Советуем прочитать. 2. Утков В. Ершов. — Новосибирск, 1980.

1. Лупанова И.П. П.П.Ершов//Ершов П.П. Конек-гор­бунок. Стихотворения. — Л., 1976 (Б-ка поэта). — С.7—26.

2. Утков В. Ершов. — Новосибирск, 1980.

Глава 5. АНТОНИЙ ПОГОРЕЛЬСКИЙ (1787-1836)

Писатели-романтики открыли для «высокой» литературы жанр сказки. Параллельно с этим в эпоху романтизма про­изошло открытие детства как уникального, неповторимого мира, глубина и ценность которого притягивает взрослых. Исследователь русского романтизма Н.Берковский писал о том, что романтизм установил культ ребенка и культ детства. В поисках идеала романтики обратились к незамутненному детскому взгляду на мир, противопоставляя его порой эгоис­тическому, грубо материальному миру взрослых. Мир детст­ва и мир сказки идеально соединились в творчестве А. Пого­рельского. Его волшебная повесть «Черная курица, или Под­земные жители» стала классическим произведением, изначально адресованным юным читателям.

Антоний Погорельский — псевдоним Алексея Алексееви­ча Перовского, побочного сына знатного екатерининского вельможи А. К. Разумовского. В детстве А. Перовский полу­чил разностороннее домашнее образование, затем за два с небольшим года окончил Московский университет. Из уни­верситета вышел со званием доктора философии и словес­ных наук, полученным им за лекции естественнонаучного со­держания. Во время войны 1812 года Перовский был боевым офицером, участвовал в сражениях при Дрездене, Кульме, служил в Саксонии. Здесь он познакомился с известным не­мецким музыкантом и писателем-романтиком Т.Амадеем Гоф­маном. Общение с Гофманом наложило отпечаток на харак­тер творчества Перовского.

Иронический псевдоним «Антоний Погорельский» связан с названием имения писателя Погорельцы в Черниговской губернии и именем святого Антония Печерского, некогда удалившегося от мира в Чернигов. Антоний Погорельский — одна из самых загадочных фигур в русской литературе. Дру­зья называли его петербургским Байроном: он был так же умен, талантлив, безрассудно смел и даже внешне напоминал знаменитого английского поэта.

А. Погорельский писал стихи, статьи о литературе, в прозе он во многом предвосхитил появление Гоголя, стоял у исто­ков фантастического направления в отечественной литерату­ре. Погорельский внес вклад в развитие русской литературы и тем, что способствовал воспитанию, литературному развитию своего племянника — Алексея Константиновича Толстого.

Известность в литературном мире Погорельскому прине­сли повесть «Лафертовская маковница» (1825), сборник по­вестей «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» (1828), нравоописательный роман «Монастырка» (1830—1833). Для его произведений характерно соединение таинственного, мистического с реалистическим изображением быта, нравов российской жизни. Живая, остроумная, ироничная манера повествования Погорельского делает привлекательными его произведения. Не случайно его первая сказочная повесть «Лафертовская маковница» наряду с «Черной курицей» вклю­чается в сборники для детского чтения[lvii]. Повесть привлекла внимание Пушкина. Его особенно восхитил один из персо­нажей, существующий то в облике титулярного советника, то в облике бабушкиного кота. Так пластично он был выпи­сан Погорельским, что Пушкин писал брату: «Я перечел два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу Три­фоном (у Погорельского — Аристарх. — Ред.) Фалалеичем Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повертывая голову и выгибая спину».

«Черная курица, или Подземные жители» (1828). «Черная курица» имеет подзаголовок «Волшебная повесть для детей». В ней две линии повествования — реальная и сказочно-фан­тастическая. Их причудливое сочетание определяет сюжет, стиль, образность произведения. Погорельский написал по­весть для десятилетнего племянника. Алешей он называет главного героя. Но в ней ощутимы отголоски не только дет­ства Алеши Толстого, но и самого автора (тоже Алексея). В детстве он на короткое время был помещен в закрытый пан­сион, страдал от разлуки с домом, бежал из него, сломал ногу. Высокий деревянный забор, огораживающий пансионный двор, жизненное пространство его воспитанников — это не только реалистическая подробность в «Черной курице», но и символический знак «памяти детства» автора.

