Литургический опыт свящ. Анатолия Жураковского и его общины

Екатерина Степанова

Я скажу очень коротко, поскольку рассказ об о. Анатолии Жураковском в нашем Содружестве звучит не в первый раз. Наверное, практически все присутствующие в той или иной мере с ним знакомы, а многие читали его работу «Литургический канон теперь и прежде» и размышляли над ней.

Отец Анатолий был рукоположен в 1920 году в возрасте 23-х лет. Возраст, надо сказать, очень юный. Удивительно, как его работа «Литургический канон теперь и прежде», написанная ещё до рукоположения, начинает в некотором смысле раскрываться и оживать, когда он становится священником и начинает служить. Интересно и то, как дополняют друг друга то, что писал о. Анатолий в своей казалось бы чисто исследовательской литургико-исторической работе, и те свидетельства о жизни и богослужении его прихода, вернее общины, которые дошли до нас. Проиллюстрирую сказанное небольшим примером. Вот цитата из статьи о. Анатолия: «Наш литургический канон в полноте изображает такое состояние Православия. Он также ушел от жизни, спрятавшись за высокой стеной иконостаса, как ушло от жизни наше христианство. Он перестал быть " общим делом" всех нас, как и христианство перестало быть для Нас " общим делом". Все молитвы канона — это тайные молитвы, скрытые от верных, они произносятся одним священником. Из глубины алтаря до нас доносятся лишь отдельные фразы, часто без начала и без конца, часто непонятные в своей оторванности от контекста. Как в сфере жизненных отношений мы стоим внеживотворящего света Христовой благодати - этот свет затрагивает лишь сокровенную глубину нашей личности, оставляя во тьме всю эмпирию бытия, - так в литургии мы вне благодатных лучей таинства, не участвуем в его совершении, как будто мы не причастии к церковной святыне».

Напомню, что своё исследование Анатолий Жураковский пишет, будучи мирянином. Причем как раз в то время, когда вокруг ещё слышны отзвуки предсоборной дискуссии, а как уже упоминалось, эта дискуссия в чём-то была действительно ярче, интереснее и богаче, чем то, что потом в конечном счете было принято на Соборе. И конечно, юноша Анатолий Жураковский был в курсе этих обсуждений. Сыграло свою роль и его образование, и те профессора, которые были рядом с ним - В.И. Экземплярский, П.П. Кудрявцев и др.

Итак, проанализировав историческую ситуацию и развитие литургического канона, обозначив некоторые явные недостатки и лакуны, присутствующие в современном ему богослужении, будущий о. Анатолий пишет, что «мы имеем божественный первообраз евхаристического канона в Прощальной Беседе (имеется в виду Евангелие от Иоанна. - Е.С.), но мы должны сами вновь пережить всё содержание этой Беседы, найти отклик в своей душе на каждое её слово. Мы видели, что, оставаясь верным Беседе в сфере догматической, развивая в полноте ту же тему о триединстве, наш канон не воплотил в себе до конца многообразия красок и оттенков других тем. И причина этому лежит в помутнении нашего религиозного сознания. Но при каких условиях, где и как может вновь возродиться церковное замершее и закостеневшее молитвотворчество? Несомненно, это возрождение мыслимо лишь наряду с возрождением любовного единомыслия во всех частях распавшегося церковного организма. Оно должно начаться совместно с внутренним религиозным любовным собиранием в евхаристическое единство христиан, ныне отъединённых и бесконечно отдалённых друг от друга. По каким линиям пойдёт это собирание, мы ещё не можем предвидеть теперь». Таким был, так сказать, теоретический вывод, сделанный тогда еще вряд ли думавшим о священстве Анатолием Жураковским.

Несколько лет спустя после написания этого текста, когда о. Анатолий начинает служить, то он начинает служить практически в пустом храме. Сохранились свидетельства о том, что им с матушкой Ниной выражали якобы соболезнование, что они, наверное, голодными останутся, потому что прихожан нет, кормить священника некому, храм домовый, рядом есть другие, устроенные. Однако о. Анатолий служит, и в его храме начинает собираться народ, постепенно, как и в уже упоминавшемся мечёвском приходе, хор становится ненанятым, он состоит из тех, кто приходит в храм для молитвы. Как позже, уже в 70-е годы XX века, напишет матушка Нина в своих воспоминаниях: «Эти девочки и юноши, уже изведавшие разные дороги жизни, сливали свои голоса в едином устремлении. Не было там особых солистов, особых замысловатых номеров. Едиными устами и единым сердцем, устами и сердцем нашей общины несли к осиянным вершинам наши земные голоса: " Тебе благодарим". И всё больше и больше вливалось голосов, и не было уже хора, а была церковь. И чтение в церкви также происходило без псаломщика», - т.е. все эти служения брали на себя братья и сестры из общины о. Анатолия.

