Инфра-12. Глава 37 Элурис 1 страница

Александр В Дементьев

Пространство вымышленных миров. Круг мироздания, который вертится сам по себе, независимо от воли создателя и даже независимо от его наличия. И почему в недрах этого круга так много внутренних кругов, по которым жизнь гоняет нас то и дело, надрывая наше воображение непостижимостью бессмысленности этой круговерти? Вынуждая нас же самих крутить эти чёртовы круги…
И крутилки.
Крутить, крутить, крутить! У-у-у!
Не скажу, чтобы крутить эту крутилку было чрезмерно трудно, так ведь тут дело времени. Вот сейчас ничего не препятствовало возможности поговорить с Виолеттой, только мне ей было нечего сказать. В смысле, нечего сказать хорошего. А плохое, зачем говорить? Ей и без того плохо.
Топ-топ-топ, - по круговой песчаной дорожке, о пропитке которой мне и думать не хотелось. Нет, можно, конечно и остановиться, только у меня перед глазами так и стояла сцена избиения Виолетты кнутом. Нет, она явно не желает повторения, крутит же? Какое право я имею лишать её выбора? Ну да, возможно, она тоже самое думает на мой счёт.
Топ-топ, - машина для выработки электроэнергии, понимаете ли! Скрипит ещё. Куда хозяйка смотрит? Трудно смазать ось? Ещё специалистка техническая. Ну, так её же по морям носило, вот домашняя техника и пришла в упадок. Интересно, а пока хозяйки дома не было, эта мерзавка Ти на свой интерес тут заставляла девушек энергию вырабатывать? Ну, не аккумуляторы же заряжала, правда? А они так выглядели, будто с ума сошли. Повышение по службе, значит? Так что, нас с Виолеттой могут от этой крутилки отстегнуть, только если Госпожа Шерри ещё новых рабынь захватит? А она говорила, между прочим, что у неё рабынь и так девать некуда. Да и рейс только что закончился. Ну да, наверное, электроэнергия тут бросовый товар, не окупающий своей стоимостью сооружения дополнительных крутилок. А что? Таких как мы крутильщиц ещё ведь кормить надо, кнутом погонять, песок нам менять…
Интересно, а почему бы им электростанцию не соорудить на той ненормальной реке с бешеным течением? Не так и далеко, между прочим, только линию электропередачи протянуть. Проводов нет, или столбов для них? Ну, в качестве столбиков можно было бы рабынь использовать. Уж лучше работать столбиком линии электропередачи, чем крутильщицей генератора. А я подчиняться Госпоже обещала. Но я ведь не имела в виду такую, вот, тупую работу? А что я имела в виду? Да то, что я обязуюсь все свои старания и способности приложить для её пользы. А какая от меня польза на крутилке, при моём-то потенциале и умственных способностях? Да держать меня здесь попросту, как это? Нерентабельно, вот! А потому не будет большим грехом, если я озадачу обстоятельства на предмет изменения этих самых обстоятельств в лучшую сторону.
Тут я подумала, что использовать при своих мысленных усилиях термин «создание демонов», в данных обстоятельствах опасно. Тут готовый демон в сарафанчике и тройном платочке только того и ждёт, чтобы снова появиться со своим кнутиком на нашу голову. Впрочем, эта негодяйка и материализацией озадаченных обстоятельств оказаться может. Только озадачь, выскочит эта «ханум» и примется за изменение условий реальности на кнутобойные. А как не озадачивать, если желание так и крутится в голове?
Надо подумать о чём-то другом. А, кстати, я-то недавно жаловалась самой себе, что у меня никак не хватает времени, чтобы поразмыслить насчёт моей Моники, той, что в Аннолиусе завелась. Ну, то ли моя Моника, то ли Моника Милены Снайк, если только эта самая Милена Снайк сама не является одной из моих собственных Моник…
Тут у меня в голове вроде как засвистело. Ну, будто открылся некий предохранительный клапан, вроде того, что стравливает пар из парового котла при превышении допустимого давления. Нет, конечно, у меня не с такой силой засвистело, а то, я бы оглохла просто. А может, даже и не засвистело, а сработала какая-нибудь другая сигнальная система на биохимической основе, перекрывающая мозги при опасности перегрузки и механических повреждений. А, и правильно! На данный момент моё бедное тело уже приобрело такую степень усталости, что приобретать ещё и дополнительную нагрузку от мыслительной деятельности, не выглядело разумным намерением. Но как же тогда отвлечься от озадачивания обстоятельств? То ли, с Виолеттой поболтать?
Я покосилась в сторону напарницы, и мне не понравилось уже то, что даже обзор в её сторону был неудобен. Даже чтобы поглядеть на неё сбоку, приходилось на девяносто градусов выворачивать голову, поскольку лицами мы были направлены в разные стороны горизонта. Да ещё стены сарая вертелись вокруг, стоило сосредоточить взгляд на каком-нибудь неподвижном относительно меня предмете, например, на Виолетте и её конце перекладины. У меня, конечно, неплохой вестибулярный аппарат, но ощущение всё равно возникало неприятное. Легче всего было глядеть прямо перед собой, но прямо перед моим носом находился верхний брусок колодок, заковывающих мои запястья на ширине плеч, и в этом бруске точно не было ничего интересного или приятного.
-Ви, - сказала я, отведя от неё взгляд. – Это… Ну, как твои дела, вообще?
Ви промолчала, я даже подумала, что она не желает со мной разговаривать, однако, через минуту ответ последовал:
-Также, как твои, Ме.
-Слу, - решила поправить её я.
-Вал крутим, - возразила она.
-И что?
-А у меня это ассоциируется с трюмом Госпожи Мери, где мы были Бе, Ме и Ви.
-Нашла, что вспоминать, - проворчала я.
-Само вспоминается, - проворчала в ответ Виолетта.
-Ну, так вспомни тогда, что в том трюме мы с тобой застряли ненадолго.
-И что?
-Ну, значит, и на этой крутилке долго не задержимся.
-То есть, скоро меня на сдирание кожи поволокут?
-Не думаю. Кожа у тебя сейчас подпорченная. Такую снимать глупо, надо чтобы зажила сперва. Как думаешь, пару дней на это надо?
-Перед смертью не надышишься, - рассудила Виолетта.
-А ты что, умирать собралась?
-А ты, как и раньше, не собираешься?
-Я не собираюсь, - отчиталась я и сделала передышку, потому что оказалось, что при установленной интенсивности кручения вала, разговор уже сбивает дыхание.
-Ну, и долго ещё крутить? – осведомилась Виолетта через некоторое время.
-До смерти, - разъяснила я. Виолетта только недовольно засопела в ответ.
-А вот, если бы ты согласилась, всё бы иначе повернулась.
-Э… На что согласилась бы?
-Ну, как же? Я же тебе предлагала недавно восстание поднять, когда мы не сильно привязанные были. А ты отказалась.
-Она смеётся ещё, - сказала Виолетта.
-И ничего я не смеюсь. Отвязались бы, пошли в трюм, ты бы Мери зарезала, ты же умеешь? Подняли бы восстание, и плыли бы теперь корабль продавать. Я за капитана, а ты… А ты бы обед варила, вот.
-Чего?
-Обед бы нормальный варила. Тебе что, эти турнепсы не приелись ещё?
-Обжора.
-Ну, люблю вкусно поесть. Чего такого-то?
-А того, что, вот, придёт ханум, накормит тебя кнутом.
-Да очень-то я этой ханумки испугалась!
-В самом деле?
-Да она от горшка три вершка! – возмутилась я. – Да я бы её в узел завязала одной рукой. Ну, может, три вершка с четвертью.
-Ага, - напомнила Виолетта, - а она нас остричь собирается, и заклеймить ещё. Как этих Пу, на лбу? Как ты думаешь?
-Перебьётся, - сказала я. – Не для того я себе волосы отращивала, чтобы их всякая извращённая шмакодявка обрезала. А клеймо на лбу мне не идёт, я с чистым лбом красивее выгляжу. Так что, фигушки.
-Ну? – сказала Виолетта. – А что ты можешь сделать-то?
-А, то же, что и раньше. Восставать буду.
-И как же?
-А тебе что? Ты же ведь снова присоединяться откажешься.
-Ну, - задумалась Виолетта, - а если бы я согласилась, как бы ты восставала?
-Тогда бы я восставала на пару с тобой, - пояснила я.
-А каким образом-то? – даже не развеселилась она.
-А ты сама не догадываешься?
-Нет. Мы же за руки прикованы. Думаешь, эти колодки сломать можно?
-Нет, вот этого я не думаю, - сказала я. – Колодки на совесть сделаны. От таких только вместе с руками оторваться можно. Знаешь, достаточно многие вещи эти мерзавцы делают очень надёжными. Мне это, с одной стороны, не нравится, но, с другой стороны, разве не заслуживает уважения тот, кто что-то способен сделать на совесть?
-Ничего не поняла, - проворчала Ви. – Как это можно восстать, если сперва от колодок не избавиться?
