Современная русская поэзия (2-3 автора по выбору учащегося).

9.

На становление прозы периода Великой Отечественной войны оказывали влияние разные традиции: как " далекие", из XIX века (Л.Толстой, Ф.Достоевский), так и " ближние", - опыт изображения человека на войне писателями XX века (А.Толстой, М.Шолохов, Л.Леонов, А.Фадеев и другие художники), большинство которых включались в создание литературы о войне нового времени: например, А.Толстой (рассказ " Русский характер"), М.Шолохов(рассказ " Наука ненависти", роман " Они сражались за Родину"), Л.Леонов (повесть " Взятие Великошумска"), А.Фадеев(роман " Молодая гвардия").

Отличительное своеобразие литературного процесса этого периода в том, что в нем достаточно наглядно фиксируются исторические события повседневной военной реальности и наглядно показывается изменение народного самосознания, наличествует " стадиальное" совмещение времени и явления нового искусства слова.

Огненные годы достоверно - хроникально находили динамичное отражение в литературе, и проза выполняла одновременно и важнейшую агитационную, общегосударственную задачу, продолжая по горячим следам войны запечатлевать героические свойства народного характера, становясь летописью народного подвига, закладывая фундамент этой литературы. Очень точно, например, анализируя черты характера Егора Дремова - героя рассказа А.Толстого " Русский характер", А.Журавлева подмечает: в своем рассказе " А.Толстой ставит моральную проблему - проблему отношения к людям, пострадавшим во время войны". А ведь именно эта нравственно - моральная, нравственно - философская проблема - станет для всей последующей прозы о войне определяющей. Отсюда мы можем смело вести речь о сущности постижения преемственности, которая в русской литературе о войне выступает как главная доминанта духовной эволюции человека, сознание которого потрясено событиями военной поры. Не потому ли в дальнейшем, уже в мирное время, русская проза продолжает развиваться у нас с оглядкой на прошедшую войну, сверяя с ней свои духовные ценности. Тема памяти, ответственности перед погибшими становится ведущей не только для писателей " военного поколения", ибо, так называемая " деревенская" проза, к примеру, становится у нас своеобразным продолжением, художественным осмыслением народной трагедии. И рождающаяся новая проза оценивалась по шкале духовных ценностей, определенных минувшей войной.

Период развития литературы послевоенных лет отличителен тем, что в прозе выявляется характер героя, который более углубленно, чем в годы войны, пытается осмысливать трагедию народа и собственную судьбу, и что немаловажно подчеркнуть - действительно, во всей полноте перед нами предстает уже, что называется, рядовой участник войны. И если сама Отечественная война (1941-1945) - выстраивается в особый этап жизни нашего народа, судьба которого поистине оказала мощное воздействие на развитие " честной " литературы о войне, то послевоенный этап (1946-1956) в литературе отмечен временем поисков и определенных издержек, когда зримо намечался переход от первого этапа (военного) ко второму (послевоенному), а уж после - шло последовательное движение к новому периоду - пятидесятых и последующих годов, когда наша литература о войне отражала принципиально иное осмысление трагедии века и, конечно же, одновременно искала, открывала наиболее свежие словесные формы и средства для более углубленного и яркого освещения мотива памяти, мотива драматических коллизий всей эпохи. Оттого.уместно еще раз подумать о том, что " в лучших произведениях о Великой Отечественной войне литературный герой и его жизненный прототип как раз и типизируют в себе, собирают героические черты народа вообще.Народный герой - один из тех десятков, сотен тысяч миллионов, однако кровно связанный с этими тысячами и миллионами и, естественно, существующий благодаря им".

Изучение творчества М.Шолохова, Л.Леонова, К.Симонова, Э.Казакевича, В.Некрасова, Ю.Бондарева, В.Астафьева, М.Алексеева, К.Воробьева, В.Куроч-кина, В.Быкова, Евг.Носова, В.Богомолова, Вяч.Кондратьева и других писателей позволяет сделать вывод о том, что их произведения наиболее ярко и художественно достоверно выражают патриотическое сознание нашей эпохи и характер народного подвига в русской прозе 50-х - 90-х годов, акцентируя внимание современных читателей на этическом и историческом аспекте при изображении человека на войне.