«Ворота и калитка, кои вели в переулок, всегда были за­перты, и потому Алеше никогда не удавалось побывать в этом переулке, который сильно возбуждал его любопытство. Вся­кий раз, когда позволяли ему в часы отдыха играть во дворе, первое движение его было — подбежать к забору».

Круглые дырочки в заборе — единственная связь с внеш­ним миром. Мальчик одинок, особенно горько это чувствует в «вакантное время», когда разлучен со своими товарищами.

Грустно-щемящая нотка пронизывает повесть Погорельско­го. Повествование ведется от лица автора-рассказчика, с час­тым обращением к воображаемым слушателям, что придает особую теплоту и доверительность. Время и место произо­шедших событий конкретизированы: «Лет сорок тому назад, в С.-Петербурге на Васильевском острову, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона...» Перед читате­лем возникают Петербург конца XIX века, пансион, учитель с буклями, тупеем и длинной косой, его супруга, напудрен­ная и напомаженная, с целой оранжереей разных цветов на голове. Подробно выписан наряд Алеши.

Все описания яркие, картинные, выпуклые, даны с уче­том детского восприятия. Ребенку важна в общей картине деталь, подробность. Оказавшись в царстве подземных жите­лей, «Алеша со вниманием стал рассматривать залу, которая очень богато была убрана. Ему показалось, что стены сдела­ны из мрамора, какой он видел в минеральном кабинете пан­сиона. Панели и двери бьыи из чистого золота. В конце залы, под зеленым балдахином, на возвышенном месте, стояли крес­ла из золота. Алеша любовался этим убранством, но стран­ным показалось ему, что все было в самом маленьком виде, как будто для небольших кукол».

Реалистические предметы, бытовые подробности в ска­зочных эпизодах (крошечные зажженные свечи в серебря­ных шандалах, кивающие головой фарфоровые китайские куклы, двадцать маленьких рыцарей в золотых латах, с пун­цовыми перьями на шляпах) сближают два плана повество­вания, делают естественным переход Алеши из реального мира в волшебно-фантастический.

Почти все события сказочного плана можно объяснить, скажем, склонностью героя к мечтательности, к фантазиро­ванию. Он любит рыцарские романы и часто готов видеть обыденное в фантастическом свете. Директор училищ, к при­ему которого с волнением готовятся в пансионе, в его вооб­ражении представляется «знаменитым рыцарем в блестящих латах и в шлеме с блестящими перьями», но, к своему удив­лению, вместо «шлема пернатого» Алеша видит «просто ма­ленькую лысую головку, набело распудренную, единствен­ным украшением которой... был маленький пучок». Но ав­тор не стремится разрушить хрупкое равновесие между сказкой и жизнью, оставляет недоговоренным, например, почему Чернушка, будучи министром, является в виде ку-рицы и какую связь имеют подземные жители со старушка­ми-голландками.

Развитое воображение, способность мечтать, фантазировать составляют богатство личности растущего человека. Поэтому так обаятелен главный герой повести. Это первый живой, несхематичный образ ребенка, мальчика в детской литературе. Алеша, как всякий десятилетний ребенок, любознателен, подвижен, впечатлителен. Его доброта, отзывчивость прояви­лись в спасении любимой курочки Чернушки, что и послужило завязкой сказочного сюжета. Это был решительный и смелый поступок: маленький мальчик бросился на шею кухарке, вну­шавшей ему «ужас и отвращение» своей жестокостью (кухарка в тот момент с ножом в руках схватила Чернушку за крыло). Алеша без колебаний расстается с драгоценным для него импе­риалом, подаренным доброй его бабушкой. Автору сентимен­тального детского рассказа этого эпизода было бы вполне достаточно для того, чтобы вознаградить сторицей героя за доброе сердце. Но Погорельский рисует живого мальчика, по-детски непосредственного, шаловливого, не устоявшего перед искушением праздности и тщеславия.

Первый шажок к своим бедам Алеша совершает непред­намеренно. На заманчивое предложение короля назвать свое желание Алеша «поспешил с ответом» и сказал первое, что могло прийти в голову почти каждому школьнику: «Я бы желал, чтобы, не учившись, я всегда знал урок свой, какой мне ни задали».

