Вопрос 63. О Слове

В начале было Слово (Ин.1: 1). То, что по-гречески называется λ ό γ ο ς, означает по-латыни и 'разум' (ratio), и 'слово' (verbum). Но в этом месте лучше переводить 'слово', чтобы было обо­значено не только отношение к Отцу, но также и к тому, что было сотворено через Слово деятельной силой. А разум, даже если ничего через него не творится, [все равно] верно назы­вают разумом.

Вопрос 64. О женщине самарянке (Ср. Ин.4: 5-43)

1. Евангельские таинства, выраженные в делах и словах Господа нашего Иисуса Христа, не всем ясны, и некоторые [люди], менее тщательно и менее трезво толкуя их, по боль­шей части ведут вместо спасения — к погибели, а вместо по­знания истины — к заблуждению. Среди подобных и то та­инство, что, как написано, Господь в шестой час дня пришел к колодцу Иакова, и, устав от пути, сел, и у женщины самарянки просил пить, и прочее, что излагается в том же месте Писания и что нужно обсудить и разобрать. Занимаясь этим, в первую очередь должно придерживаться того [правила], которое для всех Писаний подобает соблюдать с высочайшей бдительнос­тью, чтобы изложение Божественного таинства происходило в соответствии с верой.

2. Итак, в шестой час дня пришел Господь наш к колод­цу. Я вижу в колодце мрачную глубину. Почему и вынужден считать, что это нижние, то есть земные, области этого мира, куда пришел Господь Иисус в шестой час, то есть во время шестого возраста человеческого рода, как бы в [дни] старости ветхого человека, которого нам предписывается отложить, чтобы мы облеклись в нового, сотворенного по Богу (Ср. Еф.4: 22-24). Ибо шестой возраст — старость, как первый — младенчество, вто­рой — детство, третий — отрочество, четвертый — юность, пятый — зрелость. Итак, жизнь ветхого человека, которая проходит по плоти во временном состоянии, как бы завер­шается шестым возрастом старости. Во время этой старости человеческого рода, как я сказал, и пришел к нам Господь наш, Творец и Обновитель для нас, чтобы, поскольку ветхий человек умирает, устроить в Себе нового и, освободив его от земной порчи, перенести в Небесное Царство. Поэтому коло­дец, как было сказано, обозначает мрачной глубиною земные тяготы и заблуждения этого мира. И поскольку ветхий чело­век — внешний, а новый — внутренний (ведь сказано апосто­лом: «Но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2Кор 4: 16), то совершенно верно (так как все видимое, от чего отрекается христианское учение, относится ко внешнему человеку), что в шестой час пришел Господь к колодцу, то есть в середине дня, когда видимое солнце уже на­чало клониться к закату. Ведь если мы призваны Христом, то наслаждение видимым у нас уменьшается, чтобы внутренний человек, воссозданный любовью к невидимому, обращался к внутреннему свету, никогда не меркнущему, ища, в соответ­ствии с учением апостольским, не того, «что видимо, но неви­димого; ибо видимое — временно, а невидимое — вечно» (2Кор 4: 18).

3. А то, что пришел Он к колодцу утомленным, означает немощь плоти; то, что сел — смирение, так как и болезнен­ность плоти ради нас воспринял, и счел приличным смирен­но явиться людям как человек. Об этой немощи плоти гово­рит пророк: «Человек, пребывающий в страдании и сознатель­но несущий болезнь» (Ис.53: 3), а о смирении свидетельствует апостол, говоря: «Смирил Себя, став послушным даже до смерти» (Флп.2: 8). Хотя, — ведь обычно учителя сидят, — то, что Он сел, иначе понятое, может показывать не покорность смирения, но лицо учителя.

4. Но могут спросить, зачем у женщины самарянки, при­шедшей, чтобы наполнить кувшин водою, попросил Он пить, если позже Сам заявил, что Он может дать просящим изо­бильное течение духовного источника. Надо думать, Господь жаждал веры этой женщины, поскольку она была самарянка, и принято было в Самарии придерживаться обычая идоло поклонства; ибо они [самаряне], будучи отделены от народа иудейского из-за идолов бессловесных животных, то есть золотых коров, продавали добродетель своих душ. А Иисус, Господь наш, пришел, чтобы привести множество язычников, которые служили идолам, под покров христианской веры и истинной религии; ибо сказал Он: «Не здоровые имеют нуж­ду во враче, но больные» (Мф.9: 12). Поэтому и жаждет Он веры тех, за кого пролил кровь. Итак, «говорит ей Иисус: женщина, дай Мне пить» (Ин.4: 7). И чтобы ты понял, чего жаждет Господь наш, то вот, спустя некоторое время возвращаются ученики Его, от­правившиеся в город купить пищи, и говорят Ему: «Учитель, ешь. Но Он сказал им: У Меня есть пища, которой вы не знае­те. Посему ученики говорили меж собой: Разве кто принес Ему есть? Иисус говорит им: Моя пища есть творить волю Пос­лавшего Меня и совершить дело Его» (Ин.4: 31-34). Разве здесь разумеется другая воля Отца, пославшего Его, и дело Отца, относительно которого Он ответил, что хочет совершить его, а не то [дело], чтобы обратить нас в Свою веру от гибельного заблуждения этого мира? Итак, какова пища Его, таково и питие. А потому жаждал Он в этой женщине исполнить волю Отца и совер­шить дело Его. Но, мысля по-плотски, та ответила: «Как ты, будучи иудей, просишь пить у меня, самарянки? ибо иудеи с самарянами не сообщаются». Господь наш сказал ей: «Если бы ты знала дар Божий, и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую» (Ин.4: 9-10), чтобы показать этим, что Он не той воды просит, о которой она думает, но поскольку Сам жаждет веры ее, то и ей, жаж­дущей, желает дать Святого Духа. Ибо то правильно станем мы считать этой водой живою, что есть дар Божий; как и Сам [Господь] сказал: «Если бы ты знала дар Божий», и тот же еван­гелист Иоанн свидетельствует в другом месте, говоря, что «стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чре­ва потекут реки воды живой» (Ин.7: 37-38). Ясно, что сказал Он так: «Кто верует в Меня, у того из чрева потекут потоки воды живой», поскольку мы сперва веруем, чтобы удостоиться этого дара. Эти потоки живой воды, которые Он желал дать женщине, есть награда за веру, которой Он жаждал в ней прежде всего. А для этой воды живой [евангелист] предлагает следующее толкование: «Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него: ибо еще не был дан Дух; потому что Иисус еще не был прославлен» (Ин.7: 39). Итак, дар Святого Духа — это то, что после своего прославления [Иисус] дал Церкви, как говорит другое писание: «Взойдя на высоту, пленил плен и дал дары че­ловекам» (Еф.4: 8).

5. Но женщина эта все еще мыслит плотски, ибо отвечает так: «Господин, у тебя и ковша нет, а колодец глубок, откуда дашь Ты мне воды живой? Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодец, и сам из него пил, и дети его, и скот его?» Теперь уже Господь объясняет то, что сказал [прежде], говоря: «Всякий пьющий от воды этой, будет жаждать опять, а кто будет пить от воды, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек, но вода та, которую Я дам ему, будет в нем источником воды, текущей в жизнь вечную». Но женщина все еще придерживается плотского образа мыс­лей. Ибо что она отвечает? «Господин, дай мне этой воды, что­бы я не жаждала и не приходила сюда черпать. Иисус говорит ей: Пойди, позови мужа твоего и приди сюда». Если Он знал, что у нее нет мужа, то спрашивается, зачем сказал это. Ибо после того, как женщина произнесла: «У меня нет мужа», Иисус возразил ей: «Правду ты сказала, что у тебя нет мужа. Ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе, это истинно сказала ты» (См. Ин.4: 11-18). Однако не следует по­нимать это плотски, чтобы не оказаться нам самим до такой степени подобными этой женщине самарянке. Но если мы уже вкусили нечто от этого дара Божия, будем рассуждать об этом духовно.

