Часть первая

Григорий Горин

Дом, который построил Свифт

Театральная фантазия в двух частях

Распределяя работу своего мозга, я счел наиболее правил ным сделать господином вымысел, а методу и рассудку ш ручить обязанности лакеев. Основанием для такого распр деления была одна подмеченная у меня особенность: часто испытываю искушение быть остроумным, когда уя не в силах быть ни благоразумным, ни здравомыслящим...

Джонатан Сви4

Джонатан Свифт.

Доктор Ричард С и м п с о н.

Эстэр Джонсон — сестра милосердия.

Ванесса Ваномри — сестра милосердия.

Патрик — дворецкий.

Судья Бигс.

Губернатор.

Епископ.

Первый лилипут.

Второй лилипут.

Великан Глюм.

Некто.

Лапутянин.

Рыжий констебль.

Черный констебль.

Горожане, актеры, члены опекун

ского совета, музыканты.

1745 год. Дублин.

Пролог

Дублин. Площадь перед собором Святого Патрика. Печальный перезвон колоколов. Не сколько горожан остановились, опустили головы, мужчины сняли шляпы. Из кареты выглянул молодой человек в до­рожном костюме. Это — доктор Симп-сон.

Доктор. Эй, господа, скажите, что случилось? По ком вдруг колокол печально зазвонил? Кто умер?

Первый горожанин. Умер Свифт.

Доктор. Кто?

Второй горожанин. Мистер Свифт. Декан собора Святого Патрика...

Первый горожанин (печально). Заступник наш и добрый покровитель обиженных, убо­гих и несчастных...

Доктор. Как жаль... Когда случилось это?

Первый горожанин. Сегодня, как обычно, в пять часов...

Доктор (вздрогнул). Что значит «как обычно»?

Первый горожанин. Как обычно...

Доктор. Ты думаешь, болван, что говоришь?!

Горожанка.

Ах, сударь, вы издалека, наверное?

Не знаете характера декана.

Он — очень пунктуальный человек,

Во всем порядок любит, аккуратность,

И если переходит в мир иной,

То ровно в пять, хоть проверяй часы...

Доктор. Так жив он?

Первый горожанин. Кто?

Доктор. Декан!

Второй горожанин. Как жив, когда вам го­ворят, что умер.

Горожанка.

Уж и в газетах было извещенье, И колокол собора затрезвонил...

Первый горожанин. Да вот он сам идет.

Доктор. Кто?!

Первый горожанин. Свифт. Хоть у него спросите...

Молча проходит Свифт. На нем черная сутана с белым пятном четырехугольного жабо —• одежда служителей англиканской церкви.

Доктор. Простите, мистер Свифт! Свифт остановился.

Я — доктор Симпсон. К вам сюда приехал из Лондона... Чтоб, оказав вам помощь и леченье, избавить от душевного недуга... И вдруг мне эти люди говорят, что вы... простите... умерли...

Свифт молча кивнул.

Забавно! Но, извините, сэр, все это — бред! Навязчивая глупая идея, которую мы ми­гом излечим, коль вы в леченье будете по­слушны... Вы слышите, о чем я говорю?

Свифт молча пошел прочь.

Ответьте, сэр! Скажите мне хоть слово... Свифт уходит.

Первый горожанин (усмехнулся). Ну, док­тор, вы неверящий Фома!

Горожанка.

Уж и в газетах было извещенье, И колокол трезвонит целый час, А вы хотите говорить с покойным...

Доктор (теряя терпение). Послушайте, кто вы такие?

Первый горожанин. Мы?!

Второй горожанин. Мы —• гости сэра Свифта!

Горожанка.

Нас в дом его любезно пригласили, Чтоб вместе с ним его же помянуть...

Доктор (усмехнулся). Ах, вот как? Значит, вы безумны тоже?

Горожанка. Конечно, сударь. Вы-то разве нет?

Горожане с интересом разглядывают док­тора.

Доктор (отшатнулся). Подите прочь! (Пры­гнул в карету.)

Карета отъехала. Горожане провожают ее недоуменными взглядами.

Первый горожанин. Какой-то странный док­тор...

Все засмеялись. Звук колокола усиливается.

Часть первая

1 Гости дома Свифта

Звон разбитого стекла. Камень, брошенный с улицы, влетел в одну из комнат большого дома Джонатана Свифта. Множество окон и дверей, в глубине — крутая лестница, уходящая куда-то вверх. Появился дворец­кий Патрик — человек средних лет с бес­страстным лицом, стал сметать разбитое стекло. Следом в залу вошла сестра мило­сердия и домоправительница Ванесса. Подошла к бюро, достала журнал.

Ванесса (записывая). «Пятое октября. В доме Джонатана Свифта разбито оконное стек­ло...»

Патрик (мрачно). Осмелюсь добавить: четвер­тое за неделю...

Ванесса (записывая). «Четвертое за неделю»... Честно говоря, Патрик, после воскресной проповеди декан ожидал большего успеха... И камень мелковат...

Патрик (поднимая камень). Смею не согла­ситься, мисс Ванесса. Для меня этого бу­лыжника вполне достаточно... (Убрал ка­мень в сундучок.)

Ванесса. В доме много гостей?

Патрик. Как обычно, мисс Ванесса.

Ванесса. Кто именно?

Патрик. Я не всех знаю. Великан Глюм... Ка­кие-то люди с летающего острова... Лоша­ди...

Ванесса (поправляя). Гуингнмы, Патрик. Я же объясняла...

П а т р и к. Извините, гуингнмы. Потом этот... ко­торый живет вечно.

Ванесса. Мистер Некто?

Патрик. Да. И лилипуты, мисс. Под ногами все время шмыгают лилипуты. Мешают рабо­тать.

Ванесса. Направляйте всех в сад. Я хочу, что­бы мистер Свифт мог спокойно здесь выпить чай.

Патрик. Я объясняю, но разве они слушают... В окна заглядывают, в двери лезут. И лили­путы, мисс, все время шмыгают лилипуты... У лакеев тоже есть нервы!

Ванесса. Я это помню! Особенно, когда плачу вам жалованье.

Ванесса уходит. Патрик готовит чай: вы­катил столик, зажег спиртовку. В одной из дверей появляется печальная фигура, оде­тая довольно странно — английский коте­лок, сюртук, внизу что-то среднее между юбкой и туникой. На ногах обувь, напоми­нающая древнегреческие сандалии. Это — мистер Некто.

Некто. Добрый вечер, Патрик.

П а т р п к. Добрый вечер, сэр. Всех просили спу­ститься в сад...

Некто. А может быть, сейчас утро?

Патрик. Вполне может быть, сэр. Просили спуститься...

Некто. Тогда доброе утро!

Патрик. Доброе утро, сэр. (Пытается его вы­проводить.)

Некто (упираясь). А число? Какое число?

Патрик. Пятое октября.

Некто. А год?

Патрик (теряя терпение). Вы спрашивали об этом уже утром.

Некто. Да? Не помню. А утром какой был год?

Патрик. 1745-й!

Некто. До рождества или после?

Патрик, явно потеряв терпение, подошел к Некто, вытолкнул его в одну из дверей. Через секунду Некто появился из другой двери. В третью дверь сильно постучали. Патрик открыл дверь и увидел два огром­ных башмака. Патрик поднял голову, обра­щаясь к невидимому хозяину башмаков.

Патрик. Мистер Глюм, вас просили не прихо­дить сюда. Тем более в грязной обуви. Пройдите в сад. Что? Что? Не слышу! На­гнитесь... Я вас прошу... (Обращаясь к Некто.) Может быть, хоть один раз он стукнется головой... (Снова обращаясь на­верх.) Нет! Не прискакивал ваш Ланцелот! (Кричит.) Рыцарь Ланцелот не прискаки­вал! Не приска... Нет, сэр, я не буду бегать к вам за каждым словом на третий этаж!

Некто. Ланцелот? Он сказал «Ланцелот»? От­куда «Ланцелот»? Разве мы в средневе­ковье?

Патрик (отмахиваясь). Вполне может быть. (Старается закрыть дверь, огромный баш­мак ему мешает.) Уберите ногу, сэр!

В открытое окно просунулся странный чело­век в кожаном пальто. Это — Лапутя­ни н.

Лапутянин. Остров в районе Манчестера... Он приближается к нам!

Патрик. Какой остров?

Лапутянин. Летающий. Называется «Лапуту».

Патрик. Извините, сэр, мне это неинтересно. (Захлопывает окно.)

Некто (Патрику). Не сердитесь на меня, госпо­дин дворецкий. Я всего лишь пытаюсь со-рентироваться во времени. Когда человек живет на земле вечно, как я, время спрессо­вывается в голове, и года наслаиваются друг на друга. Иногда я просто не могу по­нять, в каком я тысячелетии. Где мы сей­час, Патрик?