Все произошедшее с героем заставляет читателя задумать­ся о многих серьезных вопросах. Как относиться к успеху? Как не возгордиться от неожиданной большой удачи? Что может случиться, если не прислушаться к голосу совести? Что такое верность слову? Легко ли преодолеть в себе дур­ное? Ведь «пороки обыкновенно входят в дверь, а выходят в щелочку». Комплекс нравственных проблем ставит автор, не снисходя ни к возрасту героя, ни к возрасту читателя. Дет­ская жизнь не игрушечный вариант взрослой: все в жизни происходит единожды и всерьез.

Дидактична ли «Черная курица»? Воспитательный пафос очевиден. Если отвлечься от художественной ткани повество­вания, его можно выразить в словах: будь честен, трудолюбив, скромен. Но Погорельский сумел облечь воспитательную идею в такую романтически-приподнятую и в то же время жизнен­но убедительную, поистине волшебно-сказочную форму, что читатель-ребенок воспринимает нравственный урок сердцем.

Развязка повести — сцена прощания Чернушки с Алешей, шум покидающего свое царство маленького народа, отчаяние Алеши от непоправимости своего опрометчивого поступка воспринимается читателем как эмоциональное потрясение. Впервые, может быть, в своей жизни он переживает вместе с героем драму предательства. Без преувеличения можно гово­рить о катарсисе — возвышении просветленной души юного читателя, поддавшегося магии повести-сказки Погорельского.

«Черная курица» легко воспринимается и современным читателем. Здесь практически нет архаической лексики, ус­таревших оборотов речи. И в то же время повесть выстроена стилистически разнообразно. Здесь есть эпическая нетороп­ливость экспозиции, эмоциональный рассказ о спасении Чер­нушки, о чудесных происшествиях, связанных с подземными жителями. Часто автор прибегает к живому, непринужденно­му диалогу.

Органичное сочетание гуманной педагогической идеи, проникновенного тона повествования, художественно выра­зительной формы, занимательности для читателя делает по­весть Погорельского классическим произведением детской литературы, равных которому найдется немного в истории не только отечественной, но и зарубежной литературы.

Глава 6. ВЛАДИМИР ФЕДОРОВИЧ ОДОЕВСКИЙ (1803-1869)

Литературная и общественная деятельность. Значительный вклад в развитие литературы для детей внес известный дея­тель культуры первой половины XIX века В.Ф.Одоевский. «В совершенстве развитый человек», «живая энциклопедия» — так отзывались о нем знавшие его. В.Ф. Одоевский — само­бытный философ, талантливый писатель, музыковед, педа­гог, пропагандист фольклора, издатель альманаха «Мнемози-на» и журнала «Московский вестник», соредактор пушкин­ского «Современника». Будучи помощником директора Публичной библиотеки в Петербурге, директором Румянцев-ского музея (книгохранилище которого стало основой Рос­сийской государственной библиотеки), он способствовал раз­витию книжного дела в России. В сфере его разносторонних интересов находилась и детская литература.

В.Ф. Одоевский родился в Москве. По отцу он принадле­жал к старинному княжескому роду, восходящему к леген­дарному Рюрику. Мать будущего писателя была из крепост­ных. После смерти отца он воспитывался в доме дяди, а с 1816 по 1822 год учился в Московском университетском благородном пансионе. Пансиону Одоевский обязан системати­ческими знаниями в области гуманитарных и естественных наук. Здесь сформировался его интерес к самостоятельным научным изысканиям. Увлечение философией привело Одо­евского к созданию «Общества любомудрия», объединившего талантливых молодых людей, известных впоследствии деяте­лей литературы и культуры. В это общество входили поэт Д. Ве­невитинов, критик И.Киреевский, поэт А. Хомяков. К кругу любомудров были близки молодые поэты Ф.Тютчев, С.Ше-вырев, историк М.Погодин, журналист и издатель Н.Поле­вой. Цель общества его участники определили самим назва­нием — любовь к мудрости, глубокое изучение античных и немецких философов (Канта, Фихте, Шеллинга), размышле­ния о связи философии и литературы. Любомудры провоз­глашали: литература не только область чувств, но и мыслей, а для науки необходима не только логика, но и образность. «В наш век наука должна быть поэтическою», — утверждал Одоевский и реализовал этот принцип в художественном твор­честве, в частности обращенном к детям.

