ГЛАВА V. УРАЛО-КАВКАЗ 4 страница

когда-никогда по лицу прошелестит, под отлепленные липучки броника - пахнет.

Да и попустило...

Ясное дело, в уме на всевозможные варианты, прикончил раз десять

дневного выродка. Только, ежели с самим собой - разбираться по-честному, то,

по-любому, получается, что Демин выход - лучший. Начни рубиться - выхватили

бы и мы. Пару дурных очередей, тупо - вдоль автомобильных крыш, и все -

вилы! вытаскивали бы потом из машин окровавленных мамок и деток. И ради чего

- пяти приморенных недоносков?! Ну, ничего... Как менты и предлагали - клыки

оскалили. Пусть - приценятся...

Поплыл... Из дурного сна с какими-то конными лавами, мерцанием

сабельной стали над папахами и грохотом разрывов, я вырываюсь в душную

реальность рева моторов и багряных всполохов костров. Казалось, провалился

на мгновение, а тут уже Валтасаров пир - в полном разгаре... Как же я это

так?!

Буквально у дороги пылают три костра - облитые бензином тракторные

покрышки " домиком". Ближайший - в пятидесяти шагах от нас. По подсвеченной

трассе свободной встречной полосы и незанятом куске обочины, в

оранжево-багряных сполохах, мечутся ревущие машины - показательное моторалли

для парализованных ужасом зрителей. Правила непонятны да, скорее, их вообще

- нет. Просто - выкобенивается сволота: люльку задрать и на двух колесах

пройтись да так, чтобы третье - по окнам замерших машин прокатилось, на дыбы

поставить те, которые без колясок, просто ревя моторами - обдать копотью

потенциальных жертв. Не просто ублюдки веселятся - с прицелом: демонстрируют

свою многочисленность, силу, уверенность - полное, тотальное превосходство.

Меж машинами шныряют одиночные тени. Явно - не беженцы. Незримая облава

все ближе и ближе к нам. Обкладывают. Несколько раз отчетливо слышу

вызывающе сиплый базар Сявы. Аборта кусок! Этот выродок у них действительно

- главный. Со всех сторон выкрики, убогая, но пропитанная нечеловеческой

злобой, матерщина, пьяные визги и рыгот.

Нечто запредельное. Причем, воспринимаю так не из-за недавнего

сновидения - нет. В разыгравшейся вакханалии есть нечто такое - босховское,

что-ли, инфернальное: чадящие смрадом, потусторонние блики пламени, рев

неживого металла, заполошное метание слепящих фар, звериный визг

обдолбленной мрази. Картины воплощенного ада. Дантовы видения...

Мы - подрываемся, приседаем за передками, скидываем оружие с

предохранителей. В машинах уже в голос скулят ребятня и бабы. Всем

страшно... Мне, не столько, даже, за себя - хотя адреналин уже в глотке

стучит - а за своих. Со мной два ствола и опыт прошлой войны за пазухой. Уже

умирал - знакомо. Остальным в нашей колонне, им-то - каково?! Да и девчонки,

как гири на ногах. Словно война на два фронта: начнется месиво - что делать?

Ублюдков валить, или своих из-под огня выволакивать?

Там и вовсе посказились - ко всему еще и в воздух лупить принялись.

Фейерверка зверью, никак, захотелось: поливают длинными струями трассеров с

двух пулеметов на холмах да в середине очереди щедро садят с " калашей" и

ухают с обрезов. И неспроста ведь, суки, гремят... Ведь действует же - по

себе чую! Ощущение, что они - везде, их - масса: окружили со всех сторон и

уже в середине наших порядков. Что уж там про нервы говорить: отовсюду

слышно, как в голос воют женщины и дети.

Подтягиваюсь к остальным. Тут командует Демьяненко...

- Кирилл и Вадим Валентинович - держат зад. Вы оба, вместе с Вовой -

передок. Остальные - посередине. Если сунутся - гасите в упор. Сразу!

Никаких разговоров. Мы из центра - бьем пулеметы. Весь народ, прямо сейчас,

- под днища. У кого есть броники - укрывайте... Все! Пошли, пошли, пошли!!!