Патрик (стараясь сдержать гнев). Сэр, я раз­ливаю чай! Нельзя приставать с такими идиотскими вопросами к людям, у которых в руках кипяток.

Некто. С кем же мне поговорить?

Патрик (взял Некто за руку, подвел к окну). Видите — растет дуб? Вон тот, огромный... Прекрасный собеседник для вас: ему тоже лет пятьсот.

Некто. Уже пятьсот? Боже! Я ведь помню его еще желудем.

Патрик уронил чайник. В окне появились смеющиеся физиономии горожан.

Патрик (сдерживаясь). Вы добились своего, сэр. Чай испорчен! (Взял Некто за шиво­рот, вытолкнул его в дверь.)

Однако дверь вновь открылась, вошел доктор Симпсон в дорожном костюме, с чемоданчиком в руках.

Доктор. Добрый день! Я — доктор...

Патрик (сжав кулаки, надвигается на него). Извините, сэр, но на вас у меня вежливос­ти не осталось. (Заорал.) В сад!!!

Доктор (растерянно). Я — доктор Симпсон...

Патрик. Всем в сад!!! И если я увижу еще хоть одного мерзавца... (Тут до него дохо­дит смысл слов.) Простите, сэр, как вы ска­зали вас зовут?

Доктор. Доктор Симпсон. Психиатр.

Патрик. О, простите, доктор! Очень рад. Меня предупредили, что вы должны приехать.

Доктор. И поэтому вы меня толкнули в грудь?

Патрик. Еще раз простите, сэр. Но и у лакеев есть нервы. То, что здесь происходит...

Доктор. А что здесь происходит?

Патрик. Сумасшедший дом! Обыкновенный су­масшедший дом!

Доктор (глядя в окно). Я бы этого с уверенно­стью не сказал. Я работал в подобных за­ведениях, однако у вас все выглядит как-то иначе. Эти люди не похожи на больных.

Патрик (обрадованно). И у меня такое же подозрение. Жулики, сэр! Жулики и про­ходимцы!

Доктор. Зачем же вы их пускаете?

Патрик. Таков приказ декана, его последняя воля. Видите ли, сэр, когда наш дорогой хозяин в первый раз умер, он огласил заве­щание: дом и все средства передаются в пользу безумных. Слыханное ли дело? Вы понимаете, что началось в Ирландии? Со всей страны сюда двинулись дармоеды. И великаны, и гуингнмы, и... летающие ост­рова. И самое страшное — лилипуты...

Д о к т о р (с интересом взглянув на Патрика). Кто?

Патрик. Лилипуты, сэр! По всему дому шмы­гают лилипуты. Шмыг—шмыг. Мы ходим, как цапли по болоту, боимся наступить. А ведь и у лакеев есть нервы.

Доктор. Успокойтесь. Патрик. Я постараюсь навести здесь порядок.

Патрик (печально глядя на доктора). Сколько вам лет, сэр?

Доктор. Тридцать. Какое это имеет значение?

Патрик. Предыдущему доктору тоже было тридцать. Ушел он от нас — семидесяти... А проработал всего неделю.

Раздался звук колокольчика. В глубине залы показались Свифт и се­стра Ванесса.

Прикажете доложить?

Доктор. Нет. Я бы хотел сначала понаблюдать со стороны...

Патрик. Но мне приказано доложить немед­ленно, как только появится доктор.

Доктор подошел к Патрику, что-то шепнул ему на ухо.

(По-военному щелкнул каблуками.) Браво, сэр! Такой человек был здесь необходим! (Поднял поднос с чаем, пошел навстречу Свифту и Ванессе.) Прошу вас, хозяин! Чай готов!

Доктор прячется за книжным шкафом. Свифт садится за стол. Патрик повязывает ему салфетку. Лицо Свифта безучастно.

Ванесса (оглядываясь). Доктор еще не появ­лялся?

Патрик. Появлялся, мисс Ванесса. (Заметив недовольный взгляд Ванессы.) Я хотел до­ложить, но доктор не позволил. Он сказал, что вначале хочет здесь осмотреться...

Ванесса (недовольно). Что это значит, Пат­рик? Вы обязаны выполнять мои распоря­жения.

Патрик. Я объяснял это доктору, мисс. Но он сказал, что в присутствии доктора распоря­жения медсестры теряют силу.

Ванесса. Вот даже как? Интересно... А как вы его вообще нашли, Патрик? Вам не показа-

лось, что у нового доктора глуповатое ли­цо?

Патрик (растерян). Я бы этого не сказал.

Ванесса. Глуповатое и самодовольное. Во всяком случае, так говорят все, кто его ви­дел. Вот и у декана такое же мнение. Не правда ли, ваше преподобие?

Свифт безучастен.

Совершенно с вами согласна... Впрочем, раз эта кандидатура одобрена опекунским сове­том и губернатором, от нее многого ждать не приходится. Неправда ли, господин де­кан?

Свифт безучастен.

Очень остроумно подметили, сэр... Очень... (Улыбается.) И в этом я с вами согласна!

Патрик (нарочито громко). Осмелюсь заме­тить, господин декан, что лично на меня но­вый доктор произвел хорошее впечатление. Уверенный взгляд, волевое лицо... Наде­юсь, и слух хороший...

Ванесса (сухо). Мы учтем ваше мнение, Пат­рик. Ступайте!

Патрик. Слушаюсь! (Сделал несколько шагов, но тут же споткнулся, словно боясь насту­пить на что-то невидимое.) Кыш! Шмыгают тут, проклятые... Ну, ничего! Недолго вам осталось! (Уходит.)

Ванесса (Свифту). Если не возражаете, сэр, я могла бы во время чая ознакомить вас с сегодняшней почтой. (Взяла поднос с пись­мами и газетами.) Здесь в основном откли­ки на вашу очередную кончину. Все газеты признают, что поминание в этом году про­ходит особо бурно. По всей Ирландии ма­нифестации. В Дублине отмечались улич­ные беспорядки. В связи с этим, выступая в парламенте, депутат Орнэрри заявил: «До каких пор декан Свифт будет издеваться над Британией?» Он даже выдвинул зако­нопроект, запрещающий вам умирать. (Улыбнулась.) Законопроект провалился. Представитель оппозиции заявил, что Анг­лия — демократическая страна, и если в ней нельзя свободно жить, то умирать каж­дый может, когда ему вздумается! (Улыб­нулась.) Замечание в вашем духе, сэр, не­правда ли? Письмо из Франции. Один из ваших поклонников передает отзыв Вольте­ра на ваше творчество: «Свифт — крупней­ший сатирик нашего века, но сатира для него пс просто жанр, а трагическая необхо­димость идейного неучастия в современно­сти». Каково ваше мнение, сэр?

Свифт безучастен.

Да. Я тоже считаю, что это справедливо... Я так и напишу во Францию... (Взяла сле­дующее письмо.) Сообщение из Германии.

Здесь выходит второе издание «Приключе­ний Гулливера». Издатель отмечает, что сарказм ваш жесток, юмор чудовищен, фан­тазия оскорбительна, стиль вульгарен... Все это делает книгу, безусловно, вредной и, не­сомненно, интересной для читателя... (Сле­дующее письмо.) А это сообщение из Ман­честера. Здесь астрономы наблюдали в не­бе странное овальное тело, напоминающее летающий остров или огромную тарелку. Тело движется в направлении Дублина. Га­зетами высказывается предположение, что оно движется в гости к вам. (Улыбнулась.) Какое невежество. Стоит подумать о новом памфлете. Или вы считаете?..

Свифт сделал неопределенный жест.

Сэр, это опасно! Кругом столько дикости и предрассудков... У вас много врагов! Се­годня опять кто-то из этих мерзких еху раз­бил камнем окно!

Свифт нахмурился.

О, простите, сэр! Конечно, конечно.. Я не­медленно вышлю островитянам приглаше­ние...

В открытом окне появилась женщина лет сорока. В ее руках — букетик полевых цве­тов. Зовут женщину — Эстэр Джонсон. Стараясь оставаться незамеченной, она ста­вит цветы в вазочку.

(Недовольно.) Мисс Джонсон, будьте доб­ры, пройдите в сад.

Эстэр (нарочно вежливо). Добрый день, сест­ра. Очень рада вас видеть.

Ванесса. Я тоже, мисс Джонсон. Пройдите в в сад, декан позже к вам выйдет.

Эстэр. Я принесла ему цветы.

Ванесса. Очень любезно. Но цветов в доме бо­лее чем достаточно.

Эстэр. Это полевые. Больше всех декан любит полевые цветы.

Ванесса (начинает терять самообладание). Вы отвлекаете декана, мисс Джонсон.

