Благодарности 5 страница

Эти рассуждения можно было бы счесть фантазиями чудаковатого профессора, оторванного от реальности и живущего в башне из слоновой кости, но именно философия Гегеля сформировала современный подход к общественной жизни. Например, его идеи просматриваются в наших программах социального обеспечения. Работающий 24-летний молодой человек платит пенсионные взносы, но это не значит, что его деньги будут на протяжении 40 лет накапливаться на его счету. Все прекрасно понимают, что персональные пенсионные счета — фикция и что пенсионные взносы идут в общий котел. Никто не хранит наши деньги, чтобы мы могли воспользоваться ими в старости. Все средства, до последнего доллара, собранные с работающих граждан, идут на выплату пенсий сегодняшним пенсионерам. Будущие пенсионеры получать пенсии не за счет собственных сбережений, а за счет взносов нового поколения работающих.

Пенсионные счета служат еще одной иллюстрацией того, что с точки зрения коллективизма не существует отдельных работников, а есть лишь клетки, обеспечивающие функционирование единого социального организма. Принцип общественной пользы гласит, что все должны платить друг за друга и никто — за себя. Коллектив дает, но коллектив и берет. Нас призывают проникнуться этой идеей. Система, якобы заботящаяся об общем благе, не оставляет нам выбора.

Может быть, вы хотели бы выйти из пенсионной программы и самостоятельно скопить деньги на старость? Отказавшись от участия в государственной системе пенсионного страхования, вы сможете накопить больше, даже если положите деньги на депозит по самой скромной ставке. Но система не позволит вам это сделать, ведь вы для нее — средство. Ей нужно, чтобы каждый работник безропотно отдавал свои денежки, а уж государство распределит их в интересах всего общества. Никакой самодеятельности! Вот что пишут об этом в Washington Post:

Если бы социальное страхование было добровольным, в первую очередь от него отказались бы вовсе не богатые. & lt; …& gt; Многие молодые семьи, которым трудно платить за дом, обучение детей и содержание престарелых родителей, перестали бы платить налоги, съедающие значительную долю их скромных доходов. Но со временем они, а потом и их дети пожалели бы о таком выборе18.

Иными словами, нам не позволяют планировать собственную жизнь, потому что мы якобы не понимаем, что нам полезно.

В основе любой политики, якобы нацеленной на защиту общественных интересов, лежит отрицание возможности личного выбора. Общественная польза не только оказывается важнее наших личных интересов, она с ними отождествляется. По мнению коллективистов, мы недостаточно разумны, и поэтому государство вынуждено направлять наши действия и указывать путь к счастью.

Все это почти дословно списано у Гегеля, утверждавшего, что в государстве «не может возобладать отдельная воля индивидуума. Все личные притязания должны быть отвергнуты, и таким образом единая воля — главное объединяющее начало любого государства».19 (Курсив мой. — Питер Шварц.) Индивид не имеет права на собственное суждение, и его поведение должно определяться коллективной волей. Но что такое коллективная воля? Разве кто-то проводит опросы, чтобы выяснить, в чем она состоит? Нет, ведь это попахивает индивидуализмом. Нельзя, чтобы каждый отдельный человек судил о благе общества. Ведь народ, как утверждал Гегель, «не знает, чего он хочет. Понимание этого & lt; …& gt; есть плод глубокого познания & lt; …& gt;, которое именно и не является делом народа»20.

Иначе говоря, по Гегелю, человек не способен познать истину, даже истину о собственных интересах. И только коллективный разум, воплощенный в государстве, способен на «глубокое познание». Ради своего же блага мы должны отказаться от узких личных интересов. «Единая воля», выразителем которой является государство, и есть наша истинная воля, а некая неопределенная «польза для общества» и составляет суть наших интересов. Вы хотели отказаться от системы пенсионного страхования? Вас вовремя спасли от ошибки и для вашего же блага силой затащили обратно. Частная инициатива и право на выбор, воплощением которых служат пенсионные счета 401 (k), парк Disney World, почтовая служба Federal Express, книжные магазины Barnes & amp; Noble, — все это якобы нам не нужно. И лишь порождения «единой воли» (программы социальной защиты, Йеллоустонский заповедник, Почтовая служба США, сборник произведений исландских стихоплетов, изданный на средства Национального фонда искусств) нацелены на защиту наших истинных интересов. «Государство, — писал Гегель, — это и есть человек свободный»21. Интересы общества не интересуют общество

