Кажущиеся и реальные различия в ценностях

В самом общем виде наше утверждение сводится к тому, что наблюдатели склонны ошибочно объяснять поведение наблюдаемых субъектов, в особенности неприемлемое для них, ценностями (или их отсутствием) ведущих себя таким образом субъектов. В частности, люди, обеспокоенные определенными социальными проблемами, обязательно заключат, что другие индивиды, члены других групп или культур (возможно, даже члены их собственной группы или культуры, но на более раннем историческом этапе) говорят и действуют так, как будто они равнодушны к дорогим для наблюдателей ценностям, ценностям, которые к тому же являются компонентом любых цивилизованных или гуманных норм морального поведения. Мы полагаем, что, делая подобные заключения о ценностях других людей, наблюдатели вновь демонстрируют убеждения и тенденциозность, которые мы связываем в этой статье с наивным реализмом. Наблюдатели предполагают, что их собственное истолкование проблем или фактов является правдивым, непосредственным восприятием действительности, и они видят связь между своими ценностями и предлагаемыми ими конкретными политическими акциями в свете этой " объективной действительности". Они далее рассуждают (или предполагают, не утруждая себя глубокими размышлениями), что другие, весьма отличающиеся от их собственных действия или позиции отражают отсутствие этих ценностей или некоторое пренебрежение ими в силу, возможно, большей приверженности каким-либо другим, менее универсальным ценностям или просто следования личным интересам.

Таким образом, сторонники и противники всеобщей системы медицинского страхования (или законов об ограничении права на аборт, об отмене смертной казни, или определенной программы поддержки

меньшинств) склонны, часто ошибочно, предполагать, что их противники просто не придают такого значения, как они, сочувствию, равенству, личной ответственности или какой-либо другой общепринятой ценности. Враждующие стороны не осознают того, что их идеологические противники исходят совсем из других интерпретаций и фактических допущений и, что еще более важно, совсем из других представлений о связи между восприятием, политическими позициями и ценностями. Так, противники смертной казни могут действительно придавать большее значение сочувствию и равенству и меньшее значение - личной ответственности, чем это делают сторонники смертной казни. Но они же, в отличие от сторонников этой акции, могут рассматривать вопрос о смертной казни (возможно, в силу своих предположений о сути преступности и натуры преступников) как имеющий гораздо большее отношение к сочувствию и равенству, чем к ответственности. Поэтому и возникают неправильные умозаключения друг о друге, так как две стороны на самом деле оценивают отличные по существу и по связи с различными ценностями объекты суждений, и каждая сторона считает другую сторону неблагоразумной и этически незрелой в отношении ее политической платформы, а также в том, как она истолковывает фактические вопросы и связывает их со всеобщими ценностями.

Как было отмечено чуть выше, убеждение, что другая сторона действует на основе чистейшего эгоизма или идеологической предвзятости, не особенно заботясь о всеобщих ценностях, часто подтверждается реальными наблюдениями. При близком рассмотрении политического ландшафта невозможно не заметить, что взгляды, интерпретации, допущения и политические позиции других людей в основном оказываются подозрительно соответствующими их общей идеологии и их личным или групповым интересам. Более того, наши противники (и даже наши сторонники) кажутся несклонными к выражению той сдержанности и тех сомнений, которые, как мы знаем, свойственны нашим взглядам. Но, конечно, мы часто не замечаем такого же соответствия между нашими собственными убеждениями, допущениями и интересами. Мы также забываем, что другие индивиды - и на нашей, и на другой стороне - могут, как и мы, придерживаться более неопределенных и сложных взглядов, в которых они не могут признаться кому-либо, кроме самых близких друзей. Когда наивный реалист слышит, как представители противной стороны взывают к таким всеобщим ценностям, как равенство, справедливость, самоопределение, уважение к жизни или сочувствие к более слабым, он считает эти призывы циничными или, в лучшем случае, ошибочными. Наивный реалист полагает, что реальная ситуация (или, по крайней мере, беспристрастная оценка этой ситуации) может привести " морального" субъекта и обладателя всеобщих ценностей только к одной единственной позиции - той, которой придерживается сам наивный реалист. В некотором смысле его ошибка происходит из-за отсутствия атрибутивного " милосердия". Наши противники и в самом деле видят мир сквозь призму своих убеждений, ожиданий, потребностей и интересов, но это влияние является менее сильным, глубоким и искажающим, чем мы это предполагаем (и не более сильным, чем влияние тех же явлений на наши собственные взгляды). Более того, отмечаемое нами в других соответствие между интерпретацией и убеждениями не является продуктом ни данной социальной группы, ни данной идеологии, а, скорее, результатом того, что все люди, в том числе и мы сами, выходят, по выражению Дж. Брунера, " за пределы доступной им информации" [7], [14], [18].