Хождение» игумена Даниила

Уже в XI столетии начинаются путешествия русских людей на христианский Восток, ко «святым местам». Эти путешествия-палом­ничества (путешественник, побывавший в Палестине, приносил с собой пальмовую ветвь; паломников называли также каликами — от греческого названия обуви — калига, надеваемой путником) содейст­вовали расширению и укреплению международных связей Киевской Руси, способствовали выработке национального самосознания.

Однако светская власть постаралась наложить на паломничество свое вето, когда оно стало приобретать массовый характер, нанося тем самым серьезный ущерб княжеской экономике. Постепенно запрет распространился с мирян на монахов, которым предписывалось «не ногами искать спасения и бога», а неукоснительным исполнением своих обязанностей и обетов у себя дома. Запросы людей, лишенных воз­можности побывать в Палестине, удовлетворяют описания путешест­вий-хождений. Так, в начале XII в. возникает «Хождение игумена Даниила в Святую землю».

Игумен Даниил совершил паломничество в Палестину в 1106— 1108 гг. Далекое путешествие Даниил предпринял, «понужен мыслию своею и нетерпением», желая видеть «святый град Иерусалим и землю обетованную», и «любве ради святых мест сих исписах все, еже видех очима своима». Его произведение написано «верных ради человек», с тем чтобы они, услышав о «местах сих святых», устремлялись к этим местам мыслью и душою и тем самым приняли «от бога равную мзду» с теми, которые «доходили сих святых мест». Таким образом, Даниил придавал своему «Хождению» не только познавательное, но и нравст­венное, воспитательное значение: его читатели — слушатели должны мысленно проделать то же путешествие и получить ту же пользу для души, что и сам путешественник.

«Хождение» Даниила представляет большой интерес подробным описанием «святых мест» и личностью самого автора, хотя оно и начинается этикетным самоуничижением.

Рассказывая о нелегком путешествии, Даниил отмечает, как трудно «испытать и видети всех святых мест» без хорошего «вожа» и без знания языка. Сначала Даниил вынужден был давать от своего «худаго добыточка» людям, знающим те места, с тем чтобы они ему их показали. Однако вскоре ему повезло: он нашел в монастыре св. Саввы, где остановился, старого мужа, «книжна велми», который и ознакомил русского игумена со всеми достопримечательностями Иерусалима и его окрестностей.

Даниил обнаруживает большую любознательность: его интересует природа, планировка города и характер зданий Иерусалима, ороси­тельная система у Иерихона. Ряд интересных сведений сообщает Даниил о реке Иордане, имеющей с одной стороны берега пологие, а с другой — крутые и во всем напоминающей русскую реку Сновь. Русский паломник сам «измерих и искусих» эту знаменитую реку, «перебредя» ее с одного берега на другой. Желая русским читателям ярче представить Иордан, Даниил неоднократно подчеркивает: «Всем же есть подобен Иордан к реце Сновьстей и в шире, и в глубле, и лукаво течет и быстро велми, яко же Снов река». Описывая невысокие деревья, растущие на берегу Иордана, Даниил говорит, что они напоминают нашу вербу, а кустарник—лозу, но тут же спешит уточнить: «...но несть якоже наша лоза, некако аки силяжи (кизиль) подобно есть». Очевидно, русский игумен не преминул испить иорданской воды, после чего записал: «...вода же мутна велми и сладка пити, и несть сыти пиюще воду ту святую; ни с нея болеть, ни пакости во чреве человеку».

Он описывает плодородие иерусалимских земель, где «жито добро рождается», поскольку «земля добра и многоплодна, и поле красно и ровно, и около его финици мнози стоят высоци и всякая древеса многоплодовита суть». Остров Самос богат рыбой, а Икос — скотом и людьми, отмечает Даниил.

