Самые прекрасные плоды зреют сами. 5 страница

Обращаясь к участнице: Знаешь, где наилучшее место для тебя?

Участница: Мне нужно немного отойти назад. Хеллингер: Точно. А где еще хорошее место? Хеллингер подводит ее к ведомству по делам труда.

Хеллингер: Как тебе здесь?

Участница: Яснее.

Хеллингер (обращаясь к заместителю безработного): Как тебе здесь, где ты стоишь?

Заместитель безработного: Я немного зажат. Там было немного соблазнительней, но здесь яснее и разумнее.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Стоит нам работать дальше?

Та качает головой.

Хеллингер: Хорошо, это все.

Обращаясь к группе: Она хотела стать лучшей матерью для него.

Обращаясь к участнице: Если ты будешь помогать ему в конфронтации с ведомством по делам труда, ты станешь ему «лучшей матерью». Но если ты будешь стоять рядом с ведомством, ты будешь помогать на уровне взрослого и он будет на уровне взрослого. Его соблазняло то, что ты слишком заботилась о нем. Он мог тебе поплакаться.

Обращаясь к группе: Основной принцип: никому не позволяйте плакаться и жаловаться на кого бы то ни было.

Обращаясь к участнице: Пока ты позволяешь ему жаловаться, ты мать (или отец), а он ребенок. Твоя помощь обречена на провал. Находясь рядом с ведомством по делам труда, ты можешь ему советовать, как добиться чего-то от самого ведомства. А в первой позиции ты этого не сможешь.

Верность

Участница: Речь идет о женщине, которая 16 лет назад (когда еще была стена между востоком и западом) вместе со своим мужем получила разрешение на посещение семьи в Западной Германии. Но вернулась она одна, потому что муж решил остаться в ФРГ. У них двое детей...

Хеллингер перебивает: В чем проблема?

Пауза.

Хеллингер: Знаменитые альпинисты, когда покоряют свои вершины, выбирают direttissima. Знаешь, что такое «direttissima»? Это кратчайший путь к вершине, прямой путь без обходов.

Участница: Ее проблема в том, что она теперь, когда думала, что будет свободна и счастлива в своих отношениях, заболела. Хотя в той ситуации, которую она всегда воспринимала как трудную, она все сделала очень хорошо.

Хеллингер: Я сделаю расстановку: сначала поставим мужа и жену. Давай сделаем это вместе.

Участница выбирает заместителей для мужа и жены и ставит их друг напротив друга.

Хеллингер (обращаясь к участнице): А теперь поставим к ним еще Восточную и Западную Германии.

Та выбирает заместителя для Западной Германии и ставит его за спиной мужа. Для Восточной Германии она выбирает женщину и ставит ее за спиной жены.

Хеллингер (обращаясь к заместительнице жены): Развернись.

Она разворачивается к Восточной Германии.

Хеллингер: Скажи: «Дорогая мама».

Жена: Дорогая мама.

Хеллингер: «Я навсегда останусь с тобой».

Жена: Я навсегда останусь с тобой.

Жена улыбается Восточной Германии — своей матери.

Хеллингер (обращаясь к жене): Снова развернись и прислонись к ней спиной.

Через некоторое время муж делает несколько шагов по направлению к жене. Жена дрожит. Он делает еще два шага к ней.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Знаешь, как это называется? Воссоединение. Громкий смех в группе.

Хеллингер: Тебе это понятно?

Участница: Да, это понятно.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо вам всем. Жена подошла к своему мужу, и они крепко обнялись. Громкий смех в группе.

Хеллингер (обращаясь к участнице): В чем тут тайна?

Участница: Не хватало примирения.

Хеллингер: Ее верность теперь признана и ее любовь теперь признана. Теперь она стала больше.

Место силы

Участница: Речь идет о мальчике 16 лет. Он живет в доме совместного проживания.

Хеллингер: Что такое «дом совместного проживания»?

Участница: Интернат. Родители разошлись. С отцом контакта нет, потому что мать этого не хочет. Мать сказала, что не может воспитывать его, потому что он такой трудный мальчик.