-Запросто.
-Ну, так, расскажи.
-Рассказать?
-Да.
-Зачем?
-Чтобы я от любопытства не умерла, вот зачем!
-То есть, ты не хочешь умереть от любопытства, а вот смерть загнанной кнутом лошади тебя не пугает? Кстати, остриженной и клейменой лошади.
-Болтушка, - обиженно сказала Виолетта. – Мало тебе этой крутилки, треплешься ещё…
-И, ничего подобного! – возмутилась я. – Вот, слушай. Имеется такой вариант. Мы дожидаемся ночи, а потом разгоняем эту крутилку до такой степени, чтобы все светильники тут перегорели…
-Э… - хотела что-то вставить Виолетта, но я уже увлеклась:
-Становится темно, никто в темноте ничего понять не может, ну, кроме этой Ти, конечно. Уж она поймёт, что мы её энергосистему спалили. Возьмёт какой-нибудь не электрический светильник, и сюда, с нами расправляться. А мы крутим, будто так и надо. Знаешь, я психолог, так вот, я тебе скажу, никакая злодейка в подобном случае не нападает без предъявления какого-нибудь обвинения. Это точно. Все злодейки так устроены, что иначе не могут. Даже если и обвинить не в чем, всё равно что-нибудь бестолковое придумают. Ну, а обвинения издалека не выкрикивают. Их обычно выкрикивают в упор, и страшным голосом. Я предполагаю, это делается для того, чтобы противника морально подавить. Ну, этой самой бестолковостью с толку сбить и привести в состояние предварительной прострации… Ох!
Я маленько отдышалась и продолжила:
-Я к тому, что она к одной из нас близко подойдёт. И вот, в этот момент её надо будет сбить с ног, ну, там, подножку подставить, а потом наступить ей ногой на горло и потребовать, чтобы она наши колодки отомкнула…
-Ничего себе! – вставила Виолетта.
-Да у неё ведь палка на шее, - напомнила я. – Вот на эту палку одной ногой наступить, а другой на горло, - никуда не денется. А станет артачиться, ты ей ногами песок на морду набросаешь. Кстати, надо будет этот песок предварительно соответствующим образом смочить, ну, для повышения эффективности воздействия… Ох!
-Ну-ну, - воспользовалась паузой Виолетта, - а дальше что?
-Понятно, что. Придавлю её слегка, она и согласиться наши колодки отомкнуть.
-А если не согласится?
-А куда она денется? Придавлю, мигом пообещает.
-Так ведь её потом отпустить придётся? А то, как же она, лёжа, колодки отмыкать будет.
-Понятное дело.
-И ты её обещаниям поверишь?
-Ну, придётся. Как иначе-то?
-Да она же вместо отмыкания колодок тебя лучше кнутом забьёт, отпусти только.
-Ну, почему ты сразу о людях так плохо думаешь?
-Знаешь, - ответила Виолетта, - я бы тебе сказала, почему я о людях плохо думаю. Только в этом смысла нет. Потому что весь твой план дурацкий. С самого начала.
-А что в начале-то не так?
-А то, что на генераторе предохранители всегда имеются, от повышения тока.
-Что, правда, что ли?
-А как иначе-то? Иначе все светильники давно посгорали бы. Ты что, способна вал равномерно крутить? И никто не способен, потому там всегда электрические преобразователи ставятся.
-Кто бы знал, - поразилась я.
-Ты что, видела когда, чтобы светильники мигали или трепыхали своим светом?
-Да, вроде, нет.
-Ну, вот.
-А ты-то откуда знаешь?
-Униолой была.
-Да, правда, - припомнила я. – Так у тебя тоже рабыни вал крутили?
-Ну, уж не такой убогий, как здесь.
-Вот как? - задумалась я. – А ты этих, своих, крутильщиц стригла?
-Стригла, - призналась Виолетта. – Так я-то причём? Я Униолой-Мини, была, я не решала, стричь, или не стричь.
-А зачем вообще рабынь стричь?
-Чтобы потели меньше, наверное. Если уж физической работой заняты.
-Ага, рассказывай. Наверное, чтобы не такими привлекательными для Господина были, как вы, Униолы, да?
-Сама о людях плохо думаешь.
-Нормально я о людях думаю, - заспорила я. – Вот ты, своих рабынь стригла, била, работать заставляла, и что вышло?
-Что?
-Вот, аукается теперь. Тебе, и мне, с тобой за компанию.
-То есть, - сказала Виолетта, - ты виноватую нашла?
-Ну…
-По крайней мере, я ни с кого кожу не сдирала, уж это совершенно точно.
-Ну, тогда, значит, у нас есть шансы выпутаться.
-И как?
-Поскольку первый план не годится, сейчас другой придумаю. Ох. Ух!
-Ты думай-то скорее, - посоветовала Виолетта, - а то, пока мы крутим, силы убывают. Ещё денёк, и наоборот, тебя уже ханум одной левой осилит, а не ты её.
-Придумала, - доложила я. – Надо эту ханум спровоцировать. Завести с ней разговор, такой, чтобы ненавязчиво свести его к вопросу, кто сильнее, ты, или она?
-Свести к вопросу?
-Ну, это запросто. В смысле, мне запросто. Я ей в два счёта мозги в нужную сторону закручу, она же дура, наверное.
-А драться придётся мне?
-Ну да. Скрутишь её, ключи отберёшь… Ха! Да это ещё проще, чем первый вариант.
-Я?
-Ну да, ты же говорила, что драться умеешь, с оружием обращаться и всё такое.
-Ох, - сказала Виолетта. – Что говорила, это да. А ты, говорю же, слишком доверчивая.
-Чего?! – поразилась я, так, что даже чуть не остановила крутилку. – Так ты что, на самом деле не умеешь?
-Ну, на общем уровне.
-То есть, не лучше других девушек?
-Может, ещё и хуже.
-Ни фига себе! А чего же врала тогда?
-Так, надо же как-то жить?
-Нет, ну, ничего себе, - продолжала возмущаться я. – И мне врала?
-Ну, всем. Да, уж не так много и врала, как ты возмущаешься.
-Ох, - вздохнула я. – То-то, я гляжу, ты какая-то неуклюжая была для умеющей драться, когда на Госпожу Шерри напала.
-Я напала? – удивилась Виолетта. – Когда это?
-Ну, когда она меня к кровати привязала, а спать мешала. А ты на неё напала.
-Ничего такого не помню.
-Ну, когда ты говорила, что ты, не ты, а элемент информационной среды.
-Я говорила? Это ещё что за чушь?
-А потом ещё своей задницей мне нос закупорила.
-Ты о чём говоришь, вообще?
-О том, - сказала я, - как я сама не догадалась, что ты врёшь насчёт уменья драться?
-Это, наверное, от излишества умственных способностей, - предположила она.
-Ты что же, считаешь, что я такая же врунишка, как ты? Насчёт умственных способностей.
-Ага, считаю, - подтвердила Виолетта, на что я обиделась насмерть, и заявила:
-Да я сама Мелани Спайк, вообще! Мелани Спайк, из, этого… как его?
-Из провинции, - подсказала Виолетта.
Я только запыхтела от возмущения. Ну и от усталости уже.
-Так, что? – спросила Виолетта, - есть ещё планы по освобождению от крутилки?
-Есть! – сказала я. – И нечего тут нормальными планами голову ломать, сейчас просто создам демона, и всю эту крутилку нафиг, вместе с ханумой, и, в мировом масштабе, чтобы…
И тут, совершенно неожиданно, кто-то захихикал поблизости, так, что я даже шарахнулась и дёрнула перекладиной Виолетту.
-Хи-хи-хе-хе-хи! – продолжало хохотать рядом, а вслед за тем кто-то огрел меня по заднице, и я обнаружила поблизости наличие нашей «ханум». С плёткой в одной руке и с кнутом в другой. Кажется, она меня ударила именно плёткой.
-Хи-хи, ой! – сказала она. – Ой, умру сейчас!
-Э… - сказала я, пробегая мимо неё на очередной оборот, причём, на этот раз она меня не ударила. Вот, говорила же я, что создавать демона в подобных условиях опасно. А это всё Виолетта. Зачем она меня распсиховала?
-Ой, аж слеза прошибла со смеху, - продолжала докладывать о своих впечатлениях ханум. Ну, понятное дело, может, она и дура, но на то чтобы постоять за дверью, да послушать, у неё ума хватило.
-Значит, одной рукой бы меня в узел завязала, а, белобрысая? – решила уточнить ханум, сопровождая свой вопрос слабым ударом по моей попке на четвёртом обороте крутилки.
-Да, - подтвердила я. – Ох…
А чего от своих слов отказываться? Не верит, - пускай проверит.
-Здорово, - сказала она. – Значит, достаточно у вас ещё силушки, чтобы эту крутилку с хорошей скоростью крутить цикла два. Или три.
-Ох, - только и сказала я.