6. Некоторые считают, что пять мужей — это пять книг, которые были преподаны через Моисея. А то, что сказано: «И тот, которого ныне имеешь, не муж тебе», [относительно это­го] думают, что Господь сказал [так] о Самом Себе, так что смысл таков. Сперва ты служила пяти книгам Моисея, словно пяти мужам; Тот же, Кого ныне имеешь, то есть Кого слуша­ешь, Кто говорит с тобой, не муж тебе, ибо ты еще не уверо­вала в Него. Но поскольку, не веруя во Христа, она все еще не­пременно пребывает в соединении с этими пятью мужами, то есть пятью книгами — то может возникнуть [вопрос], каким образом мог Он сказать: «Пять мужей ты имела», как если бы ныне она уже не имела их, хотя все еще живет, подвластная им. Затем, так как пять книг Моисеевых не возвещают ничего иного, кроме Христа, как и Сам Он сказал: «Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне» (Ин.5: 46) то разве можно заключить, что человек отходит от этих пяти книг, дабы перейти ко Христу, если [даже и] тот, кто верует во Христа, не оставляя эти пять книг, но понимая их духовно, более пламенно привязывается к ним?

7. Итак, есть иное понимание — что под пятью мужами должно понимать пять телесных чувств; первое — относяще­еся к зрению, при помощи которого мы различаем этот види­мый свет и любые цвета и формы тел; другое — слух, которым мы чувствуем толчки голоса и всех звуков; третье — обоня­ние, благодаря которому мы получаем удовольствие от сла­дости различных запахов; четвертое — вкус в устах, чувству­ющий сладкое и горькое и оценивающий всевозможные вку­совые ощущения; пятое — [распространенное] по всему телу осязание, различающее теплое и холодное, мягкое и жесткое, гладкое и шероховатое и что угодно другое, что мы ощущаем через прикосновение. И вот этими пятью плотскими чувства­ми пропитан по необходимости смертной природы первый возраст человека, и из-за этой [природы] после греха первого человека мы рождаемся таким образом, что если свет разу­ма еще не возвращен, то, подчиненные плотским чувствам, мы ведем плотскую жизнь без всякого познания истины. Та­ковыми по необходимости являются младенцы и маленькие дети, которые еще не в состоянии пользоваться разумом. И поскольку эти чувства, управляющие начальным возрастом и дарованные нам Богом Творцом, естественны, то верно называются мужами, то есть как бы законными супругами, поскольку то, что они заблуждаются, не причисляет их к по­року в собственном смысле; но по природе [своей] они от­носятся к произведению Божию. Когда же всякий достигнет такого возраста, что уже будет способен пользоваться разу­мом, если удастся ему тотчас овладеть истиной, то не будет уже пользоваться этими чувственными руководителями, но получит в качестве мужа разумный дух, в услужение которо­му отдаст эти чувства, подчиняя тело свое рабству; [и], так как душа подвластна уже не пяти мужам, то есть пяти теле­сным чувствам, но слово Божие имеет законным мужем, с которым соединена и связана; так как и самый дух человека прилепляется ко Христу, поскольку глава мужу — Христос (Ср. 1Кор 11: 3), то в духовных объятиях без всякого страха отлучения он бу­дет всецело наслаждаться вечной жизнью. Ибо «Кто может отлучить нас от любви Христовой?» (Ср. Рим.8: 35) Но поскольку эта жен­щина была объята заблуждением, и это обозначало, что она весьма долгое время находилась в рабстве у пустых суеверий, то, по прошествии периода пяти телесных чувств, которыми, как мы сказали, управляем начальный возраст, Слово Божие не приняло ее в супружество, но в прелюбодейном объятии завладел ею диавол. Итак, Господь говорит ей, видя, что она плотская, то есть рассуждающая плотски: «Иди, призови мужа твоего и приди сюда», то есть удались от плотского состоя­ния, в котором ты ныне пребываешь, почему и не можешь понять, что Я говорю, «и призови мужа твоего», то есть стань причастной духу познания. Ибо дух человека есть некоторым образом как бы супруг души, который управляет душевным состоянием, как женой. Но это не тот Святой Дух, который пребывает неизменным с Отцом и Сыном и неизменно дару­ется достойным душам, но дух человека, о котором апостол говорит: «Никто не знает, что в человеке, кроме духа человека». А Святой Дух — это Дух Бога, о Котором, напротив, говорит: «Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия» (1Кор 2: 11). И если этот дух человека наличествует, то есть находится внутри, и с благоговением подчиняет себя Богу, то человек понимает то, что говорится духовно; а когда заблуждение диавола как бы при отсутствии разумения господствует в душе, та является распутной. Итак, [Господь] говорит: «Призови мужа твоего», то есть дух, который в тебе; с его помощью человек способен разуметь духовное, если просветит его свет истины; да и сам [Свет] присутствует здесь, говоря с тобой, дабы могла ты по­лучить духовную воду. И когда она сказала: «Не имею мужа», Он говорит: «Хорошо ты сказала, ибо у тебя было пять мужей», то есть пять плотских чувств обладали тобой в начальном воз­расте, «и тот, кого ныне имеешь — не муж тебе», поскольку нет в тебе духа, познающего Бога, чтобы ты могла вступить в законный брак, но скорее господствует заблуждение диавола, которое губит тебя блудным осквернением.

8. И возможно, чтобы указать размышляющим, что под именем пяти мужей обозначаются упомянутые пять чувств, после пяти плотских ответов женщина эта в шестом отве­те называет Христа по имени. Ибо первый ее ответ был: «Ты, будучи иудей, каким образом просишь пить у меня?» Второй: «Господин, у Тебя и ковша нет, и колодец глубок». Третий: «Гос­подин, дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать». Четвертый: «Не имею мужа». Пятый: «Вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе». Ибо и этот ответ плотский. Ведь плотским дано было земное место, где поклоняться, духовными же Господь назвал тех, кто будут поклоняться в духе и истине. Когда это было ска­зано, жена в шестом ответе признает, что Христос — учитель всего этого; ибо говорит: «Знаю, что придет Мессия, то есть Христос; когда Он придет, Сам возвестит нам все» (Ин.4: 25). Но она все еще заблуждается, ибо не видит, что [уже] пришел Тот, на Чье пришествие надеется. Однако милосердие Господне изго­няет ныне это заблуждение как прелюбодея. Ибо говорит ей Иисус: «Это Я, говорящий с тобою». Когда она услышала это, то не ответила, но тотчас, оставив кувшин свой, торопясь, пошла в город, чтобы не только уверовать ей в Евангелие и пришествие Господне, но и возвестить об этом. Не следует оставлять в небрежении и того, что ушла, оставив кувшин. Ибо кувшин, быть может, означает любовь века сего, то есть страстное желание, которым люди себе из мрачной глубины, образ которой представляет собой колодец, то есть из земно­го образа жизни, черпают наслаждение и, овладев им, снова воспламеняются желанием этого, как и сказал [Господь]: «Вся­кий, пьющий воду эту, будет жаждать снова». А нужно, чтобы верующий во Христа отказался от этого века и, оставив кув­шин, показал, что он оставил страстное желание века сего, не только сердцем веруя к праведности, но намереваясь и устами исповедовать и проповедовать ко спасению (Ср. Рим.10: 10) то, во что уве­ровал.

Вопрос 65. О воскрешении Лазаря (Ср. Ин.11: 1-45)