Эстэр. Я принесла к чаю пудинг. Его любимый пудинг с яблоками.

Ванесса. Декан не ест пудинг с яблоками. Уве­ряю вас, я не хуже знаю его привычки. По­жалуйста, пройдите в сад! (Пытается задер­нуть шторы.)

Эстэр мешает ей.

Вы порвете шторы, мисс Джонсон!

Эстэр. Я сошью вам новые, сестра. Голубые, в горошек. Они создают радостное настрое­ние.

Ванесса. Меня не интересует ваш мещанский вкус, мисс Джонсон. Пройдите в сад, или я

крикну слуг, и они вас выпроводят силой! Свифт нахмурился, резко встал из-за стола.

(В испуге кинулась к нему.) Что с вами, декан? Ну, извините меня. Я и не думала обижать эту женщину. Вы же знаете, мы с симпатией относимся друг к другу. Мисс Джонсон, подтвердите! Вы же видите, де­кан — бледен. Ему вредно волноваться!

Эстэр печально отходит. Свифт делает по­пытку подойти к окну.

(Поспешно задергивает шторы.) Нет, сэр, пусть она уйдет. Это не Стелла. Я же вам объясняла, это просто одна из ваших безум­ных посетительниц. А Стелла умерла... Дав­но. Много лет назад. Вы же знаете... Эта женщина и не похожа на Стеллу. А если чуть и похожа, так что ж из этого? Я вооб­ще всегда не понимала, как вам могла нра­виться женщина с такой внешностью? У вас же тонкий вкус... (Заметив гневный взгляд декана.) О, простите, сэр! Я бестактна! Я сама не понимаю, что говорю...

Свифт молча пошел к выходу.

(Следуя за ним.) Простите меня, сэр... Вы даже не допили чай... Ах, что я наделала...

Ванесса и Свифт уходят. Доктор вы­бирается из укрытия, недоуменно оглядыва­ется. Смотрит по сторонам, оглядывая каби­нет, картины. Делает несколько шагов и вдруг испуганно спотыкается. Внимательно смотрит под ноги... Затем садится в кресло за чайный столик.

Свет начинает гаснуть... Край стола, за ко­торым сидел Свифт, стал стремительно ра­сти и увеличиваться. Кажется, по скатерти на стол быстро вскарабкивается крохотный человечек.

2. Лилипуты

Край стола. Огромная чашка с дымящимся чаем. Здесь же рядом на столе — тарелка с недоеденным кремовым тортом. Десерт­ная вилочка. На соседнем блюдечке пара кусков пиленого сахара. Горит огромная свеча.

По скатерти на стол вскарабкался первый лилипут. Оглядывается. Потом подходит к чашке, примеряясь к ней. Чашка в два ра­за выше него. Тогда он подходит к ку­скам сахара, тяжело пыхтя, пытается при­поднять один из них. Это у него не по­лучается.

В это время на стол тихо взбирается вто­рой лилипут, секунду наблюдает за пер­вым.

Второй. Сладенького захотелось?

Первый (испуганно). Кто здесь? Это ты, Рельб?

В т о р о и. А ты как считаешь?

Первый. Я спрашиваю, это ты, Рельб?

Второй. Странный вопрос, Флим. (Усмехает­ся.) Звучит, как анекдот: в доме всего два лилипута, они встречаются, и один другого спрашивает: «Это ты?».

Первый. Здесь темно. Я испугался, подумал — мышь.

Второй. Я похож на мышь?

Первый. Я не сказал, что ты похож на мышь. Я просто подумал, что это могла быть мышь.

Второй. Зачем ты залез сюда, Флим?

Первый. Я хотел пить.

Второй. Очень интересно. А что у тебя за поя­сом?

Первый. Фляга.

Второй. Зачем?

Первый. Почему ты меня допрашиваешь?

Второй. Потому что ты заврался и не хо­чешь сказать правду! А поскольку правду кто-то должен сказать, скажу ее я: ты, Флим, и не собирался пить чай. Ты хотел отнести его Бетти.

Первый. Ну и что?

Второй. Хорошенькое дело, «ну и что?»... По­сторонний мужчина обслуживает мою же­ну, а когда я его ловлю с поличным, он го­ворит мне «ну и что?».

Первый. Она больна.

Второй (не может успокоиться). Главное де­ло: «ну и что?»

Первый. Ей нужен чай с лимоном.

Второй (зло). Послушай, Флим, я не люблю, когда про мою жену говорят «она». Моя жена больна, у моей жены жар, моей жене нужен чай с лимоном! И мое дело об этом позаботиться.

Первый. Но тебя не было.

Второй. Тем более. Посторонний мужчина не должен заходить в комнату к женщине, ког­да мужа нет дома. Она звала тебя?

Первый. Да.

Второй. Как?

Первый. Она стонала.

Второй. Это разные вещи, Флим! Зовут кого-то, конкретно. А стонут — вообще, в прост­ранство. (Забирает у первого флягу.) И прошу вас не заходить в нашу комнату, когда конкретно вас не зовут... (Направ­ляется к чашке, только тут понимает, что ему не достать до края. Беспомощно огля­дывается.)

Первый. Высоко!

Второй. Ненавижу этот саксонский фарфор. То ли дело японские сервизы — прекрасные изящные чашечки по грудь, а эти какие-то громадные безвкусные уроды.

Первый. Я хотел подложить под ноги кусок сахара.

Второй. Ну и что ж?

Первый. Он тяжелый. Одному не поднять.

Второй (усмехнувшись). А мы попытаемся... (Подходит к куску сахара, с трудом отры­вает его от тарелки, делает несколько не­твердых шагов по столу, неожиданно кри­чит.) Помоги! Флим! Помоги!

Первый бросается ко второму на помощь, вдвоем они укладывают кусок сахара у основания чашки. Молча идут за вторым куском.

Второй. Этот кусок поменьше. Думаю, я сам

справлюсь. Первый (миролюбиво). Ладно. Чего уж...

С трудом поднимают второй кусок, несут к чашке, кладут на первый.

Второй (садится на сахар). Фу! Устал... От­дохнем... Чертовы англичане! Почему надо выпускать такие сахарные глыбы? Сколько нормальных людей можно было бы накор­мить одним таким куском рафинада. Сколь­ко можно было б сделать вкусных конфет. Леденцов для девушек.

Первый. Куда им.

Второй. Вот будут портить сахар, выпекать всякие приторные торты, заливать их лужа­ми крема. А простые вкусные дешевые ле­денцы...

Первый. Куда им.

Второй. Нет. Я ж ничего не говорю. Страна действительно развитая.

Первый. Это конечно.

Второй. Дороги здесь ровные. Дома краси­вые. Экипажи...

П е р в ы и. Это конечно.

Второй. Ив смысле науки они далеко ушли вперед.

Первый. Ньютон, например.

Второй. Я же не спорю... При чем тут Нью­тон?

Первый. Я имею в виду закон всемирного тя­готения.

Второй. При чем здесь всемирное тяготение.

Первый. Ну, в том смысле, что мы его там и не знали, а они тут уже им вовсю пользу­ются.

Второй (подумав). Я же не спорю: страна раз­витая... Но многое им не дано.

Первый. Это конечно.

Второй. Леденцы, например...

Первый. Куда им.

Второй. Или вот это еще. Помнишь? Как это у нас там называлось? Ну, это... как его... Вот черт, забыл. (Задумался.) А вообще мне очень нравится.

Первый (вздохнув). Мне здесь нравится.

Второй. Не ври.

Первый (твердо). Мне здесь нравится!

Второй. Опять врешь! (Начивает злиться.) Что? Что тебе здесь может нравиться?! Спать на краешке дивана? Воровать чай из хозяйской чашки?

Первый. Замолчи!

Второй. Бродить среди огромных домов. Каж­дую минуту бояться, что на тебя вдруг на­ступят копытом, лапой, сапогом?

Первый. Замолчи, прошу тебя!

Второй. Знаешь, как нас здесь похоронят?

Первый. Замолчи!

Второй. В спичечном коробке! Всех троих—• в одном спичечном коробке!

Первый (орет). Замолчи!!! (Бросается на вто­рого.)

Секундная борьба.

Второй. Отпусти! Отпусти, тебе говорят! (Вы­рывается из рук первого.) И не смейте при­ходить в нашу комнату, если вас конкретно не зовут! (Влезает на сахар, пробует дотя­нуться до края чашки, это ему не удается.) Больше подложить нечего?

Первый. Только кусок торта.

Второй. Ну его к черту. Он липкий. (Спры­гивает на стол.) Пошли отсюда. Попытаем­ся нагреть воду там, внизу. (Со злобой взглянув на чашку.) У!!! Понастроили! Мер­завцы! (Грозит чашке кулаком.)

