О порочной сытости

Лобач. И, возвращаясь на 2 шага назад, по поводу вашего дефицита в общении и понимании чего-то. У меня сложилось такое интересное наблюдение за моими знакомыми, которые в той или иной степени относятся к кино и к театру, что в 87-88 году все говорили: «Эх, дали бы нам шанс, мы бы такое сделали!». До 95 года, когда у них был какой-то шанс, было что-то такое, что просто невозможно было воспринимать как искусство. А потом все поделились на 2 части: одна – это те, которых Вы упоминали по поводу телесериалов, вторая часть – клан кинематографистов.

Понять, что там происходит, крайне интересно, и вопрос в следующем: есть ли что-то, что сейчас непонятно этому клану? Если говорить о том же «Олигархе», на «Крестного отца» он, конечно, не тянет. Там есть один стоящий вопрос: а как они жили в этом периоде времени? У Вас возникают какие-то вопросы, которые Вам не понятны? Если есть, непонятность будет вызывать желание справиться с этим вопросом. А большая часть народа, которого я видела, хорошо упакованы в своей профессии, они очень сытые. Им все понятно: с какой стороны что делается, как это используется и т.д. И сегодня мне показалось, что Вы ситуацию отыгрываете: все, мол, хорошо, вопросов нет, все чудесно. Собственно, это и есть вопрос к Вам. Есть ли заказчики, и есть ли провокации на Ваши размышления? Или, возвращаясь к реплике Веневцева, есть тайна покрытая мраком, и мы там и живем? Можно напитываться в Серафимовском клубе или где-то еще, где у всех есть некий дефицит общения, а вот есть ли вопросы, которые нужно решать? Есть ли вопросы, которые сейчас требуют внутреннего напряжения?

Сельянов. Я хотел бы ответить, потому что вопрос очень важный. Боюсь, что я на него опять не отвечу в смысле какого-то внятного ответа, но свои чувства по этому поводу постараюсь передать. Самая главная проблема существования кинематографистов сегодня – это идеи. Не идеи, выраженные уже в чем-то, скажем, в сценарии, или в виде внятного изложения того, что хотелось бы сделать. Идеи в живом смысле этого слова. У продюсера крылатая фраза: «У нас деньги есть, у нас идеи нет». И к режиссерам это тоже можно в существенной степени отнести. Почему эта потребность сейчас очень актуальна? Помимо удовлетворения потребности высказаться посредством кино, есть конкуренция, всем хочется успеха - вырваться, выиграть, кино - азартный вид спорта.

У меня есть фотография, где мне 18 или 19 лет, я учусь в техническом институте, руковожу ВГИКовской студией, и у меня висит большой плакат на манер бутерброда, где большими красными буквами написано «Ищу идею». Самый главный вопрос всегда, что снимать режиссеру, которому отпущено лет 40. Все выдающиеся фильмы режиссеры снимают до 40 лет. Это статистика. Это не значит, что они потом снимают ерунду, но свой лучший фильм снимается до 40. Есть один случай с Бауэром, классиком немого кино, который сделал это в 54 года. Но это 1915-й год, это начало кино, тогда туда приходили немножечко разные люди и т.д. Конечно, молодой человек об этом не думает, что 40 лет – это рубеж и т.д. Просто он хочет сделать лучший фильм всех времен и народов.

Режиссеры - очень амбициозные люди. Кино вычерпывает энергию просто до дна. Это очень энергоемкий для режиссера вид деятельности. Они делают все на страшном нервном напряжении, это всепоглощающие амбиции, в хорошем смысле этого слова. Решается этот вопрос поиска идей понятным способом: путем общения, путем просматривания других хороших фильмов, все это, безусловно, как-то работает. Но одного определенного способа. У меня очень много проектов. Они у меня лежат, я их сам читаю. Есть редакторы, но я боюсь. Даже редактор, которому я доверяю, я боюсь, что он, все-таки, пропустит что-то.

Почему я книжек не читаю? Я сценарии читаю. У нас шестидневная рабочая неделя, в субботу я в Петербурге читаю сценарии. Читаю в машинах в светлое время, зима в этом смысле сложнее, летом, когда светло, читаю в машине сценарии, перемещаясь по столице нашей родины. Отвлекаясь от того, что власть в России с гражданином всегда находится в интимных отношениях, отвлекаясь от некой российской конфронтации, которая заслуживает отдельного обсуждения, ключ к попытке взаимодействия очень простой – сотрудничество. Это, конечно, очень трудно достижимо. С одной стороны, те же «Семнадцать мгновений весны» или «Место встречи изменить нельзя», бесспорные хиты, тоже в каком-то смысле сделаны по заказу. Вопреки всему тоже сделаны прекрасные картины.

Это все к вопросу, который Вы тоже затронули, что свобода появилась, но как-то странно расцвела. Ну, да, так известно, что в тоталитарных обществах искусство расцветает. Чем сильнее ограничения, тем сильнее шанс получить что-то вечное. Но почему это происходило и как это может происходить иначе? Если представить, что есть куча организаций, каждая из них заказывает по 30 фильмов в год, то через 3 года мы будем иметь 5 блестящих совершенно фильмов.