Хотя в соответствии с евангельской историей мы с полной верой признаем воскрешение Лазаря, однако я не сомнева­юсь, что оно нечто обозначает и в аллегории; ибо [даже] если реальные обстоятельства истолковываются аллегорически, то деяния не лишаются достоверности, как например, ког­да Павел предложил аллегорию относительно двух сыновей Авраама, обозначающих два Завета (Ср. Гал.4: 22-24). Разве вследствие этого или Авраама не было, или этих сыновей он не имел? Итак, мы можем принять и аллегорически, что Лазарь во гробе — это душа, окутанная земными грехами, то есть весь человеческий род; в другом месте Господь обозначает [эту душу] потерян­ной овцой и говорит, что ради ее освобождения Он покидает в горах остальные девяносто девять (Ср. Лк 15: 4). А то, что Он вопро­шает, говоря: «Где его положили?» — это, как я полагаю, обоз­начает наше призвание, которое совершается втайне, ибо предопределение нашего призвания сокрыто. Знаком этой тайны является вопрос Господа, как будто бы Он не знает, тогда как [в действительности] мы сами не знаем; как гово­рит апостол: «Чтобы я познал, подобно как я познан» (Ср. 1 Кор.13: 12). Также и то, что Он не знает грешников, Господь показывает в другом месте, говоря: «Не знаю вас» (Мф.25: 12), что и обозначал погребенный Лазарь, поскольку в учении и заповедях [Господа] нет гре­хов. Этому вопросу подобен другой в Бытии: «Адам, где ты?» (Быт 3: 9) — поскольку тот согрешил и скрылся от лица Божия. И это сокрытие здесь обозначает гроб, так что умирающий уподоб­лен согрешающему, погребенный — скрывающемуся от лица Божия. А то, что Он сказал: «Отнимите камень» (Ин 11: 39), — это, как я полагаю, обозначает тех, кто, придя в Церковь из язычников, пожелал возложить на себя бремя обрезания, и против них многообразно писал апостол; или же тех, кто в Церкви живет превратно и является соблазном для желающих уверовать. «Марфа говорит Ему: Господи, уже четыре дня, [как он во гро­бе], и смердит» (Ср. Ин 11: 39). Последний из четырех элементов — земля, а потому означает это тлен земных грехов, то есть плотских желаний. «Ибо земля ты», — сказал Господь Адаму, когда тот согрешил, — «ив землю возвратишься» (Быт 3: 19). И когда камень был отнят, [Лазарь] вышел из гроба со связанными руками и но­гами, и лицо его было покрыто платком. То, что вышел он из гроба, обозначает душу, удалившуюся от плотских пороков, а то, что был обмотан тканями, значит, что даже уходя от плот­ского и разумом служа закону Божию, мы все еще заключе­ны в теле и не можем стать чуждыми тяготам плоти, по слову апостола: «Умом служу я закону Божию, а плотию — закону гре­ха» (Рим 7: 25). И то, что лицо его было покрыто платком, показывает, что в этой жизни мы не можем иметь полного познания, как говорит апостол: «Теперь мы видим как бы при помощи зеркала и в загадке, тогда же лицом к лицу» (1Кор.13: 12). Сказанное же Иисусом: «Развяжите его, пусть идет» (Ин.11: 44), означает, что после этой жизни будут удалены покровы, чтобы мы видели лицом к лицу. А сколь велико различие между Человеком, Которого воспри­няла Премудрость Божия и посредством Которого мы были освобождены, и прочими людьми, уразумевается из того, что Лазарь не вышел бы из гроба, если бы не был развязан, то есть даже возрожденная душа, до тех пор пока гадательно видит сквозь стекло, может быть освобождена от всякого греха и невежества только лишь через разлучение с телом. А пелены и плат Господа, Который не совершил греха и знал все, были найдены во гробе (Ср. Ин.20: 7). Сам же Он, единственный во плоти, не только гробом не был удержан, так как в нем не обреталось никакого греха (Ср. Ис.53: 9), но и пеленами не был связан, чтобы ничто Его не скрывало и не затрудняло Ему путь.

Вопрос 66. О том, что написано: Разве вы не знаете, братия (ибо говорю знающим закон), что закон имеет власть над человеком, пока он жив? вплоть до того места, где написано: Оживит и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас (Рим 7: 1-8: 11)

1. Апостол в этом сравнении, говоря о муже и жене, по­скольку жена связана с мужем посредством закона, предла­гает для рассмотрения некие три вещи: жену, мужа и закон; жену, как бы подчиненную мужу узами закона, и от этих уз она освобождается со смертью мужа, так что становится же­ной тому, кому пожелает. И говорит он так: «Ведь жена привя­зана законом супружества к живому мужу, а если умрет муж ее, она освобождается от закона мужа. Поэтому, если при жи­вом муже выйдет за другого, то называется прелюбодейцей, если же умрет муж ее, она свободна от закона, и не будет пре-любодейцею, если выйдет за другого» (Ср. Рим 7: 2-3). Вплоть до этого [мес­та] все еще сравнение. Затем начинает он говорить то, ради объяснения и доказательства чего приводит это сравнение. И здесь равным образом следует обратить внимание на три вещи: человека, грех, закон. Ибо [апостол] говорит, что чело­век до тех пор под законом, пока живет для греха; точно так же, как до тех пор жена находится под законом мужа, пока жив муж. Здесь должно разуметь тот грех, который приходит через закон. Этот грех он называет чрезмерным, поскольку, после того как стало ясно, что это грех, он еще усугубляется присоединяющимся преступлением, «ибо где нет закона, нет и преступления» (Рим 4: 15). И это означает то, что он говорит: «Так что посредством заповеди грех или грешник становятся чрезмер­ными» (Рим.7: 13). Потому и утверждает, что закон, хотя бы и удерживал от греха, не для того дан, чтобы от греха освобождать, но что­бы указывать на грех; а служащая [греху] душа, чтобы осво­бодиться от него, должна обратиться к благодати Избавителя. «Ибо познание греха [происходит] через закон» (Рим.3: 20). И в другом месте говорит: «Но грех, чтобы явиться как грех, посредством доброго причинил мне смерть» (Рим.7: 13). Итак, где нет благодати Изба­вителя, там запрещение грехов усиливает желание грешить. Это, однако, полезно для того, чтобы душа осознала, что ее самой недостаточно для избавления себя от рабства греху, и, смиряясь таким образом и подавив всякую гордость, под­чинилась бы своему Избавителю; и человек искренне сказал бы: «К Тебе прилепилась душа моя» (Пс.62: 9), то есть будучи [уже] не под законом греха, но в законе праведности. А законом гре­ха называется он не потому, что сам закон есть грех, но пос­кольку возлагается на грешников, ведь [именуется он] даже и законом смерти, «так как возмездие за грех — смерть» (Рим 6: 23); «жало же смерти — грех, а сила греха — закон» (1Кор.15: 56). Ибо, греша, мы клонимся к смерти. А грешим сильнее мы тогда, когда закон запрещает, чем когда мы не сдерживаемы никаким законом. Когда же является благодать, мы уже без всякой тягости и весьма охотно исполняем то самое, что закон предписывал обременительно. Итак, закон греха и смерти, то есть возло­женный на грешащих и умирающих, предписывает, чтобы мы вовсе не желали страстно, и тем не менее мы желаем страстно. Закон же духа жизни, относящийся к благодати и освобождающий от закона греха и смерти, делает так, что мы не желаем страстно и исполняем повеления зако­на уже не как рабы закона вследствие страха, но как друзья по любви и рабы праведности, которая этот закон и объявила. А праведности подобает служить не рабски, но свободно, то есть скорее из любви, чем из страха. И потому весьма верно сказано: «Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем» (Рим.3: 31). Ибо вера исполняет то, что повелевает закон. А значит, закон утверждается через веру. И если нет этой веры, то повелевает один лишь закон и делает виновными не исполняющих приказаний, чтобы их, стенающих и не могу­щих исполнить того, что было приказано, обратить наконец к благодати Избавителя.

2. Итак, когда мы видим в этом сравнении некие три вещи: жену, мужа и закон, и, с другой стороны, в том, ради чего упот­реблено сравнение, также три: душу, грех и закон греха; то раз­ница [при этом] лишь в том, что в том подобии муж умирает, чтобы жена вышла замуж за кого желает и была освобождена от закона мужа; а здесь сама душа умирает для греха, чтобы обручиться Христу. А когда умирает для греха, умирает также и для закона греха. «Итак, — говорит апостол, — братия мои, и вы умерли для закона Телом Христовым, чтобы принадле­жать другому, Воскресшему из мертвых, чтобы приносили мы плод Богу. Ибо, когда мы были во плоти», — то есть когда нам мешали плотские желания, — «тогда страсти греховные, [об­наруживаемые] законом, действовали в членах наших, чтобы приносить плод смерти» (Ср. Рим.7: 4-5). Возросшее вожделение, возбраня­емое законом, при отсутствии веры и добавившейся к куче грехов вине в преступлении, поскольку «где нет закона, нет и преступления» (Рим 4: 15), — это называет он страстями, обнаружива­емыми законом, действующими в членах наших, чтобы при­носить плод смерти. Под [начальством] этих страстей как под властвующим мужем находится душа, пока благодаря вере не приблизится благодать. Потому умирает для этих страстей тот, кто уже служит умом закону Божию, хотя до тех пор, пока плотью служит он закону греха, сами страсти еще не умерли. Итак, пока не будет целиком умерщвлено то, что укрепилось в дурном обычае, и у того, кто под благодатью, остается все еще нечто [грешное], что [однако] не побеждает его и не де­лает пленником; и потому говорится, что тело еще и теперь мертво, [то есть] до тех пор, пока в совершенстве не служит духу. А служить в совершенстве оно будет тогда, когда само это смертное тело будет оживотворено.

