Жизнеописание иеросхимонаха Серафима Вырицкого

Василий Николаевич Муравьев, будущий старец Серафим, родился в 1865 году в селе Черемушки Рыбинского уезда Ярославской губернии. Его родители, Николай и Хиония, были крестьянами. После смерти отца десятилетний Василий остался с больной матерью и маленькой сестрой Ольгой. Господь помог осиротевшей семье в беде: среди соседей нашелся добрый человек, работавший приказчиком в Санкт-Петербурге. Вместе с ним Василий направился в столицу на заработки, где устроился на службу в купеческой лавке. До революции ярославцы славились как отличные приказчики, недаром в тогдашнем Гостином дворе они составляли большинство.

В душе мальчика жила заветная мечта — уйти в монастырь. Однажды он решил попытать счастья: испросив разрешения хозяина, ранним утром пришел к вратам Александро-Невской Лавры, желая встретиться с наместником. Из-за раннего часа ему предложили побеседовать с лаврским схимником. Василий встал перед старцем на колени, умоляя взять его в монастырь на любую работу. Ответ прозорливого старца был таков: оставаться в миру, создать благочестивую семью, воспитать детей и вместе с супругой посвятить оставшуюся жизнь монашескому подвигу. Отец Серафим спустя много лет сам рассказал об этом, но имени схимника не назвал.

По своей кротости, смирению и молитвенной настроенности Василий воспринял слова лаврского старца как Божие благословение и всю последующую жизнь прожил так, как определил ему Господь через Своего посланника.

Во время работы в купеческой лавке он не только самостоятельно выучился грамоте, но обнаружил прекрасные способности к наукам. В шестнадцать лет хозяин назначил его младшим приказчиком, а в семнадцать — старшим. Старший приказчик считался заместителем хозяина. Жалованье его к этому времени поднялось до двенадцати рублей. Все эти деньги он отсылал матери в деревню.

Будущая супруга Василия, Ольга Ивановна Найденова (1872 года рождения), происходила из крестьянской семьи села Черемушки, так что они были знакомы с детства. Ольга с отроческих лет мечтала о монашеской жизни и однажды упросила родственников взять ее на богомолье в Иверский женский монастырь. В обители Ольга имела беседу со схимонахиней Пелагией, определившую всю ее будущую жизнь. Старица благословила Ольгу жить в миру, выйти замуж за благочестивого мужчину и только после долгих лет семейной жизни, по обоюдному согласию, принять монашеский постриг.

Ольга восприяла это пророческое благословение с полным доверием и, достигнув семнадцати лет, вышла замуж за двадцатичетырехлетнего Василия Николаевича Муравьева. После свадьбы хозяин купеческой лавки, в которой служил Василий Николаевич, не пожалел довольно крупной суммы денег для своего любимого и исполнительного приказчика, чтобы тот мог начать самостоятельное дело.

Василий Николаевич занялся заготовкой пушнины, дело пошло успешно и не только в России, но и во Франции, Германии, Англии и других европейских странах. Василий Николаевич стал миллионером, но никогда не забывал о благословении лаврского старца, старался творить добро, помогал нуждающимся. Большую часть своих доходов он отдавал на нужды монастырей, храмов, богаделен.

В семье Муравьевых родился сын Николай *\ а затем дочь Ольга. После смерти годовалой дочери супруги по обоюдному согласию жили как брат с сестрой. По воспоминаниям некоторых из близко знавших старца, их дети были приемными.

Чета Муравьевых духовно окормлялась у знаменитого старца-утешителя иеромонаха Варнавы (Меркулова), который, вероятно, и дал благословение на большие перемены в их жизни. Господь призывал Своего избранника на особое служение.

По коммерческим делам Василий Николаевич несколько раз ездил за границу. Последняя из поездок была довольно долгой. Говорят, что он побывал и на Афоне. Видимо, уже тогда созрело у него желание всецело посвятить себя служению Богу и ближним.

Принятию окончательного решения помог случай, посланный, конечно же, не без Промысла Божия.

По возвращении из-за границы Василия Николаевича встретил в Санкт-Петербурге на вокзале личный кучер и повез его на квартиру. На одной из улиц Василий Николаевич увидел сидевшего на мостовой крестьянина в рубище, который громко повторял: «Не как ты хочешь, а как Бог даст!». Почувствовав, что ему нужно поговорить с этим крестьянином, Василий Николаевич, к большому недовольству кучера, пригласил «оборванца» в свою карету и стал его расспрашивать. Крестьянин рассказал, что в родной деревне остались у него семеро детей, жена и отец, больные тифом. Соседи боялись заразиться и в дом к ним не заходили. Отец сказал ему: «Ты один у нас в силах. Иди, продай лошадь, теперь весна, кто-нибудь купит на полевые работы, а на вырученные деньги купи корову, может быть, с ней мы выживем». Повел крестьянин лошадь в город, продал ее, но деньги у него отняли, так как он был очень слаб от голода и не мог сопротивляться обидчикам. Тогда он сел на мостовую и заплакал. Домой с пустыми руками возвращаться было невозможно. Решив умереть здесь, крестьянин повторял как бы сам себе: «Не как ты хочешь, а как Бог даст!».

Тогда Василий Николаевич поехал с ним на рынок, купил пару лошадей, телегу, нагрузил ее продуктами, привязал к ней корову, затем подвел крестьянина к телеге и дал ему в руки вожжи. Тот стал отказываться, не веря своему счастью, на что получил ответ: «Не как ты хочешь, а как Бог даст».

Василий Николаевич приехал к себе домой, отпустил кучера и перед тем, как идти к жене, вызвал парикмахера. Тот пригласил его сесть в кресло, но Василий Николаевич взволнованно ходил по комнате, произнося вслух: «Не так, как ты хочешь, а как Бог даст». Парикмахер снова предложил свои услуги, но хозяин повторял: «Не как ты хочешь, а как Бог даст».

Вдруг парикмахер упал на колени: «Барин, откуда ты узнал про меня окаянного?» — и признался, что хотел убить его и ограбить. Василий Николаевич дал ему денег и велел исчезнуть из города.

После этого случая он раздал большую часть своего состояния, сделал вклады в Александро-Невскую Лавру, в Воскресенский Ново-Девичий женский монастырь Санкт-Петербурга, в Иверский женский монастырь, оставил значительные суммы и служащим в его деле.

Было ему тогда около 30 лет. Об этом периоде жизни сохранился эпизод, рассказанный самим старцем.

Однажды в квартиру его забрался вор, собрал самое ценное, связал в узел и вышел. Почти у самого дома узел неожиданно развязался. Вор стал лихорадочно собирать рассыпавшиеся вещи. Тут возвратился хозяин. Вор перепугался, но будущий старец подошел к нему и помог уложить все вещи, взвалил вору узел на спину и пошел в дом. Старец говорил, что тем самым грех с этого человека снят: он не украл, ему подарили. Отец Серафим часто повторял своим духовным чадам: «Потерял — не огорчайся; нашел, получил что-то — не радуйся слишком, а за все благодари Бога».

По свидетельству духовных чад, в 33 года произошло призвание его к старчеству. Как провел он три года, знает только Господь и сам старец. Известно, что некоторое время он пробыл на Афоне, молился о вразумлении, как жить дальше. После 40-дневного поста ему явилась Божия Матерь и сказала: «Иди в Россию».