Стремится Даниил передать своим читателям и те чувства, которые испытывает всякий христианин, подходя к Иерусалиму: это чувства «великой радости» и «слез пролития». Подробно описывает игумен путь к городским воротам мимо столпа Давидова, архитектуру и размеры храмов. Так, например, церковь Воскресения, пишет Даниил, «образом кругла, всямокачна (т. е. со всех сторон покатая) и в дле и преки (поперек) имать же сажень 30». А церковь Святая святых от Воскресения подальше, «яко дважды дострелити можеть». Эта церковь «дивно и хитро создана», украшена изнутри мозаикой и «красота ея несказанно есть; кругла образом создана; извну написано хитро и несказанно; стены ей избьены дъсками мраморными другого мрамора...». Там же, отмечает игумен, был дом Соломонов, «силно было здание его и велико велми и зело красно. Мощен был есть мраморными дъсками и есть на комарах утвержен, и воды исполнен весь дом-от был».

В двух верстах от Иерусалима находится небольшой городок Вифания. Расположен он за горою на ровном месте, а в городке том, справа от ворот, находится пещера, где погребен был Лазарь.

Как отмечают исследователи, описания Даниила позволяют уста­новить довольно точную топографию Иерусалима начала XII столетия.

Большое место в «Хождении» занимают легенды, которые Даниил либо слышал во время своего путешествия, либо вычитал в письменных источниках. Он легко совмещает в своем сознании каноническое писание и апокрифы. Так, Даниил с полной убежденностью пишет о том, что вне стены церкви Воскресения за алтарем есть «пуп земли», а в 12 саженях от него находилось распятие, где стоит превышающий высоту копья камень с отверстием глубиной в локоть; в это от­верстие и был вставлен крест, на котором распяли Христа. Под этим же камнем лежит голова Адама, и, когда Христа распяли, камень треснул и кровь Христа омыла голову Адама, т. е. все грехи человеческого рода. Досто­верность данного «факта» Даниил торопится подкрепить чисто лето­писным приемом: «И есть разселина та на камени том и до днешняго дни». Приведенная Даниилом апокрифическая легенда иллюстрирова­ла христианский догмат искупительной жертвы Христа и была закреп­лена древнерусской живописью.

Хотя внимание Даниила и поглощено вопросами религиозными, это не мешает ему сознавать себя полномочным представителем Рус­ской земли в Палестине. Он с гордостью сообщает, что его, русского игумена, с честью принял король Балдуин (Иерусалим во время пребывания в нем Даниила был захвачен крестоносцами). Он молился у гроба господня за всю Русскую землю. И когда лампада, поставленная Даниилом от имени всей Русской земли, зажглась, а «фляжская» (римская) не зажглась, то он видит в этом проявление особой божьей милости и благоволения к Русской земле.

Таким образом, путешествие, предпринятое с чисто религиозной целью, своим патриотическим пафосом перекликается с летописью и другими произведениями XI—XII вв.

ПЕРЕВОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА

В Киеве интенсивная переводческая деятельность достигает своего расцвета в 30—40-е годы XI в.

Отбор произведений, подлежащих переводу, определялся потреб­ностями верхов феодального общества. Задачи упрочения христиан­ской морали, новой религии стояли на первом плане, и это обусловило преобладание церковной переводной литературы над светской. Однако русские переводчики не прошли мимо светской повести, которая по характеру своего идейно-художест­венного содержания соответствовала духу времени. Древнерусские книжники перевели с греческого языка ряд воинских, исторических и дидактических повестей, способство­вавших упрочению того светского идеала, который пропагандировала оригинальная литература. Переводчики не ставили своей целью точную передачу оригинала, а стремились максимально приблизить его к запросам времени и среды. Поэтому переводимые произведения под­вергались редакционной правке.