Первый. Стой! Я придумал! Я придумал, как можно зачерпнуть чай.

Второй. Ну?

Первый. Нужно, чтоб один встал на другого...

Второй. Еще чего?

Первый (обрадованно). Конечно. Это же так просто: один встанет сюда, другой взберет­ся ему на плечи — и все получится.

Второй. Чепуха! И потом я не позволю, чтоб кто-то ходил по мне ногами.

Первый. Я готов встать внизу.

Второй. Хочешь сразить меня благородством?

Первый. И вовсе нет! Так выгодней для дела. Я выше, поэтому тебе будет удобней.

Второй (перебивая). Что?

Первый. Я говорю, поскольку я выше ростом...

Второй. Кто выше ростом? Ты?

Первый. Ну, это очевидно.

Второй. Что значит «очевидно»? Для меня это совсем не очевидно.

Первый. Перестань, Рельб. Сколько можно

выяснять этот вопрос. Второй. Не понял...

Первый. Я говорю, сколько можно выяснять... Всегда считалось, что я выше тебя. Вспом­ни: в армии я был правофланговым, а ты стоял далеко сзади. И на балах я всегда шел в первых парах.

Второй. Это ничего не значит. С тех пор про­шло много времени.

Первый. Ну и что? Люди растут только до двадцати лет.

Второй. Ая после двадцати!

Первый. Ну хорошо. Зачем нам спорить? Да­вай померимся.

Второй. Давай, но только трудно без арбитра. Пойдем к Бетти!

Первый. Зачем сюда впутывать Бетти? Вста­нем спина к спине, все будет ясно.

Второй неохотно подходит к первому. Они встают друг к другу спинами. Первый ока­зывается выше.

Ну?

Второй. Трудно понять... Какие на тебе туфли?

Первый. Такие же, как у тебя.

Второй. А прическа? У тебя же волосы тор­чат вверх, а у меня приглажены.

Первый. Перестань, Рельб! Сколько раз мы с тобой меримся и каждый раз ты ищешь какие-то причины.

Второй. Все равно внизу встану я.

Первый. Это нечестно, Рельб.

Второй. Внизу встану я, потому что я — силь­нее!

Первый. Это для меня новость.

Второй. Опять будем спорить?

Первый. Ладно. Становись, где хочешь. Но имей в виду, я вынужден буду пройтись по тебе ногами...

Второй (с усмешкой). А что от тебя можно еще ожидать? (Влезает на сахар.) Дай-ка мне вилку!

Первый (испуганно). Зачем"?

Второй. Для упора, для чего ж еще!

Первый подает второму десертную вилочку.

(Упирается руками.) Лезь!

Первый (с опаской). А ты меня не уронишь, Рельб?

Второй. Не знаю. Как пойдет.

Первый. Ты не должен злиться, Рельб. В кон­це концов тот факт, что ты оказался внизу, нисколько тебя не унижает. Наоборот! Это благородно. Ты ведь терпишь ради больной жены. Ради нашей замечательной Бетти. Это очень благородно! И еще, раз ты стал внизу, значит ты — сильный. Самый силь­ный. В цирке у акробатов внизу становится самый сильный...

Второй. Да лезь ты!

Первый. А я и не выше тебя, а длиннее. Пом­нишь, меня и в школе прозвали «длин­ным»...

Второй. Тебя в школе прозвали «глистом».

Первый. Ну, так имелось в виду, что я — длинный, как глист.

Второй. Вовсе не это имелось в виду. Имелось в виду, что у тебя нельзя разобрать, где голова, а где... (Смеется.)

Первый. Ну наконец-то! Наконец к тебе вер­нулось твое чувство юмора. Чувство юмо-

ра, это —главное, что мы привезли отту­да, Рельб. Верно? Здесь так шутить не умеют.

Второй. Куда им...

Первый (похлопав второго по плечу). Ну, я пошел?

Второй (подставляя спину). Счастливого пути!

Первый взбирается второму на плечи, под­тягивается на руках, садится на ребро чашки.

Первый. Ух, как тут жарко! Как в бане... (На­гибается.) Ах, черт возьми!

Второй. Что?

Первый. Хозяин отпил половину. Не достать. Придется сделать так... (Снимает пояс, привязывает к нему флягу, опускает флягу в чашку.) Ну вот! Теперь можно попытать­ся зачерпнуть. (Вглядываясь куда-то вдаль.) Какой вид отсюда, Рельб!

Второй. Какой оттуда может быть вид?

Первый. Потрясающе! Знаешь, Рельб, отсюда виден край буфета. В нем стоят хрусталь­ные бокалы. И вот лунный свет упал на них, и теперь они играют разноцветными огоньками... Ах, как красиво! Жаль, что ты не видишь этого... Безумно красиво, Рельб. Очень похоже на фейерверк. Пом­нишь, как у нас там под Новый год устраи­вали фейерверки? Хочешь, я помогу тебе подтянуться?

Второй. Вот еще.

Первый. Но я хочу, чтоб ты это увидел.

Второй. Делать мне нечего...

Первый. Когда Бетти выздоровеет, надо будет слазить с ней на буфет. Она так любит эти фейерверки...

Пауза.

Некоторое время первый сидит молча, гля­дя в сторону буфета, второй, задумавшись, прохаживается у основания чашки.

Второй. Флим, можно я тебе задам один во­прос?

Первый. Конечно. Второй. Тебе очень нравится моя жена?

Пауза.

Что ты молчишь?

Первый. Думаю, как ответить... Скажу «очень» — обидишься ты, скажу «не очень» — обидно для Бетти. Я не стану от­вечать на твой вопрос, Рельб.

Второй. Ну хорошо. Сформулируем вопрос иначе: а ты хотел бы переспать с моей же­ной?

Первый. Нет.

Второй. Почему?

Первый. Я очень уважаю тебя, Рельб.

Второй. И только поэтому?

Первый. А еще я слишком люблю Бетти, что­бы позволять о ней так говорить! (После паузы.) Извини.

Второй. Все правильно... За что сердиться? Ты сказал правду. Я никогда не сержусь на правду. Вот когда ты перед этим врал, что, мол, просто пришел сюда выпить чаю, это было противно. А на правду я никогда не сержусь...

Пауза.

Первый. Я скоро уеду от вас, Рельб.

Второй. Куда это?

Первый. Пока не решил. Перееду в другой город.

Второй. Зачем?

Первый. Надо же как-то со всем этим кон­чать. Мы скитаемся вместе и только муча­ем друг друга. Пора разрушить этот дурац­кий треугольник. Я уеду.

Второй. Ты пропадешь один.

Первый. Найду какое-нибудь занятие. Все-та­ки я — пианист, Рельб. Я—-хороший пиа­нист.

Второй. Не говори ерунды. Ты видел здешние инструменты? Каждая клавиша, как брев­но. Как ты собираешься играть?

Первый. Ногами, Рельб! Я все продумал. Ес­ли быстро прыгать с клавиши на клавишу, то получается совсем неплохо. Здесь у де­кана стоит клавесин, я уже репетировал... Серьезную вещь, конечно, не сыграть, но популярные мотивчики звучат неплохо.

Второй. Перестань! Ты — серьезный музыкант и не должен опускаться до примитивных мотивчиков...

Первый. Кто здесь знает, что я серьезный му­зыкант?

Второй. Я знаю. Бетти знает...

Первый. Поэтому я и хочу от вас уехать.

Второй. Не говори ерунды! Унизительно пры­гать с клавиши на клавишу, точно блоха. Ты — человек и не должен терять достоин­ство. Ты — мой друг, ты любишь мою жену. А главное, мы — оттуда. Три нормальных человека в этой огромной, богом проклятой стране. Нам обязательно надо держаться друг друга. Не бросай нас, Флим!

Первый. Да, конечно, Рельб. Это у меня так... фантазии.

Второй. И приходи к нам.

Первый. Спасибо.

Второй. Всегда, когда хочешь. Даже когда те­бя конкретно и не зовут.

Первый. Спасибо, Рельб. Ты очень добр.

Пауза.

Второй (вдруг обращает внимание на туфли первого). Что это у тебя?

Первый (глядя в сторону буфета). Порази­тельно, как они светятся...

Второй. Что это, я тебя спрашиваю? (Показы­вает на туфли.)

П е р в ы и. О чем ты?

Второй. Что у тебя в ботинке? Внутри!

Первый (чуть смущен). Ну что ты пристал?

Второй. Ах ты, сукин сын! Стельки! Огромные пробковые стельки! И потайные каблуки? Ах, мерзавец!

Первый. Кто дал право оскорблять меня?

Второй. Трижды мерзавец! Я с ним меряюсь по-честному, а он...

Первый. Я тебе предложил быть наверху, сам отказался...