Очень важно отметить, что в этой общине было принято готовиться к богослужению, к каждому богослужению. Несомненно, тут сказывался и опыт самого о. Анатолия, который имел соответствующее образование, хорошо знал и историю, и литургику. Но удивительно, что, например, если служба была особенно сложной или торжественной, к подготовке привлекались профессора Киевской духовной академии. Они внимательно проводили беседы с общиной, заостряя внимание на особенностях именно этого богослужения. Как свидетельствует матушка Нина, «не было никого из общины, для кого слова " октоих", " минея", " триодь" были бы пустыми звуками. И оттого было так доходчиво каждое служение, не было скомканных предложений, неотчётливых или с досадными ошибками в ударении слов. Каждое слово было проверено, каждое неясное место разъяснено. И надо было видеть, как жадно слушали молящиеся каждое слово, все стихиры, кафизмы, каноны, всё то, во время чего обычно бывает шарканье ног и хождение».

Другой важный момент, который тоже нашел свое отражение в воспоминаниях, это то, что о. Анатолий особенно обращал внимание своей паствы на то, что литургия - молитва общая. И на богослужение в храм люди приходят именно для общей молитвы, для общего предстояния перед Богом. Он очень не любил, когда забирались в разные уголки, старались отгородиться от всех в своих индивидуальных молитвах и переживаниях. «В церковь приходят для богослужения, - говорил он, - влиться в него, стать одним из членов единого Тела Церкви, едиными устами и единым сердцем. Дьякон как дирижёр единого слитного оркестра, и нет в нём во время богослужения места ни для каких своих молитв. Конечно, особенно благоговейно и особенно трепетно готовились к литургии»⁵. Дальше следует описание того, как проходила литургия. «Вот отдёрнута завеса, отделяющая алтарь, " Благословенно Царство" - началась литургия оглашенных. Батюшка на ектеньях не читает обычно поминовений. Длинный ряд имён нарушает стройный ход литургии. Все уже помянуты на проскомидии. Теперь же церковь молится, перечисляя не имена, но как бы группы нуждающихся в помощи. И только изредка раздаётся чьё-нибудь имя. Это значит, что вся церковь должна помолиться об обычно знакомом всем брате своём - болящем, находящемся в странствии далече или нуждающемся в молитвенной помощи по чрезвычайным обстоятельствам своей жизни».

Опыт священнического служения о. Анатолия Жураковского был довольно недолгим по времени. Как было сказано выше, о. Анатолий был рукоположен в 1920 году, а в 1930 году уже последовал последний арест и лагеря, из которых он не вышел. Внутри этого десятилетия в 1923 году о. Анатолий был арестован первый раз и почти полтора года провел в ссылке в Краснококшайске (нынешняя Йошкар-Ола). Тогда общинники привезли ему в ссылку антиминс, и прямо в комнате, где жили о. Анатолий с женой, был устроен престол, на котором ежедневно совершалась литургия. Удивительно, что несмотря на то, что о. Анатолию и его общинникам на внутреннее собирание оказалось отпущено совсем немного времени, их опыт и та закваска новой жизни, которая зародилась в этот небольшой период, позволили выжившим после репрессий членам общины практически до 70-х годов XX века донести, сохранив в своей жизни, огонёк общей церковной жизни.

СЕРГЕЙ ОЗЕРСКИЙ. Спасибо. Я только хотел добавить, что когда мы говорим об архим. Гермогене (Голубеве), о. Таврионе и об о. Анатолии Жураковском, мы сталкиваеся со стремлением к ежедневному служению литургии. Я вспомнил, как о. Александр Шмеман в своей книге «Введение в литургическое богословие» пишет о том, что он очень боится, что евхаристическое возрождение будет пониматься только как частое причащение, когда евхаристия будет ставиться как бы во главу угла вне связи с жизнью. Мне кажется, что эти люди действительно так жили, так молились и так причащались, что их литургический опыт был оправдан жизнью.

Свящ. Феофан (Адаменко)

Вера Шаповалова

Я расскажу о человеке, которого мы знаем как о. Василия Адаменко. Но люди, которые общались с его общинницами, называли его о. Феофан (Адаменко). Я буду называть его и крестильным именем, и монашеским.