Мои под " симбул" ныряют молча. Малая тащит с собой два контейнера. Мне

уже не до кошек. Укрываю бабский батальон двумя развернутыми пончо, снятых с

окон бронежилетов. Глашка явно заторможена. У Алены ужас из глаз переливает

через край. Ну, что им сказать... Молитесь!!!

С первыми лучами рассвета - прорвало. В тридцати метрах от головного

Круизера слышится хруст выбиваемых окон и отчаянные женские крики. Шакалье

всей стаей, словно с краев паутины, как по команде, кидается в центр. Вокруг

машины нарастает шум схватки. Кто-то из нападающих начинает судорожно

расстреливать в воздух магазин за магазином. Твари! Точно - у ОМОНовцев

подсмотрели: те - тоже глушат при штурмах - подавляют волю атакуемых.

Отчаянный женский визг перекрывает грохот Калашникова. Возня

растягивается на смежные участки. Сквозь дикий гам прорываются узнаваемые

плюхи ударов. Кого-то ногами растирают по асфальту. Словно в мясную тушу

бьют.

Вдруг по ушам рвет гром дробового дуплета. Женский визг на миг зависает

и сменяется каким-то не людским - животным, утробным ревом отчаянья. Это не

в тело, это в душу - выстрелили.

Больше отсиживаться я не могу. Встаю и рву к месту бойни. За мной

стелется приземистая тень Поскребы. Мельком вижу его глаза - то, что надо,

сейчас...

Над самым ухом звенит яростных рев Демьяненко:

- Назад! На место! Приказа не было, мать вашу за ногу! Стоять!

В плечи и в шею вцепляются четыре цепкие руки. Мои девки... Ну, как вы

- не вовремя! На Вадика наседают трое его домашних. Вместе с Валерой

подлетают чекисты - перекрывают путь. Вижу по взглядам: сунусь - получу, с

приклада, в пятак. Ребята конкретные, это тебе не мусора пластилиновые.

- На хер! Надоело! Сколько - слушать? Там людей рвут!!!

- Кирьян! Угомонись! - глаза Демьяна искрятся бешенством... - Или я

тебя, по дружбе, лично угомоню. Хочешь - ногу сломаю, шоб ты не рыпался?!

Они тут каждую ночь куражатся. Отведем своих в Ростов, лично пойду с тобой -

зачистим территорию. Хочешь?! Обещаю! Но не сейчас! Понял! Не сейчас!!! -

кинул моим... - Заберите его...

Поскребу всей семьей тащат назад. Сзади него семенит бабка и гневно

шипит ему в спину. На ее руках, в крике, заходится пацаненок. Видать, жена и

внук - дочь с зятем - висят на руках.

Местные тремя небольшими группами отрезают свалку от нас и остальной

очереди. Остальные курочат машину. Еще дальше, за разрываемым седаном,

какой-то мерзкий шум. Я догадываюсь " что" - там, но знать точно - уже не

хочу...

На одном плече бьется Глашка. Все накопленное за сутки - вылетает

истерикой. Никогда она так не выла, даже маленькой. Моя вцепилась дикой

кошкой. Того гляди рожу мне разнесет. Глаза - белые. Снизу-вверх, орет в

лицо. Что-то, про " не пущу"... Не пустит - она! А как теперь жить с этим?!

В шесть утра свалили последние дозоры, лишь прямо по курсу на холме в

сотне метров - остался вчерашний " Днепр". Только пулеметик прибрали.

Через двадцать минут тронулись навстречу границе, и мы. К раскуроченной

ночью машине не подходили. Там и без нас хватает сострадальцев. Да и толку?

На меня нашло какое-то озлобленное отупение. Просидел до самого старта под

своим колесом. Ни с кем не разговаривал. Не хочу... Алена, задав пару

безответных вопросов, заглянула мне в глазки и больше не приставала. Малая

тупо не вставала с заднего сидения до самого " поехали".

Я, как и вчера, шел предпоследним. Проползая мимо, хорошо рассмотрел

поле битвы...

Вокруг раскуроченного сто двадцать четвертого " Мэрса", втоптанным в

пыль мусором, раскиданы кучи шмотья. На краю, в центре этой свалки - у

раскрытого багажника, навзничь лежит мужик с синюшно-серым, уткнутым в

гравий, лицом. Ноги, пятками врозь, поджаты к животу. Одна рука придавлена

корпусом, вторая - вывернута вверх скрюченными, почерневшими от крови

пальцами. Видно, что получив в живот заряд картечи, мужчина, тяжело умирая,

греб ими по асфальту. Когда-то белая рубашка и светлые летние брюки

превратились в рванину. Перед тем, как пристрелить - били...

