичем и Д. А. Милютиным и консерваторов, возглавляемых К. П. Победоносцевым, который произнес обличительную речь, отрицавшую необходимость конституционных перемен в России. Заседание так и не приняло никакого решения, но 29 апреля опубликовали Манифест императора, в котором провозглашалась его воля сохранить незыблемость устоев самодержавия в том их виде, как они сложились еще в конце XVIII в. Лорис-Меликов, Милютин и многие их сторонники из числа министров и сановников были отправлены в отставку. Александр III уволил своего дядю-либерала, великого князя Константина Николаевича, с постов командующего флотом, морского министра и председателя Государственного совета. Константин Николаевич покинул Петербург и поселился в Крыму, ведя жизнь частного человека. Как тут не вспомнить написанные сто лет спустя слова другого выдающегося ссыльного и изгнанника, поэта Иосифа Бродского: «Коль уж выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». Отставка и добровольная ссылка Константина поставила жирный крест на возможностях развития России в направлении конституционного правового государства.

Бывший военный министр Д. А. Милютин записал в своем дневнике: «Реакция под маскою народности и православия – это верный путь к гибели для государства». Но ни Милютин, ни кто-либо другой еще не знали, что, отвергая проект перехода государственного устройства России к конституционной монархии, Александр III невольно подписал смертный приговор своему сыну и внуку, да и многим другим членам семьи Романовых, попавшим после революции 1917 г. под «красное колесо».

От Александра III ни общество, ни его родная семья уже не ждали ничего выдающегося. Свою жизнь он посвятил сохранению самодержавия, архаичность которого понимал уже его отец. Первыми его действиями после вступления на трон стали акты мести и памяти. 3 апреля 1881 г. в Петербурге состоялась публичная казнь участников и организаторов покушения на Александра II. Всех их выдал Рысаков, чье бомбометание закончилось неудачей. По приговору Особого Присутствия правительствующего Сената народовольцы А. И. Желябов, С. Л. Перовская, Н. И. Кибальчич, Т. М. Михайлов и Н. И. Рысаков были повешены. Гриневицкий умер на месте взрыва, не назвав себя. Его голову отрезали и выставили на всеобщее обозрение для опознания.

Напрасно Л. Н. Толстой взывал в своем письме к Александру III о милосердии: «Простите, воздайте добром за зло, и из сотен злодеев перейдут не к Вам, не к нам (это неважно), а перейдут от Дьявола к Богу, и у тысяч, у миллионов дрогнет сердце от радости и умиления при виде добра с престола в такую страшную для сына убитого отца минуту...» Однако новый император был другим человеком и прощению предпочел месть.

В память о гибели Александра II на Екатерининском канале (ныне канал Грибоедова) заложили церковь. Этот храм, получивший название Спаса на крови, построен в русском стиле и напоминает собор Василия Блаженного в Москве. Его возводили почти двадцать лет и освятили только 19 августа 1908 г. Церковь сохранилась до наших дней, она хорошо видна с Невского проспекта.

Александр II погиб на 63-м году жизни. 26 лет он правил огромной империей, для которой сделал, наверное, все, что мог, если учитывать особенности его характера и воспитания. Сделать больше ему помешал роковой взрыв на Екатерининском канале. Александра уважали и соратники, и политические оппоненты. Известный революционер-анархист князь П. А. Кропоткин писал о том впечатлении, которое производил на него, тогда еще молодого человека, император: «Быть действующим лицом в придворной жизни для смельчака моих лет было больше чем любопытно. К тому же нужно сказать, что на Александра II я тогда смотрел как на героя рода; он не придавал значения придворным церемониям, начинал тогда работать в пять часов утра и упорно боролся с реакционной партией, чтобы провести ряд реформ, в ряду которых освобождение крестьян составляло лишь первый шаг».

Новый император Александр III взошел на престол уже взрослым, вполне сформировавшимся человеком. В 1881 г. ему было 36 лет. До этого уже полтора десятка лет он участвовал в политической жизни страны в качестве наследника-цесаревича. Для него в русской политике и семейной жизни дома Романовых не существовало тайн и неразрешимых противоречий. Он был консервативен и старомоден; пожалуй, слишком консервативен и слишком старомоден для своего времени. С его воцарением в истории страны и в истории императорской династии Романовых наступила новая эпоха – эпоха застоя, перешедшего в кризис.