Билет №3. 1. Хождение в Святую Землю и древнерусские жития святых.

1. Хождение в Святую Землю и древнерусские жития святых.

С принятием православия на Руси в народных массах произошли глубокие внутренние процессы духовного возрождения. Недавние грубые язычники под влиянием учения Православной Церкви становились благочестивыми христианами: среди них увеличивались добродетели и поднялась нравственность

Святая Евфросиния, княжна полоцкая, в миру Предислава, с юных лет подвизавшаяся в женском монастыре в г. Полоцке. Она была дочерью полоцкого князя Георгия Всеславича. Двенадцати лет она тайно постриглась в монахини и с разрешения полоцкого епископа первое время жила при храме святой Софии в том же Полоцке. Затем она основала близ города монастырь и убедила постричься там в инокини своих родственниц. В преклонных летах преподобная совершила паломничество в Иерусалим для поклонения Гробу Господню. В 1173 году она там и скончалась. Мощи ее были перевезены в 1187 году в Киев, где почивали в пещерах Киево-Печерской лавры. В 1910 году ее мощи перенесли в Полоцкий Спасов монастырь.

Из иерархов этого периода к лику святых причислены митрополиты: Илларион, Иоанн II и Ефрем; из епископов — Феодор, Леонтий и Исаия — ростовские, Кирилл Туровский, Иоаким, Лука Жидята и Никита Чудотворец — новгородские и другие. Из князей, кроме свв. Ольги и Владимира, высочайшим благочестием, увенчанным мученической кончиной, отмечены свв. братья Борис и Глеб. Созвездие благочестивых русских князей сверкает именами Владимира Ярославича — новгородского; Владимира Мономаха, — не только великого ратоборца за единство русской земли, но и мудрого миротворца, строителя храмов, искреннего и щедрого благотворителя, молитвенника и справедливого судьи; его сына Мстислава, Николая Святоши черниговского (князя Луцкого). Среди княгинь — жена Ярослава йрина, первая инокиня из русских княгинь; сестра Владимира Мономаха Анна (Янка); дочь полоцкого князя Святослава — св. Ефросиния. А имена многих простых благочестивых людей “Ты, Господи, веси”.

Кроме поучений, составляются также и жития святых. Так, явились жизнеописания свв. Михаила и Феодора Черниговских, Александра Невского, св. Кирилла Туровского, митр. Петра, митр. Алексия, Сергия Радонежского, Стефана Пермского и др.

Сохранились и благочестивые описания путешествий по св. местам. В ХIV в. путешествовал в Константинополь и Иерусалим новгородец Стефан, оставивший записки о своем путешествии. Сохранилось описание Флорентийского соборе, написанное спутником митрополита Исидора.

В усвоении древнерусской литературой представлений о Святой Земле (Палестине, палестинских древностях и Иерусалиме) участвовали многие, различные по происхождению, жанрам и функции источники. Этот процесс был сложен, и его исследование составило бы тему специальной работы. В данной статье сделана попытка обозначить лишь отдельные черты этого образа, который стоит за словосочетанием " Святая Земля" и реализуется в памятниках древнерусской письменности в точном и полном значении слова: как пространственно-географическая реальность, имеющая определенные земные границы, и как некий символ, границы которого не всегда совпадают с действительными и бывают весьма зыбкими.

С появлением на Руси первых переводных христианских сочинений в православное сознание включились имена Святого града Иерусалима, Гроба Господня, храма Святая Святых, горы Голгофы и других иудейских и христианских древностей. При этом Иерусалим Ветхого Завета и Иерусалим Нового Завета, Иерусалим земной и Иерусалим Небесный породили разные традиции восприятия Святой Земли древнерусской книжностью. Она восприняла их как некие постоянные знаки иудейского и христианского мира, их опорные понятия.

Остановимся на нескольких древнерусских текстах, с богослужебной практикой не связанных и сознательно выбранных ввиду их разновременности и разножанровости: это знаменитое " Хождение" игумена Даниила (XII в.) и ряд других " хождений", для которых сочинение Даниила было образцом; легенда о путешествии Иоанна, архиепископа Новгородского, на бесе в Иерусалим, включенная в его Житие (XV в.); апокрифическая " Иерусалимская беседа", сложившаяся в более поздний период, но явно на основе древних фольклорных и литературных мотивов, а также ряд других письменных памятников. Все они объединяются восприятием Снятой Земли (и Иерусалима) как очень отдаленного места, вроде края земли или острова — чтобы попасть туда, требуются немалые усилия или выполнение определенных, заранее заданных, условий, которые помогают преодолеть препятствия на пути. Тема пути также оказывается связанной с образом Святой Земли.