Имеются свидетельства того, что возвратившись с Афона, Василий Николаевич встретился с отцом Иоанном Кронштадтским, который назвал его по имени и сказал, что Матерь Божия послала его с Афона в Россию. Вполне вероятно, что и подвиг старчества он принял с благословения великого Кронштадтского пастыря.

К нему приходило множество посетителей за духовным советом, с различными житейскими проблемами, с просьбами о помощи в болезнях. К сожалению, мы не знаем имени, полученного им в монашеском постриге, и где он принял постриг. Есть предположение, что это произошло еще на Афоне.

Весь дореволюционный период жизни старца окружен ореолом таинственности. Никаких документов и писем этого времени не сохранилось. Мы знаем лишь немногое, оставшееся в памяти духовных чад, которые окормлялись у него в тот период. Не меньше тайн в жизни старца и после революции 1917 года. Жизнь старца в эти годы — тайна монашеского и старческого подвига отца Серафима, пока сокрытая от нас. Достоверные и многочисленные свидетельства о его жизни начинаются с того момента, как он стал лаврским духовником.

Еще при жизни старец говорил, что вокруг его имени будет много различных мнений, будет много непонятного людям, и не нужно этим смущаться. Если Господь благословит, то со временем все откроется.

Те, кто помнят старца в предреволюционные годы, говорят о его поразительном даре прозорливости, даре благодатных исцелений, когда по его молитвам хромые ходили, слепые прозревали, глухонемые обретали слух и речь, больные исцелялись от тяжелейших болезней. Старца постоянно ожидал народ, так что он не мог принять всех желающих, поэтому приходящие писали записки с вопросами. Об этих временах сохранился рассказ одной из духовных чад старца.

«В молодости я была необыкновенно красивой. Сватались за меня 32 жениха — всем отказывала, 33-му не отказала — очень понравился: скромный, чистый, совершенно не испорченный и так любил меня. Был он крупным заводчиком-миллионером. Рабочих на заводах трудилось больше 80 тысяч. В Петербурге у него было много доходных домов. Жили в старинном особняке. Родилось двое деток. Муж приходил с работы в одно и то же время. Всегда ждала его: хорошо было вместе, скучала без него. Но постепенно деньги стали портить. Миллионы твои — трать на что хочешь. Стала уговаривать мужа: «Почему мы не устраиваем балы и вечера — неужели денег жалко?»

Устроили первый грандиозный прием с сотнями приглашенных. Все веселились, танцевали. И понеслось: один за другим вечера, балы, приглашения. Я как в угаре каком-то стала жить. Деток совсем забросила. И муж постепенно изменился, как будто чужим стал. Раньше никогда не опаздывал с работы, а тут начал задерживаться. Я забеспокоилась, места себе не находила, а когда спрашивала, в чем дело, он отвечал, что рабочие бастуют (шел 1905-й год) и он должен допоздна беседовать с ними. Но сомнение закралось. На душе появилась тяжесть, сама стала нервной, раздражительной, между мной и мужем будто каменная стена поднялась.

Однажды он не пришел совсем. Не знала, куда себя деть, что подумать. Стала звонить в разные места, спрашивать — никто не знает, где муж. Явился он только на следующий день: совершенно пьяный, еле на ногах держится. Я ужаснулась: «Ты в таком виде, что это значит?»

А он в ответ: «Что я, не мужчина, выпить не могу?»

У меня нервы были на пределе. Убежала в свою комнату и, решив, что сейчас покончу с собой, достала револьвер. Но тут обожгла мысль: «А как же дети, у меня ведь двое сирот останутся».

И такое ожесточение и безумие нашло, что подумала: вот приведут детей с прогулки, я их застрелю, потом себя. Сидела я за столом и ждала детей, а револьвер — на столе. В душе все было черным-черно, такая тяжесть навалилась. Вдруг какая-то волна охватила меня: подняла взгляд на икону Казанской Божией Матери, висевшую в углу комнаты. Я зарыдала, упала на колени: «Помоги, Матерь Божия! Что я хочу сделать — страшное, помоги!» — и слезы, слезы.

А надо сказать, что все 7 лет счастливого времени супружества мы всегда с мужем ходили в церковь, не пропускали ни одного большого праздника. В последний год, когда началась развеселая жизнь, ни разу в храм не ходили ни он, ни я.

Встала я на колени, молюсь. Вдруг вошла подруга, увидела револьвер и меня плачущую у иконы, все поняла, схватила меня за руки и сказала: «Поехали скорее к старцу!»

Сели мы в карету, помчались. Прибыли к старцу — в приемной толпа народа, пройти невозможно. Я попросила келейника передать, что старца хочет видеть жена фабриканта такого-то (а мужа, наверное, весь Петербург знал — я очень гордилась этим). Мне ответили: «Старец не принимает, напишите записочку». Я написала: «Вас очень хочет видеть жена такого-то». Ответа ждали долго, мне стало неудобно: вокруг были люди простые и смотрели на меня наряженную. Но вот принесли мою записочку, а в ней ответ старца: «Что, довели банкеты? Господа забыли. Вспомни, как семь лет жили. Нечего мне сказать тебе».

Прочитала эту записочку и так стыдно стало, показалось, что все на меня смотрят и все знают, до чего я дошла. Только тогда я поняла весь ужас своего состояния и того, что хотела совершить.

Вернулась домой — и к мужу. Все ему рассказала, и мы после этого оба поехали к старцу. На этот раз он принял нас сразу. Долго беседовал, обличил во всем, что мы делали. С этого момента наша жизнь совершенно изменилась. Мы опять повернулись лицом и сердцем к Отцу Небесному, снова стали ходить в храм. Жизнь потихоньку налаживалась. К старцу ездили постоянно.

А тут начали приходить счета. Оказывается, муж во время поездок за границу, да и в России, вел крупную игру в карты, проигрывал огромные суммы. Пришлось продавать многие предприятия, чтобы уплатить долги. Сбережения ушли на погашение долгов и процентов. Оставался у нас один завод, правда, самый крупный: так старец благословил. Сколько он помог нам, всегда советовал, когда муж собирался что-нибудь сделать. Муж ничего не предпринимал без его благословения.

Мы занимались благотворительностью, помогали бедным, много давали на храмы. Перед войной 1914 года старец сказал мужу: «Скоро будет революция, у тебя отберут завод. Ты лучше сам его отдай властям и оставайся на нем работать».

Так он и сделал — после революции заявил властям, что передает свой завод в полной сохранности народной власти и просит оставить его работать в той должности, в какой сочтут возможным. Его назначили директором завода, и он трудился на этой должности до самой своей кончины».

В 1927 году старец принимает схиму с именем Серафим — в честь преподобного Серафима Саровского и приходит в Александро-Невскую Лавру, где братия выбирает его духовником. Сохранилась фотография старца в схимническом одеянии, сделанная в 1927 году. По ней видно, сколь страшной была та брань, которую вели старцы и подвижники Русской Церкви. Это взгляд сурового воина, стоящего насмерть в битве за спасение духа народа.