На земле, поодаль, прислонившись к скосу обочины, застыла немая пара.

Почерневшая, расхлыстанная женщина, лет пятидесяти, мерно раскачиваясь из

стороны в сторону, прижимала к себе лежащую на коленях девушку. На голове

белыми пятнами зияют вырванные клоки. Заскорузлые волосы взбиты колтуном и

закаменели от крови. Повернутая к дороге часть лица - свезена и застыла

коричнево-черной коркой. Дочь, судя по судорожной, мертвой хватке в обрывки

материного платья - жива, но выглядит - трупом. На правой ноге, у самой ее

щиколотки, повисло грязное матерчатое кольцо. Как-то неосознанно, по наитию,

без осмысленного желания, я, содрогнувшись, вдруг понял " что" - это...

Трусики!

Тут, ознобом по телу и жаром в лицо, доходит: это - Зеленские... Я их

знаю! Ну, конечно... Они! Оба - врачи. На земле, наверняка, Михаил

Борисович. Прекрасный доктор, хирург полостник, без блата - не попасть. Она

- известный детский ЛОР. На моей памяти, их еще " ухо-горло-нос" называли.

Кажется, какую-то свою клинику или кабинет имела. Уж и не вспомню, сейчас. О

муже только слышал, а вот Ольга Романовна до войны депутатствовала в

областном Совете.

Уехали, называется, от войны - подальше... Все. Надо теперь говорить

" были". Нет больше врачебной династии Зеленских.

Развернулся:

- Узнала? - Алена молчит... еще бы! - Еще раз спрашиваю, узнала? -

иногда надо не орать, достаточно - понизить голос.

- Да...

Смысл - пытать?! Как она может ее и не знать?! Сотни раз по своим

медицинским делам пересекались. Сколько всего таких врачей на тот город?! И,

вообще, Алена-то причем? Ей, наверняка, не меньше моего в душу досталось...

Развернулся плечами - пожал холодную руку. Она ответила легким добрым

движением. Держись, девочка, скоро уже... Мамсик отпустила меня и прижалась

к Глашке. Обе переваривают пережитой кошмар. Как-то надо перешагнуть через

этот кусок нашей жизни. Проглотить... Похоронить в себе.

Границу прошли за час с копейками. С милицейским эскортом, под

завывания мигалок, проскочили до Ростова. На Лиховском мосту менты отдали

кортежу честь. Я так и не понял - или перепутали с какой-то делегацией, или

все фронтовые машины из Малороссии теперь " на караул" встречать положено.

Может лично на пацанов, накатило: сами стоят - в броне, касках и с

кастрированными АКСами*. Типа - в предчувствии...

---------------------------------------------------------------

*АКСМУ-74 - автомат Калашникова складной модифицированный укороченный,

кал. 5, 45 мм.

---------------------------------------------------------------

К полудню получил заветный, еще пахнувший горячим ламинатом, квадрат, с

широкой красной диаганалью, перламутровыми голографическими гербами и

собственным красным номером. " Красные" это - мы, малороссияне. " Синие" -

дончаки. " Зеленые" - харьковчане. Такой пропуск на лобовом - дорогого стоит.

Всего семь дней, правда, но зато - чего душе угодно на машине твори: залейся

водярой, обвешайся оружием, навали полон салон нелегалов, взрывчатки в

багажник и... катайся, дорогой товарищ, по трем приграничным областям, сутки

напролет в свое полное удовольствие - хоть жопой вперед по разделителю.

Мне, правда, и нужно-то всего - без проблем и задрочек на бесчисленных

постах - промотнуться в Богучар: сдать девчонок Мамсиковым родителям и за

сутки успеть обратно. Вопрос, конечно, не в расстоянии - чего там ехать до

той " Божьей чарки": вместе с ростовскими петляниями - лениво ковыряя пальцем

в носу по широкой М-04 - неполные четыре часа. Вопрос в моем возвращении...

Представляю, как Алена разобидится да только назад - я уже не сдам...