Сегодня мы уже несколько раз вспоминали об о. Василии по разным поводам. Он очень известен, по крайней мере, у нас. Почему? Потому что издательство YMCA-Press опубликовало достаточно большим тиражом переведённый им на русский язык Служебник. В XX веке, очень многие люди, если не служили по-русски, то имели возможность смотреть эти тексты и использовать их. В том числе, я думаю, что о. Георгий их много использовал в своих переводах. Уже говорили о том, что о. Василий был известен в середине XX века: митр. Сергий (Страгородский) называл его имя в ряду самых нужных для возрождения церкви людей, которых было очень немного. Он был известен в обновленчестве, о котором сегодня тоже уже вспоминали. Сначала о. Феофан, тогда еще о. Василий, был дорогим членом обновленческого движения, благодаря своему авторитету, горячности своей веры, а потом митр. Александр (Введенский) заявил, что «не нужна нам эта адамовщина и эндековщина». Под «адамовщиной» он имел в виду о. Феофана Адаменко, а под «эндековщиной» - священника по фамилии Эндека, который служил на Лубянке в Москве. Он тоже был очень активным человеком, искавшим обновления не по форме, а по сути. Собственно говоря, в какой-то момент всем стало понятно, что о. Василий перестал приветствовать «обновленческое движение».

Несколько слов скажу о том, откуда родом о. Феофан Адаменко. Он казак, очень горячий человек, что видно по его фотографии. Он родился в станице Попутная Краснодарского края в 1885 году и с детства отличался горячей верой. Бог призвал о. Феофана, когда он был ещё маленьким мальчиком. Его история обретения веры напоминает историю о. Анатолия Жураковского. Болезнь старшего брата и его смерть обратили ребёнка к Богу. У о. Василия умерла сестра, и когда её хоронили, для него это было сильное потрясение. Когда гроб зарывали в землю, мальчик спросил у мамы: «Что происходит? Почему её зарывают?» - и уяснил из ответов, что есть такое место, где не умирают. Это место называется Царствие Небесное, или Небо. На следующий день, будучи совсем маленьким ребёнком, около 4-5 лет, он собрал друзей и они пошли на Небо, т.е. с самого раннего детства он проявил себя как человек дела. Маленькую группку карапузов подобрал какой-то станичник, когда они уже достаточно далеко отошли от того места, где жили.

Отец Василий обладал феноменальной памятью и был очень талантливым человеком. В конце своей жизни, в лагерях, он наизусть читал службы, чем поражал многих людей, в том числе и тех, о ком сегодня говорили, что они совершали богослужение в застенках. Молодого Василия Адаменко заметил один из священников, который служил неподалеку, и предложил ему учиться на миссионерских курсах в Одессе. Это единственное церковное учебное заведение, которое закончил о. Василий. Он не был хорошо образованным человеком. Во время учёбы о. Василий работал книгоношей, а потом стал епархиальным миссионером, как раз одним из тех, кто очень просил о переводе богослужения на русский язык. Помните, О. Филиппова говорила в начале своего доклада, что запрос о переводах шёл в первую очередь из провинции. Отец Василий был очень известным миссионером на юге России, у него даже был миссионерский вагон, а выступления анонсировались афишами. Тогда приезды миссионеров были достаточно распространённой вещью, и когда приезжал хороший миссионер, то его выступления воспринимались как концерт.

Специфика того времени и того места, т.е. юга России, выражалась в многоконфессиональности и многонациональности. Там были очень активны различные религиозные движения: адвентисты, скопцы, хлысты, староверы. К тому же действовал указ о веротерпимости, т.е. можно было вообще быть неверующим. Получалось так, что достаточно большое количество людей не относили себя вообще ни к какой конфессии и вероисповеданию. Вот почему о. Василий так много писал о сектах. Он с ними специально не боролся, но такова была специфика его местожительства и того времени. На стыке веков сектантство было очень серьёзной проблемой.

Важно отметить, что о. Феофан известен переводами богослужения на русский язык и тем, что он всю жизнь ратовал за переводы. Но также важно знать, что переводы не были для него самоцелью, потребность в них исходила из контекста. У него была программа, которую он называл «работа-борьба». В этой программе он указал три главных причины упадка церкви. Первой и основной причиной отпадения верующих от православия о. Феофан называет отсутствие живой вдохновенной проповеди и абсолютное незнание слова Божия: «Его не знает большинство пастырей, его тем более совершенно не знают православные верующие миряне. Вот почему, не имея этого обоюдоострого духовного меча, они и чувствуют себя совершенно неспособными к борьбе с заблуждающимися и к борьбе с плотью, миром и дьяволом. Конечно, при таком важном пробеле, можно ли ожидать жизни личной, семейной и общественной, основанной на христианских началах? Постройка здания возможна будет в том случае, когда будет подведён точный незыблемый фундамент, фундамент истинно православного богопознания на началах Священного Предания и Писания».

