В. Лепахин «отцы пустынники и жены непорочны».

Интерес к религиозным мотивам в творчестве Пушкина и к религиозности самого поэта появился сравнительно поздно, а предметом исследования эта тема стала еще позднее. В. Гиппиус, например, связывает возникновение этого интереса с именами Ап. Григорьева и Ф. Достоевского, а начало исследования - с именем Д. Мережковского. Впоследствии эта проблема многократно разрабатывалась и углублялась, и в настоящее время можно говорить о трех ее аспектах. Во-первых, это религиозность Пушкина как проявление внутренней духовной жизни, " религиозной бессознательно". К работам, рассматривающим религиозность Пушкина в этом аспекте, можно отнести статьи и брошюры Вл. Соловьева, В. Гиппиуса, М. Гершензона, С. фон Штейна. По словам В. Гиппиуса, в Пушкине до последних дней идет борьба между " жаждой Бога" и " бессилием религиозной сознательности", поэтому религиозность поэта для него стихийна. С. Франк связывает религиозность Пушкина прежде всего со взглядами его на красоту, поэзию и призвание поэта. Он отмечает, что " везде, где Пушкин говорит о поэзии, он употребляет религиозные термины" что во многих стихах Пушкина явственно выступает его " религиозное восприятие самой поэзии и сущности поэтического вдохновения... поэта как " служителя алтаря". Во-вторых, это христианство Пушкина как та религиозная и общекультурная почва, на которой возросло его творчество и которой многим было обязано его мировоззрение. Христианство поэт считал " величайшим духовным и политическим переворотом нашей планеты", в " священной стихии которого обновился мир". Поэт хорошо знал Библию, часто ее перечитывал, он упоминает в своих произведениях книги Моисея, пророка Исаии, Екклезиаста, Иова, Песнь Песней, Псалтирь, Апокалипсис и др. На библейские сюжеты им написано немало стихов. Известен отзыв поэта о Евангелии: " Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее Божественное красноречие".

В позднем творчестве поэта значительное место занимает цикл стихов 1836 года, в который входят " Отцы пустынники...", " Подражание итальянскому", " Мирская власть", " Из Пиндемонти" и др. Наиболее убедительные доказательства формального единства этих стихотворений именно как цикла приведены в работах Н.В. Измайлова. Внутренние, смысловые, тематические принципы композиции этого цикла детально проанализированы в статье В.П. Старка, который приходит к выводу, что стихотворения расположены " в соответствии с последовательностью событий Страстной недели и их ежегодного поминовения: среда - молитва Ефрема Сирина, четверг - возмездие Иуде за предательство, свершенное в ночь со среды на четверг, пятница - день смерти Христа, когда в церкви установленный накануне крест сменяет плащаница". Относительно стихотворения " Отцы пустынники..." тот же автор отмечает, что " прямолинейный подход" к стихотворению либо приводил исследователей " к утверждению о глубокой религиозности Пушкина", либо " вызывал сомнение в возможности передать в нем (в стихе. - В.Л.) всю духовную насыщенность первоисточника", либо оставался формальным комментарием к стихотворному переложению знаменитой молитвы.

Автор молитвы, преподобный Ефрем Сирин († 373) - один из самых почитаемых древних святых Православной Церкви. Духовное наследие его обширно. Но, пожалуй, самое известное его творение - краткая молитва, которую в течение всего Великого поста (за исключением суббот и воскресений) читают в храме и дома. Приведем ее канонический текст:

Господи и Владыко живота моего,

дух праздности, уныния, любоначалия

и празднословия не даждь ми,

Дух же целомудрия, смиренномудрия,

терпения и любве, даруй ми, рабу Твоему.

Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения

и не осуждати брата моего,

яко благословен еси во веки веков, аминь.

Стихотворение Пушкина условно делится на две части. Собственно переложение молитвы составляет его вторую часть, предваряет же его вступление, подготавливающее читателя к восприятию " молитвенного стиха", как выразился сам поэт.

