В гостинице

В гостинице раскинется

невиданная даль,

стаканом опрокинется

и выльется печаль.

Ни то, чтоб «виномания»

или от злой тоски,

а просто за компанию

здесь выпьют мужики.

И перескажут заново

военные дела.

Душа, она у пьяного –

в чём мама родила!

Не жёнам же доказывать,

что раны глубоки.

Не жёнам же рассказывать

о женщинах других.

О тех, что выносили их

в бою из под огня.

О тех, что не просили их

понять или обнять…

Затянут песню русскую.

И каждый петь силён!..

Но каждый здесь в жену свою

особенно влюблён.

Девушки

Отгрустили эти девушки,

отплакали -

кто по молодости, кто по жениху.

Так одеты, что старухи

только ахают:

«Туфли лаковые, шубы на меху!»

«Ну и девушки» - судачат, -

«Ну и девушки!

А ведь были – просто не на что глядеть.

Ну и девушки!

Откуда у них денежки?!

Раньше плакали, а нынче стали петь…»

Что на шубы по два, по три года коплено,

те девчонки экономней лучших жён,

я узнал, когда обедал с ними в Колпино, -

всё смеялись:

«Мы фигуры бережём».

Так что бросьте вы им кости

перемалывать!

Этим девушкам -

почти по тридцати.

Без мужей они, возможно,

станут мамами.

Так хоть это вы сумейте им простить!

Костёр

Мы стали разжигать костёр.

Шёл мокрый снег.

Товарищ, на слово остёр,

поднял меня на смех:

«Не зря ты мастер на слова,

есть польза в них.

Растопкой, чтоб разжечь дрова,

пойдёт твой стих.»

Газетный лист переломил

в струю огня…

Но этим он не огорчил,

не оскорбил меня.

Пускай он на слово остёр.

Не в первый раз

стихами разожгли костёр,

что греет нас.