Воинские повести. «Александрия». Большой популярностью у русского читателя пользовалась повесть о жизни и подвигах прослав­ленного полководца древности Александра Македонского — «Алек­сандрия». Она была создана, по-видимому, вскоре после смерти Александра (ум. в 323 г. до н. э.) на основании письменных источников и устных легенд о его подвигах. Повесть в древности приписывалась ученику Аристотеля — Каллисфену, однако Каллисфен умер раньше А. Македонского, поэтому эту древнюю редакцию повести стали име­новать псевдокаллисфеновой. В V в. н. э. «Александрия» известна в Византии и на Западе, где она бытует в латинском переводе; на древнерусский язык «Александрия» была переведена с греческого в XI—XII вв. Этот византийский рыцарский роман воспринимался на Руси как повесть историческая, посвященная жизни и деяниям исто­рической личности.

Александр изображается в повести человеком необыкновенным: многомудрым, бесстрашным воином. Его отцом является не македон­ский царь Филипп, а изгнанный из Египта царь Нектонав, почитаемый македонянами как великий врач и волхв. К нему за помощью и обращается бесплодная жена Филиппа Олимпиада. Нектонав предска­зал Олимпиаде, что она родит сына от бога Аммона. Приняв образ бога, Нектонав явился к Олимпиаде, и та зачала младенца. Когда приспело время и Олимпиада стала рожать, Нектонав начал гадать по «течению» небесных светил и не разрешал ей рожать до тех пор, пока «небеснаа течения и мирская стухия» не предсказали рождения царя «мирудръжца». О рождении Александра возвестили «громи велици и блистании млъниа, яко всему миру подвизапшся».

Своим внешним видом Александр, утверждает повесть, не походил ни на Филиппа, ни на мать Олимпиаду, ни на своего отца Нектонава. «Образубо имяше человеческий, гриву желвову, очима же грозоок, десное убо долу зряше, шюее же зекро (правый глаз смотрел вниз, левый же был голубой). Зуби же его остри, акы змиевы. Подобье же имяше лвово, скор, ясн (цветуш) бяше». Александра обучают книгам, музыке, геомет­рии, риторике, военному делу и философии (учителем философии был Аристотель). Когда Александру исполнилось 12 лет, он ходит вместе с отцом Филиппом на войну, проявляя свою незаурядную силу и отвагу. В пятнадцатилетнем возрасте Александр укрощает вологлавого коня «человекоядца» и затем побеждает в Нисе арканского царя Николая в состязаниях на колесницах.

Став после смерти Филиппа царем Македонии, Александр начи­нает войну с могущественным персидским царем Дарием. Он совер­шает успешный поход в Египет, где основывает город Александрию. Дарий посылает Александру грамоту с символическими дарами: мячом, плетью и ящичком с золотом: мяч — Александр еще слишком юн для ведения ратных дел, и ему надлежит играть со сверстниками в мяч; плетка—символ наказания: дерзкого юнца следует ею проучить; ящичек с золотом — намек на бедность Александра, и золото даст ему возможность расплатиться со своими воинами. Сначала Александр в гневе решает казнить посла, но затем верх берет благоразумие, и он сажает его с собою за пиршественный стол.

Александру свойственны не только воинская доблесть, мужество, отвага, которые он проявляет в войне с персидским царем Дарием, в поединке с индийским царем Пором, но и чувство сострадания, участия к страданиям и горю других людей.

Сбросив в ров Нектонава, который «исследует то, что творится на небе, не зная, что делается на земле», Александр жалеет его, узнав, что Нектонав является его настоящим отцом, и на собственных плечах приносит умершего в дом к Олимпиаде и хоронит его с честью. Встретив в Вавилоне закованных в цепи греческих пленников, Алек­сандр проливает слезы, проявляет великодушие к побежденным.

Интересно раскрывается характер героя во взаимоотношении его с сатрапами Дария. Желая заслужить благосклонность Александра, сатрапы смертельно ранят своего господина. Александр же велит казнить неверных слуг Дария. Умирающего Дария Александр прикры­вает своим плащом и, прослезившись, говорит: «Встани, царю, Дарий, и в своей земли царствуй и над своим владыка буди, прими венец свой, перскому множеству царствуй, а имей свое величество».

