Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Флоренция в Москве
|
|
(о русском сонете)
Сонет – детище Италии.
Его перенос на русскую почву – своего рода акклиматизация.
Успех ошеломительный!
Сонет привился – и процвёл.
Сонет стал у нас культовой формой.
Именно культовой.
Собственно, что стоит за этим определением?
Лат. cultus – почитание, поклонение.
Что почитаем в сонете?
Чему поклоняемся в пространстве сонета?
Ответы на эти вопросы я хочу эксплицировать из стихов Осипа Мандельштама:
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.
И с укреплённого архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поёт черница:
Успенье нежное – Флоренция в Москве.
И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.
Флоренцию мы по праву можем назвать мировой столицей сонета.
Дух Флоренции в Москву привнёс Ридольфо Аристотель Фьораванти (1415 – неранее 1486).
Пусть в унисон сейчас прозвучат и строки Максимилиана Волошина:
Отразился в лазоревой ленте,
Развитой по лугам-муравам,
Аристотелем Фиоравенти
На Москва-реке строенный храм.
Перед глазами итальянского зодчего стоял первообраз – Успенский храм во Владимире.
Но разве он приехал на Русь как унылый копиист?
Нет, мастер сотворил новое, небывалое.
У московского Успенья и впрямь два корня – заморский и местный.
Тесно переплелись!
И вышли наружу дивным собором.
Вот так и сонет.
Произошло то, что генетики называют гетерозисом – фантастическое, похожее на чудо увеличение жизнеспособности, ставшее возможным благодаря скрещиванию взаимно далёких, но не чуждых друг другу видов.
Русский сонет есть явление такого культурного гетерозиса.
Архитекторы-фрязины – и Антонио Джиларди, и Алевиз Новый, и Петрок Малый – явили дар эмпатии: внедрились в нашу традицию – и стали творить как бы внутри её.
Однако не перестали быть итальянцами!
Аналогично – русские сонетисты: чужеземную форму они наполнили своим звучанием – и она стала родной, кровной.
Это параллельные явления: итальянский дух в Москве – и русский дух во Флоренции.
Два случая глубокой конвергенции!
Два примера истинного симбиоза!
Без вслушивания в эти резонансы нам не понять сокровенное в русском сонете.
С.М. Земцов и В.А. Глазычев пишут: «Ренессанс времён Фьораванти это, в общем, одна Флоренция» (1).
Возвращаясь к Осипу Мандельштаму, скажем так: сонет для нас – возрожденческий храм.
Сколь безупречны его пропорции!
Мы поклоняемся в нём красоте и гармонии.
Почему на Соборной площади в Кремле поэт вспоминает про Акрополь?
Ответ на этот вопрос он даёт в другом месте: «У нас нет Акрополя. Наша культура до сих пор блуждает и не находит своих стран. Зато каждое слово словаря Даля есть орешек акрополя, маленький кремль, крылатая крепость номинализма, оснащённая эллинским духом на неутомимую борьбу с бесформенной стихией, небытием, отовсюду угрожающим нашей истории» (2).
Возрождение – в духе гегелевского отрицания отрицания – возвращало культуру к античности.
Воскрешало её!
Наши сонеты и венки – своего рода компенсация: пусть с историческим опозданием, но мы отстраиваем наш Акрополь.
Словесный – вербальный – Акрополь!
В его гулких стенах отдаётся музыка сфер.
Здесь каждый может ощутить себя и платоником, и пифагорейцем.
Когда русский поэт плетёт венок сонетов, то он – как и его собрат эллин – вносит вклад в обуздание энтропии.
Мы продолжаем строить космос.
Пусть вокруг нарастают силы распада, но наши катрены и терцеты – как оплоты гармонии.
Сонет – средоточие зиждительного Смысла.
Венок – его многократное усиление.
В сонете сама форма становится как бы иконой: указует на высший источник миропорядка – выводит, поднимает нас в трансцендентное.
Сонет харизматичен.
Сонет благороден.
Сонет элитарен.
СХОЛИИ
I
Франческо Петрарка (1304–1374) – и Флоренция: связь между ними окрашена в трагические тона. Отец поэта юрист Пьетро ди сер Паренцо (прозвище Петракко) был изгнан из Флоренции — вместе с Данте — за принадлежность к партии «белых».