«Александро-Невская Лавра! Монахи-красавцы, голосистые, изумительно отчеканенные дикции, чтецы непревзойденные! Собраны со всей России. Очень редкие голоса, абсолютные октавы... А какое пение было в Лавре - нигде не было такого. Какие таланты собрались, кто там только ни был! Сколько там было прозорливых старцев, святителей. Как будто вся сила монашеского духа, что была тогда на Руси, собралась в Лавре. Очень многие закончили свою жизнь мученически». Эти слова о послереволюционной Александро-Невской Лавре сказаны иеросхимонахом Сампсоном (Сиверсом), бывшим в то время в числе братии Лавры. Самым заветным его желанием перед кончиной (†1979 г.) было помолиться в ее «царственных», как он говорил, храмах. Часто в беседах он вспоминал о Лавре, о своих духовных друзьях и братьях, подвизавшихся там. Очень хотел составить альбом с фотографиями подвижников из числа братии Лавры.

Не случайно процитировали мы строки воспоминаний отца Сампсона, ведь он был келейником старца Серафима после того, как тот стал духовником обители. Приведем два случая из лаврской жизни старца Серафима, рассказанные его келейником:

«Монастырь — золотая школа: младшим иметь послушание, а не только старшим. Кротость и абсолютное повиновение. Вот иеродиакон идет в Лавре, а ему духовник (отец Серафим) имеет послушание. Иеродиакон говорит:

— Батюшка, принесите мне пуговицу.

— А какую ты хочешь?

— А такую, ясную.

И духовник бежит и ищет ясную пуговицу. Вот это святость!

...Был такой случай. Сидим мы в келье с батюшкой Серафимом, а он вдруг говорит:

— Вон они (бесы) бегают туда-сюда.

— Ничего не вижу, батюшка.

— Да как же, вон, посмотри. А ну-ка поставь стакан с чаем.

Помолился старец, и вдруг — «хлоп» — и такое зловоние по всей келье. Батюшка Серафим загнал беса в стакан с чаем. А он пищит и орет там! Вода в стакане такая зловонная стала, что даже в раковину нельзя было вылить. Надо было вынести. А как нести? Взяли металлическую скобу, на которую мы клали уголь в печку, и протолкнув ее кое-как под стакан, чтобы вода не расплескалась, отнесли в нечистое место. И был наказ батюшки:

— Туда не ходить, чтобы не заразиться самому. Стал я мыть стакан после этого, а вонь все не уходит, чем только ни тер. Батюшка говорит:

— Окропи Иорданской водой.

Только после этого избавились от вони...»

Весть о прозорливости духовника Лавры скоро распространилась среди верующих бывшего столичного града. Старец часто служил в Покровском приделе Лаврской церкви, исповедовал и причащал народ. К нему постоянно стояла толпа посетителей. Принимал он людей и в своей келье. Когда пришедших было особенно много или старец заболевал, подавали записки через келейников с вопросами и получали ответы. Одна женщина вспоминала, что никак не могла из-за толпы подойти к старцу, стеснялась проталкиваться, да и сил не доставало. Но всякий раз, как только она приходила, старец тут же посылал келейника, который спрашивал: «Где тут такая-то, батюшка велит пройти к нему.»

В 1927 году к старцу Серафиму пришел за советом архиепископ Хутынский Алексий (Симанский), управляющий Новгородской епархией. Владыке Алексию предложили помочь в выезде за границу, чтобы спастись от почти неминуемо надвигающегося ареста или даже расстрела. Еще до того, как был задан вопрос, старец Серафим ответил: «Многие сейчас хотели бы за границу уехать. А на кого Россию оставляют? Ничего не страшитесь, Владыка, Вы нужны России. Вы будете Патриархом всея Руси и будете править 25 лет. После Святейшего Патриарха Тихона у нас долго не будет Патриарха. Митрополит Сергий и года не будет Патриархом, потом Вы станете Патриархом. Будет война, и война страшная, всемирная, она приведет народ России к Богу. И у нас эти же правители будут открывать храмы, хотя сейчас закрывают».

К отцу Серафиму в Лавру стекались духовные чада, которых становилось все больше и больше. От ежедневной многочасовой исповеди у старца начались постоянные боли в ногах. Однажды он принимал исповедовавшихся двое суток без перерыва. Великим утешением для верующих была в те годы Лавра и ее старец. Среди ненависти, предательств, братоубийств он свидетельствовал о Боге своей любовью, сердечной молитвой, великими, благодатными дарами.

Многое было открыто старцу, а его духовные подвиги были ведомы только Богу. Он был избранником и печальником земли Русской в те страшные годы. Поэтому столько страждущих искали у него поддержки и утешения, так что отец Серафим стал известен далеко за пределами града святого Петра.

Люди со всех сторон России притекали в Лавру получить благословение, разрешить жизненные вопросы, получить утешение и назидание как жить в сложной обстановке послереволюционных лет.

Тем временем тучи сгущались над Лаврой. И вот наступила Страстная седмица для обители. В одну ночь вся братия была арестована и отправлена в ссылки и лагеря, многие приняли мученическую кончину. Большая часть братии попала тогда на Соловки.

Вместе с другими иноками Лавры прошел страдальческий путь и старец Серафим. Но везде — в лагерях и тюрьмах — продолжал он свой подвиг Духовника и старца, укрепляя немощных и слабых, ободряя и вселяя веру. Он видел грядущее как настоящее, и потому так действенна для людей была его поддержка.

Рассказывают, что с 1929 года старца арестовывали четырнадцать раз, но вскоре после ареста он оказывался на свободе. Происходило это непонятным для охранников образом. За старцем шла настоящая охота, но он снова и снова исчезал из тюрьмы. Как это было возможно? Вот случай, о котором сообщил один из духовных чад старца по имени Димитрий, сидевший с батюшкой в одной тюрьме:

«После очередного ареста старца направили в Ярославль, где он был посажен в одиночную камеру. За ним следили день и ночь, зная о его способностях. Надзиратель постоянно заглядывал в глазок. И вот как-то ночью все были поражены, неожиданно увидев в общей камере отца Серафима. Старец попрощался со мною, сказав, сколько мне предстоит пробыть в заключении. Остальным он открыл, кого и когда освободят, кому предстоит долгий путь страданий и мытарств, некоторым — их будущую судьбу. Все воистину видели чудо: старец явился через закрытые двери. Один из заключенных спросил его: «Батюшка, а мы увидим Вас еще?» Старец ответил: «Кому Бог откроет, тот увидит». Тем временем охрана обнаружила, что заключенного нет в его камере, подняла тревогу. В общую камеру вбежали охранники, схватили старца с криком: «Как ты вышел?» Он ответил: «А просто дверь была открыта...»

Для отца Серафима не существовало замков и закрытых дверей, иногда он являлся своим духовным чадам, находящимся на огромном расстоянии.

По свидетельству родственников старца, его супруга, Ольга Николаевна Муравьева, приняла Монашество с именем Христины в 1919 году в Воскресенском Ново-Девичьем монастыре Петрограда. Говорят также, что она очень пострадала — ее постоянно вызывали на допросы в НКВД, желая выяснить, где находится муж, пытали, но она выдержала эти муки. Впоследствии она приняла схиму с именем Серафимы и скончалась в 1945 году.