Сходные суждения, только слегка модифицированные, высказывал Ньютон Миноу, бывший председатель Федеральной комиссии по связи, в речи, обращенной к работникам телевидения. В частности, он рассуждал о том, что можно, а что нельзя показывать по телевизору:

Моя работа состоит в том, чтобы защищать и отстаивать интересы общества. & lt; …& gt; Некоторые считают, что интересы общества — это то, что интересует зрительскую аудиторию. Позвольте с этим не согласиться. & lt; …& gt; Мы не можем потакать прихотям отдельных людей. Наша задача — обслуживать интересы всего общества22.

Зрителям нравится передача? Но Комиссия считает, что это не имеет значения. Люди не способны сами решать, что хорошо, а что плохо. Наши интересы, как писал Гегель, — не наше дело. Значит, мы должны смотреть то, что нам неинтересно. Наши интересы — это то, чем их считает воплощение «единой воли», в данном случае — бывший глава Федеральной комиссии по связи. А желание смотреть ту или иную передачу — всего лишь «прихоть». Но ведь если чиновники указывают нам, какие передачи мы должны смотреть, значит, они умеют объективно оценивать наши потребности?

Примерно так же рассуждал другой руководитель Комиссии. Он устроил выволочку двум крупнейшим телеканалам за то, что вместо предвыборных дебатов они пустили в эфир развлекательные программы:

Тут кто-то сказал, что руководители каналов поступили правильно. Зритель не хочет смотреть предвыборные дебаты, ну и не надо. & lt; …& gt; Но указанные каналы — общественные, и они не могут просто развлекать зрителей. Они должны обслуживать интересы граждан, освещая демократический процесс выборов. & lt; …& gt; Мой вам совет на будущее: не забывайте, что интересы общества важнее финансовых интересов23.

Телеканалу выгодны передачи, которые нравятся зрителям. Но руководители Федеральной комиссии по связи, видимо, как и Гегель, убеждены, что общественный интерес состоит в навязывании людям того, что им не нужно, и что государству виднее, чего хочет народ.

В недемократических государствах результаты выборов фальсифицируются. Их результат известен заранее. Один из руководителей бывшего СССР так и заявил: «Считаю, что мы гарантированы от ошибки именно благодаря тому, что выбор совершается еще до голосования»24. А что могут возразить наши поборники общественных интересов? Какая разница, чтó именно ты не можешь выбирать — пенсионный план, телепередачу или политических лидеров?

Цель, преследуемая во имя общественного блага, — не выбор конкретных людей. Эта цель оторвана от реальных, т.е. частных интересов. Имеет ли право грабитель, отнявший у кого-то деньги, решать, как лучше ими распорядиться в интересах жертвы? Так почему же чиновники, отбирающие деньги у нас, решают, как использовать «общественные» ресурсы? Чего хочет общество? Расширить зоопарк или помочь местной судостроительной верфи? Кто больше нуждается в деньгах — детская бейсбольная лига или оперный театр? Каждый человек, будучи одновременно и производителем, и потребителем, постоянно решает, на что потратить свои деньги. Он делает это, опираясь на собственную иерархию ценностей. От его решений зависит, какие товары будут представлены на рынке, а какие — нет. Но вот к процессу подключается государство, выступающее от лица общества, и нам говорят: «Мы забираем ваши деньги, которые вы могли бы потратить по своему усмотрению, чтобы израсходовать их на то, что вам полезнее». Есть ли у государства какие-либо рациональные аргументы в пользу того, чтобы что-то сделать, или от чего-то отказаться? Нет, мы имеем дело с навязанным выбором[7].

Одним из самым отвратительных проявлений такого произвола является лоббизм.