Уже первые главы романа М.Шолохова " Они сражались за Родину", написанные в годы войны, привлекли читателей широким эпическим звучанием, правдивым словом о народном подвиге, органичной связью событий и человеческих судеб. Писатель одним из первых изображал тот период войны, когда наши воины вынуждены были отступать. И, перечитывая роман, мы снова и снова видим, как и его герои - бойцы Стрельцов, Лопахин, Звягинцев и их боевые товарищи испытывают горечь отступления, стыд перед своими людьми, остающимися на оккупированной врагом земле. В эти суровые дни и ночи для каждого шолоховского героя была характерна непреклонная вера в победу, каждый герой хорошо понимал, что ему надо обязательно вернуться, а для этого необходимо научиться сильнее и искусней бить врага. Стремясь исследовать духовный мир рядовых защитников, писатель одновременно ставил для себя благороднейшую задачу: показать через их характеры судьбу воюющего народа, воссоздать облик нашего солдата, по словам самого писателя, в совершенно ином свете, раскрыть новые качества воина, которые так возвысили его в эту войну.

Роман " Они сражались за Родину" М.Шолохов писал долго, а многие задумки так и остались незавершенными. Сейчас мы с полным основанием можем добавить: писал трудно. Как человек самобытного дарования, он глубоко понимал, что с избранной темой невозможно было справиться сходу. И сколь огромно было давление на писателя со всех, что называется, сторон, часто даже раздавались неотступные требования: как можно быстрее закончить роман. Иные ретивые головы прямо и недвусмысленно подсказывали: сам Сталин " беспокоится", просит заканчивать заявленный роман, в котором нужно бы и " вождя народов" увековечить своим художественным словом.Однако Шолохов оставался верен только себе, прекрасно понимая, что в условиях нового исторического опыта особенно тогда, когда и хрущевская " оттепель" кончилась, не следовало слишком много знать, как и чересчур думать о феномене Сталина, его роли в войне.И, видимо, стояли перед глазами писателя тени миллионов погибших солдат, стоял горящий Смоленск, Киев, Ростов-на-Дону, Харьков, Сталинград.Не потому ли в романе так органично нашли отражения лучшие традиции русской прозы при освещении трагического материала войны, имеющие свои начала в творчестве Л.Н.Толстого. В беспощадном огне войны именно любовь к Родине и ненависть к захватчику становились движущими силами духовной жизни нашего народа. А жгуче-тревожная мысль о том, что Родина в опасности, поистине вела его на подвиг.

Для шолоховских героев пережитое никогда не проходит бесследно: опять же, вспомним, например, как для Григория Мелехова в " Тихом Доне", ввергнутого в катаклизмы революции и гражданской войны, сама жизнь однажды покажется " черной. как выжженая палами степь", он увидит над собой " черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца", у Андрея Соколова -героя рассказа " Судьба человека" - после перенесенного плена на всю жизнь останутся глаза, будто " посыпанные пеплом." И он, Андрей Соколов, так скажет о своей мучительной и тяжкой судьбе: " Иной раз не спишь ночью, глядишь в темноту пустыми глазами и думаешь: " 3а что же ты, жизнь, меня так покалечила? За что так исказила? Нету мне ответа ни в темноте, ни при ясном солнышке. Нету и не дождусь! "

Неизгладимо тяжкий след оставляет война в душах шолоховских героев, предельно отзывчивых к невзгодам своего народа. И у писателя никогда не был ни малейшего, как говорится, стремления как - то облегченно показывать трагедию времени и человеческой судьбы, однако его герои также никогда не примыкали к " потерянному" поколению, и безысходно-мрачному безверию противопоставляли жизненный оптимизм, надежду на продолжение, на торжество животворных начал нашего не всегда устроенного для полного человеческого счастья мира. Помните, Григорий Мелехов свою последнюю надежду связывает с сыном Мишаткой?." Что ж, вот и сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий.Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына.Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром." В рассказе " Судьба человека" Андрей Соколов также остается в этом мире с мальчонкой Ванюшкой, и мы в финале читаем западающие в душу строки: " Два осиротевших человека, две песчинки, заброшенные в чужие края военным ураганом невиданной силы.Что-то ждет их впереди? И хотелось бы думать, что этот русский человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его Родина."

10. Творчество С.Д. Довлатова: специфика героя, стиля, нравственно-философской позиции.

После завершения в 1990 г. деятельности представителей неформальной литературы Вен. Ерофеева и С. Довлатова началась комплексная оценка их творчества, возникло мнение об окончании определенного этапа развития постмодернизма (согласно другой точке зрения – второй волны русского модернизма). Благодаря С. Довлатову, например, появилась особая форма автобиографической литературы – так называемая вымышленная биография. Свою позицию в литературе Довлатов определял как позицию рассказчика, избегая называть себя писателем: «Рассказчик говорит о том, как живут люди. Прозаик – о том, как должны жить люди. Писатель – о том, ради чего живут люди».