Итак, образ Святой Земли в древнерусской литературе многозначен. Он далеко не исчерпывается намеченными чертами и названными источниками. Он проявляется в письменных памятниках разных эпох и разных жанров. Поэтому его трудно четко обозначить. И тем не менее Святая Земля, Палестина, Иерусалим в древнерусской литературе — это особая мифологема, требующая серьезного исследования. Она существует рядом с тем образом, который был создан богослужебными текстами с их закрепленной символикой, иногда близко сходясь с ним по значению, а иногда резко от него удаляясь.

Точнее всего значение образа Святой Земли для древнерусского человека выразил игумен Даниил: " Аз же поклонився гробу Господню... изидох из гроба святаго с радостию великою, обогатився благодатиею Божиею и нося в руку моею дар святаго места и знамение святаго гроба Господня и идох, радуяся, яко некако скровище богатьства нося, идох в келию свою, радуяся великою радостию...".

2. Ф.М. Достоевский. Идеальные образы романа «Идиот».

" …Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла…" — такое признание можно прочитать в последней записной тетради Ф.М. Достоевского.

Не в этих ли словах его — ключ к пониманию всего наследия писателя? Нет сомнения. Здесь ясное указание и на путь, и на итог пути, каким он прошел в жизни.

Проблема веры важнейшая: каждому нужно верить хоть во что-то. Иначе — пустота. Когда же твёрдость веры соединится с полнотою Христовой истины, нет человека духовно богаче.

Вне Православия Достоевский постигнут быть не может. Всякая попытка объяснить его с позиции не вполне внятных общечеловеческих ценностей малосмысленна. Конечно, некоторые истины можно извлечь из творческого наследия писателя и вне связи с его подлинной религиозной жизнью — Достоевский для того слишком многоуровневый писатель. Но без скрепляющей всё основы всякое осмысление любой проблемы останется и неполным, и шатким, и ненадёжным.

Утверждённость в вере не обретается человеком с рождением. Ради того требуется потрудиться сердцем и разумом. То есть в глубинах сердца вера, быть может, и укоренена бессознательно, но сознание предъявляет и свои права: сомневается, ищет, отвергает даже несомненное. Оно мучит: мучит и себя, и сердце своего обладателя, — и выплескивает собственную муку из себя в окружающий мир. Вера и безверие — их тяжкий, смертоносный порой поединок в душе человека есть вообще преимущественная тема русской литературы. У Достоевского эти противоречия доведены до крайности. Он исследует безверие в безднах отчаяния, он ищет и обретает веру в соприкосновении с Горними истинами.

" …Особое значение имеет то, — писал прот. В.В. Зеньковский, — что Достоевский с такой силой поставил проблему культуры внутри самого религиозного сознания. То пророческое ожидание " православной культуры", которое зародилось впервые у Гоголя и которое намечало действительно новые пути исторического действования, впервые у Достоевского становятся центральной темой исканий и построений". Эта проблема тесно связана со стремлением Достоевского к воцерковлённости всей русской жизни, чему посвящен основной пафос его творчества.

Образ Христа внутренне стоит в центре творчества Ф.М.Достоевского. Среди его бумаг, дневников есть запись: «написать роман об Иисусе Христе». Роман он не написал, но можно сказать, что всю жизнь он его писал. Достоевский пытался воссоздать образ Христа в современной обстановке в романе «Идиот». Можно спорить с ним, но он увидел Его таким, как князь Мышкин. Евангельский Христос не таков, однако что–то великому писателю удалось уловить. Святой юродивый — в нем всегда есть печать света, но реальный Христос не был юродивым. Решил эту проблему Достоевский гениально, как никто из писателей.

Мысль изобразить Христа перед обществом наиболее полно воплотилась в романе «Идиот». Это образ таинственного князя, который приходит в мир, в присутствии которого людям становится отрадно, легко, в присутствии которого им не хочется делать зло и причинять боль друг другу. Многим из вас, вероятно, не раз приходилось задумываться, если вы читали Евангелие — а что такое «Будьте как дети»? Что это значит? Это что, инфантилизм, примитивность какая–то? Надо быть глупым, чрезмерно доверчивым? Трудно ответить на этот вопрос. Это нечто почти невыразимое. Конечно, Спаситель Иисус Христос не имел в виду инфантилизм, примитивность, а он имел в виду нечто, что сумел изобразить Достоевский в князе Мышкине: какая–то открытость, чистота, простота, наивность, но совершенно без глупости, прозрачное сердце, а главное, сердце, отзывающееся на чужую боль, даже на чужой стыд. Бывало ли вам когда–нибудь стыдно за другого человека, когда тот совершает зло? И вот то, что за него так стыдно, это уже — детская открытость, ибо взрослый человек постепенно покрывается сначала иммунной корой, а потом толстой непробиваемой броней — и его уже не возьмешь ничем.