Второй. И давно у тебя эти штуки?

Первый. Мое личное дело.

Второй (распаляясь). Значит, давно. Негодяй! Значит, во всех наших спорах ты был нече­стен. И там — в армии, когда стоял право­фланговым, я плелся где-то сзади... И на приемах, когда ты открывал танец как са­мый высокий... И перед Бетти!

Первый. Не заводись!

Второй. Ты больше мне не друг, Флим! Ты обманул меня! Ты обманул мою жену. На­ивная женщина, я видел, как она смотрела на тебя восхищенными глазами... «Смотри, Рельб, говорила она мне, наш Флим с каж­дым днем становится выше и выше, навер­ное, он много работает над собой». О, если б она знала...

Первый (кричит). Знала!

Второй. Что?

Первый. Она зна-ла! Потому что видела м^е-ня без туфель! И без всего!

Второй (тихо). Замолчи!

Первый. Почему? Это же правда. А на правду ты не сердишься. Так слушай! Мы с Бетти давно любим друг друга. И я хожу в вашу комнату, потому что она зовет меня... кон­кретно!

Второй. Замолчи!

Первый. Я всегда был выше тебя, Рельб! И де­ло тут не в каблуках... Просто я всегда на­верху! Вот и сейчас. Я достиг края чашки и любуюсь радугой на буфете, а ты как всегда струсил и ругаешься внизу.

Второй. Я убью тебя, Флим.

Первый. Сначала дотянись! Пигмей.

Второй. Кто?!

Первый. Да. Это мы с Бетти так тебя назы­ваем.

Второй. Да я тебя! (Схватил десертную ви­лочку бросился на чашку.)

Первый (вскочил на ребро чашки). Не доста­нешь! Не достанешь! (Бегает по ребру.) Лилипут несчастный! (Неожиданно покач­нулся.) Рельб! Помоги мне, я падаю... Рельб! (Падает в чашку.)

Второй. Флим! Что с тобой? (Беспомощно бе­гает вокруг чашки.) Флим! Отзовись! Не

бросай меня, Флим! (Стучит кулаками в стенку чашки.) Люди! Помогите нам!

Кто-то задул свечу. Наступила полная тем­нота. Потом свет стал медленно разгорать­ся. В дверях стояли Ванесса и Пат­рик. Они увидели Свифта, который молча и печально разглядывает чашку чая... Доктор сидел в отдалении, явно не понимая, что происходит.

Ванесса. Мистер Свифт, я хочу представить вам доктора Симпсона.

Доктор (бодрым тоном). А мы уже виделись. Я встретил декана на прогулке, но он не за­хотел со мной побеседовать. Ну ничего... Мы подружимся. Не так ли, декан? Весь опекунский совет очень надеется, что мы подружимся и общими силами придем к полному выздоровлению. Вы меня слушае­те, сэр? Что с вами? У вас на глазах сле­зы...

Патрик. Наверное, чай остыл, и это расстрои­ло мистера Свифта.

Доктор. Да? Из-за такой ерунды... (Подхо­дит к Свифту, заглядывает в чашку.) В чашку что-то упало... Очевидно, мушка, сэр! Не стоит из-за этого огорчаться. (Хо­чет взять чашку из рук Свифта, тот не да­ет.) Позвольте, позвольте... Я не люблю, когда пациенты меня не слушаются. По­звольте! (Силой вырывает чашку из рук Свифта. Пальцами вытряхивает мушку.) Ну, вот и все. Все в порядке. Теперь у на­шего декана вновь будет отличное настрое­ние. Не так ли? (Возвращает чашку Сейф-ту-)

Тот секунду внимательно смотрит на док­тора, потом решительно выплескивает чай ему в лицо.

3. История болезни

На следующий день. Та же зала в доме декана Свифта. Доктор заканчивает ос­мотр Свифта, ему помогает Ванесса. Чуть поодаль стоит дворецкий Патрик. За окном прогуливаются гости декана. Бродячий шут напевает песенку.

Доктор (недовольно). Закройте шторы, Пат­рик. И скажите этому бродяге, чтоб пере­стал нудить всякую чушь...

Ванесса. Это — Шекспир, доктор. «Король Лир».

Доктор. Не знаю, не знаю. Мы живем при ко­роле Георге, и давайте заниматься делом. Ступайте, Патрик!

Патрик (довольным тоном). Слушаюсь, док­тор! (Уходит.)

Доктор (прикладывает ухо к груди декана). Так... Так... Дышите... Хорошо! Можете оде­ваться... (Пошел к столику, где были раз­ложены бумаги, сел за столик.)

Ванесса помогает декану одеться.

Заполним историю болезни. Помогайте, се­стра. Итак, полное имя?

Ванесса. Джонатан Свифт.

Доктор (записывая). Через «ф»?

Ванесса. Что?

Доктор. Я спрашиваю: «Свифт» пишется че­рез «ф»?

Ванесса (несколько растерянно). Разумеется, доктор.

Доктор. Год рождения?

Ванесса. 1667-й.

Доктор. Род занятий?

Ванесса. Священнослужитель. Философ. Пи­сатель.

Доктор (записывая), «...писатель». Оказывает­ся, наш декан еще и сочиняет? Интересно.

Ванесса. Вы шутите, сэр?

Доктор. Я никогда не шучу, сестра, тем более во время работы.

Ванесса. Вы не читали книг мистера Свифта?!

Доктор. Я вообще не читаю беллетристики. Времени едва хватает на специальную ли­тературу.

Свифт безучастен.

Ванесса. И вы никогда не слышали о его пам­флетах?

Доктор пожал плечами.

О знаменитых «Приключениях Гулливера»?

Доктор. Гулливер?! Подождите... Что-то при­поминаю. Такой толстый. Много ест...

Ванесса (сухо). Это — Гаргантюа, сэр. Ав­тор — Рабле. Гулливер — совсем другое...

Доктор (равнодушно). Тогда не помню...

Ванесса. Простите, доктор, но мне кажется вы не сможете помочь мистеру Свифту. Ле­чить художника, не зная его творений... Я буду вынуждена обратиться в опекунский совет с просьбой прислать другого доктора.

Доктор. Это ваше право, Ванесса! Но я бо­юсь, что опекунский совет сочтет проще за­менить сестру. (Неожиданно.) Подождите! Я вспомнил... «Гулливер»? Это что-то дет­ское...

Ванесса. Книга написана для взрослых.

Доктор. Странно... Я слышал, как няня это читала малышам... Врач, который побывал в стране лилипутов, потом в стране велика­ном, потом еще где-то...

Ванесса (обиженно). Не где-то, а в Лапуту. В Балышбарби. В Лагпег. В Глабдобдриб. И, наконец, в стране гуинпшов.

Доктор. Боже, какие названия! И в чем там дело?

Ванесса (недовольно). Это очень серьезная книга, сэр. Я думаю, нет смысла опошлять ее вульгарным пересказом, тем более в при­сутствии автора. (Достала книгу с полки.) Гораздо полезней для вас это прочесть. (Кладет перед доктором книгу, уходит в сопровождении Свифта.)

Доктор раскрыл книгу, полистал страницы, затем равнодушно захлопнул книгу. В окне появилась Эстэр Джонсон.

Эстэр. Доктор, прошу вас, не сердитесь на Ванессу. Она плохо воспитана, но она лю­бит декана.

Доктор. Вас это радует или огорчает?

Эстэр. Не важно. Она помогает мистеру Свиф­ту в его работе. Она ведет его обширную переписку.

Доктор. Странно, что вы... именно вы... за нее заступаетесь!

Эстэр. Приходится быть к ней снисходитель­ной. Ведь она... безумна.

Доктор. Кто? Сестра?

Эстэр. Да, сэр... (Улыбнулась.) Видите ли, много-много лет назад декан был знаком с одной девушкой по имени Ванесса. Он да­же посвятил ей поэму... «Ванесса светоч для сердец, всех женщин лучший образец!» (Засмеялась.) Какие строчки, а? Так вот — сестра Ванесса и решила, что она именно та Ванесса. (Засмеялась.) А ведь это имя он придумал. «Ванессой зваться будешь ты, и это имя красоты лишь в небесах богам известно. В земных пределах—неумест­но...» (Неожиданно зло.) Бедняжка! Как глупо доверять поэзии... Когда декан был в ударе, он мог рифмой воспеть даже мет­лу! Нет, доктор! Он любил другую женщи­ну. Всю жизнь! Он писал ей письма. Каж­дый день! Их сохранилось более тысячи...

Доктор. Надеюсь, ее звали не вашим именем?

Эстэр (словно не замечая иронии). Ее он звал Стеллой. Это имя он тоже придумал. Ах, вообще был большой выдумщик наш декан. Стелла! Красиво, не правда ли... «Ты зна­ешь, Стелла, каждый год декан хвалу тебе поет...»