Книги Довлатова не документальны, созданный в них жанр писатель называл «псевдодокументалистикой». Цель Довлатова не документальность, а «ощущение реальности», узнаваемости описанных ситуаций в творчески созданном выразительном «документе». В своих новеллах Довлатов точно передает стиль жизни и мироощущение поколения 1960-х годов, атмосферу богемных собраний на ленинградских и московских кухнях, абсурд советской действительности, мытарства русских эмигрантов в Америке.

Тип повествователя подчеркнуто негероический, голосу рядового участника событий автор полностью доверяет; композиционные элементы строятся гибко и свободно: довлатовские тексты обнаруживают такие элементы лирической композиции, как неупорядоченность, фрагментарность, ассоциативность повествования, временные инверсии, формирование особого хронотопа.

На принципе равенства, тождества между автобиографическим героем и людьми «неэталонного» типа зиждется довлатовское понимание мира. Судить себя, а не другого, установив предельно заниженный уровень самооценки (мотив беды), вписаться в несовершенство мира, являя собой неотъемлемую его часть, конгломерат грехов и пороков, обрести утраченную целостность. Вина у Довлатова — это не только внутреннее недовольство собой, но и декларация несовершенства мира в целом.

Зло в художественной системе писателя порождено общим трагическим течением жизни, ходом вещей: «Зло определяется конъюнктурой, спросом, функцией его носителя. Кроме того, фактором случайности. Неудачным стечением обстоятельств. И даже – плохим эстетическим вкусом»(Зона).

В " Зоне" видимость последовательности изложения создают строго датированные письма издателю, предваряющие всякую главку. Зона – записки тюремного надзирателя Алиханова, но, говоря о лагере, Довлатов порывает с лагерной темой, изображая «не зону и зеков, а жизнь и людей». Зона писалась тогда (1964), когда только что были опубликованы Колымские рассказы Шаламова и Один день Ивана Денисовича Солженицына, однако Довлатов избежал соблазна эксплуатировать экзотический жизненный материал. Акцент у Довлатова сделан не на воспроизведении чудовищных подробностей армейского и зековского быта, а на выявлении обычных жизненных пропорций добра и зла, горя и радости. Зона – модель мира, государства, человеческих отношений. В замкнутом пространстве усть-вымского лагпункта сгущаются, концентрируются обычные для человека и жизни в целом парадоксы и противоречия. В художественном мире Довлатова надзиратель – такая же жертва обстоятельств, как и заключенный. В противовес идейным моделям «каторжник-страдалец, охранник-злодей», «полицейский-герой, преступник-исчадие ада» Довлатов вычерчивал единую, уравнивающую шкалу: «По обе стороны запретки расстилался единый и бездушный мир. Мы говорили на одном приблатненном языке. Распевали одинаковые сентиментальные песни. Претерпевали одни и те же лишения… Мы были очень похожи и даже – взаимозаменяемы. Почти любой заключенный годился на роль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы».

«Заповедник» — В центре сюжета — ленинградский интеллигент Борис (Боб) Алиханов, устраивающийся на летнюю работу экскурсоводом в Пушкинский музей в Михайловском (Псковская область). Как и в большинстве произведений Довлатова, прототипом главного персонажа является сам автор, работавший в Пушкинском музее в 1976—1977 годах. Своеобразное развитие получала в Заповеднике пушкинская тема. Безрадостный июнь Алиханова уподоблен болдинской осени Пушкина: вокруг «минное поле жизни», впереди – ответственное решение, нелады с властями, опала, семейные горести. Уравнивая в правах Пушкина и Алиханова, Довлатов напоминал о человеческом смысле гениальной пушкинской поэзии, подчеркивал трагикомичность ситуации – хранители пушкинского культа глухи к явлению живого таланта. Герою Довлатова близко пушкинское «невмешательство в нравственность», стремление не преодолевать, а осваивать жизнь.