В Ростове сел на холку Демычу; потом, придавив, взялся за Стаса. Ор

стоял на весь горотдел - даже, хлюпая наспех накинутыми брониками, прибежали

менты " тревожной" группы - но, в конце, окончательно посадив Валеркин

мобильник - договорились. Встречаемся с Демьяненко на Изваринской таможне

завтра с двенадцати ноль-ноль. К этому времени Кравец решает вопрос с

войсковым обеспечением и оперативным сопровождением. Дема и его волкодавы -

уходят под мою команду. Официально - охрана, негласно - сторожа,

притормозить, на всякий случай. Всем - неделя на зачистку района от

мародеров и их крыш. Вопросы " наверху" решает Стас. Наше дело - встретиться

на границе и присматривать за проведением спецоперации. Полномочия, как с

выбриком, раздраженно выразился член Военсовета - " ноу лимитэд".

Через триста пятьдесят километров пути - наша рэнушка пересекла

помпезную придорожную стелу с юрким зверьком на желто-зеленом фоне. Ну,

здравствуй - кузница невест и родина сказочников - Петров град Богучар!

Предчувствуя неминуемый домашний скандал, нарисованный хорек, блестя

пьяным глазом, ехидно показал мне алый язык. Привет, привет, родной! И я -

рад тебя видеть...

Войсковой группировкой оказался недоукомплектованный батальон

Буслаевского полка под командованием майора Колодия. Оперативным

сопровождением - три бывших омоновца из ближайшего окружения Ярослава

Узварко и один бывший гэбист из штаба Владимира Каргалина - командующего

южным фронтом, к коему относится Краснодонской район с соокраинами и всем

приграничьем.

Официально спецоперацией " кєрував" Михаил Богданович. Правда, он

откровенно побаивался толпы непонятно каких, но весьма приближенных к

Военсовету рож и, по сему, за руки нас не придерживал и, упрямо бурча под

нос, выполнял все наши пожелания. Хлопцы Ярика осуществляли функции глаз и

ушей, причем отлично, на все сто задачу отработали - совершенно конкретные

ребята. В то, чем занимался Каргалинский эмиссар, я так, честно сказать, до

конца и не въехал, но свой участок общей координации, видать, делал

исправно. Во всяком случае, уважением пользовался огромным, плюс сам вместе

с остальными не чурался ни с БТРа - не слазить, ни АКМ из рук - не

выпускать.

С первых дней повального шмона тридцатикилометровая зона вдоль сектора

отработки вздрогнула и замерла в немом ужасе. В придорожных поселках

запылали особняки и богатые подворья. Езда на мотоциклах - стала

самоубийственным аттракционом смертников. Ублюдочное выражение лица -

приговором. Полновесной свинцовой слезинкой отлились промысловикам кошмары

беженских ночей. Все причастные к приграничному беспределу, не взирая на

должности, возраст и пол, выхватывали по максимальному счету. Продажные

мусора, рядышком с рядовыми налетчиками, снопами валились под стены складов

награбленного. У сунувшихся под раздачу родственников и родителей - трещали

ребра и в миг вылетали кровавые сопли. Приговор гопнику, автоматом, означал

уничтожение всего хозяйства, имущества и скота. Дети платили - быстрым

сиротством, родители - неминуемой нищетой: расплатой за собственных

выродков. Вот думайте, теперь, кого вырастили! Круговая порука и поселковое

кумовство сплошной родни не могло противостоять раздробленным пальцам и

сточенным, по живому, зубам. Мародерство из лихого образа жизни и доходного

бизнеса, в одночасье, превратилось в несмываемое проклятие и неминуемую

расплату.

Начали, разумеется, с поселка Урало-Кавказ. Сяву не взяли, хотя и

искали, как никого - по слухам, ушел в окрестности Давыдо-Никольского,

гнида. Ну, туда всей армией Республики соваться надо, не меньше и то - после

войны. Традиции, никуда не денешься: исторически - всесоюзная малина

" откинувшихся", вышедших после отсидки на зоне, урок. Банду его пошерстили,

минимум, на половину. Публично, для наглядности, укокошили " смотрящего" - из

Сявыных родственничков, бандюган. Хозяйство - сожгли, как и еще десятки в

поселке. Скотину - вырезали. Под руку, не повезло то ли брату, то ли свату -

такой же урод, весь синий от многочисленных ходок, лишь возрастом - вдвое

старше. Сунулся, в самый разгар, с гунявыми терками и, разумеется, тут же

получил прикладом в череп. Причем, так выгреб, что к концу погрома богатой

усадьбы - врезал дуба. И - хер с ним! Одной околевшей пакостью - больше...