Расцвет литературной славы Одоевского пришелся на 30— 40-е годы. В 1833 году вышел в свет его сборник «Пестрые сказки с красным словцом». Он замечателен тем, что вклю­чал ряд романтических повестей, рассказанных от имени ма­гистра философии и члена разных ученых обществ Иринея Модестовича Гомозейко. Магистр философии в книгах для детей превратится в обаятельного рассказчика — дедушку Иринея. Жанр произведений, входящих в этот сборник, Одо­евский определяет как «сказки», что характеризует особен­ности его стиля — соединение фантастических ситуаций с точным ироническим, а подчас сатирическим воспроизведе­нием деталей быта и нравов. Поэтика этих сказок близка поэтике Гоголя в его петербургских повестях.

Белинский, характеризуя одну из повестей Одоевского, отмечал «необщее выражение», то есть необычность прояв­ления дидактизма и юмора. Дидактизм, по мнению критика, проявлялся не в сентенции, а оставался «идеей невидимого и вместе с тем осязаемого». Своеобразное выражение «идея невидимого» получила в сказке «Игоша» из этого сборника. Ее иногда относят к детскому чтению. Игоша — некое фан­тастическое существо, без рук, без ног, действующее вопре­ки логике. Взрослые не верят в его существование и за все проказы (разбросанные игрушки, сдернутую со стола скатерть) наказывают мальчика. У современного читателя сразу воз­никнут ассоциации с популярным ныне домовенком Кузей, Карлсоном. А для современников Одоевского явны были параллели с гофмановской сказкой «Неизвестное дитя».

Сказка Одоевского создана на пересечении фантастичес­кого, мистического и вполне научного интереса к тайнам человеческой психики. Заключая повествование о полузабы­том сказочном эпизоде детской жизни, Одоевский пишет:

«Мало-помалу учение, служба, житейские происшествия от­далили меня даже от воспоминаний о том полусонном состо­янии моей младенческой души, где игра воображения так чудно сливалась с действительностью... но иногда в минуту пробуждений,... странное существо, являвшееся мне в мла­денчестве, возобновляется в моей памяти, и его явление мне кажется естественным и понятным».

Линию «Игоши» Одоевский продолжил в «таинственных» повестях «Сильфида», «Саламандра», «Косморама». У читате­лей-современников пользовались большим успехом его «свет­ские» нравоописательные повести «Княжна Мими», «Княжна Зизи». Главная книга Одоевского «Русские ночи» (1836—1844) своеобразна по жанру: это и философский роман, и собрание романтических повестей. Среди героев повестей — замечатель­ные музыканты и художники, от Баха, Бетховена до неизвест­ного импровизатора Киприяно. Здесь органично соединился талант Одоевского-писателя и музыканта, музыковеда.

Особое место в творчестве Одоевского занимают научно-фантастические произведения. Незадолго до смерти он пи­сал: «Но будет время — лишь бы оно поскорее пришло — когда во всех и в каждого проникнет убеждение, что в Рос­сии все есть, а нужны только три вещи: наука, наука и нау­ка». Свое представление о будущем России он выразил в не­оконченном фантастическом романе «4338-й год». Люди в 44 веке передвигаются в дорожных гальваностатах и электри­ческих аэростатах, гости проживают в хрустальной гостини­це для прилетающих, Москва и Петербург слились в один великолепный город, а Россия простирается на два полуша­рия, сообщающихся внутренним тоннелем. Предугадывает писатель-провидец полеты на Луну, возможность влиять на климат, новые способы передачи информации («изобретение книги, в которой посредством машины изменяются буквы в несколько книг», «типографии будут употребляться лишь для газет и для визитных карточек»).

Одоевский — активный участник литературного процесса на протяжении нескольких десятилетий. Узами дружбы он был свя­зан со многими представителями отечественной литературы — от Грибоедова, Жуковского, Пушкина, Белинского до Толстого, Гончарова, Достоевского, Лескова. Параллельно с литера­турным творчеством он уделяет внимание науке, активно зани­мается просветительской, педагогической и филантропической деятельностью. По его инициативе в Петербурге были основа­ны две больницы, ряд детских приютов, создано Общество по­сещения бедных — благотворительная организация, оказавшая практическую помощь десяткам тысяч нуждающихся семейств.