В 1933 году старец возвратился из заключения и поселился в Вырице. Рассказывают, что его привез сюда один военный из числа духовных чад. Все здоровье свое отец Серафим оставил в лагерях, его много били, сломали ребра. Врачи обнаруживали у него множество болезней. Только благодаря тому, что старец находился в столь немощном состоянии и жизнь, на внешний взгляд, едва теплилась в нем, власти разрешили ему поселиться в Вырице.

После испытаний, гонений и ссылок у старца в полную меру раскрылся дар прозорливости, дар вдохновенной молитвы, дар чудотворений. Едва оправившись от болезней, немощный физически, он начал принимать всех нуждающихся в молитвенной помощи, в исцелении и в утешении. Вырица стала тем местом, где по промыслу Божию старец Серафим продолжал свой подвиг молитвенника и печальника нашей земли. Здесь он находился под покровом Божией Матери и своего Ангела — преподобного Серафима Саровского (о чем сам старец говорил духовным чадам).

Следует кратко рассказать о том месте, в которое направил Господь старца Серафима. Недаром он называл Вырицу «святой землей и нашим северным Иерусалимом».

Имя поселка происходит от русского слова «вырь», что означает «пучина», «водоворот». На-, звание это следует отнести к протекающей здесь ре Оредеж, правому притоку реки Луги, берущему начало в болотах Царскосельского уезда и имеющему! немало водоворотов. Первое упоминание о Вырице относится к 1864 году. К концу Х1Х-го века поселок благодаря сосновому лесу, живописным берегам реки, здоровому климату, становится одним из излюбленных дачных мест жителей Петербурга. Владельцем земель в Вырице был светлейший князь, отставной поручик лейб-гвардии гусарского царскосельского полка Генрих Федорович Витгенштейн Местность эта поэтому именовалась Княжеской долиной. В 1913 году в Княжеской долине воздвигли прекрасную двухэтажную деревянную церковь в честь Казанской иконы Божией Матери в память 30-тилетия Дома Романовых. Верхний храм с двумя престолами — в честь Казанской иконы Божией Матери и святителя Николая, нижний — в честь преподобного Серафима Саровского.

С этим храмом неразрывно связана судьба Серафима Вырицкого и многих близких ему людей Здесь старец служил, а после своей кончины упокоился на маленьком кладбище возле церкви.

Монахиня Таисия, его духовная дочь, вспоминает: «В Вырице старец жил сначала у кого-то из знакомых, затем в маленьком домике на Пильном проспекте, дом 7. Позже он построил свой домик на Майском проспекте. В доме на Пильном проспекте! Господь меня сподобил жить с 8 до 20 лет.

У батюшки там была небольшая келейка на первом этаже, а мы жили через комнату. Дом был очень красивым, выкрашен розовой краской, с резными башенками. Похоже выглядел и дом на Майском, со шпилем, как в старину. Оба дома сохранились и доныне.

Хозяйкой дома на Пильном была Лидия Васильевна Томберг; ее муж был военный врач, прослуживший всю жизнь в Военно-медицинской академии. Оба были глубоко верующие, добрейшие и благороднейшие люди.

Лидия Васильевна сказывала, что за несколько лет до войны отец Серафим говорил одной из своих духовных чад — Евдокии Михайловне (их дом стоял потом по соседству с нашим): «Стройтесь-ка в Вырице, потому что война может быть, голод». Они заранее построились в Вырице. Это лишь один из многих случаев прозорливости старца».

Батюшке открывалось духовное состояние его чад, где бы они ни находились, и если кому-то было особенно трудно, он кроме молитвенной помощи отправлял к скорбящим или больным своих посланцев, призывая приехать к нему в Вырицу, или посылая просфору, какой-то гостинец. Приведем несколько подобных случаев.

Как-то батюшка сказал своей духовной дочери Евдокии: «Вот тебе адрес, там живет раба Божия Анна, у нее горе выше головы, пусть она ко мне придет». По слову старца Екатерина разыскала эту Анну. Действительному той расстроилась жизнь с мужем, очень болели дети, и сама она была в отчаянии. Анна не знала, что отец Серафим живет в Вырице. Она до разгрома Лавры ходила к нему и очень скорбела, потеряв своего старца и утешителя. И в трудную для нее минуту старец сам позвал ее себе, утешил, помог разрешить жизненные проблемы.

...Одна из духовных чад старца — Феодосия, будучи до революции состоятельным человеком, всячески помогала материально Александро-Невской Лавре. Но вот пришло время, когда монахов Лавры отправили в ссылку, а саму Феодосию репрессировали.

Вернулась она из лагерей лишенная здоровья, средств к существованию, жилья и, находясь в отчаянии, решила, что настал ее смертный час. В это время к ней пришла посланница от старца со словами: «Батюшка зовет тебя к себе в Вырицу». О том, что было дальше, рассказала сама Феодосия:

«Я не поверила, так как слышала, что батюшка находится в заключении, набралась нахальства и сказала: «Если это мой духовный отец, то пусть он меня исцелит, тогда я поеду к нему!» Услышав эти дерзкие слова, посланница батюшки ушла. Наутро я с изумлением почувствовала в себе прилив сил, бодрости, полное выздоровление и решила, что нужно поехать в Вырицу; хотя и не до конца верила словам посланной, но все же решила проверить. Когда приехала на место и в самом деле увидела старца, он сказал Евангельскими словами: «Блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин. 20. 29). Я в слезах радости упала в ноги своему духовному отцу, который не забывает чад своих и укрепляет их в вере».

...Пришли к батюшке мать с дочкой, у которой левая рука была сухая. Мать, наслышанная о чудесах, совершенных по молитвам старца, привела к нему больную дочь с надеждой на исцеление. Когда они в келье отца Серафима подошли под благословение, батюшка встал с кресла и как бы невзначай облокотился на левое плечо девочки. В этот момент девочка почувствовала приток крови к сухой руке и рука стала двигаться. Вся дальнейшая жизнь этой исцеленной девочки была связана с дорогим для нее батюшкой. Впоследствии, счастливо выйдя замуж, она привозила своих детей получить благословение от старца.

В великом множестве шли к вырицкому старцу люди за молитвенной помощью, что, конечно же, не могло укрыться от властей. Неоднократно в келье старца проводились обыски. Обычно приезжали ночью. Мо однажды машина подъехала среди бела дня и трое «в штатском» потребовали впустить их, чтобы забрать отца Серафима. Им ответили: «Дедушка болен и переезд выдержать не сможет». Тогда старший из приехавших приказал позвать врача — и тот действительно обнаружил у старца множество заболеваний, от которых он мог скончаться во время езды. Так Господь сохранил старца. В те годы к нему не раз наведывались сотрудники НКВД в поисках якобы укрытых церковных драгоценностей Лавры.

Был случай, когда во время очередного «визита» лежащий на постели, больной отец Серафим подозвал к себе одного из чекистов. Посмотрев на него с добротой и лаской, внутренне молясь о нем, старец взял чекиста за руку, погладил ее, затем приложил к голове его свою правую руку и произнес: «Да простятся грехи твои, раб Божий», назвав имя. И сила любви победила. Лицо грозного визитера смягчилось. Дальнейший разговор происходил так, будто они со старцем были самыми близкими друзьями. Умягчились сердца и остальных, производивших обыск.