-А я так и думала, - продолжила ханум, - что не зря вам хозяйка такие имечки выдала. Одна смутьянка и хвастунишка, а другая подпевала, и врунишка ещё.
На это я сочла за лучшее промолчать. Так она и вопроса никакого не задавала. Ох…
-Для таких как вы, крутилка очень подходящее место. Лучше бы, конечно, вас в коляску позапрягать, только у хозяйки в хозяйстве коляски нету, она всё пешком ходит. А напрасно. Такие девки сердитые зря пропадают. Как, белобрысая, умеешь коляски катать?
-Да, - подтвердила я.
-А ты, черная?
-Умею, - сказала Ви.
-А с Госпожой правильно разговаривать умеете, а? – стегнула она нас по-очереди. – Что надо добавлять в конце? Что? Что? Что?
-Ханум! – догадалась я после пятого стегания, причём это мы сказали с Виолеттой почти одновременно.
-Правильно, - подтвердила Ти. А потом отошла, подкатила ногой поближе толстый обрезок бревна, валявшийся неподалёку, уселась на него и сказала:
-Крутите, крутите. А я погляжу со стороны. Знаете, приятно со стороны смотреть, когда кто-то другой тупую работу выполняет, а не ты. Значит, ты, белобрысая, решила не даваться, когда я тебя стричь буду, да?
-Угу, - подтвердила я, поскольку, чего уж там, отпираться не приходилось. У неё, видно, не только слух хороший, но и память на уровне.
-То есть, намерена взбунтоваться? – спросила она и принялась расправлять кнут.
-Нет, ханум! – перепугалась я.
-Чего, «нет»? Не хочешь, чтобы тебя кнутом выдрали?
-Нет, в том смысле, что бунтовать не собираюсь, - пояснила я. – Ханум. Ох.
-Как так?
-А-а-а-так, что я, ох, хозяйке пообещала подчиняться, а не то бы, да, ханум.
-А не то бы, взбунтовалась, да?
-Да, ханум.
-Хи-хи, - сказала она. – А мне подчиняться не пообещаешь?
-Ох! Не сейчас, ханум.
-А почему же, не сейчас?
-Запыхалась, потому что, с вами разговаривая, ханум! Ох-ох-ох!
-Значит, не для того свою лахудру отращивала, чтобы всякая шмакодявка её обрезала? Я правильно слышала?
-Ох! Да, правильно, ханум.
-А для чего?
-Для парика, ханум.
-Чего?
-Хозяйка говорила, что, может быть, из меня парик себе сделает. А я ей подчиняться обещала. А, значит, если кто попытается меня остричь, я сопротивляться буду, потому как, это вышло бы неподчинение, иначе! – выпалила я, так, что дыхание у меня всерьёз сбилось, и дальше я побежала, пыхтя как паровоз.
-Вон как? – сказала ханум. - А насчёт клейма, что, тоже схожие обстоятельства?
-Угу, - только и сумела ответить я, потому что не большее дыхалки не хватило.
Ханум подпёрла кулачками челюсть, и некоторое время поглядывала на нас молча. А потом заговорила:
-Вы, девки, не думайте, что у меня понятий никаких нет. Всё у меня есть, не хуже, чем у вас, даже и сиськи и письки не хуже ваших, наверное. И вообще, не глядите на жизнь мрачно. Я ничего нового-то не изобретаю. Вы тут только что, а потому, вам и кнут, и работа самая тупая, для начала. Это правильно, и это везде так. Вы, как я погляжу, не тупые, и не первый раз на свет появились. Ты, черная, стригла же своих рабынь-тягловушек, да? И правильно тебе белобрысая сказала, аукается. Вот и не обижайся, если тебя саму остригут. А клеймо на лбу любой девушке полезно. В смысле психологического воздействия. Знаете, я бы вас прямо сейчас заклеймить могла, клеймо-то, вон оно, лежит. Всего и делов-то, нагреть, да тыкнуть. А хозяйка мне на ваш счёт никаких особенных указаний не выдавала. А в этом случае, действуют предыдущие указания, как с новыми рабынями поступать. А предыдущие указания были, - остричь и заклеймить.
Ну, мало ли что, давно было, это ничего не значит. Только, я думаю, она просто ещё не успела на ваш счёт распорядиться конкретно. Я, конечно, этим бы и воспользоваться могла, если бы у меня понятий не было. Но я лучше подожду, когда у хозяйки время найдётся, да и сама спрошу. А то, она, наверное, забыла. Или вас всё же сразу заклеймить, а?
-Не надо, ханум, - попросила Виолетта. – Лучше, и вправду, хозяйку спросить, ханум.
-А ты что скажешь?
-Не надо, ханум, - повторила и я. – Ох!
-Значит, не надо? Вы, как я погляжу, ещё надеетесь отсюда выбраться, да? Туда, где чистые лобики к своей выгоде инвестировать можно, да? Думаете, это, вот, временные трудности. И надолго тут задерживаться не собираетесь. А вы, может, сбежать хотите? Вот это, точно, бесполезно. Отсюда сбежать нельзя. И здесь, кстати, рабынь если и продают, то для внутреннего пользования. Или использования. Хи-хи-хи. Наружу не продают. Надо им, чтобы вы об этом месте снаружи рассказали? Если хозяева когда рабынь и продают наружу, то прямо там, где захватят, не привозя сюда. А уж если вы сюда попали, это всё. Ну, можно, конечно, надеяться выбраться отсюда путём всеобщего восстания, захвата власти и так далее. Хотите попробовать, да? А это, даже теоретически, глупость. Да если бы такое случилось, всё осталось бы как прежде, всего лишь хозяева бы сменились, только и всего.
Ну, вот, считайте, ханум с вами побеседовала. А теперь ханум вставит вам кляпы, чтобы вы не болтали не по делу, на свою голову, и чтобы на болтовню лишнее дыхание не растрачивали. Потом ханум постегает вас кнутом, для порядка, а потом ханум посмотрит, как с вами дальше быть.
Сказано-сделано. Ти повернула рычаг и застопорила крутилку. Потом надела нам кляпы-уздечки с красными шариками в рот, затянула ремешки и снова включила крутилку. Встала сбоку и принялась размеренно стегать нас кнутиком, через раз, то есть, на каждом втором обороте. Стегала она нас долго. Не знаю, как там уже выглядела моя спина и попка, но больно мне было достаточно сильно. Понятное дело, такое стегание нельзя было считать серьёзным избиением, вероятно, подобная порка была рассчитана на полное заживание кожи дня через два. Но я просто не могла припомнить случая, чтобы меня били так долго. Причём, не механическим прутом, а ручкой особы женского пола, достаточно развитой умственно, и явно имеющей осмысленные намерения в нашем отношении.
Так, или иначе, но наступил момент, кода я, вслед за Виолеттой, перестала сдерживаться и бегала теперь по кругу, вздрагивая при каждом ударе, взвывая сквозь кляп и роняя под ноги слюну, а потом и мочу, которые успешно впитывались песчаной дорожкой. Попа и спина у меня горели, словно обожжённые кипятком, ноги гудели, руки затекали, а все мысли вылетели из головы гораздо дальше, чем это случалось в обозримом прошлом. Странное дело, при этом, я не испытывала особенно сильной неприязни к избивающей нас персоне. Вот, не зря же предупреждали меня, что в Оллитарии имеются безотказные средства для приведения девушек к покорности, причём, для большинства этих самых девушек, вполне достаточно обычной плётки в умелых руках. Поэтому, даже когда ханум ушла, мы продолжали бегать с той же скоростью, а крутилка со временем перестала скрипеть. Возможно, остатки прежней смазки равномерно распределились по трущимся частям устройства и разогрелись. А мозги медленно стали возвращаться на место. Только, настолько медленно, что я даже и препятствовать этому процессу не стала. Это потому что при отсутствии мозгов притупляется чувство времени, а при их наличии, чувство времени активируется и начинает отравлять вам жизнь. Дело в том, что это самое чувство времени имеет привычку растягивать ощущение времени, когда вам плохо, и сжимать его, когда вам хорошо. А крутить крутилку мне было плохо, поэтому, я бы ничуть не удивилась, если бы полноценно активизировавшееся чувство времени принялось бы растягивать это самое время до бесконечности.
Вот, интересный парадокс, люди постоянно пытаются изобрести способы продления жизни, то есть, пытаются увеличить длительность этой самой жизни. А вот, воспользоваться таким простым способом, как растягивание жизни до бесконечности методом кручения крутилок, не хотят. Такая, вот, человеческая косность и, как её? Политика двойных стандартов.