3. Из этого мы заключаем, что есть четыре различных со­стояния в одном человеке, и, когда они постепенно пройдены, он будет пребывать в вечной жизни. Ибо поскольку надле­жало быть справедливым и тому, чтобы после того, как наша природа согрешила, мы рождались душевными и плотскими, раз упущено духовное блаженство, обозначаемое именем рая; то первое действование — до закона, второе — под зако­ном, третье — под благодатью, четвертое — в мире. Действование до закона — когда мы не знаем греха и следуем плотским вожделениям. Действование под законом — когда мы уже удерживаемы от греха, однако совершаем его по при­вычке к пороку, так как нам еще не содействует вера. Третье действование — когда мы уже целиком верим нашему Изба­вителю, и не нашим заслугам приписываем нечто, но, любя Его милосердие, уже не бываем побеждаемы наслаждением дурным обычаем, когда он силится ввести нас в грех, однако все еще претерпеваем его совращающее воздействие, хотя и не преданы ему. Четвертое действование — когда в человеке нет вообще ничего противящегося духу, но все соединенное и связанное в согласии друг с другом хранит в прочном мире некое единство; и это произойдет, когда смертное тело будет оживотворено, когда это тленное облечется в нетление и это смертное облечется в бессмертие (Ср. 1Кор 15: 54-55).

4. Для того, чтобы показать первое действие, подходят, между прочим, следующие свидетельства: «Через одного чело­века грех вошел в этот мир, и посредством греха — смерть; и таким образом она перешла во всех людей, [поскольку] в нем все согрешили. Ибо и до закона был грех в мире. Но грех не вменялся, когда не было закона» (Ср. Рим.5: 12-13). И еще: «Ибо без закона грех мертв, а я жил некогда без закона» (Рим 7: 8-9). Ибо то, что здесь апостол говорит: «мертв», это то же, что он выше назвал: не вменялся, то есть был сокрыт. И это он объясняет далее, когда говорит: «Но грех, чтобы явиться как грех, посредством доброго при­чинил мне смерть» (Рим 7: 13), то есть посредством закона, так как «за­кон добр, если кто законно употребляет его» (Ср. 1Тим.1: 8). Итак, из того, что здесь апостол говорит: чтобы явиться как грех, ясно, что раньше он говорил: «мертв и не вменяется» в том смысле, что грех не делается явным, пока не будет обнаружен запрещаю­щим законом.

5. Ко второму действию подходит следующее свидетель­ство: «Закон же пришел после, и таким образом умножилось преступление» (Рим 5: 20), ведь появилось и преступление, которого не было; и другое [свидетельство], уже упоминавшееся: «Ибо, когда мы были во плоти, тогда страсти греховные, [обнару­живаемые] законом, действовали в членах наших, чтобы при­носить плод смерти» (Рим 7: 5); и это: «Что же скажем? Неужели закон есть грех? Да не будет! Но я узнал грех не иначе, как посредс­твом закона; ибо я не понимал бы пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай. Так что, получив повод, грех посредс­твом заповеди произвел во мне всякое пожелание» (Ср. Рим 7: 7-8); и немного ниже: «Когда пришла заповедь, грех ожил. А я умер, и заповедь, бывшая в жизнь, оказалась мне в смерть. Ибо грех, взяв повод от заповеди, обманул меня и умертвил ею» (Ср. Рим 7: 9-11). Итак, то, что он говорит: «Я умер», — хочет, чтобы понимали так: я узнал, что я умер; так как тот, кто благодаря закону видит, чего делать не должно, и однако делает это, согрешает также и преступ­лением [закона]. А то, что он говорит: «Грех, взяв повод от за­поведи, обманул меня», [говорит так] или поскольку увещание удовольствия ко греху сильнее, когда присутствует запреще­ние; или же поскольку, если человек и сделает нечто соглас­но велению закона, однако так как [у него] все еще нет веры, которая [заключена] в благодати, то хочется ему приписать это себе, а не Богу, и, гордясь, он грешит еще больше. Итак, апостол продолжает и говорит: «Поэтому закон свят, и запо­ведь свята, и праведна, и добра. Итак, неужели доброе сдела­лось для меня смертью? Да не будет. Но грех, чтобы явиться как грех, посредством доброго причинил мне смерть, так что из-за заповеди грех или грешник становятся чрезмерными. Ибо мы знаем, что закон духовный, а я плотский» (Ср. Рим 7: 12-14), то есть я согласен с плотью и не освобожден еще духовной благода­тью; «проданный греху», то есть грешащий ради награды [в виде] временных наслаждений. «Ведь не знаю я, что делаю» (Ср. Рим 7: 15), то есть признаю, что моих деяний нет в заповедях Истины, где пребывает истинное знание. Согласно с этим выражением и Господь говорит грешникам: «Не знаю вас». Ибо нет ничего сокрытого от Него, но поскольку грехи не обнаруживаются в правилах заповедей, хранимых Истиной, то сама Истина говорит грешникам: «Не знаю вас». И подобно тому, как тьма познается, когда не видят глаза, грехи познаются, когда не ве­дает ум. Исходя из этого, как я полагаю, сказано в Псалмах: «Кто усмотрит преступления?» (Пс.18: 13) «Потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр. Потому уже не я делаю это, но обитающий во мне грех. Ибо знаю, что не обитает во мне, то есть в плоти моей, доброе. Потому что желание свойственно мне, а совершения добра не нахожу. Ибо делаю не то доброе, которое хочу, но совершаю то злое, ко­торого не хочу. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю это, но обитающий во мне грех. Итак, я нахожу что закон благо для меня, желающего исполнять [его], однако мне свой­ственно злое. Ибо я нахожу удовольствие в законе Божием по внутреннему человеку; но вижу в членах моих другой закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греха, пребывающего в членах моих» (Ср. Рим 7: 15-23). Это все слова человека, находящегося под законом, а не под бла­годатью; и он, даже если не желает грешить, бывает побеж­ден грехом. Ведь возобладали над нами плотское устроение и естественные узы смертности, поскольку все мы произошли от Адама. Итак, тот, кто находится в подобном положении, умоляет о помощи и знает, что его [вина] то, что он пал, но не его [заслуга] то, что он встает. Ибо, уже будучи избавлен, зная благодать Избавителя, он говорит себе: «Бедный я человек! Кто избавит меня от тела этой смерти? Благодарение Богу через Иисуса Христа, Господа Нашего» (Ср. Рим 7: 24-25).

6. И теперь уже начинают произноситься слова человека, находящегося под благодатью, в действии, которое мы указали третьим, где наличествует противоборствующая смертность плоти, однако она не в силах победить [человека] или увлечь [его] в согласие с грехом. Ибо апостол говорит так: «Значит, тот лее самый я умом моим служу закону Божию, а плотью — закону греха. А потому нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе. Ибо закон духа жизни во Христе Иисусе ос­вободил меня от закона греха и смерти». Ведь невозможно было это для закона, поскольку он обессиливался плотью (Ср. Рим.7: 25; 8: 1-4), то есть посредством плотских желаний. Ибо потому не исполнялся закон, что не было еще любви к праведности, а эта [любовь] удерживает ум посредством внутреннего наслаждения, чтобы не был он влеком ко греху наслаждением временными вещами. Итак, закон обессиливался плотью, то есть не делал правед­ными преданных плоти, но «Бог послал Сына Своего в подобии плоти греха». Ибо [Его] плоть не была плотью греха, так как не от плотского наслаждения родилась, однако было присуще ей подобие плоти греха, поскольку она была смертной плотью. А смерть Адам навлек на себя не иначе, как грехом. Но что сде­лал Господь? «Из греха осудил грех во плоти», то есть в силу того, что принял плоть грешного человека и наставил [нас], как нам жить, осудил грех в самой плоти, чтобы дух, пламенеющий лю­бовью к вечному, не вовлекался как пленник в союз с похотью. «Чтобы праведность закона, — говорит апостол, — исполнилась в нас, ходящих не по плоти, но по духу». Итак, заповеди закона, которые не могли быть исполнены посредством страха, испол­нены по любви. «Ибо живущие по плоти о плотском помышля­ют», — то есть жаждут плотских благ вместо благ высших, — «а живущие по духу о духовном. Помышление плоти — смерть, а помышление духа — жизнь и мир, поскольку помышление плоти — вражда против Бога» (Ср. Рим 8: 5-7). Апостол сам показывает, что означа­ет вражда, чтобы кто не подумал, что от противного происхо­дит другое начало, потому он добавляет и говорит: «Ведь закону Божию не покоряется, ибо и не может». Поэтому поступать про­тив закона и означает быть во вражде против Бога, не потому, что нечто может повредить Богу, но [поскольку] себе вредит всякий, кто противится воле Божией; ибо это то же, что идти против рожна, как было сказано свыше апостолу Павлу, когда он еще преследовал Церковь (Ср. Деян.9: 5). Сказано же [у апостола] таким образом: «Ведь закону Божию не покоряется, ибо и не может», как если бы сказали: снег не согревает, ибо и не может. Ведь до тех пор пока он снег, он не согревает, но может быть растоп­лен и нагрет, чтобы согревать; однако если способен к этому, т уже не снег. Так и помышлением плоти называют, когда душа вместо высших благ страстно желает благ временных, посколь­ку пока душе присуще подобное влечение, она не может быт покорной закону Божию, то есть не может исполнять того, ч предписывает закон. Но если она начнет желать духовных благ и пренебрегать временными, то не противится духу, и помыш­ление плоти исчезает. Ибо та же самая душа, если стремится к низшему, называется имеющей помышление плоти, если к высшему — помышление духа; ведь помышление плоти — это не сущность, в которую душа облекается или которую сбрасы­вает, но есть состояние самой души, и оно вовсе перестает су­ществовать, если та целиком обращает себя к высшему. «Те же, кто во плоти, — говорит апостол, — Богу угодить не могут» (Ср. Рим 8: 8), то есть те, кто довольствуется плотскими наслаждениями. И чтобы никто не подумал, что это сказано о тех, кто пока еще не удалился из этой жизни, он весьма кстати добавляет: «Вы же не во плоти, но в духе» (Ср. Рим 8: 9). Во всяком случае говорит он это тем, кто пока еще находится в этой жизни; и они пребывали в духе, пос­кольку в вере, надежде и любви довольствовались желаниями духовных вещей. «Если только, — говорит, — Дух Божий живет в вас. Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его. А если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности» (Ср. Рим 8: 9-10). Называет тело мертвым до тех пор, пока оно таково, что недостаток телесных вещей отягощает душу и не­которыми движениями, происходящими из этого недостатка, побуждает к исканию земного. Однако, хотя они и возникают, ум не соглашается делать недозволенное, ибо он служит уже закону Божию и находится под благодатью. Относится сюда и то, что сказано выше: «Умом служу я закону Божию, а плотию за­кону греха» (Рим 7: 25). Так что здесь изображается живущим под благо­датью человек, не имеющий еще совершенного мира, который наступит, когда тело воскреснет и изменится.