Русский Петрарка – огромная тема.
Поставим в один ряд оригинал сонета – и два его перевода: Вячеслава Иванова и Осипа Мандельштама.
Сколь различны отражения итальянского текста!
Автор – и воссоздатель: отноения между ними похожи на агон –творческое состязание длвух поэтов.
FRANCESCO PETRARCA
Quel rosigniuol, che s'i soave piagne
forse suoi figli, о sua cara consorte,
di dolcezza empie il cielo et le campagne
con tante note si pietose et scorte,
et tutta notte par che m’accompagne,
et mi rammente la mia dura sorte:
ch’altri che me non `o di ch’i’ mi lagne,
che ’n dee non credev’ io regnasse Morte.
О che lieve `e inganar chi s’assecura!
Que’ duo bei lumi assai pi`u che ’l sol chiari
chi pens`o mai veder far terra oscura?
Or cognosco io che mia fera ventura
vuol che vivendo et lagrimando impari
come nulla qua gi`u diletta et dura.
ВЯЧЕСЛАВ ИВАНОВ
О чем так сладко плачет соловей
И летний мрак живит волшебной силой?
По милой ли тоскует он своей?
По чадам ли? Ни милых нет, ни милой.
Всю ночь он будит грусть мою живей,
Ответствуя один мечте унылой…
Так, вижу я: самих богинь сильней
Царица Смерть! И тем грозит могилой!
О, как легко чарует нас обман!
Не верил я, чтоб тех очей светила,
Те солнца два живых, затмил туман, —
Но чёрная Земля их поглотила.
«Всё тлен! — поет нам боль сердечных ран. —
Всё, чем бы жизнь тебя ни обольстила».
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Как соловей сиротствующий славит
Своих пернатых близких, ночью синей,
И деревенское молчанье плавит
По-над холмами или в котловине, —
И всю-то ночь щекочет и муравит
И провожает он один, отныне, —
Меня, меня: силки и сети ставит
И нудит помнить смертный пот богини…
О, радужная оболочка страха!
Эфир очей, глядевших в глубь эфира,
Взяла земля в слепую люльку праха.
Исполнилось твое желанье, пряха,
И, плачучи, твержу: вся прелесть мира
Ресничного недолговечней взмаха.
II
Источником вдохновения для Аристотели Фьораванти была Флоренция с её легендарным собором Санта Мария дель Фьоре, чей немыслимый купол воздвиг Филиппо Брунеллески (1377—1446)
III
Итальянский сонетист Уго Фосколо (1778–1827) был удивительно похож на Александра Пушкина.
Это сходство кажется нам знаменательным.
В одном из своих сонетов Уго Фосколо воспевает Флоренцию.
| FIRENZE A | К ФЛОРЕНЦИИ |
| E tu ne’ carmi avrai perenne vita Sponda che Arno saluta in suo cammino Partendo la città che del latino Nome accogliea finor l’ombra fuggita. Già dal tuo ponte all’onda impaurita Il papale furore e il ghibellino Mescean gran sangue, ove oggi al pellegrino Del fero vate la magion si addita. Per me cara, felice, inclita riva Ove sovente i piè leggiadri mosse Colei che vera al portamento Diva In me volgeva sue luci beate, Mentr’io sentia dai crin d’oro commosse Spirar ambrosia l’aure innamorate. Ugo Foscolo | Хвала тебе, о брег, — тебя в долине Ласкает Арно столько лет подряд, Степенно покидая славный град, В чьем имени рокочет гром латыни. Здесь вымещали гнев на гибеллине И гвельфу воздавали во сто крат У твоего моста, который рад Прибежищем служить поэту ныне. Ты, милый берег, мне милей вдвойне: На эту почву поступью небесной Ступала та, что всех дороже мне, − Здесь я впервые встретил чистый взгляд, Здесь я вдохнул − мне прежде неизвестный Ее волос волшебный аромат. Перевод Евгения Витковского |
_________________________________
1. Земцов С.М., Глазычев В.А. Аристотель Фьораванти. М., 1985. С. 15.
2. Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. Т. 2. М., 2010. С. 74.
|
|