Хеллингер: А ты, на чьей стороне?

Участница: Если бы я знала.

Хеллингер: Кому принадлежит твое сочувствие, твое неправильное сочувствие?

Когда участница колеблется с ответом: Я спрошу иначе: где решение?

Участница: У отца.

Хеллингер: Совершенно верно.

Обращаясь к группе: Но, кажется, что аргументы матери она сделала своими собственными.

Участница качает головой: Нет.

Хеллингер: Нет? Тогда хорошо. Мы расставим это, чтобы проверить. Нам нужны мать, отец и ребенок.

Хеллингер выбирает заместителей для отца и матери и ставит их друг напротив друга. Заместителя ребенка он ставит к ним, немного в стороне, так что он стоит на некоторой дистанции от родителей.

Мальчик долго смотрит на мать, а потом немного отходит назад.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Он избегает матери, и он прав. Она зла.

Мальчик поворачивается к своему отцу, но время от времени все равно смотрит на мать. Потом он встает за спиной своего отца.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Теперь поставь его интернат, почувствуй сначала, где он должен стоять.

Участница выбирает заместительницу для интерната и ставит ее ближе к матери.

Хеллингер (обращаясь к участнице): А где стоишь ты?

Она сама становится в середину, на одинаковом расстоянии от матери и от отца. В это время интернат отворачивается от матери.

Хеллингер (обращаясь к группе): Она хитрая.

Обращаясь к участнице: А где ты стоишь на самом деле? Ты стоишь здесь.

Хеллингер ставит ее рядом с матерью.

Участница: Я хочу стоять ближе к интернату.

Хеллингер: Это все равно. Никакой разницы. А где твое настоящее место?

Хеллингер ставит ее рядом с отцом.

Хеллингер (обращаясь к заместителю мальчика): Как ты себя чувствуешь, когда она стоит здесь?

Мальчик: Лучше.

Хеллингер (обращаясь к заместительнице интерната): А как ты себя чувствуешь, когда она стоит здесь?

Интернат: Очень хорошо.

Хеллингер (обращаясь к матери): А как ты себя чувствуешь, когда она стоит здесь?

Мать: У меня меньше власти.

Хеллингер (обращаясь к участнице): Тебе это понятно?

Участница: Да.

Хеллингер (обращаясь к заместителям): Спасибо вам всем.

Обращаясь к группе: Это большое искусство, помогая, найти правильное место — место силы. Тогда не нужно делать много.

Вопросы

Хеллингер обращаясь к группе: Теперь я дам возможность задать вопросы.

Личное, системное, судьбоносное

Участница: В начале расстановки ты говоришь о личном и о системном и говоришь, что ты на это ориентируешься. Мне не совсем понятно, в чем здесь разница: когда речь идет о чем-то системном и когда о чем-то личном?

Хеллингер: Когда, например, кто-то смотрит на пол, мне самому не всегда ясно, идет ли речь о личной вине или о событии, в которое клиент втянут. Если это личное, я должен работать с этим как с личным. Или клиент перенимает что-то, что связано с системой. Тогда нужно работать системно. Но бывают и случаи личной ранней травмы, тогда надо работать с личным, а не с системой. Системный подход здесь не уместен.

И наоборот, если речь идет о системном, нельзя работать с личным. Иначе на клиента падет груз тех вещей, которые не имеют к нему отношения. Это опасно. Поэтому очень важно проводить различие между личным и системным.

Когда начинаешь работать с личным и не можешь двигаться дальше, это значит, нужно работать системно. А если не можешь двигаться дальше, работая системно?

Участница: Тогда это личное.

Хеллингер: Тогда это, возможно, судьбоносное. Тогда нужно учитывать более широкие взаимосвязи. Тогда нужно пойти еще на шаг дальше. Многое из того, что мы здесь видели, не было системным. Это было связано с судьбой. Метод, с помощью которого мы работаем — движения души, приводит нас на уровень судьбы.

Участница: Это то, что ты называешь «большее целое», т. е. более высокий уровень?