Сотни групп влияния донимают правительство, проталкивая нужные им законы и нормативные документы. Как они добиваются своих целей? Они действуют открыто. Имена лоббистов, их клиентов и цели, которые те преследуют, хорошо известны, все это можно найти в СМИ. Эти люди, как правило, не занимаются прямым подкупом. Напротив, они действуют в рамках закона, который стоит на страже наших интересов. Им потому и гарантирован успех, что они апеллируют ко всему обществу, прикрываясь таким размытым понятием, как «общественное благо». Каждый лоббист утверждает, что проталкиваемый им закон совершенно необходим людям. Но за этим обязательно скрываются чьи-то личные или групповые интересы: производителей навигаторов, мечтающих оборудовать ими все салоны такси; или аграриев, жаждущих расширить рынок сбыта голубики; или владельцев тату-салонов, нуждающихся в клиентах, пусть даже желающих не сделать татуировку, а избавиться от «позорного клейма». Во всех этих случаях звучит один и тот же аргумент: это нужно обществу. По правилам коллективизма, отказать им невозможно. Но скажите на милость, какую пользу обществу принесут прилавки, заваленные голубикой?

Лоббисты преуспевают не потому, что все политики коррумпированы, а потому, что представления об общественном благе очень субъективны. Судья, вынося вердикт о виновности или невиновности человека, руководствуется четкими и прозрачными статьями закона. Но не существует критериев общественной полезности того или иного законопроекта. Чиновнику, принимающему решения, не на что ориентироваться. Нет таких правил, по которым можно было бы честно отнимать деньги у граждан ради пресловутой общественной пользы.

Любой нормальный человек знает, что шарить по чужим карманам — нехорошо. Но коллективисты пытаются запудрить нам мозги, оправдывая преступление и уверяя, что все мы — часть целого, а потому деньги могут свободно перекочевывать из одного кармана в другой. Коллективистское сознание

Коллективисты куда более агрессивны, чем мы думаем. Они не только занимаются перераспределением чужих доходов, они идут дальше. Им нужно, чтобы мы считали себя членами коллектива. Мы не самостоятельные личности. Мы — детали колоссального механизма, — послушные, легко заменяемые винтики.

В первобытных племенах человека можно было принести в жертву не потому, что он совершил преступление, а просто в надежде умилостивить богов. Так и сегодня — вас могут принять или не принять в колледж не потому, что вы хорошо или плохо учились, а по расовым или гендерным соображениям. При этом в расчет принимаются не ваши личные качества, а принадлежность той или иной группе.

С точки зрения альтруистов, ценность человека является ничтожно малой величиной. Индивид — существо безликое. Группа таких существ составляет коллектив. Если для альтруистов чужие потребности важнее личных, то для коллективистов группа людей важнее личности. Мы должны не отвечать за себя, а раствориться в общей массе. Никакой самостоятельности — вы полностью зависите от коллектива. Вы не более чем член коллектива и обязаны подчиняться ему.

Коллективистское сознание воспитывают в нас с пеленок — в детском саду, в школе и т.д. Наслушавшись рассуждений о так называемом прогрессивном образовании, учителя начали считать, что главное в их деле — не передача знаний, а «социализация» детей. И вот уже несколько поколений американских детей учат ставить интересы коллектива выше личных интересов. Родоначальник теории прогрессивного образования Джон Дьюи писал, что «школа — это прежде всего общественный институт»25. Он считал, что «учить детей следует прежде всего не точным наукам, не литературе, не географии или истории, а социальной активности»26. Он призывал «поощрять детей к тому, чтобы они вели себя как члены коллектива & lt; …& gt;, чтобы не отрывали свои интересы от интересов группы, членом которой являются»27. Дьюи настаивал, что детей следует воспитывать «в духе коллективизма, основанного на взаимопомощи»28 путем «вырабатывания навыков служения общему делу»29.

Идеи Дьюи глубоко укоренились в нашей системе образования. Детям внушают, что человек сам по себе мало что значит и что нехорошо быть выскочкой и стараться выделиться. Например, в одной из школ в начале учебного года у всех учеников третьего класса отбирают канцелярские принадлежности — ручки, карандаши, бумагу, линейки и прочее, и складывают все это в «общий котел». Директор школы утверждает, что «дети должно заботиться друг о друге и об общем благе»30.