7. Поэтому осталось ему сказать и о самом мире (расе) вос­кресения тела, и это — четвертое действие, если только мож­но назвать действием то, что есть высший покой. Ибо продол­жает и говорит: «Если же Дух Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса, живет в вас, то Воскресивший Иисуса Христа из мер­твых оживит и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас» (Ср. Рим 8: 11). Здесь присутствует и очевиднейшее свидетельство о воскресении тела; и вполне ясно, что, пока мы пребываем в этой жизни, всегда в избытке наличествуют тяготы от смерт­ной плоти и некие возбуждения плотских наслаждений. Ибо хотя бы не уступал тот, кто, находясь под благодатью, умом служит закону Божию, однако плотью он служит закону гре­ха. А когда человек завершит это восхождение, ни в какой сущности не обнаружится зла. И закон не зол, поскольку он показывает человеку, в каких узах грехов тот заключен, что­бы, с верою призвав помощь Избавителя, он удостоился быть освобожденным, восставленным и крепко утвержденным. Итак, в первом действии, которое до закона, нет никакой борьбы с похотями века сего; во втором, которое под зако­ном, мы боремся, но бываем побеждены, в третьем — борем­ся и побеждаем, в четвертом — не боремся, но покоимся в совершенном и вечном мире. Ибо подчиняется нам то, что ниже нас; а [прежде] не подчинялось потому, что мы ос­тавили превосходящего нас Бога.

Вопрос 67. О том, что написано: «Ибо я полагаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас», вплоть до сказанного: «Ибо мы спасены в надежде» (Ср. Рим 8: 18-24)

1. Этот отрывок является темным, так как здесь не совсем ясно, что апостол в данном случае называет тварью. А тва­рью называют, в соответствии с кафолическим учением, все, что сотворил и устроил Бог Отец через Единородного Сына в единстве Святого Духа. Значит, не одно тело, но и душа наша, и дух объемлются именем твари. А сказано [здесь] так: «Сама тварь будет освобождена от рабства тлению в свободу славы сынов Божиих» (Рим 8: 21), как будто бы мы не тварь, но сыны Божий, в свободу славы которых будет освобождена от рабства тварь. Говорит также: «Ибо мы знаем, что всякая тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами» (Рим 8: 22-23), словно мы — это одно, а тварь — другое. Итак, следует рас­смотреть весь этот отрывок по частям.

2. «Ибо я полагаю, — говорит апостол, — что нынешние вре­менные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас» (Рим 8: 18). Это ясно, ведь он сказал выше: «А если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете» (Рим 8: 13), что не может совершаться без страдания, которое необходи­мо терпеть. Сюда относится и то, что сказал он немного рань­ше: «Если только сострадаем, чтобы и спрославиться» (Ср. Рим 8: 17). Итак, сказанное им: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сы­нов Божиих» (Рим 8: 19), я полагаю, сказано в этом смысле. Ибо как раз то, что в нас страдает, когда мы умерщвляем дела плоти, то есть когда алчем и жаждем из воздержания, когда обуздываем удовольствие совокупления чистотою, когда выносим терза­ния несправедливостей и жала поруганий при помощи терпе­ния, когда, презрев или отбросив наши желания, мы трудим­ся ради плода Матери Церкви; итак, все, что бы ни страдало в нас при таковом или подобного рода сокрушении, являет­ся тварью. Ибо страдает тело и душа, которая, несомненно, тварь; и ожидает оно откровения сынов Божиих, то есть ожи­дает, когда явится таким, каким призвано быть, в той славе, к которой призвано. Ведь поскольку Единородный Сын Божий не может называться тварью, ибо через Него создано все, что сотворил Бог, то мы, с одной стороны, называемся тварью до этого явления славы, и, с другой, называемся сынами Божии­ми, хотя и удостаиваемся этого в силу усыновления, тогда как Он — Единородный Сын по природе. Поэтому «с надеждою тварь», то есть мы с нашей надеждою, «ожидает откровения сынов Божиих», то есть мы ожидаем, когда откроется то, что обещано, когда станет явным то самое, на что мы ныне наде­емся. Ибо «мы теперь сыны Божий, но еще не открылось, чем будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1Ин 3: 2). Это и есть от­кровение сынов Божиих, которого ныне ожидает с надеждою тварь. И это не значит, что тварь ожидает откровения иной природы, которая не есть тварь, но, будучи таковой, какая есть ныне, ожидает, когда станет такой, какой ей предстоит стать; как если бы сказали: «Когда художник работает, он, по­добрав себе краски и приготовив их для своего труда, с на­деждой ожидает появления изображения из красок, не пото­му, что тогда были они другими, или не были красками, но лишь поскольку они имели другое достоинство».

3. «Ибо тварь, — говорит апостол, — покорилась суете» (Рим 8: 20); что значит: «Суета сует — все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем» (Еккл.1: 2-3). Ему было сказано: «В поте лица своего будешь есть хлеб» (Быт 3: 19). Поэтому «тварь покорилась суете не добровольно». Хорошо добавлено: «не добровольно». Ибо человек согрешил добровольно, но не добровольно осужден. Итак, грех был добровольным — пос­тупать против предписания истины, наказание же за грех — быть подверженным заблуждению. Поэтому не добровольно тварь покорилась суете, но «из-за Того, Кто покорил ее в на­дежде», то есть благодаря справедливости и милости Того, Кто и греха не оставил ненаказанным, и не захотел, чтобы греша­щий оставался неизлечимым.

4. «Поскольку и сама тварь» (Рим 8: 21) — то есть сам человек, а имен­но когда он, по причине греха потеряв отличительный знак образа, остался исключительно тварью, — итак, «и сама тварь», то есть то, что не именуется еще совершенным видом сынов, но называется лишь тварью, «будет освобождена от рабства тлению». Итак, когда говорит: «и сама будет освобож­дена», вынуждает понимать «и сама» как «мы», то есть не должно отчаиваться и в отношении тех, кто не называются еще сына­ми Божиими, поскольку еще не уверовали, но лишь тварью, ибо и они уверуют и будут освобождены от рабства тлению, подобно нам, являющимся уже сынами Божиими, хотя нам еще и не открылось, чем будем. Итак, будут освобождены от рабства тления «в свободу славы сынов Божиих», то есть станут и они из рабов свободными и из мертвых прославленными в совершенной жизни, которой будут владеть сыны Божий.