Но, к счастью, к моменту окончания кручения, мои мозги не успели ещё полностью возвратиться в голову и задействовать все свои вредные потенциалы. А момент наступил, когда снова явилась ханум, и объявила, что теперь нам положено спать, а есть не положено, поскольку, не заслужили ещё. Крутилка была остановлена, а к каждой из нас ханум подтащила по спальному брёвнышку. Брёвнышко было обыкновенным метровым обрезком толстого дерева, неравномерно ошкуренного, как мне показалось вначале. Но тут же я и догадалась, что просто брёвнышко было уже столь часто употребляемым предметом, что оказалось отшлифованным с той стороны, которую ханум прислонила ко мне. В верхней части было проделано отверстие, куда вставлялась поперечная палка с торчащими в обе стороны концами, за которые ханум его и волочила по полу. В верхнем торце имелся кольцевой шуруп, посредством которого брёвнышко привязывалось к перекладине крутилки, а в нижнем торце было проделано отверстие, перпендикулярное верхнему. А в это отверстие продевалась до боли знакомая «непослушница» с верёвочными петлями для привязывания стоящих на коленях ножек пленницы за щиколотки. Ну и последним штрихом являлось дополнительное привязывание рабыни к этому бревну за пояс несколькими оборотами верёвки. А потом ханум ушла, даже и не пожелав нам спокойной ночи. Казалось бы, спать в таком положении неудобно. Ну, когда ваши руки задраны вверх, да ещё и горизонтальные вырезы колодки выворачивают ваши запястья. Но примите во внимание степень нашей усталости, а также избитости. К тому же, на верхний торец бревна оказалось возможным до какой-то степени положить голову. Ну, либо челюстью, либо половинкой щеки.
Так, или иначе, но вскоре Виолетта засопела носом, а я решила последовать её примеру и расслабилась. Только поначалу никакого засыпания у меня не получалось, возможно, причиной тому была избитая кнутом спина. Или же моральный стресс и отсутствие приятных перспектив на будущее. Ну, или неудобная постель. Не приходилось мне раньше спать на коленях, в-обнимку с бревном и с заломленными над головой руками. Я даже принялась негромко на-у-у-кивать себе колыбельную песенку и слегка покачивать телом по сторонам. Возможно, это и помогло мне заснуть, потому что, заснув, именно в таком положении я себя и ощутила. Обнимающей тяжёлое бревно и покачивающейся из стороны в сторону.
Мне приснилось, будто я куда-то бреду по бесконечному песчаному полю. Песок был серый, а небо над ним чёрным, тем не менее, всё вокруг было хорошо различимо, ну, словно в вечернем полумраке. Прежде всего, я обратила внимание, что я такая не одна. Нас была целая толпа девушек, неуклюже ковыляющих по песку в обнимку с брёвнышками, привязанными к нам за руки и ноги. Мне почему-то даже не пришло в голову, что я попала на какой-нибудь лесоповал или на работы по заготовке дров. Нет, эти наши брёвнышки явно служили для отягощения девушек и затруднения их возможности передвигаться. И то сказать, ковылять так вот, закованной в бревно, было весьма затруднительно. Я бы даже предпочла стоять, а может даже и сесть, или лечь набок. Ну, поскольку бревно крепилось ко мне спереди, и лечь на живот было бы проблематично, а на спину бессмысленно. Да, в таком положении лучше было бы лечь на бочок, да и лежать. Но ведь остальные девушки куда-то шли? Вот и я предпочитала не выделяться, а ковылять в общей массе с неизвестной целью. Мне ещё пришло в голову, что со стороны мы могли напоминать стадо беременных уточек, потому что передвигаться приходилось покачиваясь и слегка согнувшись. А насчёт смысла и цели нашего передвижения, я решила не думать, потому что помнила, что даже в самом бессмысленном действе в этой нашей Оллитарии всегда бывает смысл, мало того, у него есть привычка обнаруживаться именно в тот момент, когда вы полностью убеждаетесь в его отсутствии.
Таким образом, мы ковыляли и ковыляли, и никто не думал жаловаться, хотя никаких затычек во рту не было, мало того, мы были совершенно голые, зато нестриженные, что ощущалось по лезущим на лицо распущенным волосам. Я даже и не знаю, шли мы в каком-то направлении, или просто по кругу, и существовало ли в этой окружающей среде понятие направления. Мне только пришло в голову, что такой поход мог бы символизировать собой жизненный путь прекрасных душой и телом созданий женского рода, неконструктивно отягощённых не зависящими от нас обстоятельствами жизненных трудностей и внешних воздействий тупого и бревнообразного пошиба. Да, эта аналогия явно просматривалась, просматривалась…
Как только мне пришло в голову слово «просматривалось», вдруг возникла некоторая динамика процесса. Сбоку от нашего движения начал просматриваться непонятный размытый свет, помаленьку усиливающийся и расползающийся вширь. И вся толпа девушек повернулась туда, заволновалась, и неуверенно начала перемещаться в направлении света. Это, конечно, несколько соответствовало человеческой логике поведения. Если уж куда-то идёшь, то всегда предпочтёшь двигаться на свет, а не от света в темноту. Только лично я никак не могла решиться и последовать общему примеру. Наверное потому, что у меня уникальные умственные способности, не раз заводившие меня не туда, куда всех.
А свет всё усиливался и сам по себе, потому что я-то так и стояла на месте, и меня уже миновали последние ряды идущих на свет девушек. Во мне же продолжало вызревать беспокойство, явно связанное с некими забытыми, если даже вовсе не запрещёнными закоулками памяти. Вероятно, когда-то, очень давно, я уже видела подобный свет, но… Но ничего больше по этому поводу память не выдавала, и я просто решила повнимательнее присмотреться. Свет был действительно несколько подозрительным. Он был лёгкого голубоватого оттенка, а главное, неравномерным, словно бы испускаемым гигантской лампой сквозь медленно крутящийся калейдоскопический фильтр, заставляющий световое поле размыто пульсировать полосам разной интенсивности, словно бы размазывающимися по кругу или спирали. Вроде бы, в этой игре света не было ничего страшного или угрожающего, но эмоции заторможенной памяти так и продолжали пронизывать меня нарастающим беспокойством. В результате, я не только не решалась последовать за остальными девушками, силуэты которых уже начинали растворяться в голубоватом мареве, но уже и начала думать, не уйти ли отсюда в противоположном свету направлении? Хотя, с таким бревном на себе…
Тут, к моему удивлению, я обнаружила, что совершенно свободна, а все мои вериги словно бы растворились в воздухе, поскольку никаких брёвен поблизости не валялось. Да и последние ряды уходящих девушек, которых я ещё достаточно хорошо видела, шли теперь свободными, лёгкими, словно бы даже скользящими по воздуху над песчаной поверхностью. Это что, символ освобождения души от лишних тягот методом просветления и направления на верный путь? Что-то мне подсказывало, что происходит не совсем так, если не вовсе наоборот.
Я медленно сделала шаг назад, попутно отметив неимоверную лёгкость и плавность передвижения, словно бы моё тело потеряло большую часть веса, никак не нарушив своей стройности и грациозности, и в тот же момент ощутила, что со стороны света исходит тепло, всё более ощутимое по мере распространения голубизны в стороны. Да, тепло явно нарастало, мне даже показалось, что за спиной появился холод, которого не было раньше.
Я попятилась ещё на шаг, и свет словно бы потянулся в мою сторону, вытягивая свои размытые туманные щупальца и обесцвечивая до белизны свою сердцевину. И тут, на фоне этой белизны замаячили силуэты обнажённых женских тел, некоторые из которых беспорядочно метались тёмными тенями, другие же явно бежали обратно, размахивая руками и тучками вьющихся вокруг голов волос.
Во мне нарастал уже не испуг, а что-то более страшное и древнее, что-то, что я не могла, и не имела времени определить. А передо мной уже явственно обозначилось зрелище бегущих назад девушек. Лица передних были гримасами ужаса и боли, раскрытые в беззвучном крике рты, раскинутые в бессильном поиске защиты руки и разметавшиеся волосы. В этом мире не существовало звука, но всё остальное существовало, в том числе и боль.
Я уже почти бежала, задом наперёд, не в силах оторвать взгляда от набегающей толпы, в задних рядах которой на головах девушек вспыхивали волосы, а у отставших горело всё тело, сливаясь со слепящей серединой огня, испускающего теперь уже не тепло, а нарастающий до нестерпимости жар.
Я повернулась и побежала, что было сил. Но жар догонял, впиваясь в меня сзади, как я ни оглядывалась и ни вертелась на бегу, пытаясь хоть на миг подставить огню то один бок, то другой. Огонь медленно, но верно настигал меня, а позади уже не было никого живого, не было ничего, кроме белой пульсирующей звезды, раскидывающей в стороны голубые спиральные щупальца, опережающие меня и охватывающие сбоку и сверху. Я всё ещё бежала, ощущая, как время трансформируется в вязкую субстанцию, тормозящую как мои движения, так и нарастание боли и ужаса. А в сознании возникла и заныла всплывшая из запретной зоны памяти фраза, долбящая словно гвоздь своей обречённостью:
-Термический луч! Термический луч!! Термический луч!!!
Луч?! Но если луч, то надо не бежать по направлению луча, а резко свернуть в сторону! Скорее в сторону! В сторону, в сторону! В сторо… Вай! У! У-у-у!
Ук! Ик! У-у-у-к! У?
