Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Евгений Онегин 8 страница






40 В первом издании шестая глава оканчивалась следующим образом:

 

А ты, младое вдохновенье,

Волнуй мое воображенье,

Дремоту сердца оживляй,

В мой угол чаще прилетай,

Не дай остыть душе поэта,

Ожесточиться, очерстветь

И наконец окаменеть

В мертвящем упоенье света,

Среди бездушных гордецов,

Среди блистательных глупцов,

 

XLVII

 

Среди лукавых, малодушных,

Шальных, балованных детей,

Злодеев и смешных и скучных,

Тупых, привязчивых судей,

Среди кокеток богомольных,

Среди холопьев добровольных,

Среди вседневных, модных сцен,

Учтивых, ласковых измен,

Среди холодных приговоров

Жестокосердой суеты,

Среди досадной пустоты

Расчетов, душ и разговоров,

В сем омуте, где с вами я

Купаюсь, милые друзья.

 

41 Левшин, автор многих сочинений по части хозяйственной.

 

Дороги наши - сад для глаз:

Деревья, с дерном вал, канавы;

Работы много, много славы,

Да жаль, проезда нет подчас.

С деревьев, на часах стоящих,

Проезжим мало барыша;

Дорога, скажешь, хороша -

И вспомнишь стих: для проходящих!

Свободна русская езда

В двух только случаях: когда

Наш Мак-Адам или Мак-Ева

Зима свершит, треща от гнева,

Опустошительный набег,

Путь окует чугуном льдистым,

И запорошит ранний снег

Следы ее песком пушистым.

Или когда поля проймет

Такая знойная засуха,

Что через лужу может вброд

Пройти, глаза зажмуря, муха.

(" Станция". Князь Вяземский)

 

43 Сравнение, заимствованное у К**, столь известного игривостию изображения.

К... рассказывал, что, будучи однажды послан курьером от князя Потемкина к

императрице, он ехал так скоро, что шпага его, высунувшись концом из

тележки, стучала по верстам, как по частоколу.

 

44 Rout, вечернее собрание без танцев, собственно значит толпа.

 

 

ОТРЫВКИ ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ ОНЕГИНА

 

Последняя глава " Евгения Онегина" издана была особо, с следующим предисловием:

 

" Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию и насмешкам

(впрочем, весьма справедливым и остроумным). Автор чистосердечно признается,

что он выпустил из своего романа целую главу, в коей описано было

путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную

главу точками или цифром; но во избежание соблазна решился он лучше

выставить, вместо девятого нумера, осьмой над последней главою Евгения

Онегина и пожертвовать одною из окончательных строф:

 

 

Пора: перо покоя просит;

Я девять песен написал;

На берег радостный выносит

Мою ладью девятый вал -

Хвала вам, девяти каменам, и проч.".

 

П.А.Катенин (коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким

критиком) заметил нам, что сие исключение, может быть и выгодное для

читателей, вредит, однако ж, плану целого сочинения; ибо чрез то переход от

Татьяны, уездной барышни, к Татьяне, знатной даме, становится слишком

неожиданным и необъясненным. - Замечание, обличающее опытного художника.

Автор сам чувствовал справедливость оного, но решился выпустить эту главу по

причинам, важным для него, а не для публики. Некоторые отрывки были

напечатаны; мы здесь их помещаем, присовокупив к ним еще несколько строф.

 

Е. Онегин из Москвы едет в Нижний Новгород:

 

....... перед ним

Макарьев суетно хлопочет,

Кипит обилием своим.

Сюда жемчуг привез индеец,

Поддельны вины европеец,

Табун бракованных коней

Пригнал заводчик из степей,

Игрок привез свои колоды

И горсть услужливых костей,

Помещик - спелых дочерей,

А дочки - прошлогодни моды.

Всяк суетится, лжет за двух,

И всюду меркантильный дух.

 

*

 

Тоска!..

 

Онегин едет в Астрахань и оттуда на Кавказ.