Помню, еще в институте, много спорили о роли Ивана Грозного. Юные

моралисты-историки - мантии судей примеряли. Попал тогда основательно: за

попытку вякнуть в защиту " Новгородского Усмирения" - чуть глаза не выдрали.

Я то, наивный, исходил с точки зрения задач по " собиранию страны" и

централизации государственной власти. Оказалось же: " гуманизм - юбер аллес".

Понятно - масштабы накал да и эпохи - несопоставимы, но общее - налицо. Куда

деваться от реального опыта? Вот - жизнь наглядно подтверждает: иногда

жестокость - единственное противоядие. Ведь, по сути, все дерьмо в мире - от

безнаказанности. И коль нет страха перед воздаянием свыше, приходиться порой

кому-то из небрезгливых, надевать забрызганный красным фартук и желтую

резину на руки да идти - в какашках копаться. Бывает и такая - работенка, не

из приятных...

На четвертый день " ракоставленья" раздался первый звоночек моего

персонального Рока - словно профзаболевание, какое-то, честное слово...

Некий пронырливый и, надо признать, не ссыкливый журналист одного известного

Московского рупора либеральной педерастии, переслал по спутнику

фоторепортаж, который, естественно - как же иначе! моментально

растиражировали по всему миру. Святое дело - ценности общечеловеков под

угрозой! В числе главных командоров средневековых извергов, кровавых

мясников и профессиональных палачей - впервые прозвучала скромная фамилия

Кирилла Деркулова. Дебют, так сказать... Вэлком в мир культовых персонажей

Украинской Зверофермы. Ничего, со временем пропечатают и в Нюренбергской

колоде - триумф карьеры малороссийского недочеловека. Целого трефового

короля удостоюсь. Из военных, в короли - один Буслаев попал и тот, червовым.

За бешенные матюки по общей связи, не иначе... сердечко ты наше,

гламурненькое! Рядом поставили - будущего командарма и полевика... Говорю же

- общечеловеки!

Особо продвинутых носителей гуманитарных идеалов впечатлил один из

кадров - крупный план повешенного выблядка. Красивая фотография. Молодец,

железножопый сталкер! Кроме портретного ракурса - правильный эстетический

подход: такие вещи, по определению, должны быть черно-белые. Я ее видел...

Завис в петле, красавчик: вываленный язык, порванная пасть и, ровно

срезанный " болгаркой", передний ряд зубов. Более того, точно помню о ком

речь: генетический двойник здрыснувшего Сявы - один в один, недоносок!

Жаль, не сохранилась вырезка - я бы ее над кроватью повесил. Может в

Нюрнберге, при знакомстве со своим делом, разживусь?

X x x

- Занесло мне как-то во двор листок выборной, на мове их, бычьей,

писаный. Мой кобелек цепной, Жучок, уж года три как нет, дурка... так он вот

- нюхнул его разок - неделю слизью поблевал зеленой, поносом посрался

кровавым да издох, бедолага. А ты говоришь - нормальный был палитицкий

процесс - хитро улыбаясь в прокуренные усы, заканчивает свой рассказ Дядя

Михась...

Наш КАМАЗистый водила, развалившись вместе с остальными на ребристоре

БМПэшки, откровенно подзуживает, пытающегося на полном серьезе что-то

доказать, Кузнецова. Кинжалом непорочности, пристроившийся меж ними Салам,

исподволь зыркая на горячо возражающего Антошу, явно из последних сил душит

саркастическую улыбку. Сверху - с башни, мне назойливо маячит сеть широких

шрамов через весь его бритый затылок да дурацкий обрывок нижней половины

правого уха, вместе с мочкой, зачем-то оставленный врачами, по кускам

собиравшими в госпиталях его изрядно подряпанный " татарский башка". Жихарь,

вытянув ноги вдоль брони, грызет травинку, тяжелым взглядом давит в сияющую

небесную синь и до обычных, ничего у нас не значащих, диспутов - не

опускается.