Согласно учению Дьюи, каждый человек не лучше и не хуже других, а ответ на вопрос учителя не может быть верным или неверным, потому что каждый имеет право на собственное мнение. Отметки — пережиток прошлого, как и дух соревнования между учениками. Важен групповой результат, уроки нужно делать сообща, а правильный ответ находить с помощью голосования. Для каждого ребенка коллектив должен стоять на первом месте. Независимости суждений следует предпочитать конформизм, а самостоятельному мышлению — групповую солидарность.

Потом мы взрослеем. И когда от служителей Церкви мы слышим, что креационизм — такая же наука, как и теория эволюции, а от политиков — что развитие промышленности ведет к глобальному потеплению, угрожающему всему человечеству, когда уважаемые люди говорят, что жертвенность — дело святое, а преследование личных интересов — зло, мы вдруг ловим себя на мысли, что они лишь повторяют то, что им внушили еще в школе. Они опираются не на факты и логику, а исключительно на «групповую солидарность».

Вот как Дьюи объясняет, почему в школе следует делать упор не на обучение, а на социализацию: «Простое поглощение фактов — процесс индивидуальный, неизбежно превращающий ребенка в эгоиста. В обучении как таком нет ничего социального, оно не нацелено на благо общества»31.

В одном Дьюи, безусловно, прав: «поглощая факты», мы думаем о том, где и как применить полученные знания. Действительно, учеба — процесс эгоистический, потому что человек усваивает знания самостоятельно. От них зависит его выживание. Мы тренируем свой мозг, собирая факты, обобщая их и выявляя закономерности, которые потом используем для решения задач, связанных с выживанием. Для этого требуются умственные усилия, которые могут быть только индивидуальными. Нельзя мыслить коллективно, как нельзя есть или дышать сообща.

Только мы сами можем решить, как жить и добиваться своих целей. Именно поэтому подчинение личных интересов общественным представляется абсурдным и лишенным смысла. Не общество обеспечивает выживание человека, а, наоборот, человек, поддерживая свое существование, делает возможным выживание общества. Знания, открытия и изобретения, производство и торговля — все, что связано с умственными усилиями и разумной деятельностью, требует усилий отдельных людей. Знаниями можно делиться, их можно использовать, но сначала их надо получить. Каким образом? Только путем индивидуальных умственных усилий. Товары можно выставить на продажу, но сначала их нужно произвести. Каким образом? Только усилиями каждого отдельного человека, основанными на свободном выборе. Сначала причина, потом следствие. Человек первичен, общество вторично.

На самом деле никакого глубинного конфликта между человеком и обществом не существует: жертвовать интересами отдельных членов общества не в интересах самого общества. Лозунг утилитаризма — «наибольшая польза для наибольшего количества людей» — преступный обман, своего рода призыв к цивилизованному каннибализму. Двум вашим соседям, например, незачем отнимать у вас дом, чтобы поделить его между собой, хотя, объединившись против вас, они, возможно, могли бы это сделать. Точно так же представителям расового большинства незачем линчевать представителей расового меньшинства. Жертвует ли своими интересами 51% населения ради оставшихся 49%, или один человек ради всего общества, этому нет оправдания — ни с моральной, ни с практической точки зрения. Цивилизованное общество не может жить по законам джунглей и должно защищать интересы меньшинства, потому что отвергает право силы. Как в свое время писала Айн Рэнд, «самое малое из социальных меньшинств — это человек. Тот, кто отрицает права человека, не может называть себя защитником прав меньшинств»32.

Жертвенность вредна всем. Нельзя действовать в интересах общества, «поедая» кого-либо из его членов. Общество, занимающееся «каннибализмом», уничтожает не только жертву, но и себя, потому что допускает саму возможность уничтожения человека, которая рано или поздно превратит «поедающих» в «поедаемых».

Поскольку общество не существует в отрыве от его членов, общественное благо не существует в отрыве от личных интересов каждого члена общества. Коллективисты, насаждая идею самопожертвования, разрушают саму основу человеческой жизни.