Отцы пустынники и жены непорочны,

Чтоб сердцем возлегать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей -

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

В первом варианте у Пушкина вместо " отцы пустынники" стояло " святые мудрецы". Знаменательно это исправление нейтрально-светского " святые мудрецы", которое можно отнести, например, и к буддийским монахам, на окончательный вариант, который уточняет и конкретизирует вероисповедание в самом начале стихотворения. Те, о ком говорит поэт, не просто мудрецы, а отшельники, каковым был и преподобный Ефрем, и не просто святые, а святые отцы. В тропарях этим подвижникам они называются " пустынными жителями" и " богоносными отцами".

Словосочетание " жены непорочны" также заслуживает внимания. Слово " непорочный" в богослужебных текстах относится прежде всего к Богоматери: Всенепорочная, Пренепорочная Дева. Его употребляют и по отношению ко Христу - " Агнец Непорочный", то есть безгрешный. По Библии, человек должен быть непорочен сердцем. Выражение " жены непорочны" может быть навеяно и посланием Апостола Павла к Ефесянам, в котором он проводит следующую параллель: как Церковь перед Христом, так и жена перед мужем должна быть свята и непорочна (Еф. 5: 25). Отметим также, что в каноне на утрене вторника первой недели Великого поста непорочным называется сам пост. Таким образом, у Пушкина уже в первой строке возникает сложный многомерный образ, вызывающий ассоциативные связи с эпохой начала монашества вообще и женского монашества в частности, непорочным зачатием, непорочной жертвой Христовой, непорочностью и жертвенностью христианской жизни в ее идеале, а также с Великим постом и его богослужениями.

Во второй строке (" Чтоб сердцем возлетать во области заочны") Пушкин указывает на роль сердца в духовной молитвенной жизни. Сердце - это центр и средоточие духовной жизни. " Библия приписывает сердцу все функции сознания: мышление, решение воли, ощущение, проявление любви, проявление совести, больше того, сердце является центром жизни вообще - физической, духовной и душевной. Оно есть центр прежде всего, центр во всех смыслах". Учение о сердечной, или умно-сердечной (совершаемой умом в сердце), молитве лежит в основе исихастской практики, которая восходит к IV веку. Именно чистое и непорочное сердце становится способным " возлетать" к Богу. Пророк Иеремия призывает: Вознесем сердце наше... к Богу (Плач. 3: 41). В заповедях блаженства Христос говорит, что только чистые сердцем... Бога узрят (Мф. 5: 8). Сердце " возлегает" в " области заочны", по выражению поэта, то есть в область невидимого для очей. По христианскому учению, существуют два мира: видимый и невидимый, " мир сей" и Царство Небесное, которое остается незримым для телесных очей. Но, пребывая в этом мире, человек может быть восхищен Богом, как был восхищен апостол Павел, сердце его может возлететь и стать причастным Царства Божия. Отметим, что даже употребление множественного числа (" области заочны") у поэта имеет смысл, поскольку мир невидимый сотворен по иерархическому принципу (вспомним " О небесной иерархии" Дионисия Ареопагита), и, например, Апостол Павел был возведен до третьего неба (2 Кор. 12: 2).

Чистая молитва, возносящая человека к Богу, требует большого труда; по учению " отцов пустынников", она не дается сразу; чистая молитва - это вершина духовной жизни, но орудием, или инструментом, для ее достижения является тоже молитва. Поэтому первая цель молитвы - укреплять сердце в борьбе против " дольних", то есть земных, искушений (" Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв"). В канонах и акафистах слово " буря" употребляется именно в этом смысле: буря напастей, бурю внутрь имели помышлений сомнительных, буря недоумения смущает ми ум и т.д. То же можно сказать и о " битвах". Борьба, брань христианина против греха в Библии, в богослужебных текстах часто сравнивается с битвой, сражением (см., например: 1 Кор. 9: 26). Апостол Павел сравнивает духовную борьбу с военным сражением:...Братия мои, укрепляйтесь Господом... Облекитесь во всеоружие Божие... Станьте... облекшись в броню праведности... Возьмите щит веры... И шлем спасения возьмите (Еф. 6: 10-17). Земная жизнь христианина - это бури искушений и битвы против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6: 12). Победа в этой борьбе дает способность " возлетать" сердцем в мир горний, в " области заочны", и тогда молитва как оружие борьбы против греха претворяется в молитву Богопознания.