Совершенно немощный, почти все последние годы жизни лежащий на одре болезни, отец Серафим ночами напролет молился, а днем тысячи людей приносили к нему свои скорби, болезни, заботы. Не будет преувеличением сказать, что море чудес совершалось в Вырице по молитвам старца — и особенно в годы Великой Отечественной войны.

Когда началась война, многие вырицкие жители приходили с вопросами: как быть, покидать ли свои дома, уезжать в эвакуацию или оставаться. Старец уверенно говорил: «Дома ваши будут целы. Вся Вырица сохранится, ни один человек здесь не погибнет». Так все и исполнилось. Немцы вошли в Вырицу в сентябре 1941 года, но никаких грабежей и убийств в поселке не было. В это время отец Серафим особенно молился о спасении душ людских, о сохранении поселка и его храмов.

По рассказам старожилов Вырицы, Казанскую церковь власти закрыли после Пасхи 1938 года, а перед самым приходом немцев произошел такой случай. Кто-то из советских командиров из стратегических соображений приказал взорвать церковь. Со станции была послана подвода с лейтенантом, двумя красноармейцами и зарядами взрывчатки. Лейтенант оказался верующим человеком. Не исполнить приказа он не мог, взорвать храм тоже не мог. Он решил отдать свою жизнь и тем спасти храм. Лейтенант отошел за северную стену Казанской церкви — и через несколько мгновений красноармейцы услышали одиночный револьверный выстрел. Кинувшись на звук, они обнаружили лейтенанта уже мертвым. Рядом валялся револьвер. Красноармейцы положили тело погибшего на подводу и вернулись на станцию. За общей суматохой отступления о взрыве забыли, а через короткое время в Вырицу вошли немцы.

Почти сразу после оккупации церковь открыли, в ней совершались богослужения, молящихся было очень много. В годы войны Казанский храм был единственным действующим храмом прифронтовой полосы в зоне оккупации.

Со стороны немецких властей возражений не так как в Вырице размещалась тыловая команда православных румын (бывших в войну союзниками Гитлера). Румыны эти оказались уроженцами восточной части своей страны, прилегавшей к России. Они говорили немного по-русски, понимали богослужение на церковно-славянском языке и потому часто ходили в Казанскую церковь. Прихожане вначале косились на солдат в немецкой форме, но потом привыкли, видя, как те молятся, соблюдают церковные правила. Начальником команды был немецкий капитан.

Немцы, прослышав о святом старце и его прозорливости, приходили к нему, интересовались, чем закончится война, победит ли Гитлер. Отец Серафим откровенно отвечал, что Гитлеру России не победить: «Санкт-Петербурга вы никогда не возьмете. Мы — православная держава. Вера сейчас гонится, но через короткое время снова возродится».

Капитану, начальнику команды, отец Серафим сказал: «Дойдешь до Польши, там твой конец. Домой не вернешься!»

...Много лет спустя, где-то в семидесятые годы в Вырицу приехал пожилой румын, служивший в этой команде, и поведал, что их начальник — капитан — был убит под Варшавой, как и предсказал отец Серафим.

Старец провидел, что в Княжеской долине, на которой стоял Вырицкий Казанский храм, не будет пролито человеческой крови. И хотя в конце войны в трех километрах от поселка, на станции Вырица, шли ожесточенные бои, в самой Княжеской долине не было разрушено ни одного дома.

Старец постоянно говорил, что немцы уйдут: «Они у нас гости, а долго в гостях не бывают: надо домой уходить». Кто-то донес об этих словах коменданту и тот приказал убить отца Серафима. Ворвавшимся к нему немецким солдатам старец сказал: «О, убийцы пришли! А в кого вы будете стрелять: видите, у меня крест со Спасителем, в Христа будете стрелять, а еще говорите, что верующие». Сказал он это по-немецки, т. к. прежде по торговым делам ездил в Германию и изучил немецкий язык. Еще добавил, обращаясь к каждому из солдат: «Zwei Kinder, drei Kinder» (т. е. у одного два ребенка, у другого — три) и завершил свою беседу словами: «А коменданту скажите, то, что он посеял в России, то он и пожнет дома». Солдаты не тронули старца, а пошли и доложили коменданту. Тот отменил свой приказ.

Во время войны старец Серафим, кроме строгих постов и непрестанной келейной молитвы, принял на себя особый подвиг ради спасения России и ее народа от гибели: 1000 ночей стоял он на камне «в саду, в тиши ночной» пред иконой преподобного Серафима Саровского и с воздетыми руками молился, подражая подвигу своего небесного покровителя.

Об этом стоянии старец написал в 1942 году духовный стих:

Старец молился Божией Матери и преподобному Серафиму, и мы имеем замечательное свидетельство о том, что молитва эта была воистину действенна. Зимой 1942 года келейнице старца матери Серафиме ночью приснился сон: старец Серафим в валенках и белом халате гонит по заснеженному полю множество вооруженных немецких солдат, которые в ужасе бегут от него.

Утром, когда мать Серафима подошла за благословением, старец сказал: «Видела? Пойди теперь посуши валенки и халат». Действительно, ночью он выходил в зимний сад и молился на камне в валенках, набросив на себя белый халат для маскировки, чтобы соседи не увидели. Валенки и халат, как вспоминала мать Серафима, были мокрыми. Как старец выдерживал эти ночные бдения при его больных ногах — одному Богу известно.

Монахиня Таисия вспоминает: «На Пильном он..., подражая преподобному Серафиму Саровскому, молился на камне. Когда участок разделили, отец Серафим поставил другой камень. Камни сохранились и сейчас. В это время отец Серафим был весь прозрачный. Он только лежал, принимая так мало пищи, что остались только восковая кожа и кости. Отец Серафим постился очень строго: съедал в день одну просфору и немножко тертой моркови, пил святую воду.

Он был очень слаб здоровьем и только изредка приходил в Казанский храм и служил в приделе пре. подобного Серафима Саровского. С 1945 года в Казанском храме служил отец Алексий Кибардин, которому было шестьдесят с лишним лет. Красавец, статный, в митре, он был знаменит тем, что крестил царских детей и был их духовником. За это он пострадал, сидел, вышел. Это был очень духовный, мудрый пастырь, прямо как святой, молитвенник. Когда отец Серафим взял особый подвиг поста, отец Алексий часто приходил к нему в дом и причащал».

Во время войны старец организовал как бы небольшой монастырь, около 40 человек трудилось под его руководством, им выделили даже участок земли.

Одна из чад батюшки пришла к нему за благословением на переезд из Вырицы — муж очень настаивал. Когда сказала, что спросит у батюшки, муж возмутился: «Поехали, что ты все к нему ходишь?» Но она пошла. Старец сказал: «Пусть едет, а ты оставайся». Муж уехал, почти сразу началась война, и он пропал без вести.

В войну пришла женщина с дочкой за благословением на отъезд перед эвакуацией. Старец задержал их, обнял ладонями голову девочки, долго держал ее так и молился, а потом сказал: «Вы спасены». После этого благословил отъезд.

Поезд, в котором они ехали, вышел из графика и его задержали перед станцией. В это время немцы совершили налет на станцию и составы, которые подошли раньше, сгорели, и почти все люди, находившиеся в них, погибли, а их поезд остался невредим.