В целях просвещения народа князь Одоевский пишет и издает популярные книги. В сотрудничестве с А.П.Заблоц-ким-Десятовским он издает альманах «Сельское чтение», в котором помещает статьи по различным отраслям знания, советы по ведению сельского хозяйства.

Одоевский — педагог и детский писатель. В течение дли­тельного времени Одоевский входил в Ученый комитет Ми­нистерства государственных имуществ, занимался организа­цией учебного процесса в различных учебных заведениях — от воспитательных домов, приходских сельских училищ до Мариинского института благородных девиц. Он написал ряд учебных пособий для учащихся, руководств для учителей.

В 1834—1835 годах он издает необычное пособие для вос­питательных домов, где пребывали сироты, — «Детские книж­ки для воскресных дней». Здесь помещались педагогические наставления для воспитательниц, дидактические материалы, а также рассказы и сказки для чтения детям.

Одним из первых в России Одоевский заинтересовался педагогикой как наукой. Он задумал большое сочинение по вопросам педагогики под названием «Наука до науки». При жизни писателя была опубликована только небольшая его часть. Во многих статьях по вопросам школьного преподава­ния, в заметках о воспитании содержится целый ряд идей, ставших впоследствии ключевыми в русской педагогике.

Педагогические идеи Одоевского взаимосвязаны с его философскими воззрениями. Магистральная мысль писателя устремлена к целостному познанию, к необходимости куль­туры мысли и чувства. Главную задачу воспитания педагог видел в «приучении ученика прежде всего быть человеком». Общее образование он понимал как общечеловеческое, пред­шествующее всякому специальному. Современно звучат его мысли о целостном восприятии мира ребенком («дитя — отъ­явленный энциклопедист; подавайте ему все, не дробя пред­меты искусственно»), о путях воспитательного влияния на человека, об искусстве говорить с детьми.

Одоевский пишет: «Три пути действовать на ребенка: ра­зумное убеждение, нравственное влияние, эстетическая гармонизация... кому недоступно убеждение (дело трудней­шее), на того можно подействовать нравственным влияни­ем; ребенок вам уступит, потому что этого желаете вы, из любви к вам; не добились вы любви от ребенка, старайтесь развить его эстетической гармонизацией — музыкой, кар­тинами, стихами...»[lviii]

Многие педагогические идеи Одоевского воплотились в его произведениях для детского чтения. Само обращение к детской литературе естественно вытекало из его педагогичес­кой и филантропической деятельности. Первые свои произве­дения для детей Одоевский помещает в периодических изда­ниях, чаще всего в «Детской библиотеке» А. Очкина и Львова.

В творчестве, обращенном к детям, Одоевский прежде всего ставил задачу развить умственные способности ребенка, «ук­репить его умственные силы». Всех детей писатель делит на «проснувшихся» и «непроснувшихся». «Непроснувшиеся бо­лее чем спят», ничто таких детей не интересует, они ничего не делают. Пробудить их могут, например, сказки Гофмана. Вообще же задачу литературы Одоевский видит в пробужде­нии «непроснувшегося» детского ума, в содействии духовно­му росту ребенка. Одновременно с этим писатель ставит за­дачу развить «благодатные» чувства в душе ребенка.

При жизни Одоевского его книги для детей издавались 6 раз: «Городок в табакерке» (1834, 1847), «Сказки и рассказы для детей дедушки Иринея» (1838 и 1840), «Сборник детских песен дедушки Иринея» (1847).

В жанровом отношении его произведения разнообразны: сказки, рассказы, очерки, стихи. Написал Одоевский и не­сколько колоритных пьес для театра марионеток: «Царь-де­вица», «Мальчик-фарисей», «Воскресенье», «Переносчица, или Хитрость против хитрости». По воспоминаниям друзей, Одо­евский с большим удовольствием придумывал сюжеты и ста­вил домашние спектакли с детьми. Он был человеком увле­кающимся, неистощимым на выдумки и веселье. Таких лю­дей, по словам Белинского, на Руси называют «детским праздником». Одоевский идеально объединил в себе качест­ва, необходимые детскому писателю: «и талант, и душу жи­вую, и поэтическую фантазию, и знание детей». Это и пред­определило его успех.