 

Он видит: Терек своенравный

Крутые роет берега;

Пред ним парит орел державный,

Стоит олень, склонив рога;

Верблюд лежит в тени утеса,

В лугах несется конь черкеса,

И вкруг кочующих шатров

Пасутся овцы калмыков,

Вдали - кавказские громады:

К ним путь открыт. Пробилась брань

За их естественную грань,

Чрез их опасные преграды;

Брега Арагвы и Куры

Узрели русские шатры.

 

*

 

Уже пустыни сторож вечный,

Стесненный холмами вокруг,

Стоит Бешту остроконечный

И зеленеющий Машук,

Машук, податель струй целебных;

Вокруг ручьев его волшебных

Больных теснится бледный рой;

Кто жертва чести боевой,

Кто почечуя, кто Киприды;

Страдалец мыслит жизни нить

В волнах чудесных укрепить,

Кокетка злых годов обиды

На дне оставить, а старик

Помолодеть - хотя на миг.

 

*

 

Питая горьки размышленья,

Среди печальной их семьи,

Онегин взором сожаленья

Глядит на дымные струи

И мыслит, грустью отуманен:

Зачем я пулей в грудь не ранен?

Зачем не хилый я старик,

Как этот бедный откупщик?

Зачем, как тульский заседатель,

Я не лежу в параличе?

Зачем не чувствую в плече

Хоть ревматизма? - ах, создатель!

Я молод, жизнь во мне крепка;

Чего мне ждать? тоска, тоска!..

Онегин посещает потом Тавриду:

 

Воображенью край священный:

С Атридом спорил там Пилад,

Там закололся Митридат,

Там пел Мицкевич вдохновенный

И посреди прибрежных скал

Свою Литву воспоминал.

 

*

 

Прекрасны вы, брега Тавриды,

Когда вас видишь с корабля

При свете утренней Киприды,

Как вас впервой увидел я;

Вы мне предстали в блеске брачном:

На небе синем и прозрачном

Сияли груды ваших гор,

Долин, деревьев, сел узор

Разостлан был передо мною.

А там, меж хижинок татар...

Какой во мне проснулся жар!

Какой волшебною тоскою

Стеснялась пламенная грудь!

Но, муза! прошлое забудь.

 

*

 

Какие б чувства ни таились

Тогда во мне - теперь их нет:

Они прошли иль изменились...

Мир вам, тревоги прошлых лет!

В ту пору мне казались нужны

Пустыни, волн края жемчужны,

И моря шум, и груды скал,

И гордой девы идеал,

И безыменные страданья...

Другие дни, другие сны;

Смирились вы, моей весны

Высокопарные мечтанья,

И в поэтический бокал

Воды я много подмешал.

 

*

 

Иные нужны мне картины:

Люблю песчаный косогор,

Перед избушкой две рябины,

Калитку, сломанный забор,

На небе серенькие тучи,

Перед гумном соломы кучи

Да пруд под сенью ив густых,

Раздолье уток молодых;

Теперь мила мне балалайка

Да пьяный топот трепака

Перед порогом кабака.

Мой идеал теперь - хозяйка,

Мои желания - покой,

Да щей горшок, да сам большой.

 

*

 

Порой дождливою намедни

Я, завернув на скотный двор...

Тьфу! прозаические бредни,

Фламандской школы пестрый сор!

Таков ли был я, расцветая?

Скажи, фонтан Бахчисарая!

Такие ль мысли мне на ум

Навел твой бесконечный шум,

Когда безмолвно пред тобою

Зарему я воображал

Средь пышных, опустелых зал...

Спустя три года, вслед за мною,

Скитаясь в той же стороне,

Онегин вспомнил обо мне.

 

*

 

Я жил тогда в Одессе пыльной...

Там долго ясны небеса,

Там хлопотливо торг обильный

Свои подъемлет паруса;

Там все Европой дышит, веет,

Все блещет югом и пестреет

Разнообразностью живой.

Язык Италии златой

Звучит по улице веселой,

Где ходит гордый славянин,

Француз, испанец, армянин,

И грек, и молдаван тяжелый,

И сын египетской земли,

Корсар в отставке, Морали.

 

*

 

Одессу звучными стихами

Наш друг Туманский описал,

Но он пристрастными глазами

В то время на нее взирал.

Приехав, он прямым поэтом

Пошел бродить с своим лорнетом

Один над морем - и потом

Очаровательным пером

Сады одесские прославил.