5. «Ибо мы знаем, что всякая тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим.8: 22). «Вся тварь» относится к человеку не пото­му, что в нем пребывают все ангелы и великие силы и влас­ти или небо, земля и море и все, что в них есть, но потому, что любая тварь является или духовной, или душевной, или телесной. Если мы рассмотрим это, [начав] от более низких [тварей], [то] телесная тварь простирается в пространстве, душевная оживотворяет телесную, а духовная правит душев­ной, и в том случае хорошо правит, когда сама подчиняет себя для управления Богу; когда же [люди] преступают Его запо­веди, [духовная тварь] бывает объята тяготами и мучениями из-за того самого, чем могла бы править. Итак, тот, кто живет в согласии с телом, называется плотским или душевным чело­веком: плотским, так как стремится к плотскому, а душевным, поскольку бывает ведом беспечной распущенностью своей души, ведь дух не правит ею и не удерживает в пределах ес­тественного порядка, так как и сам не предает себя Богу для управления. Тот же, кто при помощи духа управляет душою, и посредством души правит телом (а делать этого не может, если в свою очередь не имеет Бога правителем, ибо как глава жене — муж, так глава мужу — Христос (Ср. 1Кор.11: 3)), называется ду­ховным. И подобную жизнь ныне ведем мы с неким страда­нием, после же ничего подобного претерпевать не будем. А поскольку высшие ангелы живут духовно, а низшие — душев­но, животные же и всякий скот — плотски, а тело не живет, но оживотворяется, то всякая тварь присутствует в человеке; ибо он и мыслит духом, и чувствует душою, и перемещает­ся в пространстве телом. Итак, «всякая тварь, — в челове­ке, — стенает и мучится». Ведь он не сказал: «вся», но «всякая»; как если бы сказал кто: «Всякие люди, которые способны [видеть], видят солнце, но не все в совокупности видят, поскольку видят лишь глазами». Так и в человеке пребывает всякая тварь, поскольку он и мыслит, и живет, и имеет тело, но не вся в совокупности тварь заключе­на в нем, ведь существуют кроме него и ангелы, которые мыс­лят, живут и есть, и животные, которые живут и есть, и тела, которые только лишь есть; причем само по себе жить больше, чем не жить, и само по себе мыслить больше, чем жить без мышления. Поэтому раз несчастный человек стенает и му­чится, то и всякая тварь стенает и мучится доныне. А «доныне» справедливо сказал, поскольку, даже если некоторые уже на­ходятся на лоне Авраамовом (Ср. Лк.16: 23), и разбойник, водворившись с Господом в раю (Ср. Лк 23: 43), перестал мучиться в тот самый день, ког­да уверовал, однако доныне всякая тварь стенает и мучится, поскольку в тех, кто еще не освобожден, заключена вся она вследствие духа, души и тела.

6. «И не только, — говорит апостол, — всякая тварь стена­ет и мучится, но и мы сами», то есть не только тело, душа и дух по причине тягостей тела совместно страдают в человеке, но и мы сами, не принимая во внимание тел, «в самих себе стенаем, имеющие начатки духа». И хорошо сказал: «Имеющие начатки духа», то есть те, чей дух уже как бы принесен в жертву Богу и охвачен Божественным огнем любви. Это — начатки челове­ка, так как истина прежде всего занимает наш дух, чтобы при помощи него было охвачено и все прочее. Итак, уже имеет принесенные Богу начатки тот, кто говорит: «Умом служу я за­кону Божию, а плотию закону греха (Рим 7: 25); также и тот, кто гово­рит: «Бог, которому я служу в духе моем» (Ср. Рим 1: 9); и тот, о ком сказано: «Дух бодр, плоть же немощна» (Мф.26: 41). Но поскольку все еще говорит [такой человек]: «Бедный я человек! Кто избавит меня от тела этой смерти?» (Ср. Рим.7: 24); и [по отношению к] подобным говорится еще: «Оживит и ваши смертные тела ради Духа, пребывающе­го в вас» (Ср. Рим 8: 11), то не является пока что он жертвой всесожжения, но станет [ей], когда «смерть будет поглощена победой», когда ей будет сказано: «Где, смерть, твое усилие? Где, смерть, твое жало?» (Ср. 1Кор.15: 54-55) Поэтому ныне, говорит он, «не только всякая тварь», то [мы] есть совокупно с телом, «но и мы сами, имея начат­ки духа», то есть мы как души, уже принесшие начатки нашего ума Богу, «в самих себе стенаем», то есть помимо тела, «ожидая усыновления, искупления тела нашего» (Рим 8: 23), что значит [ожидая], чтобы и само тело, получив дар усыновления, к которому мы призваны, явило, по прошествии всех тягостей, что все мы це­ликом, освобожденные, во всех отношениях — сыны Божий «Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда» (Рим 8: 24). Поэтому тогда станет действительностью то, что ныне является надеждой, «когда откроется, чем будем, то есть будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 ИнЗ: 2).

7. Если этот отрывок изъяснять таким образом, как это было изложено, то не мы впадем в те трудности, по причи­не которых многие вынуждены утверждать, что все ангелы и вышние силы пребывают в скорби и стенаниях до тех пор, пока мы не будем всецело освобождены, ведь сказано: «Всякая тварь совокупно стенает и мучится» (Рим 8: 22). Ибо хотя те и помо­гают нам сообразно своему вышнему положению, исполняя повеления Бога, благоволившего ради нас послать даже един­ственного Сына Своего, однако должно верить, что соверша­ют они это без стенания и мучений, чтобы не счесть их не­счастными; блажен также и из нашего числа тот Лазарь, кото­рый уже упокоен на лоне Авраама. Тем более апостол говорит, что та тварь, которая стенает и мучится, покорилась суете, во что не позволительно верить в отношении вышних и превос­ходнейших тварей — сил и властей. Затем, он утверждает, что она должна быть освобождена от рабства тлению, но мы не можем считать, что ему подпали те, кто ведет на небесах бла­женную жизнь. Однако ничего не следует утверждать опро­метчиво, но с благочестивым усердием вновь и вновь должны быть рассматриваемы Божественные слова, ибо, возможно, ту тварь, которая стенает и мучится и покорилась суете, мож­но неким образом понимать по-другому, так что не будет не­благочестивым отнести это и к высшим ангелам, пока они по­могают [нам] в нашей немощи по повелению Господа нашего. Но приводя или то толкование данного отрывка, которое мы изложили, или некое другое, нужно наблюдать лишь за тем, чтобы не исказить кафолическую веру или не повредить ей. Ибо я знаю, что суетные еретики утверждали много неблаго­честивого и неразумного относительно этого отрывка.

Вопрос 68. О том, что написано: «А ты кто, человек, что возражаешь Богу?»

1. Хотя, как кажется, апостол упрекнул любопытных, ска­зав: «А ты кто, человек, что возражаешь Богу?» (Ср. Рим 9: 20), они подни­мают вопрос по поводу самого этого места и не перестают быть любопытными в отношении того высказывания, кото­рым возбраняется само любопытство. И, будучи к тому же еще и нечестивы, прибавляют поношение, говоря, что апос­тол затруднялся в решении вопроса и порицал вопрошаю­щих, поскольку не мог растолковать того, о чем спрашивали. А некоторые еретики, которым не удастся [никого] ввести в заблуждение, если не пообещают они знания, которым [в действительности] не обладают, противясь Закону и Про­рокам, считают ложным и вставленным обманщиками все, что касательно их апостол внушил в своей проповеди, желая также и это [место] считать одним из так называемых «ин­терполированных». Им хотелось бы отрицать, что сам Павел сказал: «А ты кто, человек, что возражаешь Богу», поскольку, если сказано это по отношению к ним, клевещущим, чтобы обмануть людей, то, несомненно, умолкнут и не дерзнут обе­щать никакого знания о воле всемогущего Бога несведущим, [то есть] тем, кого желают обмануть. Однако некоторые, чи­тающие Писания с чистым и благочестивым умом, спрашива­ют, что можно здесь ответить злословящим или клевещущим? Впрочем, мы, будучи спасительно привержены апостольско­му авторитету и нисколько не считая, что подложны те книги, которые хранит кафолическое учение, станем мыслить в со­гласии с истиной: недостойны познания Божественных тайн и неспособны к этому те, от кого они сокрыты. И если они, ворча и досадуя, что не разумеют советов Божиих, начина­ют говорить: «Кого хочет, милует; и кого хочет, ожесточает. Что же еще упрекает? Ибо кто противостанет воле Его?» (Ср. Рим 9: 18-19) итак, если начинают они или порицать подобными словами Писание, или искать укрытия своим грехам, дабы пренеб­речь заповедями, призывающими нас к благой жизни, то да ответим мы [им] весьма решительно: «А ты кто, человек, что возражаешь Богу?» и, остерегаясь их, не станем давать святыни псам, или метать бисера перед свиньями (Ср.Мф7: 6), если сами не яв­ляемся уже псами и свиньями. И, когда Дух Святой открывает нам что-либо касательно заслуг душ, будем, хотя бы отчасти или гадательно, предполагать нечто возвышенное и весьма удаленное от привычных соображений.