Вторая причина - это проблема с богослужением. «Язык богослужебных книг, язык Матери-Церкви, проводник истины и света, вестник правды о вечной жизни давно уже стал непонятным большинству современного общества, а подчас и самим священнослужителям, что даёт повод сектантам обвинять нас в умышленном затемнении евангельской правды». Третьей причиной перехода в сектантство, т.е. потери веры, отпадения от церкви, является то, что «много верующих, слабых духом не видят в жизни ни в лице пастырей, ни в лице своих собратьев осуществления, воплощения идеала христианства, и потому уходят из ограды православия. И действительно, может ли влиять на душу, ум и сердце священник или миссионер, призывающий к воздержанию, посту, а сам его не соблюдающий, говорящий о высокой нравственности, а сам личной жизнью её попирающий, проповедующий о надежде, вере и любви, а сам их не выявляющий?»

В программе о. Феофана приводится ещё несколько моментов, которые необходимы для возрождения церкви: чтение Евангелия лицом к народу; общая деятельность мирян и пастыря, т.е. соработничество; служение с открытыми царскими вратами; общее пение. Кроме того, он призывал к объединению христиан.

Далее я расскажу несколько слов о его опыте жизни в Нижнем Новгороде, где у него был самый долгий период служения. Там, как считал сам о. Феофан, он смог реализовать свой план полностью, что очень важно. Эта реализация привела к рождению общины. Действительно, о. Феофан мечтал о том, чтобы верующие объединялись, он говорил: «Не будет одиноко духовно страждущих душ, не будет и забредших овец, не будет уходящих в дальнюю сторону; а все, тесно объединившись, будут общими силами и горением сердец рассеивать тьму неверия, заблуждения, сомнения, равнодушия и апатии к жизни». Вот какими были его главные враги.

Ещё я скажу несколько слов про то, как о. Феофан переводил богослужение. Это, действительно, очень интересно. Первый раз он попросил благословения на перевод в 1908 году. В 23 года, ещё не будучи студентом миссионерских курсов, он написал о. Иоанну Кронштадтскому. Но Василий Адаменко уже верил в Бога, проповедовал на берегу Кубани своим соседям, женился (кстати, у него было 6 детей - Вера, Надежда, Любовь, Софья, Иван, Николай). Попросив благословения у о. Иоанна Кронштадтского в письме, Василий не получил письменного ответа, но, как он свидетельствует, получил молитвенный ответ, почувствовал стимул к работе, почувствовал благословение. Потом он попросил благословения у патриарха Тихона, но поскольку уже начались те нелегкие времена, о которых мы сегодня вспоминали, то Патриарх ответил: «Благословить не могу, делай на свой страх и риск». Потом, как мы тоже сегодня говорили, патриарх Сергий (Страгородский) благословил ту жизнь общины о. Феофана в Нижнем Новгороде, о которой он мечтал и которую пытался реализовать.

Хочется упомянуть об очень интересном моменте: изначально обновленчество заявляло о реформе богослужения. По этому вопросу была создана комиссия, в которой о. Феофан занял одно из виднейших мест. Но перевод он сделал сам, полностью подготовил Служебник к изданию, отправил его на рассмотрение в вышестоящий орган и несколько месяцев не получал ответа. Я читала хронику одного из собраний, на котором о. Феофан жалуется на то, что он свой Служебник отправил, а его обвинили в непослушании, потому что он издал этот сборник сам. Он ждал несколько месяцев ответа, а потом напечатал Служебник на свои деньги, будучи активным участником обновленчества. Поразительно то, что в первую очередь он слушал Бога, и потому преодолевал все препятствия вне зависимости от того, кем назывался. Одним словом, делал своё дело и не очень беспокоился об остальном.

Почему о. Феофан взялся переводить? Он призывал объединить в богослужении сердце и ум (для нас это тоже может быть очень полезно), потому что «выработавшаяся у нас рутинность богослужения сделала то, что храм перестал давать пищу живой душе. Поэтому ум с мало-мальски развитыми духовными запросами уже вынужден искать себе пищу на стороне, чем и объясняется колоссальный рост сектантства и неверия».