Хеллингер: Как ни назови. «Судьбоносное» — это, на мой взгляд, хорошее слово. Это то, что не поддается нашему влиянию, потому что оно слишком большое. Это то, к чему невозможно подойти при помощи определенного метода. Но если движение идет в том направлении, то судьба может иногда дать нам новое пространство. А это всегда пространство благоговения, перед которым мы останавливаемся в удивлении.

Движение продолжается

Участник. Твоя новая манера делать расстановки мне пока совершенно чужда, и я бы хотел спросить, не мог бы ты сказать об этом несколько общих слов, например о необходимости делать расстановки иначе.

Хеллингер: Семейная расстановка — это мощное движение, которое приносит очень много хорошего. Но это до тех пор движение, пока оно идет вперед. Иначе оно застынет. К сожалению, лучшее - враг хорошего.

Нетренированные участники

Участница: Мне часто приходится работать с людьми, которые не имеют опыта заместителей в расстановках. Я могу с ними работать этим методом? Работать с движениями души?

Хеллингер: Наилучшим образом. Серьезно. Потому что такие участники совершенно не подвержены влиянию никаких идей. Ты удивишься, как быстро они втянутся. С совершенно нетренированными участниками я получал наилучший опыт. Но если эти люди — терапевты, то есть опасность, что они будут вести себя как терапевты, так будто они хотят повлиять на что-то. Таких нужно менять. Это можно делать в любой момент.

И такого заместителя, который слишком смотрит в себя и не может расслабиться, такого тоже необходимо заменить.

Вначале можно дать им полную свободу, даже если они не совсем собраны. Всегда, когда спокойно ждешь, ты получишь хороший результат. Если картина неполная, кто-то выпадает из нее (а это сразу видно), можно положиться на остальных. Они дадут начало движению к решению.

Свободное пространство

Участник: В твоих книгах я часто читал, что течение жизни и сама судьба человека предопределены и что возможности каждого из нас влиять на это крайне малы. Но когда я наблюдаю за нашей работой, у меня складывается иное впечатление. Как это сопоставить?

Хеллингер: Определенная свобода действий существует у каждого из нас в пределах движений, которые мы совершаем, и в пределах предназначения каждого из нас. Тому, кто полностью отдается этому движению, полностью согласен с ним, тому внезапно открываются новые возможности. Такое движение внезапно открывает ему даль. Но, в общем и целом мы все движемся в определенном направлении, возможно, это направление когда-то станет шире. Одно другому не противоречит. Просто видишь, что то, что сначала казалось совсем узким, становится шире.

Абортированные дети

Участник: У меня вопрос относительно абортированных детей. Мы часто на своем опыте убеждались в том, что абортированные дети прекрасно вписываются в ряд детей. Т. е. не так, как ты раньше говорил, что абортированные дети принадлежат исключительно родителям. Братьям и сестрам становится хорошо, когда таких детей принимают в семью, и им самим тоже хорошо. Аборты зачастую становятся тайной матери или тайной родителей. Вопрос вот в чем: должны ли дети в семье знать об абортах или это может быть опасно или вредно для них?

Хеллингер: Это очень важный вопрос. Раньше я защищал такое убеждение: аборты касаются только родителей и детям об этом знать нельзя. Но опыт многих моих коллег и мой собственный показал, что абортированные дети относятся к системе и что аборт оказывает большое влияние на других детей. Поэтому остальные дети должны об этом знать. Но как сказать им об этом? Вот в чем следующий вопрос.

Если один из родителей, например, мать, увидела в процессе расстановки, какое влияние имеют абортированные дети на остальных детей, пришла домой и говорит: «Я сделала два аборта», что она тем самым сделает? Она переложит этот груз на плечи своих детей.

Но если она, оставаясь наедине с собой, почувствует боль и даст абортированным детям место в своем сердце, тогда она сможет однажды поставить на стол на два прибора больше, чем обычно и сказать своим детям: «В нашей семье должно быть еще двое членов. Я их абортировала. Но теперь они получили место в моем сердце и в нашей семье», то это совершенно иное.