Вай! Кто бы не проснулся, если бы его так вот огрели кнутом по больной спине?!
А я не только проснулась, но и завопила от неожиданности со страшной силой, так, что забрызгала слюной из-под кляпа всё окружающее меня с передней стороны пространство. На свою беду, разбудившая меня ханум частично оказалась в этом пространстве и теперь отряхивала подол своего сарафана свободной от кнута рукой, а на меня глядела как-то странно. Не совсем так, как следовало бы глядеть пред расправой с рабыней, поимевшей дерзость, заплевать сарафан своей начальницы. А что, это такой метод утренней побудки рабынь у неё? Стегать их кнутом без предупреждения? Ну, так, сама виновата тогда…
Ханум уставилась на меня и задала странный вопрос:
-Это, как?
-У? – спросила я, потому что жизненная практика приучила меня не отмалчиваться на вопрос руководства, даже если вопрос бестолковый, либо я его не понимаю.
-В какую это сторону? – задала следующий вопрос ханум.
-У.
-Я вот тебе такую сторону покажу! – пообещала она, прекратила трясти сарафан, пихнула меня пальцем в кляп и сказала:
-Что, с закрытым ртом говорить умеешь?
-У-у, - мотнула головой я. Вот, таланта чревовещательства я у себя не замечала. Да и у других редко. На скорую руку, никого и припомнить не могу, кроме Роксаны у Госпожи Клионолии…
-Ты сказала «в сторону»! – обличила меня ханум. – Как ты это сказала, когда у тебя кляп во рту?
-У?
-Отвертеться вздумала?
-У-у!
-Издеваешься?
-У-у.
-Как сказала?!
-У, - ответила я. – У у-у-у, у-у, у-у. У у-у у у-у, у у-у у-у у у у-у-у!
-Да? – усомнилась ханум. – Так я и поверила!
-У.
Ханум почесала себе нос, а потом принялась расстёгивать мою уздечку. Вытащила из моего рта шарик и сказала:
-А ну, переведи на человеческий язык!
-Ф-ф-фу, - сказала я, чтобы размять рот, и чуть подумать над своими дальнейшими словами. А потом спросила: - А где, ханум?
-Что, где?
-Ну, где текст, который надо перевести? Ханум.
-Хи-хи-хи, - захихикала она, но резко прекратила и пригрозила:
-Побью, вообще!
-Правда? – сказала я. – А я-то ещё сомневалась, будет меня ханум бить с утра пораньше, или нет, ханум.
-Ну-ну, - проворчала она. – Объясняй, давай, каким образом заорала «в сторону» с кляпом во рту?
-Ах, это? Ну, я заорала во сне, ещё не проснувшись. А во сне я была без кляпа, вот так и вышло. Это… Ханум.
-Ты ещё и сны смотришь?
-Да, ханум.
-И что за сон?
-Страшный.
-А, точнее?
-За мной гнались, - решила наврать я, - а я убегала. А потом решила свернуть в сторону, ну, так себе и скомандовала. Ханум.
-А кто гнался?
-Термический луч, - ответила я правду, потому что устала от разговора с дурой, – ханум.
-Это ещё кто?
-Не знаю, - сказала я. – У вас хочу спросить. Нет тут кого с подобным прозвищем, ханум?
-М-м-м, - снова почесала она нос, - вроде, нету. А какой он?
-Кто, какой, ханум?
-Не ханум какой, а тот, что гнался, какой? Ты мне тут не каламбурь, мало кнута попробовала?!
-Так, откуда же я знаю? – возмутилась я. – Я же убегала, а он сзади гнался. А я, без оглядки…
-А откуда же ты знаешь, как его зовут?!
-Откуда? А, ну, так, он же кричал сзади. Я, типа, термический луч! Вот, как догоню, да и как покажу, вообще… Ханум.
-Догонит, и покажет тебе ханум?
-Да, ханум.
-Ну что ж, считай, что догнал, - сказала она и принялась разматывать кнутик.
-А за что, ханум? – спросила я от отчаяния.
-А, чтобы не умничала, - объяснила она и для начала щёлкнула кнутом в воздухе. Щелчок вышел очень звонким, так, что Виолетта резко проснулась и завопила спросонья:
-У-у-у-у!
-А тебе чего? – повернулась к ней ханум, уже изготовившаяся для моего избиения.
-У!
-Хочешь, чтобы я не била Непослушницу?
-Угу, - подтвердила Виолетта.
-А почему?
-У!
-То есть, у тебя есть серьёзные аргументы для отмены её наказания?
-Угу.
-Что ж, поглядим, - сказала ханум и принялась снимать уздечку с Виолетты. Надо сказать, она и меня заинтриговала. Чего это она может сказать в защиту моей спины?
-Давай, Бунтовщица, излагай, - распорядилась ханум.
-Дело в том, ханум, - сказала Виолетта, - что существует сразу несколько серьёзных причин, чтобы вам её не бить, ханум. Давайте, я их все изложу, ханум?
-Давайте, давайте, - согласилась ханум. – Ну?
-Самое главное, это наши обещания, - начала Виолетта. – Непослушница обещала подчиняться хозяйке, в том случае, если хозяйка согласится не сдирать с меня кожу. А я, ещё раньше того, обещала защищать Непослушницу. И вот теперь выходит так, что я должна защищать от избиения её спину, а также и свою…
-Это почему же так выходит? – не поняла ханум.
-Потому что, если вы меня и дальше будете так вот бить, моя шкура вскоре окажется наполовину содранной, а тогда и Непослушница уже станет подчиняться лишь наполовину. Ну, пропорционально содранности с меня кожи. Условия-то не было, чем сдирать, скальпелем, или кнутом…
-Пропорционально? – уточнила ханум.
-Да, ханум, - подтвердила Виолетта.
-А ты что, математику знаешь?
-Знаю, ханум.
-В самом деле? И сколько будет дважды два?
-Четыре, ханум.
-Надо же, - пробормотала ханум, - действительно, знает. Так, это, а почему Непослушницу бить нельзя, не поняла?
-Так я же объясняла насчёт наших обещаний…
-Это ты объясняла, что тебя бить нельзя. А её почему нельзя?
-А её ни по чему нельзя. Ни по спине, ни…
-Я тебя предупреждала, насчёт каламбуров?!
-Нет, меня не предупреждали, ханум, это вы её предупреждали, ханум.
-Да, действительно, - согласилась ханум. – Так вот, теперь я и тебя предупреждаю. Нечего тут каламбурить, чтобы выпендриться и свои умственные способности выпятить. Не то, за это буду бить. Поняла?
-Да, ханум, - подтвердила Виолетта.
-Ну? Почему нельзя бить Непослушницу?
-Потому что, тогда мне придётся её защищать. То есть, бунтовать. А я бунтовать не хочу, ханум.
-Потому тебя и назвали Бунтовщицей? – предположила ханум.
-Возможно, ханум. А если вы теперь станете Непослушницу бить, это получится подстрекательство меня к бунту. Вот, прежде вы о наших обещаниях не знали, а теперь знаете, вот и предупреждаю, ханум.
-Хи-хи-хи-хи! – сказала ханум. – А вы, значит, такие принципиальные, что будете свои обещания выполнять, даже если вас за них на кол сажать станут? Или только в тех случаях, когда выполнение обещаний спасает вашу шкуру от кнута?
-Как получится, - ответила Виолетта. – Насколько хватит сил у таких слабых девушек, как мы, ханум.
-Ой, слабенькие вы мои, - ухмыльнулась ханум, - а не логично ли мне будет обеих вас как следует выдрать, чтобы ещё больше ослабить? Чтобы, случись чего, ваш бунт вышел бы таким слабеньким, чтобы его и не заметил никто?
-А как же тогда вал крутить, ханум? – возразила Виолетта. – Лично я и так уже на пределе.
-Это почему?
-Потому что устала вчера, ночью почти не спала, и не ела, вообще. Ханум.
-Интересно, как же вас кормить, если вы обе с утра пораньше болтаете как трещотки?
-А это, потому что я вам хочу сообщать важные сведения, - сказала Виолетта, - такие, что важнее еды даже.
-Насчёт Непослушницы?
-Да, ханум.
-Ну?
-Непослушницу ещё и потому бить нельзя, что… В смысле, поэтому её бить, вроде и можно, только я бы вам не советовала. Ну, по этой причине, ханум.
-Э… По какой причине?
-По такой причине, что, практикой проверено, с теми, кто её обижает, потом несчастья случаются. И даже без участия самой Непослушницы. Ханум.
-Что, в самом деле?
-Говорю же, ханум.
-М-м-м… - принялась чесать свой носик ханум. Наверное, это у неё была такая вредная привычка, - м-м-м… Слушай, а сильные несчастья случаются?
-Пропорционально степени обиды, ханум.
Ханум повернулась ко мне и так на меня поглядела, словно никогда прежде не видала.
-Это что, правда?
-Правда, ханум, - подтвердила я. Честно говоря, меня больше удивило, откуда Виолетта это знает. Я же ей не рассказывала. Или рассказывала?