...Пришла к отцу Серафиму женщина узнать о судьбе своего мужа, пропавшего без вести на фронте

Старец сказал: «Поминай в храме как без вести павшего, но живого, а там и сам весточку подаст». Так вскоре и произошло. Однажды ей передали записку от мужа: он находился неподалеку от поселка Вырица, в немецком лагере для военнопленных. Наскоро собравшись, отправилась она в указанное место и встретилась с мужем. Но радости ее не было предела, когда лагерное начальство отпустило домой единственного кормильца семьи.

В 1944 году немцы угоняли работоспособных жителей Вырицы в Германию. Отец Серафим предсказал одной семье, что все ее члены вернутся и они будут жить в большом городе. Так и случилось. Несмотря на то, что вся семья попала в концлагерь, они вернулись на родину и стали жить в Ленинграде.

Сохранился рассказ женщины, жившей в Вырице в годы войны и ходившей к отцу Серафиму почти каждый день. При бомбежках бывало очень страшно, поэтому они с мамой боялись ночевать в своем доме и нередко оставались в доме старца. Когда были там, то без всякого бомбоубежища и подвала чувствовали себя совершенно спокойно.

...Пришла во время войны к отцу Серафиму заплаканная женщина: получила извещение, что сын пропал без вести, не знает, как о нем молиться — о здравии или об упокоении. Старец сказал ей: «Немедленно поезжай в такой-то город (Новороссийск). Только не медли, а то опоздаешь».

Женщина прямо от старца поехала — и успела на похороны сына. Он был военным моряком. Их корабль затонул, весь экипаж погиб, а сына этой женщины море вынесло к берегу. В день, когда она приехала, моряка, так и не опознав, собирались хоронить в братской могиле, поскольку никаких документов при нем не нашли. Вот мать и получила утешение, проводив свое чадо в последний путь. Ведь как важно для матери знать, где могила сына!

Мы уже упоминали о том, что, еще будучи духовником Александро-Невской Лавры, отец Серафим предсказал патриаршество архиепископ Хутынскому Алексию (Симанскому). В 1944 году когда сняли блокаду, Владыка Алексий, бывший тогда митрополитом Ленинградским, навестил старца в Вырице. Вот как это происходило.

Однажды отец Серафим, обращаясь к своим близким, сказал: «Сейчас к нам приедет митрополит». Матушка Серафима, услышав эти слова, улыбнулась про себя, решив, что это невозможно. Очевидец вспоминает: «Раздался стук в дверь, вошли иподиаконы митрополита Ленинградского:.. Алексия сказавшие, что к старцу Приехал Владыка Алексий Вслед за ними в келью батюшки вошел митрополит Алексий, опустился на колени перед лежащим на одре старцем. Батюшка сложил руки, прося благословения, Владыка благословил, после чего батюшка поцеловал его руку. Тогда Владыка, оставаясь стоять на коленях, сам поцеловал руку старца.

Отец Серафим попросил митрополита встать сказав, что сам должен стоять на коленях перед Первосвятителем Московским: «Ты будешь Первосвятителем Московским в течение двадцати пяти лет как твой небесный покровитель». Владыка начал объяснять, что это вряд ли возможно, судя по существующему положению дел. Старец сказал: «Сталин пришлет тебе вызов, и тебя изберут Патриархом». Так и случилось, как предсказал батюшка. Всю жизнь Патриарх с особым благоговением чтил память дивного старца.

...Еще полыхала война, а старец уже размышлял о мирной жизни, давал советы: как устраиваться что делать после войны. Говорил он о преобразованиях в стране, о восстановлении храмов, монастырей, о возрождении Святого Православия. После войны в доме на Майском проспекте отец Серафим принимал огромное количество людей. Старец очень ослабел и редко уже вставал с постели, но поток приходящих не уменьшался.

К нему шли жители Вырицы и ее окрестностей, шли ленинградцы, только что пережившие ужасы блокады, несли свои горести, беды, вопросы: и всех он принимал, сколько бы народа ни приходило. Возле его дома всегда можно было видеть людей, ожидающих своей очереди.

Особенно много было спрашивающих о пропавших без вести родных. Со всех концов России шли к старцу с вопросом, как молиться о своих близких. Старец отвечал, прозревая судьбу человека: «Молись как за живого», или «Молись о упокоении». Одной женщине на подобный вопрос ответил: «Да откуда я знаю, на каком паровике он сейчас приедет, вот уже на какой-то садится в Ленинграде. Точно не знаю: на этом или на следующем». Как оказалось, ее сын в это время возвращался в Вырицу.

Пришла к старцу духовная дочь и спросила о судьбе мужа, от которого не было никаких вестей. Старец ответил: «Жив твой Николушка и домой скоро придет, только очень уж у него головушка будет болеть». И точно — вернулся Николушка с раной в голове.

Старец благословлял своих духовных чад строить гостиницы, то есть дома для приезжающих к нему за советом и молитвой. Те не имели ни копейки на стройку, но после благословения батюшки все неожиданно появлялось. И действительно, построили несколько домов. Старец направлял туда приезжавших.

После войны многим было негде жить. На комнаты была огромная очередь. Годами не могли люди устроиться с жильем. Приходили к отцу Серафиму, со слезами просили о помощи. Многим помогал он силой своего благословения и молитвой. Благословит батюшка пришедших, приласкает, и вскоре люди получали жилье.

Одна женщина вернулась в Ленинград с детьми после эвакуации, а комната ее занята. Стала судиться. Жить негде, скиталась по квартирам. От переживаний заболела так, что не могла с постели встать: с сердцем совсем плохо. Все хотела к старцу поехать, а сил нет. Попросила знакомую спросить у батюшки, что делать, может, отступиться. Старец передал: «Пусть судится, комната ее будет». И правда, вернули комнату — после седьмого разбирательства в суде.

Другая женщина по имени Анна пережила Ленинградскую блокаду в чужой квартире, сохранив ее и все находившиеся в ней вещи. Когда в 1946 году хозяева квартиры вернулись, она осталась без жилья и без прописки. Обращалась в разные инстанции, писала заявления, и всюду отказали, отчего пришла в полное отчаяние. Кто-то посоветовал ей съездить в Вырицу к старцу Серафиму. Анна поехала к батюшке, который сказал ей кратко: «Будет у тебя и прописка и комната, не отчаивайся».

Буквально на следующий день Анну вызвали в домоуправление и предложили прописку и комнату в том же доме: в одной из квартир жили больные старые люди, нуждавшиеся в уходе. Управдом и паспортистка порекомендовали Анну как добросовестного и надежного человека, сохранившего чужую квартиру. Анну прописали и дали комнату «по уходу за больными и одинокими людьми».

Старец духом прозревал, кто к нему идет, часто говорил, что такая-то (такой-то) скоро будет — та (или тот) и вправду приходили.