Сзади башни, на десантах сгурьбились мои " мышата" - бывшее Сутоганское

пополнение. Отстояли ребятки свое - в секторе Салимуллина, с граниками. Трое

выживших во главе со старшим Лешкой Гридницким прибились ко мне и теперь, по

преданности к командиру, составляют конкуренцию старым афганцам. Молодые,

мелкие, какие-то моторные, неуловимо подвижные, что-ли. Похожи - как братья

да и, вроде, все из одного шахтного поселка от Вахрушевских окраин. Лица

востренькие, прыщавые, словно из плохо промешанной ржаной муки с полбой,

нездоровые... Точно - мышата. Но только на вид: дойдет до дела - гасите

свет. Солдатских навыков, знаний - кот наплакал, зато упертой ярости,

готовности зубами рвать - только успевай поводья придерживать. Вот точно

такие, поди, в Отечественную, бросаясь со связками под танки - стальной вал

" Барбароссы" остановили. Один в один! Забери разгрузку и оружие, помой,

причеши - вылитые ПТУшники, а никакие не бойцы. Сейчас прижухли, сидят молча

- слушают. Вообще - не из балакучих, детишки.

Наша новенькая БМП-2 стоит на примыкающей к трассе многополосной

объездной, меж Острой Могилой и Хрящеватым, у самого въезда в город. Вторую

броню, в виде подарка, получили от Шурпалыча сразу после " зимнестояния".

Хороший довесок к нашему БТРу.

Мимо нас, с Краснодонского конгломерата, идут пропыленные

добровольческие отряды. " Добровольческие" - фича Кравеца, не иначе.

Очередная пропагандистская замануха. Все добровольцы ушли на фронт в первые

месяцы войны. Кто осилил ровно год боев - от лета до лета - сидят у меня на

броне, либо рядом с Гирманом - через дорогу от нас, на Прокопыном бэтэре. Да

костяками подразделений в войсках и отрядах... Идущие в колоннах мимо нас -

последние лихорадочные гребенки перед неминуемым штурмом Луганска. Как

говорит Колодий: " Шо було"...

К августу фашики окончательно осознали себя застрявшей в чужой жопе

шишкой. Точно по присказке: влезли хорошо, выходить - шершаво. После

Сутоганской бойни и потерь в длительной тягомотине прошедшей зимы, и ЦУР, и

их младоевропейские покровители, и, даже, легионеры с сичовиками - всем

скопом - с удовольствием бы остановились да вот только уже - никак нельзя,

отдача заморит. У нас на верху больше нет ни левых, ни правых, ни центристов

- никого. Сплошной, требующий победы, монолит. Несмотря на скромный титул

" Секретаря", возглавивший после трагической гибели Скудельникова Военный

Совет, Кравец проводит жесткую линию тотальной войны - до последнего

солдата, городка, пяди земли. Подобные установки при Бессмертных, считалась

бы неким фантастическим, запредельным радикализмом и были бы просто

невозможны. Ну да за год - много изменилось. Массированные БШУ по спальным

районам, и ковровые зачистки сел бронетанковыми частями - кардинально меняют

восприятие действительности.

К лету доползли камрады до подступов к городу. Представляю, как у их

политбомонда остатки волосни на высоколобковых черепушках шевелятся от

предвкушения очередных разборок с избирателями по поводу потерь. Не бздеть,

друзья! Городские руины, это вам не чисто поле. Повеселимся... По-семейному

- полной мишпухой - три комбрига, плюс Опанасенко и Военсовет в полном

составе. Есть где разгуляться и нам да и вам - счеты свести. Бонусом - ваши

любимчики: Гирманы, Деркуловы, Воропаевы, прочие титулованные мировыми СМИ

кандидаты на Нюренбергский эшафот - все здесь собрались, напоследок

оттянуться.

Мои - готовы, тут и сомневаться не в чем. Да вот сам я - на каком-то

изломе. Внешне, вроде, все - нормально. В семье - тоже...