-И практикой проверено?
-Угу, - подтвердила я.
-Ну? А ты, будто бы и не рада даже такому делу?
-А чего хорошего-то? – сказала я. – Ну, когда меня незаслуженно обижают, это, ладно. Но я ведь иногда и несправедливо обидеться могу, а людям ни за что достанется. А это плохо, ханум.
-Так, если без твоего участия?
-Ну, это, как сказать. А чувство обиды, разве не участие? Откуда я знаю, а вдруг моё чувство обиды каким-нибудь образом трансформируется в реальные события? Мало ли какие законы природы существуют, я их знаю, что ли, ханум?
-Вон как, - сказала ханум. – А конкретные примеры привести можешь?
-Да, сколько угодно, ханум.
-Ну?
-Да, вот, хотя бы недавно. Я была бестолковая, а одна Нола пристала ко мне с вопросами. Я их и не понимала даже, а она рассердилась, и чуть ли не пытать меня собралась. У неё в рукоятке плётки электрод был, чтобы девушек током пытать. Я, понятное дело, обиделась, и тут же вышло, что ей собственный электрод в нос попал, прямо в ноздрю. Ну, когда она руками замахала. Да ещё и чадру прожгла.
-Врёшь ведь?
-Честное слово, ханум.
-А чего она руками вдруг замахала?
-Так я же её колодкой по башке ударила, вот и…
Через некоторое время ханум прохихикалась и сказала:
-И будешь утверждать, что это несчастье приключилось без твоего участия?
-Ну, может, и неудачный пример, только мало ли кто кого колодками бьёт, не каждая же в собственную ноздрю попадает? А, вот, ещё было, одна Нола велела мне её обувь поцеловать, а сама даже и ногу не подвинула. А я из-за шейной цепи не дотягивалась. Я обиделась, а на Нолу тут же колесо наехало.
-Какое ещё колесо? – не поверила ханум. – Колёса сами по себе не катаются. Коляска чья-то наехала? А кто этой коляской правил?
-Да, никто и не правил.
-Как так?
-Ну, честно говоря, я к этой коляске той самой цепью и привязана была. Вот, я цепь дёрнула, а девки, сдуру, трепыхнулись, коляску сдвинули, она и наехала колесом.
-Вай-вай! – сказала ханум. – И снова, скажешь, без твоего участия?
-Действительно, - признала я. – Нет, но я же не для того дёргала, чтобы на Нолу наехало! Я для того, чтобы до обуви дотянуться… Хотя, конечно, невелика разница. Ну, а это ничего не значит! Вот, более серьёзный пример привести могу. Был такой Комуто. Так вот, он у меня деньги украл, а может даже отобрал. Знали бы вы, как мне эти деньги достались! Понятное дело, я обиделась, а, в результате, что? Этот Комуто вообще исчез, словно и не было его никогда!
-Ну? Комуто, значит? А чего это имя у него странное такое было?
-Не знаю, - сказала я. – Вроде, говорили, будто он японец был, вот и имя такое.
-И что, совсем пропал?
-Говорю же.
-А деньги?
-Какие деньги?
-Ну, те деньги, что он у тебя отобрал? Так и пропали?
-А, нет, деньги потом нашлись.
-Деньги нашлись, а Комуто, который их отобрал, пропал? Как так? Он что, прежде чем пропасть, деньги назад отдал?
-Нет, вот чтобы он деньги назад отдавал, такого точно не было, - возразила я. – Здесь как-то по-другому вышло. Я, конечно, сама не видала, но если уж он исчез, так деньги могли из него выпасть в момент исчезновения. Деньги-то меня не обижали, вот они и остались, а Комуто исчез.
-Странно это выглядит, - рассудила ханум. – А сколько денег-то было?
-Один мониол, ханум.
-Вонючая грязь! – выругалась ханум стандартной фразой. – И ты из-за одного мониола сделала так, чтобы человек пропал?
-Так я же ничего не делала, в том-то и дело, ханум! Ну, здесь-то точно ведь не было никакого моего участия? Да я этого Комуто и не видела даже!
-А как же он деньги отобрал?
-Так, я заметила, что деньги пропали, а мне объяснили, что их у меня Комуто отобрал, ну, когда я не в себе была после кручения вала. А потом куда-то сам делся, никто и не видел его больше. Ханум.
-Так, может, он с деньгами подальше сбежал?
-Это с одним мониолом-то, ханум?
-Да, действительно, - согласилась ханум. – Из-за одного мониола сбегать, это нелогично выглядит. А ты, значит, вал крутила?
-Ну да, за деньги крутила, ханум.
-А, за деньги. И что, нормальная там оплата была?
-Относительно трудозатрат, ханум? Относительно трудозатрат, оплата была такая, что я вам, ханум, даже близко не советую наниматься на работу на таких условиях. Ханум.
-Хи-хи, - сказала ханум, и неожиданно стегнула меня кнутом по спине, с переходом на левое плечо. Сильно стегнула, так, что я заорала от боли и неожиданности. Она ведь была спереди, значит, как-то сумела направить кнут между моей задранной вверх рукой и головой, так, что основной удар пришёлся на спину. Снайперша чёртова!
-И где же несчастье? – осведомилась ханум. – Или, не обидно? Ещё добавить?
-И-и-и… Ы-ы-ы… - только и заныла я. Куда уж ещё-то добавлять?
-Вот, сейчас я тебя как следует обижу, - пообещала ханум, распустила кнут на полную длину, и отступила назад, для обеспечения оперативного простора замахивания. И…
И спотыкнулась о то самое бревно, что вчера подкатывала сюда, чтобы присесть! Да так неудачно, что полетела на пол, назад, через бревно, накрывшись ногами. Только подошвы плетёнок мелькнули, кстати, уже достаточно потёртые.
Кажется, ханум не слабо треснулась задницей, потому что принялась ругаться с некоторым скрипом и оханьем, а, поднявшись, ухватилась обеими руками за поясницу, даже кнут на пол выронила. А тут ещё Виолетта принялась хихикать, и не сразу остановилась.
-Так, да? – сказала ханум очень не понравившимся мне голосом.
-Ы-ы-ы… - сказала я. – Так я же вообще, ничего… Ы-ы-ы…
-Несчастье без твоего участия, да?
-Смотрите, как бы ещё хуже не случилось, ханум, - невпопад решила предупредить её Виолетта.
-Бунтовать, да? – осведомилась ханум.
-Да как бунтовать-то, привязанной к бревну?
-Ничего, - пообещала ханум, - от брёвен я вас сейчас отвяжу. Сейчас так у меня крутить станете, как никогда в жизни. А я вас так изобью, что половина шкур сзади слезет. До мяса отстегаю! А если и тогда мне всякие условия ставить вздумаете, так и до костей! Понятно, умнички?
И ханум принялась отвязывать нас от брёвнышек. Потом пинками подняла на ноги и велела крутить. А сама размяла руку, убедилась в отсутствии препятствий под ногами, и заняла исходную позицию для обещанного избиения. Оставалось лишь кнут с пола подобрать.
Но тут, совершенно неожиданно, дверь в сарай распахнулась, и на пороге оказалась Госпожа Шерри. Только дальше порога она не пошла, явно опасаясь потерять опору в виде дверного проёма. Это потому что Госпожа Шерри явно была пьяная в стельку, и без опоры не держалась на ногах. А ещё потому, что заорала характерным пьяным голосом:
-Ти… ти… ти-тька! Где шля… шля… Ша-ля-ва, тьфу! В грязь!
Тут Госпожа Шерри оторвалась от опоры и упала лицом в упомянутую грязь. Вернее, в кучу песка, явно бывшего в употреблении до его смены на нашей дорожке, только почему-то не убранного вовремя.
Ти, при виде подобного ужасного несчастья, буквально ахнула всем телом. Я даже подумала, что она брякнется в обморок. Но Ти в обморок не брякнулась, а устремилась к хозяйке, вытащила её лицо из песка и принялась его обдувать, а потом и обмахивать подолом сарафана.
-В… В грязь! – сказала Шерри и попыталась упасть обратно, но ханум подхватила её подмышки и поволокла наружу, сопровождая свои усилия смешными звуками «ох-ох-ох-ох…», словно это не мы, а она крутила вал. А её кнут так и остался валяться поблизости.
На всякий случай, мы с Виолеттой продолжали крутилку вращать, но с такой скоростью, чтобы особенно не надрываться.
-Вот это, уж, действительно, несчастье, - пробормотала через некоторое время Виолетта.
-А?
-Ну, говорю же, это для ханум действительно несчастье. Это не то, что о бревно споткнуться. А она ещё сомневалась.
-Несчастье, что её хозяйка мордой в грязь упала? – догадалась я.
-Ты же видела.
-Да, уж, эта ханум чуть сама в обморок не брякнулась, - согласилась я.
-Её явно в нужном месте не оказалось, - сказала Виолетта.
-А где её место?