«Городок в табакерке». Главное открытие Одоевского как детского писателя — произведения научно-познавательной направленности. Ему принадлежит безусловный приоритет в разработке жанра научно-художественной сказки. Сказка «Го­родок в табакерке» — самое лучшее и самое известное произ­ведение Одоевского для детей. «Сказка должна занимать, те­шить ребенка, расшевеливая его воображение, его любопыт­ство», — считал Одоевский — дедушка Ириней. Материалы для сказочника, по мнению писателя, «везде: на улице, в воз­духе». Материалом для его первой сказки послужила музы­кальная шкатулка, вещь в быту прошлого века достаточно рас­пространенная и в то же время вызывающая любопытство ре­бенка. Не случаен интерес к ней и самого автора-музыканта, создавшего, кстати, музыкальный инструмент под названием «Себастьянон».

...Маленький Миша очарован внешним видом табакер­ки, на крышке которой изображены ворота, башенка, золо­тые домики, золотые деревья с серебряными листиками, со­лнышко с расходящимися лучами. Еще больше мальчика занимает внутреннее устройство чудесной игрушки — про­исхождение музыки. Естественное желание любознательно­го мальчика войти в этот игрушечный городок и увидеть все самому исполняется во сне. В сопровождении спутника, «ко­локольчика с золотой головкой и в стальной юбочке», герой путешествует по городку Динь-Динь. В сущности Одоев­ский знакомит маленьких читателей с устройством заводно­го механизма музыкальной игрушки. Окутывая рассказ лег­ким сказочным флером, он избегает скуки и рассудочности. Научный материал «ловко приноровлен к детской фанта­зии» (Белинский).

Любознательный пришелец видит множество разновели­ких мальчиков-колокольчиков («кто из нас побольше, у того и голос потолще»), их беспрестанно постукивают злые дядь­ки-молоточки, за которыми надзирает толстый Валик, с боку на бок поворачивающийся на диване. А всеми повелевает изящная царевна Пружинка «в золотом шатре с жемчужной бахромою». Она-то и объясняет Мише слаженную работу му­зыкального механизма. С удивлением Миша обнаруживает похожесть принципов устройства музыкальной шкатулки с закономерностями общественного устройства: все взаимосвя­зано и нарушение в одном звене выводит из строя всю систе­му, нарушает чудесную гармонию. Стоило Мише прижать пружинку, «все умолкло, валик остановился, молоточки по­падали, колокольчики свернулись на сторону, солнышко по­висло, домики изломались...». Городок в табакерке оказыва­ется своеобразной микромоделью мира.

Путешествуя по сказочному городку, Миша, а значит, и маленький читатель, попутно открывает для себя законы пер­спективы в живописи, музыкальную теорию контрапункта. И все это просто и естественно вписывается в повествова­ние. Сказка несет и воспитательный заряд. Подспудно про­ходит мысль о том, что все в мире движется трудом, празд­ность кажется привлекательной только со стороны. Маль­чик-колокольчик тоже преподает Мише важный урок: не торопись с выводами, не суди ни о чем поспешно. При этом мораль ненавязчива, она вытекает из действия.

В «Городке в табакерке» Одоевский продемонстрировал в полной мере искусство говорить с детьми о сложных вещах языком внятным, простым и убедительным, к чему он при­зывал воспитателей. Авторская интонация живая, эмоцио­нальная, естественная. Большую роль играют диалоги:

«— Сударыня царевна! Зачем вы надзирателя под бок тол­каете?

— Зиц-зиц-зиц, — отвечала царевна. — Глупый ты мальчик, неразумный мальчик. На все смотришь, ничего не видишь!..»

Сказочные персонажи, несмотря на свою «механистич­ность», имеют свой облик, манеру поведения, свой язык. «Динь-динь-динь», — звенят мальчики-колокольчики. Мо­лоточки, «господа на тоненьких ножках, с предлинными но­сами», шепчут между собою: «Тук-тук-тук! поднимай! заде­вай! тук-тук-тук!» «Шуры-муры! шуры-муры!» — шуршит Ва­лик, пребывающий «в палате и в халате».