Нравственный смысл своих произведений Довлатов видел в восстановлении нормы. «Я пытаюсь вызвать у читателя ощущение нормы. Одним из серьезных ощущений, связанных с нашим временем, стало ощущение надвигающегося абсурда, когда безумие становится более или менее нормальным явлением», – говорил Довлатов. «Я шел и думал – мир охвачен безумием. Безумие становится нормой. Норма вызывает ощущение чуда», – писал он в Заповеднике. Изображая в своих произведениях случайное, произвольное и нелепое, Довлатов касался абсурдных ситуаций не из любви к абсурду. При всей нелепости окружающей действительности герой Довлатова не утрачивает чувства нормального, естественного, гармоничного. Писатель проделывает путь от усложненных крайностей, противоречий к однозначной простоте. «Моя сознательная жизнь была дорогой к вершинам банальности, – пишет он в Зоне. – Ценой огромных жертв я понял то, что мне внушали с детства. Тысячу раз я слышал: главное в браке – общность духовных интересов. Тысячу раз отвечал: путь к добродетели лежит через уродство. Понадобилось двадцать лет, чтобы усвоить внушаемую мне банальность. Чтобы сделать шаг от парадокса к трюизму».

Стремлением «восстановить норму» порожден стиль и язык Довлатова. Довлатов – писатель-минималист, мастер сверхкороткой формы: рассказа, бытовой зарисовки, анекдота, афоризма. Стилю Довлатова присущ лаконизм, внимание к художественной детали, живая разговорная интонация. Характеры героев, как правило, раскрываются в виртуозно построенных диалогах, которые в прозе Довлатова преобладают над драматическими коллизиями. Довлатов любил повторять: «Сложное в литературе доступнее простого». В Зоне, Заповеднике, Чемодане автор пытается вернуть слову утраченное им содержание. Ясность, простота довлатовского высказывания – плод громадного мастерства, тщательной словесной выделки.

В русской литературе 20 в. рассказы и повести писателя продолжают традицию изображения «маленького человека».

11. Рефлексия «лейтенантской прозы» о войне в современной прозе: традиции и трансформации.

«Лейтенантская проза»— термин, введённый для описания ряда произведений, созданный русскими писателями советского периода, лично прошедшими Великую Отечественную войну в звании младших офицеров (при некоторых нюансах, обусловленных особенностями фронтовой судьбы того или иного писателя).

Традиции «лейтенантской прозы» — обращение авторов к собственному фронтовому опыту, интерес к личности, попавшей на войну, личностный конфликт, предельная правдивость, специфическая форма автобиографизма — главными героями «лейтенатской прозы» часто (хотя и не всегда не всегда) становились те же младшие офицеры.

«Лейтенантская проза» входит в состав «военной прозы».

В 1940—1950-е годы в советской литературе сложилась традиция героизации Великой Отечественной войны. При этом места для показа трагических аспектов войны почти не оставалось.

В 1946 году в журнале «Знамя» была опубликована повесть писателя-фронтовика Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», которая рисовала войну совсем с другой стороны. Перед читателем предстают военные будни, быт простых солдат, их негромкий героизм, их суждения о войне, об отступлении и победе. Повествование ведётся от первого лица, это своего рода дневник участника войны. Повесть получила живой отклик читателей. После её прочтения Иосифом Сталиным, Виктор Некрасов получил в 1947 году Сталинскую премию 2-й степени.

С началом «оттепели» число произведений увеличивается. Тогда были напечатаны произведения писателей-фронтовиков:

Это предопределило появление течения в русской литературе, названного «литературой лейтенантов» или «лейтенантской прозой»

Авторы «лейтенантской прозы» чаще всего использовали жанр повести.

Форма произведений простая, строгая. Она, по выражению Василя Быкова, чуждалась «псевдоромантики, псевдолиризма, стилевых изысков, иллюстративности», требовала от писателя «максимального углубления в социальность, нелицеприятного реализма», была особенно чувствительной к фальши, требовала высокого литературного мастерства.

В «лейтенантской прозе» война показана с самого близкого расстояния. Огромную роль в повествовании играет описание подробностей и деталей.

Подвиг часто изображён «повседневнее, индивидуальнее, незаметнее, как бы „меньше“ и „тише“ своего эталонного образца».

Снятие или снижение пафоса при изображении войны в «лейтенантской прозе» не приводит к снижению драматизма, который может усиливаться до трагедийной силы.

Линия конфликта смещена с линии фронта на линию столкновения и противостояния между своими.