Все хорошо, но дело в том,

Что степь нагая там кругом;

Кой-где недавный труд заставил

Младые ветви в знойный день

Давать насильственную тень.

 

*

 

А где, бишь, мой рассказ несвязный?

В Одессе пыльной, я сказал.

Я б мог сказать: в Одессе грязной -

И тут бы, право, не солгал.

В году недель пять-шесть Одесса,

По воле бурного Зевеса,

Потоплена, запружена,

В густой грязи погружена.

Все домы на аршин загрязнут,

Лишь на ходулях пешеход

По улице дерзает вброд;

Кареты, люди тонут, вязнут,

И в дрожках вол, рога склоня,

Сменяет хилого коня.

 

*

 

Но уж дробит каменья молот,

И скоро звонкой мостовой

Покроется спасенный город,

Как будто кованой броней.

Однако в сей Одессе влажной

Еще есть недостаток важный;

Чего б вы думали? - воды.

Потребны тяжкие труды...

Что ж? это небольшое горе,

Особенно, когда вино

Без пошлины привезено.

Но солнце южное, но море...

Чего ж вам более, друзья?

Благословенные края!

 

*

 

Бывало, пушка зоревая

Лишь только грянет с корабля,

С крутого берега сбегая,

Уж к морю отправляюсь я.

Потом за трубкой раскаленной,

Волной соленой оживленный,

Как мусульман в своем раю,

С восточной гущей кофе пью.

Иду гулять. Уж благосклонный

Открыт Casino; чашек звон

Там раздается; на балкон

Маркер выходит полусонный

С метлой в руках, и у крыльца

Уже сошлися два купца.

 

*

 

Глядишь - и площадь запестрела.

Все оживилось; здесь и там

Бегут за делом и без дела,

Однако больше по делам.

Дитя расчета и отваги,

Идет купец взглянуть на флаги,

Проведать, шлют ли небеса

Ему знакомы паруса.

Какие новые товары

Вступили нынче в карантин?

Пришли ли бочки жданных вин?

И что чума? и где пожары?

И нет ли голода, войны

Или подобной новизны?

 

*

 

Но мы, ребята без печали,

Среди заботливых купцов,

Мы только устриц ожидали

От цареградских берегов.

Что устрицы? пришли! О радость!

Летит обжорливая младость

Глотать из раковин морских

Затворниц жирных и живых,

Слегка обрызгнутых лимоном.

Шум, споры - легкое вино

Из погребов принесено

На стол услужливым Отоном;

Часы летят, а грозный счет

Меж тем невидимо растет.

 

*

 

Но уж темнеет вечер синий,

Пора нам в оперу скорей:

Там упоительный Россини,

Европы баловень - Орфей.

Не внемля критике суровой,

Он вечно тот же, вечно новый,

Он звуки льет - они кипят,

Они текут, они горят,

Как поцелуи молодые,

Все в неге, в пламени любви,

Как зашипевшего аи

Струя и брызги золотые...

Но, господа, позволено ль

С вином равнять dо-rе-mi-sоl?

 

*

 

А только ль там очарований?

А разыскательный лорнет?

А закулисные свиданья?

А prima donna? а балет?

А ложа, где, красой блистая,

Негоцианка молодая,

Самолюбива и томна,

Толпой рабов окружена?

Она и внемлет и не внемлет

И каватине, и мольбам,

И шутке с лестью пополам...

А муж - в углу за нею дремлет,

Впросонках фора закричит,

Зевнет и - снова захрапит.

 

*

 

Финал гремит; пустеет зала;

Шумя, торопится разъезд;

Толпа на площадь побежала

При блеске фонарей и звезд,

Сыны Авзонии счастливой

Слегка поют мотив игривый,

Его невольно затвердив,

А мы ревем речитатив.

Но поздно. Тихо спит Одесса;

И бездыханна и тепла

Немая ночь. Луна взошла,

Прозрачно-легкая завеса

Объемлет небо. Все молчит;

Лишь море Черное шумит...

 

*

 

Итак, я жил тогда в Одессе...

 

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

 

I

 

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

...................