Миша вежлив, любознателен, несколько наивен. Доволь­но условный характер главного героя вполне соответствует художественно-педагогической задаче автора: основная роль мальчика — задавать вопросы и выслушивать ответы. Образ мальчика придает сказке композиционную целостность и за­конченность. Он связывает два плана повествования: реалис­тический и сказочно-фантастический.

«Городок в табакерке» — первая научно-фантастическая сказка в русской детской литературе. Она до сих пор остает­ся примером образного, художественного решения научной темы в произведении для самых юных читателей. Сходные художественные приемы Одоевский использовал и в сказке «Червячок», обратившись на этот раз к области естествозна­ния. Сказка в занимательной, поэтичной форме знакомит читателей с превращениями личинки-червячка в куколку, затем в бабочку. Как и в «Городке в табакерке», отчетливо звучит социальная аналогия (рождение — смерть — романти­ческое воскрешение человека).

«Мороз Иванович». В других сказках Одоевский использо­вал фольклорные традиции, причем как русские, так и других народов. Наиболее популярна его сказка «Мороз Иванович». Она перекликается по сюжету с народной сказкой «Морозко», включает традиционные сказочные мотивы (печь с пирожка­ми, яблоня с золотыми яблочками). Создавая свое произведе­ние, Одоевский дополнил его деталями быта, описанием уб­ранства жилища Мороза Ивановича, подробно обрисовал ха­рактеры главных героинь — девочек Рукодельницы и Ленивицы. В литературной сказке они родные сестры, живут с нянюшкой, поэтому мотив несправедливого гонения со стороны мачехи отсутствует, акцентируется нравственная сторона отношений.

Сказка Одоевского построена на противопоставлении тру­долюбия и лености, что подчеркивает эпиграф: «Нам даром, без труда, ничего не дается, —//Недаром исстари пословица ведется».

Рукодельница и в родном доме, и в гостях у Мороза Ива­новича трудолюбива, прилежна, добросердечна, за что и была вознаграждена. Ленивица, только мух умевшая считать, не смогла ни перину снежную взбить, ни кушанье изготовить, ни платье починить.

Финал сказки писатель смягчает. Ленивица получает от Мороза Ивановича подарки, которые тают на глазах. Какова работа, такова и награда. А к читателю обращено послесло­вие: «А вы, детушки, думайте, гадайте, что здесь правда, что неправда; что сказано впрямь, что стороною; что шутки ради, что в наставленье».

Белинский попенял Одоевскому за «нравоучительный хвос­тик». Думается, что в этой сказке прямое обращение дедуш­ки Иринея не выглядит неуместным, а органично вписыва­ется в общий тон повествования. Мудрый сказочник не упус­кает возможности по ходу сказки рассказать детям о том, как зима сменяет лето, как растут озимые, отчего летом вода в колодце студеная, как с помощью песка и угля отфильтро­вать воду, чтобы она стала «чистая, словно хрустальная», дать много других полезных сведений.

Из мирового фольклора Одоевский также выбирает сю­жеты, позволяющие донести до читателя его излюбленные идеи. В пересказанной им ямайской сказке «Разбитый кув­шин», по-восточному экзотической, фантастичной, развива­ется, как и в «Морозе Ивановиче», мотив торжества добро­сердечия и посрамления злонравия.

Остроумная индийская сказка «О четырех глухих» наибо­лее интересна и многозначна. Четверо глухих (деревенский пастух, сторож, всадник и брамин), вынужденных общаться, не слышат друг друга. Каждый по-своему истолковывает по­ведение остальных, отчего проистекает много несуразного и нелепого. Предостерегая от глухоты в обобщенном, нравст­венном смысле, автор обращается к читателям: «Сделайте ми­лость, друзья, не будьте глухи. Уши нам даны для того, чтобы слушать. Один умный человек заметил, что у нас два уха и один язык и что, стало быть, нам надобно больше слушать, нежели говорить».

Кроме сказок, большой популярностью у читателей про­шлого века пользовались рассказы Одоевского: «Серебряный рубль», «Бедный Гнедко», «Шарманщик», «Столяр», «Сиро­тинка». Содержание большинства из них было связано с дет­ской жизнью, отражало повседневные интересы детей. Рас­сказы Одоевского, как и все его произведения, развивали идеи доброты, гуманности, душевного благородства, ответствен­ности, трудолюбия.