Александр не только жаждет воинской славы и подвигов, но и стремится увидеть чужие земли. Ряд своих походов-путешествий он предпринимает только из-за своей любознательности. В письмах к Олимпиаде, Аристотелю он описывает необычных людей — велика­нов, поросших шерстью, «человекоядцев», обитающих в болотах, и другие диковинные вещи.

Удовлетворяя свою любознательность, Александр совершает свой мирный поход в страну «рахманов» — нагомудрецов.

«Просите у мене, что хощете, — гордо заявляет Александр рахманам, — и дам вам». И воспиша ecu, глаголюще: «Дай нам бесъмерьтие». Однако этого сделать Александр не в силах, ибо сам смертен. «Они же реша ему: «Почто ты, смъртен сы, толико ся бореши, да все возмеши? Где же то хощеши понести? Не пакы ли то инем оставиши?»

В этом диалоге ярко выражена философская мысль о суетности человеческой жизни. Правда, Александр заявляет рахманам, что чело­веческая судьба «строится вышним промыслом», у каждого человека свой нрав, а если бы был нрав единый, то по морю бы не плавали, землю не возделывали, детей не рожали.

Характерно, что в повести постоянно подчеркивается превосход­ство эллинской (греческой) культуры над культурами варварских на­родов.

Образ Александра подвергается в повести христианизации: прибыв в Иерусалим, он склоняется перед патриархом и признает единого и невидимого бога; в Лусовом пристанище герой пытается проникнуть на небеса, но, услышав глас запрета, отказывается от исполнения своей дерзостной мысли.

«Александрия» состоит из ряда интересных эпизодов, описываю­щих различные события: воинские подвиги героя (они даются в соответствии со стилистическими традициями воинской повести), посещение им различных народов и стран. Однако все изложение материала подчинено религиозно-моралистической задаче — показать тщету и суетность земной жизни. Так, умирающий Дарий говорит Александру, чтобы он не обольщался радостью победы и счастья. О суетности жизни говорят Александру и «рахманы».

В «Александрии» объединяются жанры воинской повести и хож­дения. Кроме того, отличительную особенность ее стиля составляют письма, которым обмениваются между собой Александр, Дарий, Олимпиада, Роксана, Пор, Кондакия.

Описание далеких стран, исполненных чудес, образ мужественного героя-воина привлекали к повести внимание читателя, делали ее необычайно популярной. Уже в XIII столетии у нас возникает новая редакция повести, дополненная описанием чудес и более пространны­ми моралистическими рассуждениями. В XV в. появляется сербская редакция «Александрии», отличающаяся от предшествующих риторич­ностью стиля и значительным усилением христианского морализма. Так, приспосабливаясь к запросам времени, «Александрия» в русском переводе все дальше отходила от своего оригинала.

«Девгениево деяние». Образ мужественного воина-христиани­на, защитника границ своего государства стоит в центре переводной повести «Девгениево деяние». Повесть дошла до нас в трех списках XVIII в., но перевод ее на русский язык был осуществлен, по-видимому, непосредственно с греческого в XI—XII вв.

Перевод является свободной переработкой греческой поэмы X в. о подвигах Василия Дигениса, который в нашей повести превратился в прекрасного Девгения. При переводе утратились многие черты византийской истории, существенным изменениям подверглось изо­бражение любви героя. В русском переложении любовный византий­ский роман превратился в героическую воинскую повесть о борьбе христиан с «погаными». При этом русский переводчик значительное внимание уделил сказочным элементам.

«Девгениево деяние» состоит из двух повестей. Первая рассказывает о родителях Девгения: отец его — аравийский царь Амир, а мать — гречанка, похищенная Амиром, но вырученная своими братьями; она выходит замуж за Амира после того, как тот принимает христианство. Вторая повесть посвящена описанию подвигов Девгения, т. е. «двою­родного», — рожденного от сарацина и гречанки.