2. Ведь апостол здесь не святых удерживает от возраже­ния, а тех, кто еще не укоренены и не утверждены в любви, чтобы быть в состоянии постигнуть со всеми святыми шири­ну, длину, высоту и глубину и все прочее, что изложено в этом же месте (Ср. Еф.3: 18-19). Ибо не тех предохраняет он от возражения, о ком говорит: «А духовный судит обо всем, сам же не от кого не су­дится» (Ср. 1Кор 2: 15), и особенно это: «Мы же приняли не духа этого мира, но Духа от Бога, чтобы знать то, что нам дано от Бога» (Ср. 1Кор 2: 12). Итак, кому запрещает он [возражать Богу], если не глиня­ным и земным? Они, еще не возрожденные и не укрепленные внутренне, носят образ того человека, который создан из зем­ли первым, земным (Ср. 1 Кор.15: 47-49). И поскольку человек этот не пожелал повиноваться Тому, Кем он был создан, пал он в то, из чего был сотворен и заслуженно услышал после греха: «Ты — земля, и в землю возвратишься» (Быт 3: 19). Понятно, что именно таковым лю­дям и говорит апостол: «А ты кто, человек, что возражаешь Богу? Разве скажет изделие сделавшему его: Почему ты меня так сделал?» (Рим 9: 20) Итак, пока ты изделие, а не совершенный сын, поскольку не имеешь еще полноты благодати, предоставляю­щей нам власть стать сынами Божиими (Ср. Ин 1: 12), дабы мог ты услы­шать: «Уже не называю вас рабами, но друзьями» (Ср.Ин 15: 15), — «ты кто, что возражаешь Богу» и желаешь знать замысел Божий? Ведь если бы ты захотел знать [замысел] подобного тебе человека, то поступил бы бесстыдно, если бы не стал сперва другом ему. Поэтому как мы носили образ земного [человека], так станем носить и образ небесного, совлекаясь ветхого человека и об­лекаясь в нового (Ср. Кол 3: 9-10), чтобы не было сказано нам, как глиняно­му изделию: «Разве скажет изделие сделавшему его: Почему ты так меня сделал?».

3. И, чтобы было ясно, что это говорится не освященному духу, а плотской глине, смотри, что следует: «Разве не властен горшечник над глиной, чтобы из одной и той же смеси сде­лать один сосуд для почести, а другой для поругания?» (Ср. Рим 9: 21) Итак, с тех пор как в раю наша природа согрешила, Промыслом Божиим мы образуемся вследствие смертного рождения не по небу, но по земле, то есть не по духу, но по плоти. Все мы сделались одной массой глины, то есть массой греха. И потому, после того как мы лишились заслуги по причине греха, когда удалилось милосердие Божие, греша, мы не подлежим ниче­му иному, кроме вечного осуждения. Так чего же хочет человек из этой массы, возражая Богу и говоря: «Почему ты так меня сделал?» Если ты желаешь познать это, не будь глиной, но стань сыном Божиим по Его милосердию, ибо Он дает «власть быть сынами Божиими» верующим во имя Его (Ср.Ин.1: 12), а не тем, кто, как бы тебе хотелось, прежде чем уверуют, желают знать Божественное. Ведь награда познания дается за заслуги, а заслуга приобретается верою. Сама же благодать, дарованная по вере, дана без каких-либо предшествующих заслуг с нашей стороны. Ибо что за заслуга у грешника и нечестивого? А Христос умер ради грешников и нечести­вых (Ср. Рим 5: 6), чтобы мы были призваны к вере не заслугой, но бла­годатью, а веруя, присовокупили бы и заслугу. Итак, веровать повелевается грешникам, дабы посредством веры очистились они от греха. Ибо не знают они, что увидят, если станут жить праведно. Поэтому раз не могут они увидеть [этого], если не станут жить праведно, и бессильны жить праведно, если не уверуют, то ясно, что начинать должно с веры, чтобы запо­веди, отвращающие верующих от этого века, сделали серд­це чистым, то есть [таким], в каком может быть созерцаем Бог. Ведь «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5: 8); и у пророка поется: «В простоте сердца ищите Его» (Прем.1: 1). Поэтому справедливо сказано людям, пребывающим в ветхой жизни и потому имеющим в себе темное око души: «А ты кто, человек, что возражаешь Богу. Разве скажет изделие сделавшему его: Почему ты так меня сделал? Разве не властен горшечник над глиной, чтобы из одной и той же смеси сделать один сосуд для почести, а другой для поругания? Очисти старую закваску, чтобы ты стал новым тестом» (Ср. 1Кор 5: 7), и в нем самом уже не мла­денцем во Христе, чтобы нужно было питать тебя молоком (Ср. 1Кор.3: 2), но достигни мужа совершенного, чтобы был ты среди тех, о ком сказано: «Мудрость же мы проповедуем между совершен­ными» (1Кор 2: 6). Лишь тогда ты верно и не превратно услышишь, есть ли у всемогущего Бога нечто сокрытое, касающееся сокровен­нейших заслуг душ, благодати и праведности.

4. Ведь легко ответить в отношении фараона, что из-за предыдущих наказаний, которыми поражал он иноземцев в своем царстве, по достоинству было ожесточено его сердце, так что он не поверил даже и очевиднейшим знамениям пове­левающего Бога. Ибо из одной и той же массы, то есть [массы] грешников, и сосуды милосердия произвел [Бог], помогая им, когда умоляли его сыны Израилевы; и сосуды гнева, то есть фараона и народ его; и карой вторых научил первых. Ибо хотя и те, и другие были грешниками и в силу этого относились к одной и той же массе, однако иначе следует рассматривать тех, кто горько плакал перед единым Богом, чтобы Он помог им, и иначе — тех, из-за тяжелого бремени которых стенали первые. Итак, «со многим терпением щадил сосуды гнева, гото­вые к погибели» (Ср. Рим 9: 22). И тем самым, то что говорит [апостол]: «со многим терпением», достаточно показывает их прежние грехи, в которых Он щадил их, чтобы уместно покарать тогда, ког­да эта кара явится одновременно и помощью тем, кому пред­стоит освободиться. И «чтобы сделать известным богатс­тво славы Своей в сосудах милосердия, которые приготовил Он к славе» (Ср. Рим 9: 23). Здесь, возможно, смущенный, ты вернешься к прежнему вопросу: Если Он «кого хочет милует и кого хочет ожесточает, то что же еще упрекает? Ибо кто противоста­нет воле Его?» Действительно, Бог «кого хочет милует и кого хочет ожесточает», однако эта воля Божия не может быть несправедливой. Ибо она происходит из сокровеннейших заслуг, поскольку хотя грешники из-за первородного греха образуют одну массу, однако и между ними есть некое различие. Итак, нечто выделяется в [одних] грешниках, в силу чего они, хотя еще и не оправданы, одна­ко делаются достойными оправдания, и, точно так же, выде­ляется [нечто] в других грешниках, в силу чего они достойны наказания. Вот, тот же самый апостол говорит в другом месте: «Поскольку не позаботились иметь Бога в познании, то предал их Бог превратному уму» (Ср. Рим.1: 28). То, что Он предал их превратному уму, означает то же, что и «ожесточил сердце фараона» (Ср. Исх.9: 12); а что они не позаботились иметь Бога в познании, это значит, что те, кто были преданы превратному уму, явились достойными [этого предания].

