Глава 4. О выражении мысли. - Знаки

О выражении мысли. - Знаки. - Происхождение наречий. - Рассказы символические и их толкование. - Изумрудная скрижаль Гермеса и ее объяснение. - Телесм. - Алхимия: Объяснение герметических текстов. - Качественная геометрия. - Имена собственные и их употребление.

Проследив преподавание древней науки в ее святилищах, мы указали последовательно главнейшие из заключавшихся в ней мыслей.
Но этим не должна ограничиваться наша задача.
Идея, оставаясь в голове ее творца, невидима прочим людям.
Тот, кто может сообщаться с другими только посредством чувств, поймет лишь идею, доступную ощущениям.
Идея невидима. Чтобы сделать ее понятной, употребляют знаки различного рода. Основами знаков служат: голос, жест и написанные буквы. Запечатлевается же идея при помощи звука, движения и света 1.
1 F. d' Olivet " Lang. hebr. rest." To же Claude de Saint-Martin " le Crocodile".
Займемся знаками, чтобы уразуметь способ, которым египетские жрецы излагали мысли, понятные для посвященных.
Чрезвычайно важны- для исследователя оккультизма сведения о происхождении наречий,
поэтому крайне любопытно проследить выводы двух замечательных ученых и прозорливых людей - Клода де С.Мартена - " Неизвестного Философа" и Фабра д'Оливе - достигших различным путем одинакового заключения относительно этого важного вопроса.
Оба негодуют на школу Сенсуалистов, восстановленную в последнее время людьми положительными, утверждающими, что наречия имеют совершенно произвольное, ничем не обоснованное происхождение. Оба они руководствовались в своих выводах основательным знанием еврейского языка.
Невольно является вопрос, кому же верить?
Тем ли, кто едва знает один или два новейшие языка, не изучив даже их происхождения, или тем, кто изучением всех древних наречий, достиг, наконец, знания трех основных языков: Китайского, Санскритского и Еврейского 1, служащих, с самого начала человеческого рода, провозвестниками возвышенного разума.
" С какой бы точки ни смотрели на происхождение человечества, коренной зародыш мысли мог быть ему передан только знаком, служившим основой мысли". 2
" Не думаю, чтобы я ошибался, заявляя, что слова, из которых состоят наречия вообще, и еврейский язык в особенности, есть не случайность произвола, как утверждают многие, но имеют в основе глубокий смысл. Я постараюсь доказать, что нет ни одного языка, которого нельзя бы было, при помощи грамматического анализа, свести к элементам неизменным и точным по существу, хотя бы способным изменяться до бесконечности по форме".
Эти элементы и составляют основу речи, которую я наименовал знаком. Они выражаются голосом, жестом и начертаниями букв. 3
1 F. d'Olivef'Lang. heb. rest."
2 Saint-Martin " Crocodile", les Singes et les Idees.
3 F. d'Olivet " La Lang. hebr. restituee".
Дальше мы проследим и происхождение знаков. Как основание речи я назвал: голос, жест и буквы; как средства - звук, движение и свет, но эти свойства и средства не имели бы значения без творческой силы, независящей от них, но властной над ними, и сила эта - воля.
Я воздерживаюсь указывать на ее происхождение
- затруднительное для понимания, к тому же здесь не место такому объяснению, да никто и не станет отвергать существование воли.
Итак, членораздельная речь и жест утвердительный или отрицательный есть выражение воли. Она овладевает звуком и движением, для объяснения и проявления духовных эволюции.
Но если воля одна, то и все ее душевные движения должны быть одинаковы для всех существ, наделенных ею. Человек, выражающий свою волю жестом или интонацией голоса, испытывает ощущения, одинаковые с другим, делающим то же самое.
Утвердительные жесты и слово не могут выражать отрицания, и нет человека на земном шаре, которому нельзя было бы объяснить голосом или жестом, что его любят или ненавидят, и что желают или не желают принять вещь, им предлагаемую. Для этого не надо условливаться, тут действует сила быстро проявляющаяся и отражающаяся от одного волевого фокуса к другому.
Мне бы очень хотелось доказать, что без всякого соглашения и только вследствие влияния одной воли, жест или интонация голоса, назначенные для утверждения или отрицания, преобразуются в различные слова.
Отчего, например, происходит так, что слова " да" или " нет"