Так существует ли разумное определение понятия «общественные интересы»? Нет, если это определение дается в отрыве от частных интересов и вступает с ними в антагонизм. И да, если учитываются интересы каждого члена общества.

Не составляет никакого труда определить природу личных интересов. Полагаться на себя, а не паразитировать на других. Не жертвовать собой ради других и не требовать от них жертв. Создавать блага, руководствуясь разумом. Строить отношения с людьми на основе доброй воли, сотрудничества и взаимовыгодного обмена.

Что касается политической жизни, то она должна основываться на такой базовой общечеловеческой ценности, как свобода. Это общий знаменатель интересов каждого человека. Наши интересы соблюдаются не тогда, когда разбивают парки, реставрируют памятники в честь Дня матери и снимают фильмы про красоты африканской природы. Они соблюдаются, когда за нами признают право самим решать, нужны ли нам эти парки, памятники и фильмы. В отличие от всего того, что делается якобы в интересах общества, свобода несовместима с самопожертвованием. Она потому и нужна обществу, что стоит на страже личных интересов людей, из которых это общество состоит.

Но альтруисты смотрят на свободу совершенно иначе. Об этом мы поговорим в следующей главе.

ГЛАВА 5 АЛЬТРУИЗМ И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Мы, представители западного общества, дорожим идеей свободы. Мы считаем, что некоторые действия, предпринимаемые по отношению к нам (прежде всего государством), недопустимы. Мы настаиваем, что у каждого человека должно быть личное пространство, свое царство, куда посторонним вход воспрещен и где он может чувствовать себя защищенным. Мы также полагаем, что государство не имеет права творить произвол. Одним словом, мы утверждаем, что у каждого человека есть права.

Альтруисты отвергают эту точку зрения.

Требуя от нас подчинения другим, они не считают нас свободными, самостоятельными личностями. Мы для них — рабы, которые должны заботиться о благе других людей и интересах коллектива. А у раба, как известно, нет никаких прав, а одни лишь обязанности. Раб подчиняется воле хозяина. У него нет ничего своего, все принадлежит коллективу. Он ничем не владеет по праву, ведь права есть только у нуждающихся.

Обладать правами — значит быть свободным и поступать по собственной воле, руководствуясь независимыми суждениями, без давления извне. Это совсем не то же самое, что действовать с чьего-то позволения. Джон Локк, родоначальник философии права, писал: «Каждый человек принадлежит самому себе; поэтому никто не имеет прав ни на кого другого, кроме как самого себя. И мы с определенностью можем утверждать, что плоды труда, осуществленного нашими собственными руками, по праву могут принадлежать только нам»1.

Свободно высказывая свою политическую позицию, вы осуществляете свои права. Если критика в адрес властей запрещена законом, если ваше мнение считается противоречащим «общественным интересам», ваши права нарушаются. Если для совершения какого-либо действия вам требуется разрешение, значит, права на это действие у вас нет и вы — не свободный человек. Вы зависите от чужой милости. Таков принцип коллективизма — вы живете исключительно с позволения общества. У вас нет никаких естественных прав, а есть только набор привилегий, которые по желанию коллектива могут быть или расширены, или отняты.

Если мы живем для других, никаких прав и свобод у нас нет. Поборник альтруизма Огюст Конт писал:

[Философия] признает только обязанности, долг всех перед всеми. & lt; …& gt; Такое понятие, как права недопустимо, потому что в основе его лежит индивидуализм. Мы рождаемся и проживаем свою жизнь под бременем обязательств, — мы в долгу перед нашими предками, потомками, а также современниками. & lt; …& gt; Если речь идет об отдельном человеке, понятие права абсурдно и аморально2.

Бремя альтруизма лишает нас независимости. Так запряженный в плуг вол тянет свою лямку, пашет на хозяина, не помышляя об иной доле. Если человек по Локку обладает естественным правом на собственную жизнь, то альтруизм требует от человека постоянно жертвовать собой ради общества. Призыв к самопожертвованию как отрицание свободы

Многие сторонники альтруизма, особенно люди консервативного склада ума, пытаются примирить понятия свободы и самопожертвования. Они уверяют, что мы хотя и обязаны жертвовать собой ради других, но за нами остается законное право выбора — без давления со стороны государства решать, выполнять свой долг или нет, а если да, то каким образом.

Подобное допущение полностью противоречит самой сути альтруизма.

Признать за человеком право выбора — значит согласиться с тем, что он способен самостоятельно строить свою жизнь и что она принадлежит только ему. Альтруисты не могут согласиться с этим: наша жизнь должна принадлежать остальным, и только эти остальные вправе решать, когда, как и сколько мы должны жертвовать. У нас нет права сбросить кандалы. Мы как должники, которым некуда бежать от кредиторов. Коллектив предъявляет свои права на нашу жизнь. Как говорил Папа Римский Павел IV, «помогая бедным, вы отдаете не свое. Вы отдаете то, что принадлежит им»3.

Если владелец фитнес-клуба не хочет, чтобы инструктором по аэробике у него работала толстуха, то, в соответствии с нашими альтруистическими законами, суд заставит его уступить. Если стоматолог, боясь заразиться, указывает на дверь ВИЧ-инфицированной пациентке, он тоже проиграет судебный процесс. Человек, живущий «под бременем обязательств», лишен права выбора. Это право есть только у коллектива.

Тут явно напрашивается сравнение с религией. Верующие считают, что все мы обязаны служить Господу. Строить свою жизнь самостоятельно — вероотступничество. Мы должны подчиниться воле Господа, а тех, кто нарушает Его заповеди, ждет страшная кара. (При теократии, поскольку вся власть принадлежит Церкви, кара может постигнуть человека и в земной жизни.)

По сути, религия — та же философия альтруизма. Нас уверяют, что мы должны служить высшему существу, и только оно может направлять нашу жизнь. Если мы не будем подчиняться, нас накажут по всей строгости закона.

Мысль о том, что у человека есть права, несовместима с представлениями о нашей рабской природе. Ведь раб зависит от общества и Бога, а потому не может быть хозяином своей судьбы. У нас есть свобода выбора, только если наша жизнь принадлежит нам. (Естественно, такая свобода предполагает и право сделать выбор в пользу служения людям, — но не по принуждению, а добровольно. А вот раб не может выбрать свободу.)

Сравнивая альтруизм и религию, можно провести и более глубокие параллели. За требованием подчинить себя Божией воле стоит уверенность в неспособности человеческого разума постичь истину. Церковь предлагает нам обратить свои мысли к Богу, который и раскроет нам ее. В основе религиозного сознания лежит вера.

Но вера — не синоним убежденности, уверенности, точного знания или другого понятия, связанного с разумом. Вера — это признание истинности тех или иных утверждений без убедительных доказательств. Вера не нуждается в знании. Разумный человек понимает, что невозможно одним мановением руки заставить море расступиться, что не бывает воскресения из мертвых и что научно доказано, что жизнь на Земле существует уже несколько миллиардов лет. Религиозное сознание требует отказаться от этого знания. Его место должна занять вера, вера в то, что разум отрицает. «Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум твой»4 — учит нас Библия. Проповедники говорят, что наш разум ненадежен, и любые, казалось бы, очевидные выводы, сделанные на основе разума и логики, суть иллюзия. Вместо развития интеллекта нам предлагают веру в сверхъестественное, непостижимое для нашего слабого ума.

Перестать думать — значит утратить навыки выживания. Полагаясь только на веру, человек снимает с себя ответственность за свою жизнь. Как слепой ищет помощи у зрячего, чтобы перейти дорогу, так верующий руководствуется чужим умом, чтобы не заблудиться в реальности. Религия предлагает вверить себя Божественному разуму, который и будет нашим поводырем.

Вера требует подчинения, подчинение ведет к рабству. Если вашим пастырем становится Бог, вы должны послушно, как ягненок, следовать за ним, куда бы он вас ни вел.

Альтруизм также полагается на веру. Как мы уже писали выше, он не объясняет, почему мы должны жертвовать собой ради других. Мы не услышим хоть сколько-нибудь вразумительных доводов в пользу утверждения, что чужая жизнь должна быть ценнее нашей. Нам твердят, что нравственность находится за пределами рационального и нравственные принципы следует принимать на веру. Общество решает, что хорошо, а что плохо, и навязывает вам свои представления о добре и зле. Благо — не то, что вы как разумный человек считаете полезным для себя, а то, считают полезным другие. Чтобы служить коллективу, нужно подчиниться ему.

Лишь оставаясь на позициях разума, можно добиться личной независимости и стать свободным. Разум не терпит посредников между человеком и реальностью. Человек мыслящий вырабатывает собственные суждения и делает собственные выводы, и ему не нужно жить чужим умом. Он не зависит от чужих убеждений, а формирует свои. И он уверен, что сам справится с трудностями. Единственное, чего он ждет от других, — это чтобы ему не мешали преследовать цели, которые он перед собой ставит, производить товары, которые он считает нужными, и обмениваться этими товарами с другими свободными людьми.

Существование тесной связи между разумом и свободой доказано самой историей. В обществе, погруженном в религиозный мистицизм, нет свободы. А общество, в котором правит разум, наслаждается свободой. Например, в Средние века на Западе власть Церкви была почти абсолютной. Не допускалось ни малейшего отклонения от христианских догматов. Люди жили как рабы, в полной зависимости от своих сюзеренов, и каждый обязан был подчиняться Церкви. Всюду царила ужасающая нищета, которая воспринималась как неизбежность. Людей смолоду приучали к мысли, что этот мир лежит во зле, а человек жалок и ничтожен. Богатство — это грех. Люди обречены на страдания. Но спасение возможно: оно лежит в области сверхъестественного, и спасется лишь тот, кто покорится воле Господа. Все, начиная с простых крестьян и кончая королями, жили в постоянном страхе, что после смерти они будут наказаны за грехи. Церковь определяла список грехов, за которые грешники должны были расплачиваться адскими мучениями. Люди платили Церкви налоги, слушались священников и строго исполняли заповеди. Человеческая жизнь была загнана в рамки церковных канонов, а еретиков пытали, сажали на кол и сжигали на кострах. Если отдельные группы людей пытались отойти от Церкви, папа римский отправлял к ним крестоносцев.

С наступлением эпохи Возрождения мистицизм и мракобесие начали отступать. Начался возврат к культурным ценностям Древней Греции, в основе которых лежал разум. Старые догмы были поставлены под сомнение, люди учились думать самостоятельно. Во многом благодаря обращению к философии Аристотеля вернулась вера в то, что человек способен познать Вселенную. Мы начали изучать и осваивать окружающий мир. Это преображение человеческого духа привело нас к эпохе Просвещения. Опора на разум способствовала накоплению знаний в области науки и политики и расцвету искусств. Эти процессы затронули и Церковь: благодаря распространению деизма стало возможным примирение религии и разума.

В политическом плане кульминацией этого многовекового процесса стало создание Соединенных Штатов Америки — единственного в мире государства, опиравшегося исключительно на философию прав человека. Началась эпоха разума. Томас Джефферсон, один из отцов-основателей США, писал: «Пусть руководит вами разум, поверяйте ему каждый факт, каждую мысль. Не бойтесь поставить под сомнение само существование Бога, ибо если Он есть, то ему более придется по душе свет разума, нежели слепой страх»5.

США создавались как государство свободных, мыслящих людей, а не бездумных вассалов; как государство, в котором к каждого было неотъемлемое право на жизнь, на стремление к счастью. Функции государства были сведены к защите прав и свобод граждан. Именно в США был провозглашен совершенно новый политический принцип: каждый человек вправе высказывать любое мнение (свобода слова), исповедовать любую религию или быть атеистом (свобода совести). Именно в США в целях защиты прав и свобод граждан Церковь была отделена от государства.

В обществе, в котором человек играет главную роль, нет ни господ, ни рабов, потому что свободным людям они не нужны. Требование пожертвовать собой (ради ближнего, ради так называемого пролетариата или даже во имя Отечества) считается посягательством на права личности. Если мы хотим сохранить наши достижения, мы должны отказаться от альтруизма и твердо стоять на позициях эгоизма. Что такое «права»?