Преподобный Ефрем Сирин заканчивает молитву традиционным благодарственным славословием: Яко благословен еси во веки веков, аминь. Таких возгласов, которыми кончаются молитвы, всего несколько, они неизменны, воспроизводятся в течение многих столетий. Заимствованы они из Библии, иногда перефразированы, как и возглас преподобного Ефрема. Так же, как молитва сирийского подвижника, заканчиваются некоторые молитвы святителя Иоанна Златоуста, молитва святого Мардария и многие другие. Перед поэтом стояла проблема: либо включить заключительный возглас в рамки стихотворного размера, тем самым неизбежно исказив его и нарушив его каноническую неприкосновенность, либо опустить совсем. Поэт избрал второе решение, что может указывать на особое уважительное и даже почтительное отношение Пушкина к освященному церковной традицией тексту молитвы.

Об этом свидетельствует и стилистика стихотворения. Пушкин прекрасно знал церновнославянский язык и с присущей ему легкостью органически воспроизвел его лексические, морфологические и синтаксические элементы.

Молитва преподобного Ефрема Сирина приобрела у Пушкина стройность и законченность, даже логичность и поэтическое совершенство, но все же переложение Пушкина, которое даже церковные люди не раз называли идеальным и гениальным, не имеет силы молитвы. Переложение Пушкина остается стихотворением, в котором эстетическое начало преобладает над молитвенным, эстетика торжествует над молитвой, которая в идеале есть простое, непосредственное выражение чувства человека к Богу, как сына к отцу. Хотя, конечно, стихотворная форма не " противопоказана" молитве. В стихах писали некоторые свои молитвы Симеон Новый Богослов, сам преподобный Ефрем и другие святые отцы.

Итак, какие же изменения вносит Пушкин в молитву преподобного Ефрема Сирина при ее стихотворном переложении? Прежде всего, поэт несколько меняет композицию оригинала, затем сужает некоторые понятия, но вместе с тем расширяет другие, а третьи объединяет; кроме того, делает небольшое сокращение, переставляет, меняет местами отдельные слова, смещая тем самым акценты. На первый взгляд, изменения значительные, но, сравнивая молитву святого и стихотворение поэта, нельзя не признать творческой удачи последнего в передаче самого духа и смысла молитвы. Пушкину удалось сделать эти изменения (вызванные чисто формальными, техническими причинами) без какого-либо искажения священного текста. Для всех изменений, внесенных Пушкиным, всегда можно найти обоснование у тех " отцов пустынников", о которых он пишет. И переложение самой молитвы и стихотворное " предисловие" к ней свидетельствуют о том, что поэт хорошо знал святоотеческую литературу, и прежде всего православное учение о молитве и посте, знал также и богослужебные тексты Великого поста. Именно это позволило ему, несмотря на все изменения, в адекватной форме передать смысл и дух молитвы.

[1] Текст " Ка­пи­тан­ской доч­ки" ци­ти­ру­ет­ся по из­да­нию: Пуш­кин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М.: На­ука, 1964.

[2] См.: Ха­ли­зев В. Е. Жиз­нен­ный ана­лог ху­до­же­ст­вен­ной об­раз­но­с­ти // Прин­ци­пы ана­ли­за ли­те­ра­тур­но­го про­из­ве­де­ния. М., 1984. С. 32–41.

[3] Лот­ман Ю. М. Куль­ту­ра и взрыв. С. 259.

[4] Там же. С. 261.

[5] См. од­но из по­след­них ин­те­рес­ных " объ­яс­не­ний" сна Гри­не­ва, свя­зан­ное имен­но с мо­ти­вом бла­го­сло­ве­ния: Свя­щен­ник Ио­анн Ма­ли­нин. Чи­тая " Ка­пи­тан­скую доч­ку". II. Сон Гри­не­ва (По­пыт­ка объ­яс­не­ния) // Пушкинская эпо­ха и хри­с­ти­ан­ская куль­ту­ра. По ма­те­ри­а­лам тра­ди­ци­он­ных хри­с­ти­ан­ских Пуш­кин­ских чте­ний. Вып. 1. СПб., 1993. С. 55–58.