при известной интонации голоса, получают совершенно противоположное значение. Если объяснение этого явления так просто, то почему происхождение слова неизвестно и по сие время?
Почему столько ученых, несмотря на исследование при помощи синтеза и анализа, не разрешили вопрос такой важности?
В человеческой речи нет ничего условного и я надеюсь дать это понять желающим внимательно следить за мной, но не обещаю доказать им эту истину математически точно. Она имеет слишком обширное значение, для того чтобы быть заключенной в алгебраическое уравнение.
Итак, звук и жест, находясь в распоряжении воли, изменяются ею, т.е. благодаря известным органам, приноровленным для этой цели, звук превращается в членораздельную речь, а действие переходит в условный жест. Но голос и жест имеют мгновенную продолжительность. Человек, желавший, чтобы акт его воли сохранился на долгое время, и не имевший для этого в своем распоряжении другого способа, изображал на куске коры или камне условные знаки, представлявшие эту волю посредством движения руки, самого выразительного из органов. Вот первоначальное происхождение букв, которые, как изображения жеста или голоса, становятся одним из самых распространенных выразителей речи, предоставляя человеку неисчерпаемые возможности для осмысления. Но, как форма, этот способ зависит от воли лица, передающего свои ощущения, поэтому они могут оказаться слишком разнообразными и необходимо известное соглашение для обеспечения обоюдного понимания. Поэтому, способ выражения своих мыслей при помощи рукописи замечается лишь у народов цивилизованных и имевших законодательное правление.
Все люди, даже дикари, сообщаются между собою словами какого-либо наречия, но не все общаются письменно, так как для этого необходимо известное взаимное соглашение. Однако хотя буквы предполагают соглашение, не следует забывать, что они служат символом двух вещей - жеста и вибрации голоса, проявляющихся внезапно от воли, тогда как эти последние суть плоды размышления".
Обладая умением выражаться знаками, посвященный должен был иметь в виду еще и другое соображение: быть понятым своим будущим читателем. Надо было составить речь, заранее уже приноровленную к понятиям предполагавшегося читателя, в которой каждое слово казалось бы для народа собранием странных знаков и вместе с тем, служило бы откровением посвященному.
" Таким образом поступали мудрецы Египта, изображая иероглифами мысли, доступные только людям, понимавшим значение добродетели, свойств и природы вещей, в иносказательном смысле, и из которых Горус-Аполлон составил на греческом языке две книги, а Полифил переложил из них " Любовный сонник". 1
1 Rabelais, кн. 1, гл. IX.
Мысль, господствовавшая при выборе такого языка, была выражением тройственной градации или Трех миров, о которых говорил Рабле в вышеприведенной книге.
Обыкновение давать свои особые названия до того было общепринято во все времена, что наблюдая, как науки (математика, естественная история, медицина) окружают себя как бы оплотом, специальными терминами, поэтому мы не удивляемся такому же обычаю древних.
Вернувшись к треугольнику Трех Миров, под именами фактов, законов и принципов - мы увидим, что посвященные обладали тремя способами выражения мысли, в смысле положительном, сравнительном и превосходном.
I. Посвященный мог употреблять слова, всеми понимаемые, изменяя силу выражения слов, в соответствии с понятиями тех, кого он поучал. Возьмем для примера фразу:

" Для ребенка необходимы отец и мать"

Если он хочет сделать смысл непонятным для людей обыкновенных, он будет говорить в степени сравнительной, восходя из области фактов в область законов, - говоря: " Среднее начало требует начал положительного и отрицательного" или " Равновесие требует начала активного и пассивного".
Люди, погруженные в изучение законов природы, " ученые", в совершенстве поймут смысл этих слов, непонятных для крестьянина.
Но если исключить из числа понимающих истину и этих ученых, сделавшихся богословами или преследователями, - то писатель возвышается еще на одну ступень, проникает в область символики, вступая в " Мир Причин", и говорит: