Благодарности 9 страница

Контролировать экономику или человеческое сознание — значит подавлять личность. Запрет на продажу лимонада без лицензии или лекарственных препаратов без одобрения регулятора, на доставку почтовых отправлений без разрешения государства — то же самое, что запрет на публикацию в газете без санкции сверху. Как пишет Айн Рэнд, «Свобода мысли невозможна без свободы политической. Политическая свобода невозможна без свободы экономической. Свободная мысль и свободный рынок не существуют д руг без друга»20. Разум как жертва безумия

Как я уже писал выше, патернализм — производная коллективизма. На первый взгляд может показаться, что регулятор действительно заботится о благополучии каждого отдельного человека. Судите сами: он требует, чтобы мы не забывали о ремнях безопасности, потому что опасно не пристегиваться; потребляли меньше жиров, потому что это вредно для здоровья; принимали только разрешенные лекарства, потому что запрещенные вредны. Где же тут требование подчинить личные интересы коллективным? Разве государство мешает нам оставаться эгоистами?

Разумеется, мешает.

В социальном государстве личность ничего не значит, человек рассматривается как средство для достижения целей коллектива. Нам постоянно твердят: «Общество заботится о ваших интересах, учит и лечит вас. Для вас работает общественный транспорт и Почтовая служба, вам гарантирована пенсия. Поэтому вы тоже должны служить обществу. Общество — сложный механизм, который нужно поддерживать в рабочем состоянии. Вы должны вписаться в этот механизм, в котором каждый винтик выполняет свою функцию». Общество заботится о нас как расчетливый крестьянин, который откармливает свиней и кур, чтобы те, в свою очередь, снабжали его ветчиной и яйцами.

Поборники патернализма считают, что человек не в состоянии понять, что полезно, а что вредно. По сути это означает, что им все равно, хорошо человеку или плохо. Точнее говоря, в их лексиконе вообще нет такого понятия, как «благо отдельного человека». По их мнению, хорошо то, что хорошо для общества. Примером может служить деятельность Управления по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов.

Это учреждение судит о лекарствах совсем не так, как ваш лечащий врач, который решает, стоит вам их принимать или нет. Например, клинические испытания показали, что иресса — препарат, предназначенный для лечения рака легких, помогает не всем пациентам, а только тем, кто, например, никогда не курил. Но ведь помогает! Тем не менее через несколько лет после одобрения препарата Управление запретило его. О причинах запрета сообщалось в прессе: «Данный препарат помогает не всем больным»21. (Курсив мой. — Питер Шварц.)

Такова суть коллективизма: личность — часть единого организма, состоящего из взаимозаменяемых клеток. При такой постановке вопроса не имеет значения, что некоторым больным препарат помогает. Коллектив — это все люди, причем подчиняющиеся общим правилам. На одну чашу весов государство равнодушно кладет очевидную пользу для некоторых (и оценивает ее как несущественную), на другую — вред (неочевидный) для всех больных. Если вы оказались в меньшинстве, которому иресса может помочь, то даже если вы умираете и лекарство — ваша последняя надежда, у вас все равно его отнимут, потому что препарат «помогает не всем больным».

Исследования показали, что противоопухолевый препарат «авастин» останавливает рост раковых клеток в среднем на три месяца. Но экспертная комиссия при Управлении решила, что польза от него ничтожна по сравнению с целым букетом побочных эффектов. В результате средство, предназначенное для лечения рака молочной железы, было изъято из продажи. И никто не вспомнил о тех, кому авастин помогал. Последовала акция протеста. Вот что писали в газетах: «Десять женщин, принимавших авастин и утверждающих, что они до сих пор живы только благодаря этому препарату, умоляют Управление по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов и экспертную комиссию этого органа не запрещать лекарство. В акции приняла участие группа активистов общественных организаций, занимающихся борьбой с раком»22. Одна женщина, которая пошла на поправку именно благодаря авастину, пожаловалась журналистам: «Как же так? Собирается комиссия из шести человек & lt; …& gt; и решает, что мы относимся к статистически ничтожному меньшинству. Что я скажу своим дочерям? Младшей четыре года, старшей — семь»23.

Нетрудно догадаться, какое объяснение могли дать эксперты, и оно вскоре было озвучено: «Задача Управления — защитить как можно больше пациентов. Иногда нам приходится принимать решения, ущемляющие интересы части пациентов, но мы делаем выводы на основе общей картины»24. Иными словами, комиссия делает свои выводы, руководствуясь «благом для коллектива».

Посмотрим, как все это работает на практике. Любой человек в состоянии сам решить, стоит ли принимать тот или иной препарат. Он взвесит все за и против. Он сравнит эффективность различных препаратов при лечении данного конкретного заболевания, учет побочные эффекты (например, головокружение, которое в зависимости от рода занятий может оказаться нежелательным), взвесит риски (например, при приеме препарата, не прошедшего полных клинических испытаний, но способного замедлить развитие заболевания). Индивидуальные показания к приему препарата невозможно определить на основе его коллективной оценки, ведь коллективного бо льного не существует. Лекарственные средства нельзя рассматривать с точки зрения их общественной полезности. Каждый случай индивидуален: тот же аспирин кому-то поможет избавиться от головной боли или предупредить инсульт, а у кого-то вызовет внутреннее кровотечение или анафилактический шок. Одно и то же лекарство может привести к развитию новых заболеваний или даже к смерти или продлить жизнь на многие месяцы. Как рассчитать «коллективную» полезность или вред препарата? Ведь живут и умирают конкретные люди. Но Управление выносит решения «на основе общей картины», и, как это всегда бывает при коллективистском подходе, одних людей приносят в жертву другим. В результате даже безнадежный больной лишается последнего шанса — лекарства, которое запретили как «слишком опасное».

Кем и ради кого жертвуют? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим другой препарат — «флибансерин», который Управление тоже запретило. Флибансерин, воздействуя на центральную нервную систему, помогал женщинам со сниженным сексуальным влечением. Хотя клинические испытания показали, что прием препарата способствует росту сексуальной активности, их результаты были расценены как «недостаточно убедительные, чтобы игнорировать возможные риски» (комментарий главы экспертной комиссии Управления)25.

Это был особый случай. Управление не просто лишило женщин и их лечащих врачей возможности самим взвесить все плюсы и минусы препарата. Проблема лежала гораздо глубже, и ее сформулировала дама-профессор, специалист в области психиатрии, активно выступавшая против выпуска флибансерина. Она заявила, что, хотя препарат и может помочь некоторому количеству женщин, но им могут заинтересоваться и многие из тех, кому он не показан, ведь многие женщины страдают от сниженного полового влечения, не требующего медицинского вмешательства. В силу своего невежества и отсутствия информации они могут решить, что достаточно принять таблетку, и их сексуальная жизнь станет такой, как в книжках про любовь. Но жизнь — не литература»26.

Заметим, что речь идет не о запрете подделки (в этом случае производитель ответил бы по всей строгости закона). Регулятора заботит совсем другое: он хочет запретить эффективное лекарство, боясь, что кто-то начнет им злоупотреблять. Регулятор стремится уберечь женщин от заблуждения, вызванного не лживой рекламой, а их собственными ложными представлениями о данном препарате. Но ведь заблуждаться можно относительно любого лекарства!

Если бы Управление действительно беспокоила недостаточная информированность потребителей того или иного препарата, оно могло бы публиковать результаты своих исследований, чтобы пациенты вместе с лечащими врачами владели всей полнотой информации, необходимой для принятия решения о применении препарата. Но это противоречит доктрине альтруизма: ведь если просто предоставить всю информацию о лекарстве, интересы «нуждающихся» все равно не будут соблюдены. Да, Управление может подробно информировать население о лекарственных свойствах препарата и напомнить о необходимости проконсультироваться с врачом. Но ведь люди могут не прислушаться к рекомендациям! Они могут пропустить ценные советы мимо ушей, потому что в них проснется Гомер Симпсон. Ведь многие упрямо верят, что одна таблетка способна исцелить их от всех недугов и сделать их сексуальную жизнь такой же бурной, как в книжках про любовь. Если у людей есть свобода выбора, всегда найдутся обиженные — те, кто не желает полагаться на разум.

Допустим, вы серьезно больны и хотите принимать еще не разрешенное к продаже лекарство. Вы собрали кучу данных, проанализировали информацию и получили представление о шансах на успех и возможных побочных эффектах. Вы детально обсудили схему лечения с врачом. Вместе с ним вы взвесили все за и против и решили, что лекарство принимать стоит. Вы подошли к этому вопросу серьезно и вдумчиво, но… Вам не позволят лечиться — ради блага тех, кто может принять необдуманное решение. Вашими интересами придется пожертвовать, потому что государство должно позаботиться о тех, кто не желает думать.

Это касается не только медицины, но и любой другой области, где правит дух коллективизма. Вы можете использовать себе во вред как мышеловку (что не так уж страшно), так и, например, паевой инвестиционный фонд (а это уже серьезно). Если так случилось, значит, вы не потрудились заблаговременно приобрести необходимые знания. Такие ошибки дорого нам обходятся: спрут-регулятор обвивает нас своими щупальцами. Ради того, чтобы защитить интересы «нуждающихся», он будет контролировать каждый ваш шаг.

Никого не волнует, что запрещенное лекарство может оказаться вашим единственным шансом на спасение. Вам все равно не позволят его принимать, и вовсе не ради вашего блага (потому что какая вам польза от запрета нужного лекарства?), а ради блага общего. Поборники патернализма заботятся о вашем благополучии, заставляя вас выполнять долг перед обществом. В сущности, вас действительно ограждают от ошибки, — но не от ошибочного понимания своих интересов, а от ошибочного представления, что ваши интересы — это ваши личные интересы, а не интересы общества. Поборники патернализма следят за тем, чтобы вы делали то, что действительно полезно для вас. А ваше благо, как учит альтруизм, состоит в жертвенности.

Коллективисты утверждают, что человек должен жертвовать собой ради общества, а общество — это «нуждающиеся». А самые «нуждающиеся» — это те, кто не хочет нести ответственность за собственную жизнь, уповая на государство, которое и защитит их, неразумных. Поэтому государство контролирует и продажу лекарств (чтобы их не принимали те, кому это противопоказано); и пенсионное обеспечение (чтобы будущие пенсионеры не промотали свои сбережения); и выбор общеобразовательных учреждений (чтобы уберечь родителей от неверного шага); и наше пищевое поведение (ведь некоторые совершенно не умеют заботиться о своем здоровье). В любом случае наши права нарушаются из-за тех, кто не желает брать на себя бремя ответственности за разумный выбор. Мы должны жертвовать своей свободой ради тех, кому она не нужна. Нас всех стригут под одну гребенку, чтобы умные не отличались от дураков с их «потребностями». Так человек становится рабом общества.

«Великая» миссия альтруизма состоит не только в том, чтобы заставить имущих жертвовать неимущим. Ведь дело не только в богатстве. В жертву невежественным, ленивым и безответственным приносятся образованные, трудолюбивые и ответственные. Альтруисты требуют, чтобы мы помогали «нуждающимся», — тем, кто и пальцем не хочет пошевелить, чтобы сдвинуться с мертвой точки, тем, кто не желает думать и отказывается от главного инструмента выживания — разума.

И ради таких людей мы должны мириться с подавляющим личность государством-регулятором! Альтруизм и всесильное государство

Чем более активно насаждается коллективизм, тем более зависимыми мы становимся. Людям внушают, что они не в состоянии справиться со своей жизнью, полагаясь лишь на собственные суждения и совершая самостоятельные поступки. Нас подводят к мысли, что невозможно удовлетворить свои потребности без опеки государства с одной стороны и без жертвенности — с другой. В результате мы становимся заложниками коллектива.

Именно такие представления навязываются населению в социальном государстве-регуляторе.

Чтобы понять, насколько глубоко укоренилось в нас идея зависимости от общества, вспомним, как часто мы слышим про «долг перед обществом». Член школьного совета (Палм-Бич, штат Флорида) объясняет, почему старшеклассники обязаны участвовать в общественных работах: «Наше общество процветает. Посмотрите, сколько всего для нас делается. Но ребята не всегда проявляют сознательность. Они не понимают, что они в долгу перед обществом, которое столько делает для нас»27. Миллиардер Уоррен Баффетт торжественно заявляет, что он в долгу перед всем человечеством за свое «исключительное везение»: «Родившись в США, я вытянул счастливый билет. В 1930 г. вероятность моего появления на свет именно в этой стране составляла 30: 1». В благодарность за это семейство Баффеттов обещает «оставить себе столько, сколько нужно, а остальное раздать нуждающимися»28. Всякий раз, когда богатые тратят свое время и деньги на бедных, они говорят, что «просто выполняют долг перед обществом», которое сделало для них столько добра. Непонятно только, зачем они это делают и кто от этого выигрывает?

Уоррен Баффетт много тратит на лечение африканцев. Но разве они помогли ему разбогатеть? Когда старшеклассник становится волонтером Армии Спасения, кого он спасает? Людей, которые «столько всего для нас сделали»? За это он должен благодарить не каких-то незнакомых бедняков, а родителей, — ведь это они заботились о его образовании, кормили его и поили, создавали комфортные условия жизни. Так почему же парень отдает долги беднякам?

Разумеется, многие блага мы получаем, только живя в обществе, а не на необитаемом острове. Но мы получаем их в результате взаимовыго дного обмена. Зарплату нам платит работодатель, кредит мы берем в банке, обед заказываем в ресторане. Наш долг перед теми, кто дает нам работу, деньги и еду (и только перед ними) состоит только в выполнении обязательств в рамках сделки. Иными словами, мы обязаны добросовестно трудиться, вовремя вносить в банк проценты и оплачивать ресторанные счета. В свободном обществе, если вы достигли успеха, значит, вы честно трудились и у вас нет причин считать себя виноватыми перед менее успешными согражданами. Каждый раз, вступая в отношения с людьми, вы совершали взаимовыгодную сделку. Вы ничего не должны аморфной массе, называемой обществом.

Несомненно, Баффетт был прав, когда говорил, что ему повезло родиться в США. Мы живем гораздо лучше, чем, скажем граждане Северной Кореи. В Штатах человек чувствует себя (относительно) свободным, когда как в других странах он скорее ощущает себя рабом. Так что в определенном смысле каждый гражданин США действительно в неоплатном долгу, но не перед жителями других стран, а перед интеллектуалами, — ведь все мы обязаны великим мыслителям, которые создали наше свободное и процветающее государство. Мы в долгу перед Джоном Локком, — он был первый, кто сформулировал понятие прав личности. Мы в долгу и перед отцами-основателями США, которые воплотили эту идею в жизнь, написав Декларацию независимости и Конституцию. Но, разрушая ценности, оставленные нам в наследство, мы проявляем черную неблагодарность. Нельзя радоваться неотъемлемому праву на счастье, одновременно обязуясь жертвовать этим счастьем ради других. Нельзя быть защитником американского идеала — индивидуализма, проповедуя коллективизм.

Баффетт поступил бы логично, пожертвовав деньги на какое-нибудь образовательное учреждение, распространяющее идеи индивидуализма и капитализма. Ведь на самом деле он не «выполняет свой долг», а бросает деньги на ветер и предает идеалы. Говоря, что успех — не результат труда, а альтруистический подарок от общества, Баффетт соглашается с утверждением, что своим существованием мы обязаны коллективу.

Чтобы управлять людьми, коллективисты делают их зависимыми. Любая структура социального государства способствует укреплению представления о беспомощности человека. Раз за разом мы слышим одно и то же: нам не выжить без мощного патерналистского государства, которое решит все наши проблемы. И постепенно мы свыкаемся с мыслью, что зависим от государства и материально, и духовно, и что оно должно не только давать нам хлеб насущный, но и указывать, сколько углеводов в день мы должны потреблять. Мы начинаем верить, что вообще живем только благодаря жертвенности остальных, а значит, и сами должны жертвовать собой. И вот нам уже кажется, что человек самостоятельный, ответственный и способный поддерживать свое существование в этом мире — это миф.

Поверив в собственное бессилие, мы готовы следовать любым указаниям. Мы терпеливо ждем, когда нас накормят, оденут и предоставят нам жилище. Значит, и есть мы будем то, что нам дадут, и одеваться так, как нам велят, и жить там, куда поселят. Мы начинаем ждать указаний, как нам жить.

Так прокладывается дорога к тоталитарному государству.

Тоталитаризм — высшее проявление идеи самопожертвования. Никаких личных интересов, никакой прибыли, никаких прав и свобод! Эта система отбирает у человека все личное. Отныне все его силы, все помысли и надежды должны быть подчинены потребностям коллектива. Карл Маркс коротко и ясно сформулировал суть альтруистической морали в тоталитарном государстве: «От каждого — по способностям, каждому — по потребностям».

Вдохновляясь идеями Платона об идеальном государстве, в котором царствует правитель-философ, тоталитарные лидеры пользуются абсолютной властью, полагая, что только им одним ведомо, в чем истинное благо для народа. Можно сказать, что диктатор — это главный патерналист. Он строго контролирует все сферы человеческой жизни, указывая людям, что делать и что говорить. И люди становятся бесправными рабами государства.

Когда в Китае женщине, у которой уже есть ребенок, запрещают иметь других детей, ее заставляют пожертвовать личными интересами ради блага страны. Когда в Иране насмерть забивают камнями человека, отказавшегося принять ислам, его приносят в жертву интересам мусульманского сообщества. Когда при советской власти в России диссидентов отправляли в лагеря, их приносили в жертву интересам пролетариата. Когда в нацистской Германии евреев сгоняли в газовые камеры, их убивали ради «чистоты нации». Все эти чудовищные преступления совершались и совершаются в строгом соответствии с представлением о том, что каждый человек живет лишь для того, чтобы удовлетворять потребности коллектива.

Вот что Гитлер писал о теории нацизма:

Необходимо, чтобы человек пришел к осознанию того, что его собственное эго ничего не значит на фоне существования целой нации, и что место эго в обществе определяется лишь совокупными интересами нации. & lt; …& gt; Высшие интересы целого должны определять границы долженствующих интересов отдельного человека. & lt; …& gt; Под такими интересами следует понимать лишь способность индивидуума идти на жертвы ради своего общества, ради своих соотечественников29.

А вот что Ленин писал о коммунизме:

Ради начала международной пролетарской революции можно и должно не останавливаться ни перед какими жертвами30.

Им вторил Мао Цзэдун:

Мы, китайские коммунисты, сверяя каждый свой шаг с высшими интересами широких народных масс, беззаветно верим в справедливость нашего курса. В любую минуту своей жизни каждый из нас готов на личную жертву — отдать свою жизнь за правое дело31.

Не имеет значения, является ли диктатор искренним поборником альтруизма или он просто жаждет власти и готов ради нее на все. В любом случае именно альтруизм наделяет его моральным правом на диктатуру. Диктатура держится не на штыках. Ни один диктатор не усидел бы на своем месте, открыто признавшись, что правит страной ради личного обогащения. В отличие от заурядного воришки, который не спорит с тем, что красть — грешно (он просто крадет себе и крадет, стараясь, чтобы его не поймали), диктатор заявляет во всеуслышание, что он правит во благо страны. Поэтому деспотии нужна пропаганда, пускай даже самая грубая и примитивная. Тиран понимает, что должен как-то оправдывать свое пребывание у власти, и начинает кричать о необходимости самопожертвования.

«Ваше собственное эго ничего не значит на фоне существования целой нации». Этот лозунг позволяет сплотить народ вокруг диктатора. И вот люди садятся на танки и становятся под ружье, государственные учреждения работают на диктатуру, пишутся книги и снимаются фильмы, прославляющие тиранию. Кто-то услужливо доносит на «врагов народа», а кто-то просто молчит, оправдываясь тем, что «им, наверху, виднее». Весь народ, от министра до рядового рабочего, готов постоянно жертвовать собой ради государства. Люди с радостью отказываются от соблюдения личных интересов и превращаются в серую массу. Они не жалуются, потому что боготворят тирана и убеждены, что их заставляют страдать, пытают и убивают ради «общего блага».

Чем более виртуозно диктатор владеет коллективистской риторикой, тем больше симпатии он вызывает у всего мира, даже если его руки по локоть в крови. Неудивительно, что некоторые критики советского режима — самой жестокой диктатуры нового времени — считают, что коммунисты творили зло во имя благородной цели, стремясь к недостижимому идеалу. Например, один американский дипломат, известный своими антикоммунистическими взглядами, считает, что марксизм — «самая благородная и бескорыстная идеология после христианства, просто она не работает на практике»32.

Ну и что, что не работает? В тоталитарном государстве людям прикажут заставить ее работать. Им объяснят, что все дело в пережитках прошлого, в том, что эгоизм еще не изжит до конца. Им будут твердить, что они должны пожертвовать своим счастьем во имя «высшего блага» — служения обществу. Нужно отринуть свое эго и выполнять волю диктатора, который строит рай для рабочих и крестьян или тысячелетний рейх. Никаких вопросов, полное послушание. Большинство населения с радостью или неохотой подчиняется неизбежности.

Но диктатура не падает с неба. Она произрастает на хорошо удобренной почве. Почему в одной стране она возможна, а в другой — нет? Диктатура рождается лишь в обществе, в котором укоренились представления о необходимости подчинения властям. Тирании нужны граждане с покорными душами и податливыми мозгами, с молоком матери впитавшие философию самопожертвования и самоотречения, готовые отдать свои судьбы в руки государства. Тирании нужны люди, нуждающиеся в тиране, готовые в ответ на любой его приказ вскидывать руку в приветствии и кричать: «Хайль Гитлер!»

Тирании нужны люди, согласные подчиняться.

Например, многие граждане России и сегодня, после падения коммунистической системы, продолжают восхвалять Ленина и Сталина, словно ждут прихода нового авторитарного правителя.

Рудольф Гёсс, комендант Освенцима, с одобрением отзывался о таком состоянии духа среди народонаселения:

Каждый немец безоговорочно и безропотно подчинялся руководству государства, только оно было способно защищать истинные интересы народа и вести его в нужном направлении33.

Никакой тиран не справится с народом, который по-настоящему ценит свободу. Именно поэтому — по крайней мере, на сегодняшний день — диктатура в США невозможна, ведь она требует совершенно другого менталитета, чем тот, который был заложен в нас отцами-основателями.

Соединенные Штаты возникли на волне индивидуализма. Каждый гражданин был объявлен независимой, свободной личностью, наделенной неотъемлемыми правами. Главной ценностью был объявлен человек, а государство было поставлено ему на службу. Отвергалось всякое подчинение человека человеком. Новые представления о человеке сформулировал Томас Джефферсон. Он писал, что никто не рождается ни оседланным, ни одетым в сапоги со шпорами и готовым оседлать других.34 Иными словами, жизнь каждого человека принадлежит только ему, а не государству. Это был призыв не к самопожертвованию, а к построению собственного счастья, не к созданию государства-няньки, а к самоуважению и подчинению государства человеку. Функции государства строго ограничивались. Это состояние души очень хорошо передают фраза «Не наступай на меня» и лозунг «Свобода или смерть!»[12]. Согласитесь, в них куда больше энергии, чем в сегодняшнем нытье о социальных пособиях и бесплатной медицине.

Дух той — другой, молодой — Америки был силен до конца XIX в. Сегодня он постепенно угасает. Нам уже трудно представить себе, что когда-то президент мог наложить вето на закон о финансировании психиатрических клиник: «Я не вижу, где в Конституции написано, что федеральное правительство должно стать главным благотворителем». Эти слова были сказаны президентом Франклином Пирсом в 1854 г. Вот что еще он заметил по этому поводу: «Если мы примем этот закон, мы посягнем на важнейшие принципы, на которых стоят Штаты»35. Иными словами, закон противоречил Конституции, согласно которой государство должно защищать права личности, а не заставлять граждан жертвовать в пользу других.

Хотя этот принцип лежит в основе политической системы США, в ней с самого начала было заложено некое противоречие. Да, отцы-основатели создали прекрасную систему, призванную защищать свободу личности. Но они и не подозревали, что в ее фундаменте — моральном кодексе — есть маленькая трещинка. Дело в том, что идея эгоизма хотя и присутствовала, но не была четко сформулирована, а вот альтруизм отцы-основатели поддерживали явно. Да-да, они проповедовали свободу личности, тем самым подтверждая, но не озвучивая мысль о том, что человек является высшей ценностью. Но, отвечая на вопрос о том, что, по их мнению, составляет истинное благо, они отвечали: служить ближнему своему. Томас Джефферсон выступал против буквальной трактовки Библии, но считал альтруистические заповеди Христа «самым высоким и прекрасным моральным кодексом из всех существующих»36. Отпуская невинные комплименты в адрес альтруизма, отцы-основатели даже не подозревали, к чему это приведет. Разве могли они предположить, что в сознании людей свободная независимая личность превратится в «сторожа брату своему». Но шло время, и указанное противоречие стало проявляться все более явно.

Медленно, но верно достижения Американской революции сходили на нет. Права личности съеживались как шагреневая кожа, а государство набирало силу. Росли государственные расходы, плодились государственные учреждения, повышались налоги. Законов и ограничений становилось все больше. Коллективистское начало усиливалось. И вот мы превратились в нацию наполовину свободную, наполовину зависимую от государства. А ведь все началось с невинного утверждения, что мы должны помогать нуждающимся. Если мы не бросим вызов этой доктрине, все закончится плохо, и наша свобода иссякнет, а так называемая «сетка социальной безопасности» превратится в грубую ткань, из которой всесильное государство сошьет каждому из нас по смирительной рубашке.

Говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Это правда, если «благом» считать альтруизм.

ГЛАВА 7 ЧЕРНАЯ ДЫРА АЛЬТРУИЗМА

Многие считают, что альтруист готов пожертвовать состоянием, но никогда не откажется от идеалов, что он не меняет своих убеждений и живет в соответствии с принципами, которые проповедует. На самом деле это не так. Альтруист не может иметь убеждений.

Альтруисты вынуждены жертвовать не только материальными, но и духовными ценностями. «Нуждающиеся» опустошают не только кошелек, но и мозги.

Альтруисты вынуждены жертвовать разумом. Эгоизм человеческого сознания

Согласно этике альтруизма, следует делиться благами. Но любая оценка, т.е. определение чего-либо как блага, является результатом процесса мышления. Иными словами, вы определяете благо как нечто ценное для вас, как то, что вам нужно и что вы стремитесь приобрести. Жертвуя благом, вы жертвуете этими представлениями. Вы отказываетесь признавать, что ваша жертва представляет для вас ценность. Вы считаете что-то благом для себя, а альтруисты призывают этим благом пожертвовать, потому что истинное благо — это жертва.

Альтруистическая доктрина диктует нам, чт о именно мы должны считать не только полезным, но и истинным. Например, Управление по контролю за качеством продовольствия и лекарственных препаратов, имеющее монопольное право разрешать и запрещать лекарства, указывает нам, чт о следует считать правильным с точки зрения медицинской науки. Лекарство может помогать вам, но если его признают вредным для большинства населения, вы тоже будете должны считать его таковым.

Под контроль попадает и мир идей. Производитель фармацевтической продукции не имеет права не только продавать лекарства без разрешения Управления, но и предлагать медикам специальную литературу, содержащую выводы, противоречащие позиции этого учреждения1.

Альтруисты хотят, чтобы наши представления о мире соответствовали чужим представлениям. Мы не должны разделять идеи, против которых выступают «нуждающиеся». Например, в Канаде в тюрьме для особо опасных преступников охранникам запретили носить жилеты, защищающие от ножевых ранений, потому что «преступники могут подумать, что их считают опасными»2. В США в школьный учебник отказались включить рассказ про слепого смельчака, покорившего вершину Мак-Кинли, потому что в тексте «содержится намек на ущербность незрячих»3. В британской школе преподаватели истории запретили писать сочинения о холокосте, чтобы не вызвать «рост антисемитских настроений у детей из мусульманских семей»4. Это и есть альтруизм в действии. Ради него приходится отказываться от истины. Если «нуждающиеся» высказывают какое-то суждение, мы должны соглашаться с ними, даже если они ошибаются. Иными словами, людям, не знающим истории, мы должны говорить, что холокост — это миф, слепым — что альпинисты не нуждаются в зрении, а закоренелым убийцам — что они не опасны.