«Лейтенантская проза» продолжила традицию изображения войны, заложенную прежде всего Л. Н. Толстым. Её эстетические и этические принципы оказали влияние на литературный процесс второй половины XX— начала ХХI века. В частности, «лейтенантская проза» сформировала представление о том, что писатель не имеет морального права писать о войне, если он сам не воевал. Показателен конфликт вокруг романа о чеченской войне «Асан» (2008—2009) невоевавшего писателя Владимира Маканина. Роман подвергся критике писателей, прошедших войну в Чечне: Аркадия Бабченко, Алексанра Карасёва, Захара Прилепина

Из лекции:

- Традиции Толстого «Севастопольские рассказы»

- Лейтенантская проза – 1) та, которая написана лейтенантами, 2) герои-лейтенанты

- Основной сюжет локален, никаких масштабных событий, жесткое столкновение с действительностью

- Расцвет 60-е-70-е

· Окопная правда

Константин Воробьев «Убиты под Москвой» (1961)

Курочкин «На войне как на войне» (1963)

Бондарев «Батальоны просят огня» (1957)

Бакланов «Пядь земли» (1959)

· Романтизированная лейтенантская повесть

Борис Васильев «А зори здесь тихие», «В списках не значился»

· Философская повесть

Василь Быков «Сотников», «Обелиск»

Постоянное соприкосновение в немцами как выжить

Предательство\непредательство

Человек, предавши однажды, не может вернуться

· Игровая проза: Войнович «Жизнь и необыкновенные приключения Ивана Чолкина»

Предмет осмеяния – совестская система. Юмор как «оружие» против ужасного.

12. Поэзия И. А. Бродского: периодизация, основные художественные открытия.

Годы жизни — 1940-1996 гг.

Лауреат Нобелевской премии в 1987 г.

Переодизация: 5 этапов

1) до 64 г.

2) до 72

3) до 76

4) до 86

5) до 96

Постмодернистская картина мира.

Выдержки из биографии:

- О детстве он вспоминал неохотно: «Обычное детство. Я не думаю, что детские впечатления играют важную роль в дальнейшем развитии».

- искал работу, которую можно было бы совмещать с творчеством. Пожелав стать хирургом, идет работать помощником прозектора в морге госпиталя при ленинградской тюрьме «Кресты», где помогает анатомировать трупы. За несколько лет он опробовал больше десятка профессий: техника-геофизика, санитара, кочегара, фотографа и т. д.

- Писать стихи впервые попробовал в 16 лет. Подтолкнуло писать впечатление от чтения сборника Бориса Слуцкого.

- Первое стихотворение было опубликовано, когда Бродскому было семнадцать лет, в 1957 г.

- Ценность для Бродского всю жизнь составляет творчество Цветаевой.

- Отождествляет себя с поэтами 19 века: Пушкиным, Лермонтовым, …....

Своеобразие его поэтики и стиля:

- «универсализм» и своего рода «протеизм», способность к усвоению самых разных поэтических стилей и традиций.

-цитатность, наличие аллюзий, ассоциаций, намеков на предшественников

-сложные синтаксические конструкции

- тропы из самых разных, ранее редко осваиваемых сфер, в том числе географии, геометрии, химии, физики, биологии и др.

- ритмика (силлабо-тоники, дольника, по его собственным словам, «интонационного стиха»), медиативная интонация.

- виртуозность его рифмы и особенно строфики

-интеллектуальность, «научность» языка. Освоение допушкинских пластов русской словесности позволяет ему увидеть огромные области поэтического языка. Тем самым — синтез преемственности и выявления новых выразительных возможностей русского классического языка.

- склонность к поэтике размышления

- драматизм мысли

Основные мотивы:

1. Одиночества, изгнания, неприкаянности, бесприютности («Полдень в комнате», «Воротишься на родину», «Вновь я посетил...», «Стансы» и др.). Отчаяние земного существования преодолевается самой поэзией, внутренней структурой поэтического слова, поэтическим чувствованием автора.

Я родился в большой стране,

в устье реки. Зимой

она всегда замерзала. Мне

не вернуться домой.

2.Библейские мотивы – Христос-младенец, рождение, звезда.

3. Человек и государство «Одиссей Телемаку», мотив ответственности за исторические деяния отечества проявляется у Бродского, как сугубо личное чувство стыда, позора. В стихотворении «Anno Domini» поэт прямо говорит, в чем вина каждого за дурной конец отечественной истории – в конформистском стремлении быть «как все». Коллективизм, по мнению Бродского, - это отказ от божественного предопределения («отошли от образа Творца») и от самой жизни:

Все будем одинаковы в гробу.

Так будем же при жизни разнолики!