Доктор (нетерпеливо). Так на ком он все-таки был женат, ваш декан?

Эстэр. Он вообще не был женат, доктор. В его жизни были две женщины, и он не смог на­нести рану ни одной из них...

Доктор. Они обе умерли?

Эстэр. Да.

Доктор. Одновременно?

Эстэр. Почему?

Доктор. Иначе он мог бы жениться на остав­шейся.

Эстэр (внимательно посмотрев на доктора). Простите, сэр, вы из Ноттингемпшира?

Доктор. Да. А что?

1/1

Эстэр. Я так и подумала... Прочтите книгу, сэр... Может быть, тогда вы поймете, что в этом доме со смертью особые счеты — здесь все умирают и не умирает никто...

Появился Патрик, стал сердито задерги­вать шторы.

Патрик. Не мешайте доктору, мисс Джонсон, Пройдите в сад.

Эстэр отошла от окна.

(Направился к другому окну, но вдруг споткнулся, перепрыгнул через невидимое препятствие. Доктору.) Опять эти лилипу­ты! Кыш.

Доктор (неожиданно подошел к Патрику, за­кричал). Прекратите валять дурака! Ка­кие лилипуты?! Откуда?! Или они вам при­снились в страшном сне?

Патрик. А вам?

Доктор. Не имеет значения.

Патрик. Вдвоем? Возле чашки чая, да? Один пианист, другой женат... Тот, который со стельками, выше... Так?

Доктор (подумав). Нет. Выше как раз тот, что без стелек...

Патрик (торжествующе). Вот до какого кош­мара мы дошли! Здесь всем уже снятся одинаковые сны... А все он — декан Свифт! Его пагубное влияние.

Доктор. Но ведь он не говорит ни слова...

Патрик. Осторожней сэр! Этот человек пропове­дует молча. Даже с амвона. (Огляделся, перешел на шепот.) Придет, встанет перед прихожанами... И молчит. И те молчат... И все! Ирландцам уже почему-то сразу не нравится губернатор и раздражает нищета.

Раздался сильный стук в дверь.

Вот... Пожалуйста... Пример его пагубного влияния. Этот сумасшедший великан снова будет требовать рыцаря Ланцелота! (От­крыл дверь.)

Стали видны два огромных башмака.

Господин Глюм, я же просил вас не прихо­дить. Что? (Задрал голову.) Я вас не слы­шу... Какого рыцаря? Где я вам возьму рыцаря?

Доктор. Кто этот человек на ходулях?

Патрик. На ходулях? (Он искренне удивлен.) Вы думаете, это не настоящие ноги? Ах, мер­завец! Вот мы сейчас проверим... (Пнул ботинок ногой.) Эй! Сэр! Слезайте! (Сно­ва пнул.) Надо попробовать кипятком!

Доктор. Прекратите, Патрик!

Патрик. Нет, доктор, надо проверить! И у ла­кеев есть нервы...

Доктор. Проверим иначе. (Подошел к доспе­хам рыцаря, висящим на стене, снял меч.

шлем.) Поднимитесь наверх, Патрик, и ска­жите этому великану, что рыцарь Ланцелот приехал. Вы поняли? Приехал и готов с ним сразиться. Если, конечно, этот Глюм спустится вниз и обговорит условия поедин­ка... Вы меня поняли?

Патрик (радостно). Разумеется, доктор! О, я чувствую — вы наведете здесь порядок! (Достал откуда-то трубу.) Разрешите тру­бить сигнал?

Доктор. Это не обязательно.

Патрик. Нет! Все должно быть как на настоя­щих турнирах! (Радостно трубя, двинулся к выходу. Через секунду откуда-то издале­ка и сверху послышался его голос.) Ве­ликан Глюм! Доблестный рыцарь, сэр Лан­целот принимает твой вызов!

В окнах появились ликующие лица горо­жан. Доктор испуганно оглядывается. Грянула песня:

«Труба трубит! Сигнал зовет!

Толпа валит гурьбой.

Наш славный рыцарь Ланцелот

Опять выходит в бой.

Огнем играет медный шлем

И с золотом шитье.

Всегда при нем, на горе всем,

Огромное копье!

Да здравствуют наши традиции

Сражаться при всей амуниции!

Как хорошо, что стали вновь Турниры воскрешать. Пускай рекой польется кровь, Пусть кости затрещат!

Пусть череп лопнет пополам, И полетят мозги! Ведь надо же когда-то нам Их показать другим!

Да здравствуют наши традиции Сражаться при всей амуниции!»

4. Бой с великаном

Открылась дверь, вошел невысокий полно­ватый человек с печальными глазами. Это Глюм. Его сопровождает Патрик.

Патрик. Джентльмены, разрешите вас пред­ставить друг другу. Мистер Глюм. Великан. (Жест в сторону доктора.) Сэр Ланцелот.

Глюм. Доблестный рыцарь, я рад, что вы при­няли мой вызов! Надеюсь, поединок наш бу­дет честным и бескомпромиссным!

Доктор (отложив меч). Я не люблю глупых шуток, мистер Глюм. Я приехал драться с великаном. Вы же — человек среднего ро­ста. Футов шесть, не больше...

Глюм. Пять футов восемь дюймов. И все-таки, сэр, я действительно — великан. Самый на­стоящий! Я понимаю, в это трудно пове­рить, но это так. Я опустился.

Доктор. Каким образом?

Глюм. Если хотите, расскажу.

Доктор. Только коротко.

Глюм (печально). Хорошо.

Доктор. Садитесь к столу. (Дворецкому.) А вы, Патрик, задержите шторы. Нечего на нас глазеть!

Патрик задернул шторы, к явному неудо­вольствию глазеющих зрителей.

Глюм (заискивающе). И если можно, рюмку вина...

Патрик вопросительно посмотрел на док­тора, тот кивнул.

Патрик ушел за вином, недовольно ворча.

Доктор (рассматривая Глюма). Давно пьете?

Глюм. Давно. Но это не пьянство, это — ле­чение... Впрочем, разрешите все по поряд­ку... Так вот, сэр Ланцелот, я на самом де­ле великан, хотя сегодня в это трудно по­верить. Другое дело мой отец, Глюм-стар-ший. В нем было двести футов росту, он был выше Дублинского собора. Это каза­лось святотатством, и местный епископ тре­бовал, чтобы отец ходил согнувшись. Бед­няга так и проходил всю жизнь, словно больной радикулитом. Родом он был из Бробдингнега. Это — страна великанов, описанная Свифтом. Вы, конечно, читали о ней?

Доктор. Предположим. Дальше.

Глюм. Отец попал в Англию во время корабле­крушения и прожил здесь недолго, мучи­тельно страдая. Сначала его показывали в цирке, как диковину, потом зрелище всем надоело и отца бросили на про­извол судьбы... Он очень тосковал, про­сился назад в Бробдингнег, но ему никто не мог предоставить нужного корабля... Так он мыкался, перебиваясь случайной рабо­той — перетаскивал камни в горах, прочи­щал трубы в высоких зданиях. Последнее время служил маяком в гавани. Целыми «очами простаивал у причала, держа огонь на вытянутой руке. Здесь и погиб во время сильной грозы. Молнии, сэр, всегда выбира­ют высокие объекты... Черт возьми, где же Патрик? Можно ли так долго ходить за рюмкой?

Появился Патрик с подносом.

Патрик. Потише, сэр! Здесь не пивная! Пришли «а поединок, так ведите себя прилично.

Глюм. Да-да, извините! (Залпом выпил вино и продолжал.) Так вот об отце. Незадолго до

1/3

смерти он женился на высоченной англи­чанке. «Высокая Анна». Может, читали в газетах? Ну не важно. Важно, что в резуль­тате этого странного брака появился на свет я. Глюм-младший, полувеликан, полуангли­чанин, несчастнейшее существо. Несчастье мое состояло еще «в том, что кроме огром­ного роста родители наградили меня непо­мерным мозгом, из-за чего я начал стреми­тельно развиваться. Разговаривать начал пяти дней от роду, причем сразу на не­столько языках. Писать, читать, считать стал в колыбели. Курс гимназии прошел за три дня, колледж — за месяц. Через год, за­нимаясь исключительно самообразованием, достиг уровня знаний члена британской академии... Сначала это восхищало сооте­чественников, потом стало раздражать. Не­померно развитый мальчишка оскорблял до­стоинство седовласых ученых. А я продол­жал углубляться в науки, открывая законы и истины, и тут же понимал их несостоя­тельность и необходимость новых законов и новых истин... «Ибо, умножая знания, умножаем скорбь...» А тут еще я начал расти не по дням, а по часам, подни­маясь фут за футом над уровнем со­граждан. Скоро я уже наблюдал свою зем­лю с высоты птичьего полета. Я видел, как она прекрасна, как живописны ее холмы и горы, но я видел, как ее губят, как жгут леса, как бездумно бороздят наделами без всякого плана и мысли, как люди убивают друг друга из-з-а куска земли. Сэр, у вели­канов, к сожалению, все чрезмерно — зре­ние, слух, совесть. Каждый выстрел отзы­вался в моих ушах, каждая смерть рвала на части мое сердце... Я решил сделать страну счастливой. Мне казалось, я знаю, как помирить всех и в чем смысл бытия... Я пошел к королю. Он меня не принял... Сэр, прикажите Патрику принести еще рю­мочку. Мы подходим к печальному моменту.