...Один молодой мужчина совершенно спился, все таскал из дома. Жена с ребенком не выдержали такой жизни и ушли. Друг его узнал, что в Вырице живет старый монах, который лечит и алкоголиков, и начал уговаривать поехать: может быть, старец поможет исцелиться. Тот долго отказывался, но, наконец, поддался уговорам. Взяли билеты, доехали до Ленинграда. Когда приехали на Балтийский вокзал, друг этого пьяницы пошел в кассу за билетом, но пока стоял в очереди, его подопечный пошел в туалет и предложил кому-то за четвертинку свою одежду: отдал рубашку, нижнее белье, остался в одной фуфайке и брюках. Четвертинку выпил тут же. Друг разыскал его, но никак не мог понять, когда и где тот успел выпить. Сели в поезд, поехали.

Пришли к дому старца, вступили в сени, а он в это время объяснял притчу об овце, которую Пастырь идет разыскивать. Пьяница сказал: «Куда ты меня привел, здесь людей нет, все какие-то овцы». Пьяные часто становятся развязными, словоохотливыми, и враг дает им способность язвительно и насмешливо говорить и издеваться над святыней. Он стал упираться у двери: «Ни за что не войду сюда, нечего мне тут делать».

И вдруг услышал голос старца: «Сергей, иди сюда». У него хмель вышибло и он спросил у друга: «Откуда он меня знает?». А старец снова громко звал: «Сергей, который приехал ко мне с другом, заходи». Сергей вошел, увидел множество народа. Старец сказал: «Вот видите, дорогие братья и сестры, этого человека оставили мать и жена. Он дошел до ужасного состояния. Он только что на вокзале отдал за «маленькую» свое белье и рубашку и явился сюда в одной фуфайке. Люди оставили его, но не оставил его Бог, Он послал друга, который привез его сюда с надеждой на нашу помощь. Господь помог ему, потому что за него молились. Сейчас внутри этого человека идет страшная борьба — злой дух, вошедший в него, хочет, чтобы он ударил меня, ударил своего друга, чтобы убежал отсюда, и его очень трудно удержать здесь. Злому духу здесь очень плохо, ненавистно, здесь молятся, здесь святыни. И вот, дорогие мои, сейчас только от нас зависит, куда пойдет и кем станет этот несчастный человек. Давайте все вместе помолимся Господу и Божией Матери, чтобы они вразумили его, помогли этому человеку.. Все зависит от нас, дорогие, давайте поможем этому человеку». Все, кто был, встали на колени и вместе со старцем стали молиться, кто как умел, некоторые даже заплакали.

И вдруг этот пьяница упал на пол и начал биться, сотрясаемый рыданиями. Долго он лежал и плакал, а народ молился.

Наконец, старец поднялся и сказал: «Он не будет больше пить, он хотел наложить на себя руки, но не сделал этого, потому что за него молились. Молитва ограждает и отражает страшные внушения темной силы. И особенно сильна молитва близких. Молитва матери, молитва друга — она имеет великую силу». Этот пьяница больше за всю свою жизнь не взял в рот спиртного, стал глубоко верующим и духовным чадом старца.

Многие исцелялись по молитвам старца от тяжелых болезней. Когда кто-нибудь сильно болел, старец советовал принимать по столовой ложке освященной воды через каждый час. Говорил, что сильней лекарства нет, чем вода да масло освященные.

После совершения таинства елеосвящения или молебна, других треб, отец Серафим часто устраивал общие трапезы. Перед трапезой он преломлял хлеб и раздавал всем, благословляя при этом, и давал всем по три кусочка сахара. Часто батюшка давал болящим просфору — и люди исцелялись от болезней.

Батюшка говорил: «Как часто мы болеем из-за того, что не молимся за трапезой, не призываем Божие благословение на пищу. Раньше все делали с молитвой на устах: пахали — молились, сеяли — молились, собирали урожай — молились. Сейчас мы не ведаем, какие люди готовили то, что мы вкушаем. Ведь часто еда приготовлена с хульными словами, руганью, проклятиями. Поэтому обязательно нужно окроплять трапезу Иорданской (крещенской) водой — она все освящает, и можно не смущаясь вкушать то, что приготовлено.

Все, что мы вкушаем, — это жертва любви Божией к нам, людям; через пищу вся природа и ангельский мир служат человеку. Поэтому перед трапезой

нужно особенно усердно помолиться. Прежде всего мы призываем благословение Отца Небесного, читая молитву «Отче наш». А там, где Господь, там и Божия Матерь, там и Ангелы, поэтому поем: «Богородице Дево, радуйся...» и тропарь Ангельским Силам: «Небесных воинств Архистратизи...» Недаром мы говорим: «Ангела за трапезой» — и воистину Ангелы с нами за трапезой, когда мы с молитвой и благодарением вкушаем пищу. А там, где Ангелы, там и все святые. Поэтому мы поем тропарь святителю Николаю, призывая вместе с ним благословение всех святых на нашу трапезу».

Так и молились всегда перед едой у батюшки, и он благословлял своих духовных чад неукоснительно соблюдать это молитвенное правило.

Пришла как-то к старцу слепая женщина и спросила:

— Могу ли я исцелиться?

— Привяжи на ночь к глазам артос и прочти перед сном три раза: «Верую».

Она так и сделала и, проснувшись утром, прозрела.

...Одна женщина заболела. Врачи поставили страшный диагноз — саркома. Старец благословил делать операцию. Делали операцию в Военно-медицинской академии. После операции женщина, лежа на кровати, увидела: дверь открылась, вошел отец Серафим и спросил с улыбкой: «Все хорошо, жива?»

Соседки по палате ничего не видели. После этого стала выздоравливать. Профессор академии много раз показывал больную разным комиссиям, все смотрели и изумлялись, ибо болезнь считалась неизлечимой. После выписки из больницы профессор продолжал интересоваться ее здоровьем. А старец уже наяву пришел навестить больную дома.

...Жили в Ленинграде муж и жена — врачи. Он — профессор, она — доцент, начальник глазного госпиталя, прекрасный врач, многим вернула зрение. Все годы Великой Отечественной войны были вместе на фронте. Муж очень хотел иметь детей, а она — нет, сделала 18 абортов. В конце концов муж оставил ее, нашел другую женщину.

Возвратившись с фронта в Ленинград, она никак не могла устроиться ни на работу, ни с жильем: квартира записана на мужа, а без прописки не берут никуда на работу. Оказалась буквально на улице без средств к существованию. Как член партии ходила в горком КПСС, но и там не помогли. Тогда она решила покончить с собой.

Идя в мрачном состоянии по улице, неожиданно встретила знакомую фронтовичку. Та с участием расспросила ее о жизни и, узнав о постигших несчастьях, сказала, что в Вырице живет старик, который многим помогает и открывает будущее.

Подумав, что это какой-то гадатель, врач решила поехать, так как терять все равно было нечего. В Вырице она нашла дом старца, там ее спросили: «Вы к батюшке?». Она возмутилась: «К какому батюшке! Не хватало только мне еще к попу попасть», —. и выбежала вон. На улице по непонятной причине у нее отнялись ноги, она опустилась на обочину дороги и заплакала. Самыми последними словами ругала она мысленно мужа, партию, знакомую, пославшую ее к какому-то попу, но встать не могла: ноги не держали.

Вышла из дома женщина и сказала: «Вас зовет батюшка». Она категорически отказалась идти. Женщина подошла вторично и сказала: «Ваше имя Н., вы врач-окулист, только что приехали из Германии, вас зовет батюшка». Неожиданно для себя она встала и как бы против своей воли пошла в дом.