Мотив забвения, потери памяти:

Не помню я, чем кончилась война,

и сколько лет тебе сейчас, не помню

Этот мотив неслучаен. Стихотворение было написано перед отъездом из СССР. Потеря памяти – это своеобразный щит, помогающий начать новую жизнь

4.Уже в раннем творчестве ощутимо тяготение Бродского к проблемам философского плана: бытие — пространство — время — человек. Пословам самого поэта, его более всего интересует время и тот эффект, какой оно оказывает на человека, как оно его «меняет, как обтачивает...».

Однако в поэтическом мире Бродского причудливо уживаются и философские абстракции, метафизические образы и бытовая конкретика, мифологическое прошлое и совр. реальность:

«Как давно я топчу...»

«И по комнате, точно шаман кружа,

Я наматываю как клубок

На себя пустоту ее, чтоб душа

Знала что-то, что знает Бог»

Отсюда – мотивы тьмы, пустоты, тишины, смерти, тоски, безмолвия, обреченности, безнадежности:

«Разговор с небожителем», «Одиночество», «Сад» и др.

Прощай, мой сад!

Надолго ль?.. Навсегда.

Храни в себе молчание рассвета,

великий сад, роняющий года

на горькую идиллию поэта.

«Я всегда твердил, что судьба-игра...»

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.

Что любовь, как акт, лишена глагола.

5.тема творчества, слова, речи, иначе - поэзии, языка, развиваемая в его стихах и высказываниях 70-х-90-х годов. «Язык не средство поэзии; наоборот, поэт - средство или инструмент языка...». Вместо Бога - язык

6. Тема истории.История у Бродского не однонаправленный процесс, как она понимается в монотеистических религиях, у Гегеля или в марксизме, но и не вполне циклична, а скорее зеркальна: в будущем отражается прошлое. Об этом все стихотворение «Полдень в комнате»:

Мы не умрем, когда час придет!

Но посредством ногтя

с амальгамы нас соскребет

какое-нибудь дитя!

«Рождественская звезда» 1987 г. - философско-поэтическая интерпретация библейских мотивов. Бродский излагает сюжет и обстоятельства более конспективно, перечислительно и, быть может, несколько декоративно.

Однако условно-легендарное - пещера, пустыня, зима, волы, волхвы, младенец в яслях, звезда - здесь по-особому поэтически конкретизируется, обрастает пластическими, зримыми, осязаемыми предметными деталями и вместе с тем одухотворяется.

А главное, возникает философский ракурс, ощущение беспредельного космического пространства. И ключевым становится емкий символический образ звезды, а с ней -Вселенной, Бога.Взгляды младенца - Сына Человеческого - и звезды - Отца - встречаются, скрещиваются, а на их пересечении как бы чувствуется зоркий и пристальный взгляд самого поэта.

Линейная композиция - стрела времени; некий отрезок; контакт взгляда поверх людей. Бог отец. Новорожденный (не Иисус). Христианская ли картина мира? Формальные признаки рождественского сюжета. Любое рождение - это чудо.

Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,

на лежащего в яслях ребенка издалека,

из глубины Вселенной, с другого ее конца,

звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца,

«Сретенье» 1972 г. последнее на родине. посвящено Анне Ахматовой. «Сретение»= «Встреча».Встреча человека с Богом. 1 часть – параллели с Евангелием. 2 — эточеловек перед лицом смерти. Это путь Симеона из жизни в смерть, в “ глухонемые владения смерти”. без страха и ужаса, потому что знает — Спаситель пришел. Это знание освещает и освящает его путь. Смерть христианская, не несет небытие. Она временна и условна.

Он шел умирать. И не в уличный гул

он, дверь отворивши руками, шагнул,

но в глухонемые владения смерти.

Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.

И образ Младенца с сияньем вокруг

пушистого темени смертной тропою

душа Симеона несла пред собою

как некий светильник, в ту черную тьму,

в которой дотоле еще никому

дорогу себе озарять не случалось.

Светильник светил, и тропа расширялась.

Мнение Ирины Служевской: 1972 год, год изгнания, становится концом сюжета о Боге. После этой черты библейские образы и мотивы у Бродского появляются гораздо реже.

К " рождественским" стихам, о которых обычно вспоминают в таких случаях, поэт не возвращается до 1987 года. Божественное начало надолго исчезает из состава вселенной Бродского.

Если говорить о " христианском тексте" Бродского в рамках 70—72-го годов, то центральным событием здесь становится не явление Бога, а смерть. Бог то признается, то отвергается, чтобы в конце концов остаться за линией горизонта, который, как мы помним, " острей ножа".

В 1970 году написано самое объемное богоборческое стихотворение Бродского, опровергающее сразу несколько аксиом христианства, — " Разговор с небожителем".