Патрик. Это уже лишнее, сэр!

Доктор. Принесите, Патрик!

В окно стали стучать.

Патрик (недовольно приоткрыл штору). Тихо! Спокойно! Скоро начнут! Я говорю — ско­ро! Разминаются... (Задернул штору, ворча, удалился.)

Г л юм. Король меня не принял! Он сказал, что пс намерен выслушивать чьи-то советы, гля­дя снизу вверх. Я сказал, что готов упасть перед ним ниц. Но король сказал, что со­веты снизу ему не интересны. И вообще, сказал король, неужели в Англии не найдет­ся смелого рыцаря, который бы проучил этого выскочку? Так мне объявили войну! Десятка полтора рыцарей двинулось в по­ход на великана. Я бы мог их положить од-

ним ударом руки, но это были мои соотече­ственники. Я понял, что сильный должен уступить! Я готов был погибнуть, но хоть этим принести славу отчизне... Я вышел на бой с рыцарями! (Встал из-за стола и при­нялся расхаживать по комнате.)

Доктор напряженно наблюдал за ним.

Мне чертовски не везло! Рыцари оказались бездарными! Их «они сбрасывали седоков, их стрелы летели мимо, их копья даже не пробивали моих штанов... Король направил мне тайное письмо: «Перестань позорить Британию! Уезжай отсюда на все четыре стороны!» Я написал в ответ: «Ваше вели­чество, это — моя родина! Я хочу принести ей пользу... Не гоните меня! Я сделаю для нее все, что вы прикажете!» Король отве­тил запиской: «Тогда не валяй дурака, стань таким, как все!»

Вошел Патрик, поставил перед Глюмом новый бокал вина.

Патрик. Это последний, сэр! Больше не проси­те. (И, отойдя в сторонку, принялся слу­шать беседу.)

Глюм (с отчаянием). Итак, я стал уменьшать­ся! (Выпил вино.) Это самое страшное из всех наказаний. Всякий знает, как трудно взбираться наверх, но обратный путь всег­да тяжелей. Не спрашивайте, как я это де­лал. Специальная гимнастика, диета, раз­нообразные поклоны, приседания... Я спу­скался вниз, как по тропинке, фут за фу­том, ежедневно приближаясь к уровню со­граждан... С головой было труднее всего, но тут помог алкоголь. Ежедневный трехкрат­ный прием алкоголя и ты очищаешь свою башку от ненужных знаний и мыслей. Пер­вый год я с трудом забывал все то, что усвоил в академии, затем пошло легче. За месяц я забыл колледж, за неделю — гимназию. На забывание философии ушло дня три, на историю — сутки. Потом на эту... как ее... ох господи.. В общем, ее за­был почти без напряжения часа за два... Одним словом, постепенно превратился в нормального господина средних размеров. Устроился здесь, в Дублине, нашел службу в одной конторе, неплохо зарабатывал; же­нился, построил дом'ик... Отличный домик, сэр. Маленький, с участком. И вдруг этот декан Свифт начинает звонить в колокол и собирать безумных. Мы с женой сначала просто посмеялись, а потом закралась у ме­ня мысль: не тряхнуть ли тебе стариной, Глюм?! Не подняться ли снова до облаков?! Риск, думал я, небольшой. Посмеюсь, по­дышу озоном... Выпить дадут!

Патрик (радостно). Я говорил! Все дело в вы­пивке на даровщинку...

Доктор. Принесите вина!

Патрик. Но, сэр...

Доктор (строго). И мне тоже.

Патрик, недовольно ворча, удалился.

Глюм. Я сам построил эти башмаки, на это у меня хватило соображения. А потом, когда встал на них < и снова поднялся к облакам, вы знаете, мистер Ланцелот, что-то шевель­нулось здесь (он ткнул себя в лоб). Еще не все потеряно! Я стал вспоминать... Понем­ножку... Понемножку... Там, наверху, чистый воздух... Мысли начинают бе­жать быстрее... И снова, сэр, захо­телось что-то сделать для страны. Как великану мне в жизни не повториться, но, может быть, в смерти, сэр? Вот поэтому я послал вызов Ланцелоту... Я очень благо­дарен, что вы отозвались. Я слышал, вы — смелый и бесстрашный рыцарь, сэр, и не откажетесь сойтись со мной в поединке?! Ваша победа прославит родину!

Доктор изучающе посмотрел на Глюма. Тот в ответ посмотрел спокойно и печально. Доктор не выдержал взгляда.

Доктор. К сожалению, это невозможно.

Глюм. Почему?

Доктор. Я не испытываю к вам никакой враж­ды, и вообще, я против дуэлей.

Глюм. Это не дуэль, а турнир. Здесь торжеству­ет смелость и ловкость. Вы видите, как на­род жаждет поединка. Люди соскучились по мужественным бойцам. Нам нужны ге­рои. Ну?! Смелее, сэр Ланцелот.

Доктор. Я доктор. Доктор Оимпсон.

Глюм (зло). Я не люблю глупых шуток! Мож­но сказать, что я сумасшедший, а вы доктор, но я встану на ходули, а вы наденете шлем — и великан с Ланцелотом сойдутся в схватке.

Доктор. Проводите его, Патрик.

Глюм. Трус! Будете хвастать в пивных прош­лыми победами, а когда настал миг прове­рить себя — в кусты? О, Англия, у тебя не осталось героев!

Патрик. Пойдем, пойдем... Набрался, прия­тель.

Глюм (свирепо). Ну нет! Если ваша рука раз­училась владеть мечом, то моя — не дрог­нет... (Рванулся к доспехам и, прежде чем доктор смог ему помешать, выхватил меч.) Я сниму грех с вашей души. Вам останут­ся только аплодисменты! (Распахнул дверь и закричал.) Да здравствует бесстрашный Ланцелот! (И вонзил меч себе в грудь.)

Доктор. Что мы натворила, Патрик?!

Патрик. Успокойтесь, доктор, успокойтесь... Это — несчастный случай.

Доктор оттолкнул дворецкого, бросился к дверям. Ему навстречу ворвалась лику-

ющая толпа горожан. Толпа подхвати­ла его, начала подкидывать вверх, востор­женно крича: «Да здравствует смелый Лан­целот!» «Слава герою!» Гремела песня: «Как хорошо, что стали вновь Турниры воскрешать. Пускай рекой польется кровь,

Пусть кости затрещат! Пусть череп лопнет пополам И полетят мозги! Ведь надо же когда-то нам Их показать другим!

Да здравствуют наши традиции — Сражаться при всей амуниции!»

5. Это все — театр

По коридорам огромного дома Свифта бы­стро шли доктор и судья Б и г с — толстый мужчина в парике и мантии. За ними два огромных констебля (рыжий и черный) буквально несли за шиворот дворецкого Патрика. Судья распахнул дверь кабинета. За пись­менным столом сидит Свифт, рядом — Ванесса.

Доктор. Ваше преподобие. Извините, что бес­покоим вас, но у нас сообщение чрезвычай­ной важности.

Ванесса. Почему здесь судья и констебли? Это — частный дом.

Судья (сухо). Извините, сестра. Но когда в частный дом проникают мошенники, то вслед за ними рано или поздно приходит закон!

Судья распахнул окно, и все увидели, что несколько полицейских сгоняют гостей де­кана в огромный фургон, обтянутый меш­ковиной.

Ванесса. Это жестоко! Доктор, как вы можете позволять, чтобы ваших пациентов...

Доктор (перебивая). Это — актеры, сударыня! Обыкновенные бродячие актеры. И они бу­дут наказаны за обман.

Судья. Вот, уважаемый декан, как злодеи вос­пользовались вашим гуманным завещани­ем. Вы думали облегчить жизнь несчаст­ных, а пригрели шарлатанов. Ну, Патрик! Рассказывайте хозяину, как вы его обма­нули.