В келье она увидела старого монаха в схиме, лежащего на кровати. Тот ей сказал прямо, что во всех бедах виновата сама, убив своих детей. Поняв, что старцу открыта вся ее жизнь, она с плачем упала перед ним на колени. Он тут же утешил ее: «Поезжай в Смольный, тебя назначат заведующей клиникой в Петергофе, дадут комнату. Потом станешь опекуном одной пациентки и переедешь к ней в Петербург. Будешь приезжать ко мне, а потом и на могилку будешь ездить».

— Что за сказки он говорит, — подумала она.

— Я не сказки говорю, но все, что сказано, сбудется, — ответил старец на ее мысли.

Действительно, она отправилась в Смольный, где ей дали назначение на работу в клинику Петергофа, и комнату там же, а впоследствии она перебралась в Ленинград. Дожила до глубокой старости, стала очень верующей и до конца дней своих ездила на могилу старца в Вырицу.

...Наступила весна 1949 года. Старец сильно болел. Чада его молились об исцелении духовного отца, говорили, что очень жалко расставаться с батюшкой. Отец Серафим на это отвечал: «Неужели вы думаете, что Господь не услышит? Да если я протяну руки к Нему, Он сразу исцелит. Но не как я хочу — буди, Отче, воля Твоя, а не моя отныне и во веки. Пусть любые болезни посетят — да будет воля Твоя!»

Старец очень ослабел, совсем не вставал с постели, но требовал, чтобы к нему пропускали всех приходящих. Те, кто ухаживали за ним, жалели батюшку и не впускали людей. Но он духом знал, кто и зачем приходил; заставлял идти и возвращать тех, кого не пропустили. Бывало, снимали и возвращали людей прямо с поезда: так старец требовал.

Незадолго до кончины отец Серафим спал не просыпаясь двенадцать суток подряд. Приходивший врач слушал работу сердца, все эти дни пульс едва прослушивался. Когда батюшка проснулся, то сказал, обращаясь к матушке Серафиме: «Я побывал во многих странах. Лучше своей страны не нашел и лучше нашей веры не видел, говори всем, чтобы никто не отступал от Православия».

Перед кончиной отцу Серафиму явилась Сама Пресвятая Богородица. Было это ночью. Старец знал, Кто его навестит, и сказал женщинам, ухаживавшим за ним: «Зажгите все лампады». Божия Матерь явилась старцу у березы под окном кельи его. Отец Серафим сказал, чтобы эту березу ни в коем случае не срубали.

За две недели до кончины своей старец объявил отцу Алексию Кибардину, что Божия Матерь велела причащать его ежедневно. Отец Алексий рассказывал: «Я каждую ночь причащал старца по его слову. И вот однажды я проспал, не услышав звонка будильника. Проснувшись в четыре часа ночи (а причащал я его обычно в два часа), я надел дароносицу и в буквальном смысле слова побежал к старцу. Когда вошел в дом, а затем в келью, старец лежал необыкновенно сияющий. Я извинился, что проспал, на что отец Серафим ответил: «Батюшка, не беспокойтесь, меня уже ангелы причастили». Глядя на его лицо, было совершенно очевидно, что это истинно так».

Старец просил отца Алексия съездить в Москву и передать Патриарху Алексию I, что убогий Серафим через две недели отойдет ко Господу и чтобы из семинарии и Духовной Академии приехали попрощаться с ним. Старец передал земной поклон и просил святых молитв Патриарха о нем. Как рассказал отец Алексий Кибардин, когда он передал Святейшему слова старца, Патриарх, ничего не отвечая, обратился к иконам, сделал три земных поклона с крестным знамением. Потом повернулся, по лицу его текли слезы. Он сказал: «Я уже четыре года Патриарх. Я стал Патриархом по его молитвам. И мне осталось служить еще 21 год. Так сказал этот святой старец».

В последние часы перед кончиной отец Серафим просил читать акафист Божией Матери, преподобному Серафиму Саровскому и святителю Николаю.

Скончался старец ночью 3 апреля 1949 года в доме на Майском проспекте. После его кончины в Вырице целую неделю чувствовалось благоухание.

Три дня шел ко гробу непрерывный поток людей. Святейший Патриарх Алексий I дал распоряжение митрополиту Ленинградскому Григорию, чтобы в семинарии и академии после кончины старца на три дня отменили занятия.

Отпевали отца Серафима накануне праздника Благовещения в вырицкой Казанской церкви. Тогда до Вырицы ходил паровик с перерывами в два часа. На дорогу уходило полтора часа. В день отпевания и погребения старца утренний паровик не смог увезти всех желающих, в вагоны невозможно было войти более ни одному человеку. Толпа буквально атаковала начальника вокзала: «Следующий поезд ждать два часа, дайте нам срочно дополнительный поезд!» На вопрос о причине такой срочности люди отвечали: «В Вырице великий отец Серафим скончался, опоздаем на погребение». Но все же и не опоздавших было великое множество. Одного духовенства и семинаристов прибыл целый вагон. Среди них был и будущий Святейший Патриарх Алексий II, учившийся тогда в Петербургской духовной семинарии. Во время отпевания и погребения тысячи людей стояли вокруг Казанского храма и на соседних улицах. Пел хор Духовной Академии и семинарии.

Похоронили старца Серафима на маленьком кладбище рядом с Казанским храмом. Кто побывает на его могиле, уже никогда этого не забудет. Много собралось в Вырице великих подвижников, освятивших своей молитвой эту землю, недаром стала Вырица местом паломничества, да и сам батюшка сказал, что Вырица будет нашим северным Иерусалимом.

Рядом с могилой старца Серафима погребены и другие подвижники, достойные его сомолитвенники: схимонахиня Серафима — мудрая старица и прозорливица; Фаина Сергеевна Кибардина — супруга протоиерея Алексия Кибардина, о котором мы вспомним еще в нашем повествовании; иеросхимонах Арсений — прозорливец, был духовником женского монастыря в Вырице; монахиня Нодина — подвижница и старица из Новодевичьего монастыря Петербурга; Григорий — благочестивый верующий, бывший старостой Казанского храма.

Через всю жизнь пронес отец Серафим любовь к своему Ангелу — преподобному Серафиму Саровскому. Недаром в келье батюшки была икона преподобного с частичкой его мощей. Ныне эта икона находится на аналое в Казанском храме.

Схимонахиня Серафима (Анна Павловна Морозова), келейница старца Серафима, написала в день кончины батюшки стих:

3 апреля 1949 г.

Многим из своих духовных чад старец завещал приходить к нему на могилу во всех бедах, скорбях, болезнях и беседовать с ним как с живым.

...Родственники отца Серафима после смерти старца оказались в очень бедственном материальном положении. Пришли помолиться на могилу старца и им было послано видение самого отца Серафима, который сказал, что всегда молитвенно пребывает с ними и поможет им через другого человека.

На следующий день после этого чудесного явления они получили телеграмму из Москвы от митрополита Крутицкого и Коломенского Николая с такими словами: «Высылаю деньги на ваши нужды и жду вашего приезда, чтобы оказать и другую посильную помощь...» Подписано было: «Ваш Дедушка».