 

II

 

Его мы очень смирным знали,

Когда не наши повара

Орла двуглавого щипали

У Бонапартова шатра.

...................

 

III

 

Гроза двенадцатого года

Настала - кто тут нам помог?

Остервенение народа,

Барклай, зима иль русский бог?

...................

 

IV

 

Но бог помог - стал ропот ниже,

И скоро силою вещей

Мы очутилися в Париже,

А русский царь главой царей.

...................

 

V

 

И чем жирнее, тем тяжеле.

О русский глупый наш народ,

Скажи, зачем ты в самом деле

...................

 

VI

 

Авось, о Шиболет народный,

Тебе б я оду посвятил,

Но стихоплет великородный

Меня уже предупредил

...................

Моря достались Албиону

...................

 

VII

 

Авось, аренды забывая,

Ханжа запрется в монастырь,

Авось по манью Николая

Семействам возвратит Сибирь

...................

Авось дороги нам исправят

...................

 

VIII

 

Сей муж судьбы, сей странник бранный,

Пред кем унизились цари,

Сей всадник, папою венчанный,

Исчезнувший как тень зари,

...................

Измучен казнию покоя

...................

 

IX

 

Тряслися грозно Пиренеи,

Волкан Неаполя пылал,

Безрукий князь друзьям Мореи

Из Кишинева уж мигал.

...................

Кинжал Л, тень Б

...................

 

Х

 

Я всех уйму с моим народом, -

Наш царь в конгрессе говорил,

А про тебя и в ус не дует,

Ты александровский холоп

...................

 

XI

 

Потешный полк Петра Титана,

Дружина старых усачей,

Предавших некогда тирана

Свирепой шайке палачей.

...................

 

XII

 

Россия присмирела снова,

И пуще царь пошел кутить,

Но искра пламени иного

Уже издавна, может быть,

...................

 

XIII

 

У них свои бывали сходки,

Они за чашею вина,

Они за рюмкой русской водки

...................

 

XIV

 

Витийством резким знамениты,

Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты,

У осторожного Ильи.

...................

 

XV

 

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лунин дерзко предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал.

Читал свои Ноэли Пушкин,

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал.

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

 

XVI

 

Так было над Невою льдистой,

Но там, где ранее весна

Блестит над Каменкой тенистой

И над холмами Тульчина,

Где Витгенштейновы дружины

Днепром подмытые равнины.

И степи Буга облегли,

Дела иные уж пошли.

Там Пестель для тиранов

И рать набирал

Холоднокровный генерал,

И Муравьев, его склоняя,

И полон дерзости и сил,

Минуты вспышки торопил.

 

XVII

 

Сначала эти заговоры

Между Лафитом и Клико

Лишь были дружеские споры,

И не входила глубоко

В сердца мятежная наука,

Все это было только скука,

Безделье молодых умов,

Забавы взрослых шалунов,

Казалось........

Узлы к узлам......

И постепенно сетью тайной

Россия.........

Наш царь дремал.....

 

 

ДРАМАТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

 

 

Борис Годунов

 

Драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина сей труд,

гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностию посвящает

 

Александр Пушкин

 

 

КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ

(1598 года, 20 февраля)

Князья Шуйский и Воротынский.

 

Воротынский

 

Наряжены мы вместе город ведать,

Но, кажется, нам не за кем смотреть:

Москва пуста; вослед за патриархом

К монастырю пошел и весь народ.

Как думаешь, чем кончится тревога?

 

Шуйский

 

Чем кончится? Узнать не мудрено:

Народ еще повоет да поплачет,

Борис еще поморщится немного,

Что пьяница пред чаркою вина,

И наконец по милости своей

Принять венец смиренно согласится;

А там - а там он будет нами править

По-прежнему.

 

Воротынский

 

Но месяц уж протек,

Как, затворясь в монастыре с сестрою,

Он, кажется, покинул всe мирское.

Ни патриарх, ни думные бояре

Склонить его доселе не могли;

Не внемлет он ни слезным увещаньям,

Ни их мольбам, ни воплю всей Москвы,

Ни голосу Великого Собора.

Его сестру напрасно умоляли

Благословить Бориса на державу;

Печальная монахиня-царица

Как он тверда, как он неумолима.