Девгений изображается прекрасным юношей: «...лице же его яко снег, а румяно яко маков цвет, власы же его яко злато, очи же его вельми великий яко чашы, пристрашно зрети на него».

В гиперболическом, былинном плане подчеркивается мужество, сила и храбрость юного Девгения. Присутствует в повести и характер­ный для фольклора мотив змееборчества: Девгений побеждает четы­рехглавого змея. Подобно русскому богатырю Илье Муромцу, Девгению смерть в бою не писана: он бесстрашно устремляется против врагов, убивая их сразу по тысяче, перескакивая реки, смело вступает в единоборство и побеждает царя Филипапу и его дочь-богатыршу Максимилиану, которые хотели «уловить» прекрасного Девгения, «яко зайца в тенета». Подобно героям русской сказки, Девгений добывает себе невесту — прекрасную Стратиговну, побеждая ее отца и братьев.

Вместе с тем Девгений — благочестивый христианский герой: все свои победы он одерживает благодаря упованию на силу Божию.

Стиль повести представляет собой сложное переплетение элемен­тов устной народной поэзии и книжной стилистики. Героический образ Девгения, его необычайные подвиги привлекали внимание читателей, тем более что в сознании народном ее герой сближался с образами былин.

«И с т о р и я И у д е й с к о й в о й н ы» И о с и ф а Ф л а в и я. В XI—XII вв. была переведена на древнерусский язык «История Иудей­ской войны» еврейского историка Иосифа Флавия под названием «Повесть о разорении Иерусалима». Эта повесть охватывала события с 167 г. до н. э. до 72 г. н. э.

Центральное место в повести занимает полное драматизма описа­ние борьбы восставшего еврейского народа против римских легионов (особенно ярки картины осады Иотопаты и Иерусалима).

Как установлено исследователями, древнерусские переводчики довольно свободно обращались с греческим оригиналом и прибегали к сокращенному его пересказу, а иногда вносили дополнения. К таким дополнениям относятся вставки об Иисусе Христе и Иоанне Крести­теле, резкие выпады против римлян и отрицательная характеристика Ирода Великого.

В повести при описании сражений широко используются стили­стические формулы воинских повестей, отсутствовавшие в греческом подлиннике и находящие соответствие в оригинальной древнерусской литературе, в том числе в «Слове о полку Игореве». Например, «...и стрелы на ня летаху, яко дождь» (ср. в «Слове о полку Игореве»: «...ити дождю стре­лами...») или «...бысть видети лом копийный и скрежетание мечное и щиты искепани и мужи носими, и землю напоиша кровью».

Читателя повесть привлекала красочностью описаний военных событий.

Дидактические повести. «П о в е с т ь о б А к и р е П р е м у д р о м». Средством пропаганды новой христианской морали служили дидакти­ческие переводные повести.

«Повесть об Акире Премудром» была переведена на русский язык с сирийского оригинала. Древнерусского книжника привлек в повести образ идеального советника царя, мудрого и добродетельного Акира. Деятельность Акира подчинена заботам о благе государства, и в этом отношении она могла служить примером для думцов княжеских в Киеве. Нравоучительная часть повести представляла собой сборник притч, завершающихся афоризмами.

В русском переводе повесть была приспособлена к привычным формам христианской нравоучительной литературы. В ней отразились и некоторые чисто русские черты. Так, Акир учит своего племянника русской грамоте, иногда место царя занимает князь, а в новгородской редакции повести фараон собирает вече и правит страной с помощью посадников.

Нравоучительные притчи и афоризмы повести постепенно приоб­ретали самостоятельное значение и включались в сборник «Пчела», становясь пословицами.

«П о в е с т ь о В а р л а а м е и И о с и ф е». Эта повесть про­славляла победу христианства над язычеством. Она как бы напоминала о недавних событиях, связанных с крещением Руси. Повесть представ­ляла собой перевод с греческого христианизированного жизнеописа­ния Будды.