-Ну, возможно, что она должна быть возле хозяйки, когда та просыпается.
-Зачем?
-Как, зачем? Кричать, например.
-Зачем кричать? Чего кричать?
-Кричать от радости, что Госпожа проснулась, - объяснила Виолетта.
-Ах, вон что, - припомнила я свою биографию. – Постой, так это что, общепринятая практика, когда рабыня орёт, типа, какое счастье, Госпожа проснулась!?
-Ну, - подтвердила Виолетта.
-Да это ужас какой-то, - рассудила я. – Когда моя рабыня так орала, так я психанула и велела ей заткнуться.
-Ты?
-Ну да. Потом ещё Ному попросила, чтобы рабыня по утрам не орала, и вообще, чтобы за дверью ночевала.
-А ты что, успела и Госпожой побывать?
-Успела, - вздохнула я. – Слава Богу, недолго.
-Что, не понравилось?
-А чего хорошего-то, когда тебе руки по ночам ломают?! – возмутилась я. – Слушай, Ви, тут вот кнут этой кровопийцы остался.
-И что?
-Давай его спрячем?
-Хи-хи, - хихикнула Виолетта. – А как?
-В песок затопчем. Ты крутилку притормози, и песка подгреби сюда поближе. А я его ногами вдоль дорожки растяну и в песок закопаю.
-А зачем?
-Ну, так…
-Давай, - согласилась Виолетта, и мы принялись за дело. Перераспределили соответствующим образом песок, закопали кнут и тщательно затоптали его ногами на периферии дорожки. А потом снова принялись не спеша толкать перекладину. Я с удивлением отметила, что просто стоять тяжелее, чем спокойно вертеть крутилку. Даже несмотря на чувство голода, побитости и усталости, а также на мрачные перспективы. Вот, ведь, не зря отвязанные от водокачки лошади продолжают ходить по кругу. Но чтобы привыкание возникало так быстро? Так мы же не лошади, мы девушки с достаточно высоким уровнем интеллекта. Может, поэтому?
На этот раз мы вертели крутилку не особенно долго. Не успели мы ещё соскучиться, как снова появилась… К счастью, я в своих ожиданиях ошиблась. Ну, просто потому что привыкла, что является всегда ханум, а тут явилась какая-то другая персона, одетая очень похоже на неё. Ну, разве что, сарафан у неё был несколько потрёпанный, а в остальном, всё то же. Платок, палка на шее и плетёнки на ногах. Да ещё походочка несколько неуклюжая. И эта девка уставилась на нас, так, словно опять мы чего-то плохое натворили. Тут, наконец, я разглядела надпись на её табличке: «Пу-два. Девка Шерри».
-Это… - сказала Пу-два, - а кнут-то где?
Я не нашлась, что на это ответить, а Виолетта, наверное, тоже.
-Где кнут? Я кого спрашиваю? – повысила голос Пу-два.
-У нас нету, - ответила Виолетта. – Нам руководство не выдавало.
-Да это понятно, что у вас нету, - сказала Пу-два, наверное, принимая нас за дебильных, - я говорю, где тот кнут, которым вас бить?
-А зачем нас бить? – поинтересовалась я.
-Не твоё дело! – рассердилась Пу-два. – Твоё дело крутилку вертеть, да отвечать, когда спрашивают! Где кнут?
-Не видела, - наврала я.
-Кнут ханум всегда с собой носит, - подсказала Виолетта, - наверное, он и сейчас у неё.
-Да нет у неё кнута! – продолжала сердиться Пу-два. – Иначе, зачем бы она меня отправила?!
-А зачем она тебя отправила? – спросила я.
-Чтобы я вас била. А то, ей самой сейчас некогда. А кнут должен быть здесь.
-Ну, так, давай, поищем? – предложила я. – Ты нас отстегни, а то, возле крутилки кнута явно не видно.
-Ага, сейчас, отстегнула! – сказала Пу-два.
-Ну, как знаешь.
-Сама ищи тогда, - поддержала меня Виолетта.
-И найду! – заявила Пу-два. – А буду бить, ещё и от себя добавлю.
-А от себя-то за что? – спросила я.
-А, за то, чтобы не умничали!
-Слушай, - теперь спросила её Виолетта, - а здесь что, умной быть запрещено законом? Тут что, страна дураков, да?
Пу-два открыла рот, но, подумав, закрыла. А потом открыла снова и сказала:
-Представь себе, да. Так, ладно. Куда же этот чёртов кнут запропастился?
Она принялась обшаривать сарай, при этом, двигалась всё также неуклюже. Тут я заметила, что щиколотки у неё обмотаны верёвкой, наподобие той, что обкручивала шею, а за эту обмотку ноги соединены короткой поперечной верёвочкой. То есть, Пу-два носила верёвочные ножные кандалы. Интересно, почему же здесь так не любят железо, что не используют его даже для такой классической цели, как сковывание рабских ножек? Может, у них и на берегу с железом напряжёнка? Не предложить ли Госпоже Шерри произвести обследование местности на предмет обнаружения залежей железной руды? Хи-хи. Только металлургического производства этим разбойникам тут не хватает.
-Хихикаешь? – уставилась на меня Пу-два, так и не обнаружившая требуемого инструмента.
-Могу подсказать, где может находиться кнут, - намекнула я, в очередной раз пробегая мимо неё.
-И где?
-Задаром?
-Чего?
-Я говорю, с чего это я стану задаром помогать тебе разыскивать кнут, которым ты нас же собираешься бить?
Пу-два снова хлопнула ртом, причём, дважды. А с третьей попытки сказала:
-То есть, что, ты за то, что подскажешь, где кнут, хочешь с меня чего-то получить?
-Ну, - подтвердила я. – Хорошо, что ты догадалась.
-Так я же рабыня. У меня своего ничего нет.
-Ну, не совсем уж так, - возразила я.
-Да как же, не так?
-Мне от тебя никаких материальных ценностей не надо, - пояснила я, - я ведь тоже рабыня, и ничего своего иметь не могу. Я насчёт моральных ценностей.
-Э?
-Ну, за мою помощь, ты могла бы нам что-нибудь пообещать, по части своего поведения в нашем отношении.
-Понятно, - сказала Пу-два. – Я тебе за помощь спасибо скажу. Договорились?
-Не, мало, - отказалась я.
-А чего ты хочешь?
-А того, чтобы ты пообещала нас не бить.
-Ну, это я не могу. Мне Титька… Ой, то есть, ханум приказала вас бить.
-А ты не бей, а ей скажи, что била.
-А врать рабыне нехорошо, к тому же, и для жизни опасно.
-Знаешь, - посоветовала я, - а тогда иди к этой Титьке и скажи всё, как есть. Что ты нас не побила, потому что кнута не нашла. Только не жалуйся потом, если она рассердится, и тебя саму поколотит.
-М-м-м… - задумалась Пу-два. – А с чего ей на меня сердиться в этом случае?
-Ты дура, да?
-Не дура я!
-Тебе же хуже, тогда.
-А это ещё почему?
-Так ты же только что говорила, что здесь страна дураков, а умной быть запрещено законом?
-Хи-хи-хи, - развеселилась Пу-два. – Да здесь законов вообще нет, а умной быть можно, только выпендриваться не надо.
-А чего же ты сама тогда выпендриваешься?
-Я выпендриваюсь?
-Ну, не я же? Чего ты прикидываешься, будто не понимаешь, за что ханум на тебя рассердится?
-Ну… - сказала Пу-два. – А, по-твоему, за что?
-А с чего я должна элементарные вещи разъяснять той, которая и так сама всё понимает? Если не дура.
-А с того, что я тебя сейчас ногами пинать буду, если не объяснишь!
-А у тебя же на ногах верёвка? – возразила я.
-Отвяжу!
-Да? – сказала я. – А тебе это разрешено? Взбунтоваться решила?
-А тогда я тебя чем-нибудь другим побью!
-Ну, это меняет дело. Тогда я тебе лучше скажу.
-Скажешь, где кнут?
-Нет, скажу, почему на тебя ханум рассердится.
-Ну?
-Спину гну!
-Какую ещё спину?
-Свою спину. Не твою же? Или это ты дурацкую крутилку вертишь, а я к тебе с идиотскими вопросами пристаю?
-Ханум за что рассердится, чтоб ты сдохла?!
-Если я сдохну, так кто же тебе объяснит?
Бедняжка Пу-два схватилась руками за лицо и зарычала. Но, порычав с минуту, успокоилась и снова отправилась разыскивать кнут, а мы с Виолеттой потихоньку крутили себе перекладину и посмеивались. Понятное дело, очередные поиски успехом не увенчались. Пу-два вернулась и снова уставилась на меня.
-Ну?
-За что рассердится? – уточнила я.
-Да!
-Ну, прикинь, она послала тебя нас бить кнутом. А в том, что кнут здесь валяется, она полностью уверена. А ты придёшь, и скажешь, что кнута нет, поэтому ты нас не била. Да она тут же подумает, что ты с нами подружилась, не захотела нас бить, а кнут спрятала. А её за дуру держишь.