Знать, сам Борис сей дух в нее вселил;

Что ежели правитель в самом деле

Державными заботами наскучил

И на престол безвластный не взойдет?

Что скажешь ты?

 

Шуйский

 

Скажу, что понапрасну

Лилася кровь царевича-младенца;

Что если так, Димитрий мог бы жить.

 

Воротынский

 

Ужасное злодейство! Полно, точно ль

Царевича сгубил Борис?

 

Шуйский

 

А кто же?

Кто подкупал напрасно Чепчугова?

Кто подослал обоих Битяговских

С Качаловым? Я в Углич послан был

Исследовать на месте это дело:

Наехал я на свежие следы;

Весь город был свидетель злодеянья;

Все граждане согласно показали;

И, возвратясь, я мог единым словом

Изобличить сокрытого злодея.

 

Воротынский

 

Зачем же ты его не уничтожил?

 

Шуйский

 

Он, признаюсь, тогда меня смутил

Спокойствием, бесстыдностью нежданной,

Он мне в глаза смотрел, как будто правый:

Расспрашивал, в подробности входил -

И перед ним я повторил нелепость,

Которую мне сам он нашептал.

 

Воротынский

 

Не чисто, князь.

 

Шуйский

 

А что мне было делать?

Все объявить Феодору? Но царь

На все глядел очами Годунова,

Всему внимал ушами Годунова:

Пускай его б уверил я во всем,

Борис тотчас его бы разуверил,

А там меня ж сослали б в заточенье,

Да в добрый час, как дядю моего,

В глухой тюрьме тихонько б задавили.

Не хвастаюсь, а в случае, конечно,

Никая казнь меня не устрашит.

Я сам не трус, но также не глупец

И в петлю лезть не соглашуся даром.

 

Воротынский

 

Ужасное злодейство! Слушай, верно

Губителя раскаянье тревожит:

Конечно, кровь невинного младенца

Ему ступить мешает на престол.

 

Шуйский

 

Перешагнет; Борис не так-то робок!

Какая честь для нас, для всей Руси!

Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,

Зять палача и сам в душе палач,

Возьмет венец и бармы Мономаха...

 

Воротынский

 

Так, родом он незнатен; мы знатнее.

 

Шуйский

 

Да, кажется.

 

Воротынский

 

Ведь Шуйский, Воротынский...

Легко сказать, природные князья.

 

Шуйский

 

Природные, и Рюриковой крови.

 

Воротынский

 

А слушай, князь, ведь мы б имели право

Наследовать Феодору.

 

Шуйский

 

Да, боле,

Чем Годунов.

 

Воротынский

 

Ведь в самом деле!

 

Шуйский

 

Что ж?

Когда Борис хитрить не перестанет,

Давай народ искусно волновать,

Пускай они оставят Годунова,

Своих князей у них довольно, пусть

Себе в цари любого изберут.

 

Воротынский

 

Не мало нас, наследников варяга,

Да трудно нам тягаться с Годуновым:

Народ отвык в нас видеть древню отрасль

Воинственных властителей своих.

Ухе давно лишились мы уделов,

Давно царям подручниками служим,

А он умел и страхом, и любовью,

И славою народ очаровать.

 

Шуйский

(глядит в окно)

 

Он смел, вот все - а мы..... Но полно. Видишь,

Народ идет, рассыпавшись, назад -

Пойдем скорей, узнаем, решено ли.

 

 

КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ

 

Народ.

 

Один

 

Неумолим! Он от себя прогнал

Святителей, бояр и патриарха.

Они пред ним напрасно пали ниц;

Его страшит сияние престола.

 

Другой

 

О боже мой, кто будет нами править?

О горе нам!

 

Третий

 

Да вот верховный дьяк

Выходит нам сказать решенье Думы.

 

Народ

 

Молчать! молчать! дьяк думный говорит;

Ш-ш - слушайте!

 

Щелкалов

(с Красного крыльца)

 

Собором положили

В последний раз отведать силу просьбы

Над скорбною правителя душой.