Малая поступила в Воронежский государственный университет, причем на

бюджет... Ох, грызут меня смутные сомнения, что, не иначе Стас, будучи в

Москве, в неформальной обстановке, озвучил мою давнишнюю мысль о том, что

ликвидировать Хохлостан - это Временное Государственное Недоразумение -

можно и без военных потуг. Тут ведь, как всегда в пиаре: " Хочешь достичь

цели - стреляй в детей". И здесь: предоставьте любым окраинским абитуриентам

высококачественное бесплатное образование - да в престижных вузах да с

хорошими стипендиями да с последующим трудоустройством да с внятной

юридической миграционной политикой и приемлемым соцпакетом - и все! Выгоды

гарантированного будущего своим детям - тотально перевесят любые шаманские

завывания с трибун и майданов. Ну, естественно, неплохо бы и фронтон

подбелить - в виде привлекательности и уровня жизни самой России...

Двадцать-тридцать лет и от " нэзалэжных" идей останутся одни воспоминания, а

" мова" станет академическим приколом любителей истории. Да и потом: зачем

решать острые демографические проблемы за счет мусульман Кавказа и Средней

Азии, если под боком миллионы оболваненных, затурканных русских -

православных славян! Россия - богатая страна, вы можете себе это

позволить... Вот где инвестиции державного уровня!

Глашка выбрала факультет журналистики. Дура... Лучше бы по стезе

Мамсика пошла. Иногда, по свободе, треплемся по телефону. Редко, правда...

Пытаюсь себя ограничивать; не в смысле " отвыкать", а так - дистанцироваться,

чтобы не расслабляло.

Условия ей нравятся. Блок малороссийских студентов на территории

кампуса - под отдельной охраной. Кравец позаботился: в Ростове - где Кирьян

поступил - то же самое. По слухам, аналогичные правила в Белгороде и других

столицах приграничных областей.

Фамилию менять не стала. Говорит, иногда спрашивают про отцовство, но

не достают. Посоветовал ей, на возможные задрочки начинать, в ответ,

настырно грузить наследственными проблемами плода любви фронтового мясника и

клинического патологоанатома. Она, смеясь, отвечает - " уже". Мол,

рассказываю всем, что у меня папка питается сырым мясом, бреется штык-ножом

и подтирается наждачной бумагой! Языкатая! Родственники, однако...

Алену сдернула в Ростов подруга. Светка организовала какой-то хитрый

фонд, с претенциозным названием " Матери Малороссии" и логотипом,

разработанным, не иначе, бывшим дизайнером ателье похоронных услуг. Мотается

теперь по миру - бабло на войну собирает. Мамсика же, Стасова жена

пристроила в областную клиническую больницу по специальности - " холодным"

хирургом. Адрес получился - только старых коллег по контре смешить:

бла-бла-бла, улица Благодатная. Морг. Получатель - Деркулова.

Меня же, несмотря на все видимое благополучие - колбасит. И ничего я с

этим поделать не могу. Ну да то - длинная песня...

Политические споры на ребристоре брони затухли - становится жарко.

Народ под тенью машины на травке растянулся. Прошлое лето было просто

убийственным - за сорок зашкаливало. Нынешнее же, со старта, вообще решило

выжечь свихнувшийся в военном угаре край. Ну, и правильно - давно пора... На

планете от этих мандавошек - одни проблемы. Итог эволюции, блядь - бандерлог

законченный. Алена на сей счет шутит, дескать, вершина пищевой цепи не

человек, а аскариды... Те - хоть беззлобные. Мы же, всю историю кромсаем

друг друга, и краев привычному безумию не видно. Да и наши, славяне, ничем

не лучше других баранов - от седой древности и по сей день: пока своим же,

по-родственному, кровя пускаем - приходят татаро-монголы и, на бубен,

последние шкуры спускают...

К полудню отдельные отряды и группы укрупняются до сплошной колонны.

Проходит ополчение. Лица усталые, прожаренные. Молодые, старые - какие

хочешь. Взгляды воткнуты в парящий маревом, плывущий под ногами, асфальт.

Одеты - кто во что гаразд. Поголовно - старые АКМы. До сих пор не могу

привыкнуть к идиотской нелепице - оружие, подсумки и амуниция - поверх

гражданских тряпок: пиджаков и, запузыренных в коленях, спортивных штанов со

штрипками. Тяжелого стрелкового вооружения нет совсем. И правильно - вояки