Патрик (падая на колени). Простите, сэр! Я не думал, что так все получится... Я хотел только добра! Всему виной ваше завеща­ние. Когда вы его сочинили, я подумал: «А что ж это будет, если к нам в дом и вправ­ду начнут стекаться ненормальные⁷'.. Ведь

мы — лакеи, а не санитары... И у нас есть нервы!» А тут как раз в Дублине и появился этот бродячий театр. Я пришел к ним и го­ворю: «Джентльмены! Есть неплохая ра­бота! Вы поселяетесь в доме мистера Свиф­та, мы вас кормим-поим, а вы за это... ти­хо валяете дурака...» О, простите, сэр! Я имел в виду, чтоб они изображали разных смешных героев, которых вы, сэр, насочи­няли...

Судья (патетически). Какая низость!

Патрик. Я знал, что декан не рассердится. Он сам всегда любил такие шутки. И поначалу все было хорошо. Забавно... Кто прикинет­ся лилипутиком, кто — великаном... Все по-доброму! Но потом эти мерзавцы увлек­лись. Стали топить друг друга, полилась кровь...

Судья.'.Они взбудоражили мне весь город! Вол­нения перекинулись на улицы. Просто эпи­демия безумия!

Патрик. Актеры, сэр... Что от них можно ждать хорошего? Импровизация. Каждый в душе — Гамлет!

Ванесса. Куда увозят этих людей?

Судья. В тюрьму, мисс Ванесса. Я думаю, это прекрасное помещение для искусства по­добного рода.

Патрик. Но ведь я чистосердечно признался...

Ванесса. Не волнуйтесь Патрик! За все, что происходит в доме, отвечает домоправи­тельница. (Судье.) Можете арестовать и меня, сэр!

Судья. Вы признаетесь, что участвовали в об­мане?

Ванесса. Я не считаю это обманом. И я не брошу этих людей, кто бы они ни были.

Судья. Вы уволены, М'исс Ванесса! Опекунский совет отстраняет вас от всех обязанностей по уходу за деканом Свифтом! Потруди­тесь передать ключи от дома новой се­стре...

Открылась дверь. Появилась Эстэр Джонсон. Она в темном платье сестры милосердия.

Познакомьтесь, доктор. Мисс Эстэр Джон­сон будет вам теперь помогать.

Эстэр. Мы знакомы с доктором. Правда, он принимал меня за помешанную.

Доктор. Скорее за актрису...

Ванесса. Зато я никогда не заблуждалась на ваш счет, М'исс Джонсон. Для актрисы у вас слишком мало таланта, а для безум­ной — искренности чувств. Впрочем, я рада, что опекунский совет выбрал вас. Надеюсь, то время, пока вы бродили здесь и подслу­шивали под окнами, скажется на вас бла­готворно!

Эстэр. Мне очень жаль, что я вытесняю, вас, сестра... Но главное ведь, чтобы декан был злоров и окружен заботой. Не так ли?

Ванесса. Разумеется, мисс Джонсон. И еще у меня к вам просьба: не вешайте здесь за­навесочки с цветочками. Декан вам не сде­лает замечания, но будет страдать. Он не переносит пошлость.

Эстэр (сдерживаясь). Хорошо, сестра. Я учту вашу просьбу. Но уж эти шторы сниму не­медленно. Они слишком мрачны, хотя и со­ответствуют последней моде. Ванесса. Вы сделаете мне большое одолже­ние, мисс Джонсон, если перестанете меня именовать «сестрой». Я уволена! Теперь я для вас просто мясе Ванесса или еще ко­роче — мисс. Эстзр. Хорошо, мисс.

Ванесса (протягивает ей связку ключей). По-жалуйства! Это — от комнаты, от кухни. Здесь ключи от книжных шкафов. Пожалуй­ста, к бюро, мисс Джонсон. Я покажу, как должны лежать бумаги. Декан любит, чтоб они лежали вот в таком порядке. Надеюсь, здесь ничего не пропадет и не затеряется? Эстэр. Безусловно, мисс.

Ванесса. Впрочем, от этих бумаг я вас избав­лю. (Взяла пачку писем.) Это моя личная переписка с деканом. Я могу взять эти письма?

Эстэр. Разумеется, мисс. Я не думаю, что ис­следователям жизни и творчества декана это будет интересно.

Ванесса. Очень верное замечание, сестра. Вас не обижает, что я вас так называю? Так вот, мисс Джонсон, я считаю, что вы абсолютно правы, и немедленно сожгу эти никому не нужные листочки. (Направилась к камину.) Доктор. Может быть, не сейчас, Ванесса? Это

может травмировать декана.

Ванесса (швыряя письма в огонь). О, что вы, доктор! Декана это ничуть не волнует! (По­вернула заплаканное лицо к Свифту.) Я не ошиблась, ваше преподобие? А может быть, вас вообще радует приход этой женщины? Почему вы молчите?! Доктор. Но он всегда молчит. Ванесса. Для вас, доктор... (Быстро вышла из

кабинета.)

Доктор (судье). Что она хотела этим ска­зать?..

Свифт неожиданно резко встал, шагнул к камину.

Эстэр (бросилась к нему). Что с вами, декан? Почему у вас на глазах слезы? Это не та Ванесса! Та Ванесса умерла... Вы же знае­те... Зачем вам ее письма? Ну хорошо. Раз они вам так дороги... (Сунула руку в ка­мин.) Я соберу их все... Я восстановлю каждое слово... Только успокойтесь!

Свифт наклонился к ней, достал из огня ее обожженную, покрытую копотью руку, по­целовал.

О, сэр! Неужели вам так дорога эта де­вушка, что вы готовы терпеть меня? Бла­годарю вас! Идемте! Вам надо отдохнуть.

Они пошли к выходу, возле дверей мисс Джонсон обернулась.

Господин судья, декан просит не увозить се­годня этих людей. Пусть они еще хоть денек побудут здесь... Ведь поминки не кончи­лись...

Судья посмотрел вопросительно на докто­ра, тот кивнул.

Судья. Ну хорошо! Под вашу ответственность, доктор. Только никаких представлений. Слышите? Толпу разогнать! Актеров дер­жать в фургоне под охраной! Вы поняли, констебль?

Рыжий констебль. Так точно, сэр!

Доктор посмотрел за окно: двое полицей­ских прилаживали огромную решетку к заднику фургона.

6. Некто

Вечер. Дальний угол сада. Стоит актерский фургон, обтянутый мешковиной. Весь зад­ник фургона теперь закрыт железной ре­шеткой, на которой висит огромный замок. Сквозь решетку видны иногда лица акте­ров.

Фургон охраняют два констебля. Невдалеке от фургона молча стоит Свифт. Актеры тихо напевают песенку.

Черный констебль. Прекратить петь!

Рыжий констебль. Пускай... Они ж не­громко...

Черный констебль. Не разрешено никаких представлений. Народ начнет толпиться.

Рыжий констебль. Это правильно! Но во­обще — жалко. Я, анаешь, кое-что у них смотрел... Мне понравилось... Про лили­путов.

Черный констебль. Это когда в чашке-то утоп? Ха! Ничего.

Рыжий констебль. И про великана непло­хо... Но вот особенно с этим умора... который живет вечно.

Черный констебль. Это который?

Рыжий констебль. Ну, который сам себя забыл. (Показывает за решетку.) Вон си­дит... «Дубу, говорит, пятьсот лет, а я его желудем помню...» Эй, ты! Иди-ка сюда.

Черный констебль. Не трогай ты их.

Рыжий констебль. Да ладно, поболтаем только.

К решетке приблизился Некто.

Некто. Вы меня, джентльмены?

Рыжий констебль. Одет-то... Одет-то как...

Ну, умора. Как тебя зовут?

Некто. Видите ли, я так давно живу на свете, что уже забыл свое имя. Поэтому называйте меня просто «Некто»...

Рыжий констебль. «Некто»? (Смеется.) Ну, артисты... Скажи, сколько же ты жи­вешь? Некто. Несколько тысяч лет.

Рыжий констебль. Несколько, говорит, ты­сяч... (Смеется.)

Черный констебль. Потеха! Некто (печально). Напрасно вы смеетесь, джентльмены. Каждый человек живет на земле несколько тысяч лет. Или больше. Просто у многих отшибло память. (Вгляды­вается в лицо рыжего констебля.) Вас, сэр, я где-то видел. Лет пятьдесят назад...

Рыжий констебль. Пятьдесят? А вот и врешь! Мне всего сорок пять.

Некто. В этой жизни. В этой! А в той жизни, что была до этой, мы с вами встречались. Прекрасно помню. Вы стояли на посту на базарной площади... возле городской тюрь­мы.

Черный констебль. Да он сейчас там сто­ит.

Некто. Это — сейчас. А то было тогда, при ко­роле Георге Первом. (Вглядывается в ры­жего.) Ну точно — вы... Я обратил внима­ние