Заутра вновь святейший патриарх,

В Кремле отпев торжественно молебен,

Предшествуем хоругвями святыми,

С иконами Владимирской, Донской,

Воздвижется; а с ним синклит, бояре,

Да сонм дворян, да выборные люди

И весь народ московский православный,

Мы все пойдем молить царицу вновь,

Да сжалится над сирою Москвою

И на венец благословит Бориса.

Идите же вы с богом по домам,

Молитеся - да взыдет к небесам

Усердная молитва православных.

Народ расходится.

 

ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ

НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ

 

Народ.

 

Один

 

Теперь они пошли к царице в келью,

Туда вошли Борис и патриарх

С толпой бояр.

 

Другой

 

Что слышно?

 

Третий

 

Все еще

Упрямится; однако есть надежда.

 

Баба

(с ребенком)

 

Агу! не плачь, не плачь; вот бука, бука

Тебя возьмет! агу, агу!.. не плачь!

 

Один

 

Нельзя ли нам пробраться за ограду?

 

Другой

 

Нельзя. Куды! и в поле даже тесно,

Не только там. Легко ли? Вся Москва

Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли,

Все ярусы соборной колокольни,

Главы церквей и самые кресты

Унизаны народом.

 

Первый

 

Право, любо!

 

Один

 

Что там за шум?

 

Другой

 

Послушай! что за шум?

Народ завыл, там падают, что волны,

За рядом ряд... еще... еще... Ну, брат,

Дошло до нас; скорее! на колени!

 

Народ

(на коленах. Вой и плач)

 

Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!

Будь наш отец, наш царь!

 

Один

(тихо)

 

О чем там плачут?

 

Другой

 

А как нам знать? то ведают бояре,

Не нам чета.

 

Баба

(с ребенком)

 

Ну, что ж? как надо плакать,

Так и затих! вот я тебя! вот бука!

Плачь, баловень!

(Бросает его об земь. Ребенок пищит.)

Ну, то-то же.

 

Один

 

Все плачут,

Заплачем, брат, и мы.

 

Другой

 

Я силюсь, брат,

Да не могу.

 

Первый

 

Я также. Нет ли луку?

Потрем глаза.

 

Второй

 

Нет, я слюней помажу.

Что там еще?

 

Первый

 

Да кто их разберет?

 

Народ

 

Венец за ним! он царь! он согласился!

Борис наш царь! да здравствует Борис!

 

 

КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ

 

Борис, патриарх, бояре.

 

Борис

 

Ты, отче патриарх, вы все, бояре,

Обнажена моя душа пред вами:

Вы видели, что я приемлю власть

Великую со страхом и смиреньем.

Сколь тяжела обязанность моя!

Наследую могущим Иоаннам -

Наследую и ангелу-царю!..

О праведник! о мой отец державный!

Воззри с небес на слезы верных слуг

И ниспошли тому, кого любил ты,

Кого ты здесь столь дивно возвеличил,

Священное на власть благословенье:

Да правлю я во славе свой народ,

Да буду благ и праведен, как ты.

 

От вас я жду содействия, бояре,

Служите мне, как вы ему служили,

Когда труды я ваши разделял,

Не избранный еще народной волей.

 

Бояре

 

Не изменим присяге, нами данной.

 

Борис

 

Теперь пойдем, поклонимся гробам

Почиющих властителей России,

А там - сзывать весь наш народ на пир,

Всех, от вельмож до нищего слепца;

Всем вольный вход, все гости дорогие.

(Уходит, за ним и бояре.)

 

Воротынский (останавливая Шуйского).

 

Ты угадал.

 

Шуйский

 

А что?

 

Воротынский

 

Да здесь, намедни,

Ты помнишь?

 

Шуйский

 

Нет, не помню ничего.

 

Воротынский

 

Когда народ ходил в Девичье поле,

Ты говорил...

 

Шуйский

 

Теперь не время помнить,

Советую порой и забывать.

А впрочем, я злословием притворным

Тогда желал тебя лишь испытать,

Верней узнать твой тайный образ мыслей;

Но вот - народ приветствует царя -

Отсутствие мое заметить могут -

Иду за ним.

 

Воротынский

 

Лукавый царедворец!

 

 

НОЧЬ. КЕЛЬЯ В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ

 

(1603 года)

 

Отец Пимен, Григорий спящий.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.