-К чёртям в грязь! – сказала Пу-два. – И что же мне делать?
-А ты с нами подружись, пообещай нас не бить, а я тебе помогу кнут найти. А Титьке скажешь, что всё сделала, как она велела.
-А если она потом узнает, что я наврала?
-И что тогда? Бить будет?
-Уж конечно.
-А что тебе больше нравится, быть побитой ни за что, или только рисковать быть побитой за обман ради доброго дела?
-А добрые дела рабынь до добра не доводят!
-А ты откуда знаешь? Добрые дела уже делала, что ли?
-Да это любая ламиола знает! Ламиола должна быть сама за себя, а не за кого-то другого.
-Вот что, уважаемая Пу-два, - сказала я, - у меня нет настроения тебя перевоспитывать и давить на привычный тебе образ мыслей. Так что, давай, сама выбирай, как поступить, а все варианты я тебе уже разжевала.
-Все, да не все, - возразила Пу-два. – Вариантов ещё много есть.
-Вот и делай, как знаешь, - посоветовала я и мы продолжили молча вертеть перекладину. А Пу-два минуты две ходила взад-вперёд и думала.
-Ладно, - сказала она, наконец, - я обещаю вас не бить. И где кнут?
-Ви, как ты думаешь, можно ей верить? – решила посоветоваться я с Виолеттой.
-А ты же говорила, что обещаниям нужно доверять? – напомнила Ви.
-Ну да, - подтвердила я, - только в этом случае на моём доверии будет держаться не одна моя спина, но и твоя тоже. Вот и спрашиваю.
-Ну, я не знаю, - решила устраниться Ви. – А тебя же ханум старшей крутильщицей назначила, вот ты и решай.
-Вот, интересная ты девушка, - сказала я, - то, значит, на меня валишь, как на начальницу, а когда я сценарии восстания излагаю, так подчиняться не хочешь.
-Это потому что насчёт восстаний, тебя ханум старшей не назначала. Уж это точно.
-Это, да, - согласилась я, а ты эти мои сценарии-то помнишь? Ну, тот сценарий, где сначала с ног сбить?
-Хи-хи, - только и ответила Виолетта.
-Я в данный момент восставать по этому сценарию не предлагаю, - пояснила я, - предлагаю только прорепетировать, если такая необходимость случится.
-Э… - сказала Виолетта, - ножку подставить?
-Не надо подробностей оглашать, - попросила я. – В целом, помнишь?
-В целом, да.
-Ну, вот.
-Эй, вы! – встряла Пу-два. – Вы там о чём?
-Неважно, - сказала я. – Короче, я тебе верю. А кнут… Повернись спиной, фокус покажу.
-Чтобы я спиной повернулась?
-Да всего на пять секунд, - успокоила её я. – Чего боишься? Отойти можешь на пару шагов даже.
-Ну, ладно, - согласилась Пу-два и повернулась спиной. Я поддела ногой песок и выкинула наружу кнут, а на следующем повороте попыталась заровнять ногами дорожку.
-Ну? – нетерпеливо спросила Пу-два.
-Готово, - доложила я, - можешь повернуться.
-Во! – уставилась Пу-два на валяющийся на полу кнут. – Это, как же так?
-Ну, тут и лежал, - сообщила я.
-Кнут вот здесь лежал, а я не видела?
-Примерно так.
Пу-два потянулась за кнутом, но отдёрнула руку и сперва потрогала его ногой. А потом осторожно подобрала, словно опасную змею. И принялась внимательно его осматривать.
-Ничего не пойму, - сообщила она. – Как так?
-Запросто, - разъяснила я. – Я волшебница. Захочу, так в лягушку тебя превращу.
-Хе, - сказала Пу-два. – Хе-хе-хе. Волшебница.
-Я очень рада, что тебе весело, - сообщила ей я. – Это очень хорошо, когда девушке весело просто так, а не от какой-нибудь сделанной гадости. Не от того, что она кого-то поколотила.
-Ну-ну, - проговорила Пу-два. Похоже, она принялась думать.
-Когда одной девушке весело, то и другим приятно, - сочла полезным добавить я.
-Знаешь что, волшебница, - сказала Пу-два, - умничать и выпендриваться, это всё же нехорошо.
-Это, я не спорю, - согласилась я.
-Особенно в первый же день на новом месте.
-Ну, наверное, так.
-Да ещё и всякие разговоры насчёт бунта.
-Это ты к чему?
-А к тому, что правильно вас ханум била, и ещё недостаточно. Бьют рабынь для того, чтобы они были покорными и чтобы никаких вредных мыслей не имели, а рот не разевали без разрешения. А если они это делают, значит, их надо бить ещё.
И принялась расправлять кнут.
-Эй, а обещание как же? – напомнила я.
-А я рабыня, - сказала Пу-два. – Рабыня должна быть покорной, а мне приказано вас бить. А если проблемы, так я должна мозгами вертеть, чтобы их устранить. Вот теперь проблем нет, стало быть…
-Или тебе самой нас побить хочется? – спросила Виолетта.
-А, считайте, как хотите, - сказала Пу-два и вскинула кнут.
-А, в лягушку? – решила сделать я последнее предупреждение.
-Р, - ответила Пу-два и обрушила кнут на Виолетту, поскольку та в этот момент оказалась под рукой.
-Ну, сама напросилась на репетицию, - сказала я и, в свою очередь, получила кнутом по спине. На следующем обороте кнут снова стегнул Виолетту, которая завизжала, причём, так, что Пу-два на миг упустила управление кнутом, что позволило мне наступить на него правой ногой, а левой ещё и поддеть его дальше. Понятное дело, Пу-два попыталась выдернуть свой инструмент, для чего шагнула поближе. Это она напрасно сделала, потому что оказалась в пределах досягаемости Виолетты. Виолетта подставила ей ножку, а коленкой толкнула в задницу. А я, со своей стороны, ещё и дернула ногой петлю кнута, создав дополнительное усилие опрокидывания, приходящееся на держащую кнут руку.
Вышло достаточно удачно, Пу-два грохнулась на дорожку сбоку от меня, лицом вниз, подвернув под себя правую руку и придавив её вместе с кнутом собственным телом. Не теряя времени, я подала крутилку чуть назад и наступила на её шейную палку ногой, вдавив её нос в песок. Само собой, Пу-два попыталась вывернуться и замахала свободной рукой, пытаясь ухватить меня за ноги. Но я наступила второй ногой на противоположный конец палки и слегка придушила её, надавив вниз. А потом приподняла ногу. После нескольких попыток вырваться, Пу-два уловила, что существует реальная опасность оказаться со сломанной шеей. Всё, что ей удалось, это вывернуть лицо вбок и обеспечить себе некоторую возможность дыхания.
-Отпусти, - прошипела она, вздувая носом фонтанчики песка. Это потому что она приземлилась на обочине нашей дорожки, а там песок был сухой и мелкий.
-Не, не отпущу, - отказалась я.
-Взбунтовалась? – сказала Пу-два. – Не знаешь, что за это бывает?
-А, и, никакой не бунт, - возразила я. – Ты нам не Госпожа и не хозяйка. Даже не ханум. Так что, это, пока что, не бунт, а просто междусобойчик.
-Чего?
-Разборка между рабынями одного статуса. Эй, не дёргайся, придушу ведь.
-Всё равно, вот сейчас придёт кто-нибудь, и всё…
-То есть, мне тебя в лягушку превращать сразу, не тратя времени на разговоры?
-Вонючая грязь!
-Вот, не надо клеветать на то место, где лежишь. Вонючим этот песочек станет, когда я в него помочусь. Помочиться?
-Отпусти, негодяйка, кому говорю! Ф-фу!
-Ви, - попросила я, - подкинь песочка этой лягушке на мордочку.
Сзади полетел песок. В указанное лицо он попадал плохо, но всё же попадал.
-Стой, стой, стой! Фу! Тьфу! – завопила обладательница лица.
-Не кричи, я и так на тебе стою, - сказала я.
-От-фу-сти! Фу!
-Не могу. Процесс не завершился.
-Какой ещё, чёртов, процесс?
-Процесс превращения тебя в лягушку, - пояснила я. – Пока что ты кричишь. А, вот, когда заквакаешь, тогда и отпущу.
-Да я тебя…
-Ви, кажется, ещё песка недостаточно.
-А не задохнётся? – спросила Виолетта.
-В человеческом виде, конечно, задохнётся. А у лягушки потребление воздуха в десять раз меньше, так что, не бойся.
-А, ты думаешь, она в лягушку превратится?
-Куда она денется? А уж лягушка нас кнутом бить не сможет. Мы ведь с ней хотели по-доброму, правда?
-Ладно, - согласилась Виолетта и песок полетел снова.
-Ффу! Фу! Вай! Р-р-р! – раздавалось снизу.
-Чего-то долго превращается, - посетовала я, - нешто, посильнее придавить?
-Вай! Ты что, ненормальная? – и