Герой повести — сын индийского царя Авенира Иосаф. Не желая допустить, чтобы сын стал христианином, Авенир пытается искусст­венно оградить его от всех жизненных невзгод. Однако это сделать царю не удается. Юноша встречает слепого и прокаженного, а затем дряхлого старика и узнает, что каждого человека подстерегают болезни, неизбежная старость и смерть. Это заставляет Иосафа задуматься над смыслом скоропреходящей человеческой жизни и ставит перед ним вопрос о жизни иной. Разрешить этот вопрос помогает Иосафу от­шельник Варлаам. Испытав разум царевича с помощью притч, Варлаам крестит его. Авенир приходит в ярость. Все его попытки отвратить сына от христианства тщетны. Иосафа не может переубедить языческий мудрец, на него не действуют чары волшебника, юношу не прельщают ни соблазны женских прелестей, ни соблазны власти. Иосаф удаляется в пустыню, где после двухлетних скитаний находит Варлаама и посе­ляется с ним в пещере. Здесь он превосходит своими аскетическими подвигами своего учителя. Найденные затем в пустыне нетленные тела Варлаама и Иосафа торжественно переносят в столицу Индии.

В XV в. повесть превратилась в типичное житие христианского подвижника. Она содержала большое количество нравоучительных притч, которые Варлаам рассказывал своему ученику Иосафу, убеждая его в истинности христианского вероучения.

Таким образом, произведения переводной литературы были тесно связаны с жанрами оригинальной литературы, в первую очередь с исторической воинской повестью, поучением и житием. Переводы не были точным воспроизведением оригинала, а являлись относительно свободным его переложением. В связи с этим в переводные повести широко проникали стилистические элементы как народной поэзии, так и оригинальной письменности; переводные повести способство­вали обогащению и развитию оригинальной литературы.

Опираясь на опыт византийской и древнеболгарской литературы, с одной стороны, устное народное творчество — с другой, в XI — первой трети XII в. древнерусские писатели создают оригинальные высокохудожественные произведения эпидейкгического красноречия, исторического повествования, агиографической литературы, светского поучения, соединенного с автобиографией, и путешествия.

Всем оригинальным произведениям древнерусской литературы этого периода присущи патриотический пафос, публицистичность, историзм и дидактизм. В XI — первой трети XII в. были заложены основы дальнейшего развития литературы, которая с распадом «лос­кутной империи Рюриковичей» на ряд самостоятельных феодальных полугосударств приобретает областной характер.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. Каковы основные положения гипотезы А. А. Шахматова о происхождении «По­вести временных лет»?

2. Какие уточнения и поправки в гипотезу А. А. Шахматова внесены Д. С. Лихаче­вым? Какова гипотеза Б. А. Рыбакова?

3. Каковы основные идеи и каков жанровый состав «Повести временных лет»?

4. В чем и как проявляется связь летописных сказаний с фольклором?

5. Формирование жанра и стиля воинской повести, характеристика исторической повести об ослеплении Василька Теребовльского.

6. Своеобразие стиля «Повести временных лет».

7. Каково историческое и художественное значение «Повести временных лет»?

8. Каковы идейно-художественные особенности «Слова о законе и благодати» Илариона?

9. Перечислите основные идеи «Поучения» Владимира Мономаха. Каковы особен­ности его жанра и стиля?

10. Какова главная идея анонимного «Сказания о Борисе и Глебе» и каковы художественные средства ее выражения? В чем основные отличия «Сказания о Борисе и Глебе» от «Чтения...» Нестора?

11. Как Нестор изображает своего центрального героя в «Житии Феодосия Печерского»?

12. Каков основной пафос «Хождения в Святую землю» игумена Даниила? На каких сторонах жизни Палестины сосредоточивает внимание путешественник?

13. Каковы особенности древнерусской переводной литературы XI—XII вв.: ее основные темы?

ЛИТЕРАТУРА