Мы нашли очень интересное письмо, адресованное общиннице о. Феофана Анне Фирсовне Назаровой, которая тоже приняла монашество с именем Феофания. Она жила в Нижнем Новгороде, мы общались с её внучкой. Перед тем как зачитать отрывок, я напомню, что он очень ратовал за ум. При этом он пишет ей такое письмо: «Живи, сестра во Христе и дочь, твёрдою верою и надеждою на милосердие Божие. И никогда не полагайся на разум твой и не доверяй ему. И если ты умна, докажи это своим разумным поведением, сияя своими добрыми делами, кротостью, молчанием, смирением, рассудительностью, любовью, всепрощением, состраданием». Дальше он пишет: «Особенно смотри за своим [умом], он враг твой, и если ты его не ущемишь и не удержишь, он погубит тебя. Терпением спасай душу». Ещё очень важный момент: «Нужно, родная дочь, уже быть взрослой и отклонить от себя начатки духовного детства». То есть на самом деле этот человек не ставил ум во главу угла, по крайней мере, то умствование, в котором обвиняют и наше братство.

Стоит сказать несколько слов об общине о. Феофана. Видимо, он был настолько поразительным человеком, что ему все благоволили. Так, в Нижнем Новгороде местный епископ дал о. Феофану возможность выбрать из трёх приходов. Он выбрал Ильинский приход и начал там служить по-русски, после чего весь народ оттуда ушёл. Отец Феофан очень обрадовался и сказал: «У меня теперь будет время потренироваться». Через некоторое время приход снова наполнился, причём в основном молодыми людьми. Костяк общины, к сожалению, составляли сестры, многие жили вместе. Мы достоверно знаем о трёх сестрах, которые прожили вместе всю жизнь в приходском доме. Богослужение в храме было ежедневным: утреня, литургия и вечерня. О. Феофан большинство людей благословлял на ежедневное служение литургии. Она заканчивалась уже в 10 утра, т.е. была раннеи и, видимо, сокращённой. Переводами, занималась вся община, 41 и очень интересно и важно. Каким образом? Во-первых, о. Феофан сам переводил, как мог, прекрасно понимая, что качество его переводов оставляет желать много лучшего. Во-вторых, он просил участвовать в переводах общину: все сестры переписывали и редактировали. Иногда он говорил общине: «Братья и сестры, помолитесь, такое-то место не могу перевести, не получается перевод». С 10 до 15 часов община активно работала над переводами, а после были общая трапеза и вечернее богослужение.

За что в последний раз арестовали о. Феофана? В 1935 году Пасха совпала с 1 мая, и несколько нижегородских священников, включая о. Феофана, пошли на Крестный ход, хотя это было запрещено. Его обвинили в контрреволюционной деятельности, в том, что он пытался отвлечь советских граждан от праздничного мероприятия. Действительно, он отвлёк две тысячи человек.

Важно сказать, что о. Феофан не причислен к лику святых. Хотя все основные участники, которые проходили по тем же двум делам, что и он, к лику святых причислены. Это архиеп. Сергий (Зверев) и Зернов. Вероятнее всего, это связано с тем, что о. Феофан прославился служением на русском языке. Вы знаете, что он вернулся из обновленчества, написав покаянное письмо митр. Сергию (Страгородскому).

Маленький штрих напоследок. Мы были в паломничестве в селе Пахотный Усад, это то село, в котором митр. Сергий (Страгородский) хотел спрятать о. Василия Абоимова, ученика о. Феофана. Уже после того, как о. Феофан был арестован и, вероятно, расстрелян, о. Василий продолжал служение на русском языке с общиной о. Феофана. Пахотный Усад - это небольшая деревня где-то в полутора часах езды от Нижнего Новгорода, и этим летом мы туда приезжали на автобусе. Совсем маленькая деревня, несколько домов, но мы нашли людей, бабушек и дедушку, 1925-27 годов рождения, которые помнят этого священника и нескольких женщин, изредка приезжавших из Нижнего Новгорода. Поразительно то, что они их помнят, и что одна бабуля нам сказала: «Я никогда в жизни не видела такого светлого священника. Он нас всегда гладил по головке...» Удивительно, какой след любовь этого человека оставила на всю жизнь в сердцах стареньких людей. Надо сказать, что одна из этих бабуль поехала с нами в следующий пункт паломничества, несмотря на ночное время, и на следующий день служила с нами литургию. Другая бабушка хранила у себя в подвале некоторое время все богослужебные сосуды и вещи из храма и пятнадцать раз ездила к В.А. Куроедову в Москву. В общем, в Пахотном Усаде жили какие-то невероятные люди. Хотя надо сказать, что сама община о. Феофана сохранялась недолго, года полтора-два, но память о ней осталась до сих пор.