Наиболее современно звучит рассказ «Бедный Гнедко» — о судьбе извозчичьей лошади, загнанной своим хозяином.

...Когда-то Гнедко был веселым жеребенком, жил в дерев­не, с ним дружили дети Ванюша с Дашей. Потом его продали в город. И вот бедный Гнедко лежит на мостовой, «не может пошевелиться, зарыл голову в снег, тяжело дышит и поводит глазами». Прямой авторский призыв актуален и сегодня: «Дру­зья мои, грешно мучить бедных животных... Кто мучит жи­вотных, тот дурной человек. Кто мучит лошадь, собаку, тот в состоянии мучить и человека...»

В художественном отношении рассказы Одоевского тра-диционны — сентиментальны, откровенно дидактичны. Бо­лее оригинальны рассказы и очерки Одоевского научно-по­знавательного плана. Часто переиздавались и получили вы­сокую оценку критики познавательные очерки «Два дерева», «Анекдоты о муравьях», документальный рассказ-очерк «Сто­ляр» о сыне ремесленника, впоследствии известном архитек­торе, добившемся упорным трудом успеха и славы.

Одоевский утвердил в литературе для детей жанры науч­но-художественной сказки, научно-познавательного расска­за, очерка. Успешно писал он волшебные сказки, рассказы, стихи, пьесы. В произведениях сочетаются элементы роман­тического, реалистического и сентиментального повествова­ния. В его творчестве переплелись фантастика и пропаганда науки, просвещения, реалистичность и прямой дидактизм. Он одним из первых стал создавать произведения, ориенти­руясь на читателей младшего школьного возраста.

Творчество В.Ф.Одоевского достойно венчает развитие литературы для детей в первой половине XIX века. Первона­чально представленная в немногочисленных произведениях, адресованных юным читателям, к середине прошлого века она утвердилась как самостоятельная ветвь отечественной сло­весности. Для юных читателей издавались десятки журналов, альманахов, в которых публиковались произведения профес­сиональных детских писателей. Литература для детей начи­нает развиваться как литература художественная и научно-познавательная. На пересечении появляется жанр научно-художественной сказки и рассказа.

Самый популярный и наиболее художественно разработан­ный жанр этого периода — литературная сказка. Она выросла на фундаменте народной сказки. Обогащенная традициями романтизма, литературная сказка способствовала дальнейше­му развитию литературы для детей: так возникли сказочная повесть («Черная курица» А. Погорельского), научно-фантас­тическая сказка («Городок в табакерке» В.Одоевского), положившая начало научно-художественной литературе.

Свою лепту в развитие литературной сказки внес Михаил Юрьевич Лермонтов. Его единственная сказка «Ашик-Кериб» была впервые опубликована в 1846 году, а создана в 1837 году на фольклорной основе. Этот сказочный сюжет широко распространен на Востоке. Лермонтов услышал его и записал в Тифлисе со слов азербайджанца, возможно, поэтому и на­звал ее «турецкой сказкой» (Турция для русского человека — символ чужеземного Востока). Сказка Лермонтова, сохраняя сходство с фольклорным источником, — оригинальное лите­ратурное произведение, в символической форме выразившее представления поэта о любви, верности и силе искусства. Ори­гинальность восточного колорита, занимательность сюжета, простота и выразительность языка делают сказку «Ашик-Ке­риб» доступной и привлекательной для юных читателей. В различные периоды она входила в школьную программу, во внеклассное чтение учащихся младших классов.

Традиции романтической литературной сказки во второй половине века продолжил Сергей Тимофеевич Аксаков. Его сказка «Аленький цветочек» (входящая в повесть «Детские годы Багрова-внука», 1858) — оригинальное авторское про­изведение, вобравшее образность русского фольклора, моти­вы восточной сказки, а также некоторые элементы перевод­ной французской повести.

«Аленький цветочек» — одна из любимых сказок детей младшего школьного возраста. Вместе с «Черной курицей», «Городком в табакерке» она входит в золотой фонд литерату­ры для детей.