5. Однако справедливо, что [это зависит] «не от желающего и не от старающегося, но от милующего Бога» (Ср. Рим 9: 16). Ведь даже если кто-либо, имея более легкие грехи, или, хотя и тяжелые и многочисленные, но, по причине многой скорби и печали, че­рез покаяние удостоился милосердия Божия, то это не заслуга его (ведь он погиб бы, если бы был оставлен), но милующе­го Бога, который внял его мольбам и скорби. Итак, мало что значит желать, если не милует Бог; но Бог, призывающий к миру, не милует, если [этому] не предшествовало воли [чело­века], ибо «на земле мир в людях доброй воли» (Лк 2: 14). А поскольку и желать никто не может, не будучи побужден и призван, или внутренним образом, не видимым никому из людей, или же извне, посредством звучащей проповеди или иных видимых знаков, то получается, что и самое желание производит в нас Бог (Ср. Флп.2: 13). Ведь на пир, названный Господом в Евангелии угото­ванным, не все, кто был призван, захотели прийти; однако и те, кто пришли, не могли бы прийти, если бы не были призваны. Итак, и те, кто пришел, не должны приписывать этого себе, ведь они были призваны; и те, кто не захотел прийти, не должны винить других, но только лишь себя, поскольку были призваны прийти добровольно (Ср. Лк 14: 16-24). И ясно, что призвание производит волю до [всякой] заслуги. Поэ­тому хотя бы и приписывал некто себе, что, будучи призван, пришел, того, что он был призван, приписать себе не может. А тот, кто, будучи призван, не пришел, не заслуживал награ­ды — быть призванным, но начинает заслуживать кару, ибо, призванный прийти, пренебрег этим. Таким образом, очевид­ны два этих [свойства]: «Милосердие и правосудие воспою тебе, Господи» (Пс.100: 1). К милосердию относится призвание; к правосу­дию — блаженство тех, кто пришел, будучи призван, и на­казание тех, кто прийти не пожелал. Разве не известно было фараону, какие благие последствия имел для его земли приход Иосифа? (Ср. Быт.41). Итак, знание собственной истории было для него призванием, чтобы, милосердно обращаясь с народом Изра­ильским, он не был неблагодарен. А не пожелав повиноваться этому призванию и преследуя с жестокостью тех, кому обязан был он [явить] человечность и милосердие, заслужил он на­казание, так что ожесточилось сердце его, и объяла его такая слепота разума, что он не поверил весьма многочисленным и великим ясным знамениям Божиим. И этим его наказани­ем — или его ожесточения, или его последнего видимого по­топления — мог быть наставлен народ, оскорбляя который он приготовил [себе] наказание и тайного мучения, и явного потопления (Ср.Исх.5-14).

6. И это призвание, происходящее в подобающее время в отдельных людях или в [целых] народах и самом человеческом роде, обладает высшим и глубоким порядком. Сюда относит­ся также и следующее [свидетельство Писания]: «Я освятил тебя в утробе» (Ср.Иер.1: 5); и: «Когда ты был в чреслах отца твоего, я видел тебя» (Ср. Евр.7: 9-10); и: «Иакова я возлюбил, а Исава возненавидел» (Мал.1: 2-3), — ведь это сказано еще до их рождения. И не способен [никто] уразуметь [это], кроме тех немногих, кто любит Господа Бога своего всем сердцем и всею душою и всем разумением сво­им и любит ближнего, как самого себя (Ср. Мф.22: 37-39). Ведь утвердившиеся в таковой любви способны уже, быть может, вместе со свя­тыми познавать длину, ширину, высоту и глубину (Ср. Еф.3: 18). Однако нужно, весьма твердо веруя в это, придерживаться того, что и Бог ничего не делает несправедливо, и нет никакой приро­ды, чтобы она не была обязана Богу тем, что она есть: ведь от Бога зависит всякое совершенство, красота и соразмерность частей; так что если бы ты стал неотступно преследовать [это] и вплоть до последних остатков удалил бы [это] из природы, то не осталось бы ничего.

Вопрос 69. О том, что написано: «Тогда и Сам Сын покорится Покорившему Ему все» (1 Кор.15: 28)

1. Те, кто утверждают, что Сын не равен Богу Отцу, иногда имеют обыкновение приводить [в свою пользу] то свидетель­ство, где апостол Павел говорит: «Когда же все покорится Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему Ему все, да будет Бог все во всем». Поистине невозможно, чтобы заблуждение, прикрытое христианским именем, возникло у еретиков ина­че, как от непонимания Писаний; ведь они говорят: «Если Он равен, то как покорится?» И это весьма похоже на известный евангельский вопрос: Если Он равен, каким образом Отец — больший? Ведь Сам Господь сказал: «Ибо Отец более Меня» (Ин 14: 28). Правило же кафолической веры состоит в том, чтобы, когда в Писании говорится нечто о Сыне [в том смысле], что Он меньше Отца, понимать это как сказанное в связи с воспри­ятием Им человека; а когда мы видим, что Он именуется рав­ным, считать это сказанным на основании того, что Он — Бог. Поэтому понятно, каким образом сказано: «Отец более Меня, И: Я и Отец одно» (Ин 10: 30), и: Бог был Слово (Ин 1: 1), и: Слово стало пло­тью (Ин 1: 14), и: «Не посчитал хищением быть равным Богу» (Флп.2: 6), и: «Уни­чижил Самого Себя, приняв образ раба» (Флп.2: 7). Но поскольку также многое говорится о Нем сообразно собственному свойству лица, помимо относящегося к восприятию человека; [и го­ворится] таким образом, что надлежит считать Отца не чем иным, как Отцом, и Сына не чем иным, как Сыном, то полага­ют еретики, что на основании мест, говорящих или понима­емых подобным образом, не может Он быть равным [Отцу], Ведь написано: «Все через Него было сотворено» (Ин.1: 3), разумеется, через Сына, то есть через Слово Божие, и Кем, если не От­цом? Ибо нигде не написано, что Сын через Отца произвел некое творение. Также написано, что Сын есть образ Отца (Ср. Кол.1: 15), но нигде не написано, что Отец есть образ Сына; далее, что Тот — родитель, а Этот — рожденный и прочее в том же роде. Все это относится не к неравенству сущности, а к собствен­ным свойствам лиц, в отношении которых говорящие, что Сын не может быть равным [Отцу], должны быть убеждены весом авторитета, поскольку для проникновения в это они обладают [слишком] грубым умом. Ведь если на основании этих [мест] не может быть мыслимо равенство Того, через Кого сотворено все, и Того, Кем сотворено все, Образа и Того, Чей Образ, Рожденного и Родителя, то и апостол никак бы не предложил, заграждая уста упрямым людям, следующего сло­ва, говоря: «Не посчитал хищением быть равным Богу».

2. Итак, поскольку написанное для различения Отца и Сына написано так отчасти вследствие собственных свойств лиц, а отчасти по причине восприятия человека, тогда как Божественной сущности Отца и Сына присущи Божество, единство и равенство, то справедливо спрашивают относи­тельного следующего места, сказал ли это апостол, исходя из восприятия человеческой природы или из собственных свойств лиц: «Тогда и сам Сын покорится Покорившему Ему все». Обычно [слова], расположенные рядом, проясняют изре­чение Св. Писания, поскольку то, что располагается вокруг, разбирает, тщательного исследуя, [все] относящееся к данно­му вопросу. Итак, мы находим, что [апостол] пришел к этому месту, [отталкиваясь] от сказанного выше: Теперь же «Хрис­тос воскрес из мертвых, первенец из умерших» (1Кор.15: 20); ибо ведет он речь о воскресении мертвых. А оно совершилось в Господе сообразно с восприятием человека; впрочем, вполне ясно [апостол] продолжает и говорит: «Ведь через человека смерть, и через человека воскресение мертвых. Ибо как в Адаме все умиряют, так и во Христе все будут оживотворены. И каж­дый в своем порядке: вначале Христос, затем те, кто суть Христовы, в пришествие Его, затем — конец, когда он пре­даст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начало и всякую власть и силу. Ибо надлежит, чтобы Он царствовал, пока не положит всех врагов Своих под ноги Свои. Последний враг истребится — смерть. Ведь все Он покорил под ноги Его. Когда же сказал, что все покорено, ясно, что кроме Покорив­шего Ему все. Когда же все покорится Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему Ему все, да будет Бог все во всем» (Ср. 1Кор.15: 21-28). Итак, ясно, что это сказано сообразно восприятию человечес­кой.

3. Но обычно в отношении этого отрывка, текст которого мы привели целиком, ставят вопрос иначе: во-первых, почему сказано: «Когда предаст Царство Богу и Отцу», как будто ныне Отец не обладает Царством. Затем, почему сказано: «Надле­жит, чтобы Он царствовал, пока не по