Кале зачерпнула пиво раковиной и предложила Дафне, вдохновляюще кивнув. 11 страница

Солдаты посмотрели на его превосходительство. Он неопределенно пожал плечами, как полагалось хорошо воспитанному дочерью отцу.

— Слушайтесь ее, разумеется, — сказал он.

Дочь взяла его за руку и сказала:

— Пойдем, сам увидишь.

Они двинулись по тропе, но не успели еще выйти из радиуса слышимости, как Пилу подошел к солда­там и спросил:

— Не хотите ли пива?

— Не позволяй им пить пиво, пока они в него не плюнут и не споют шестнадцать раз «Ты скажи, ба­рашек наш»! — прозвучал приказ свыше, а затем: — И скажи им, что нам понадобится керосин для ламп.

— Боже мой! — Это были первые слова ее отца при виде богов. Он некоторое время озирался с откры­тым ртом, а потом выговорил: — Невероятно! Всему этому место в музее.

Дафна не могла этого так оставить, поэтому ска­зала:

— Да, я знаю. Потому это все здесь и находится.

— Но здесь этого никто не увидит!

— Увидят, папа, — любой, кто захочет приехать и посмотреть. А это значит — все ученые мира.

— Но это место отовсюду очень далеко, — заме­тил его превосходительство, проводя пальцами по каменному глобусу.

— Нет, папа. Это все остальные места далеко. Центр — здесь. Для Королевского общества, во вся­ком случае, расстояния не будут помехой. Они сюда приплывут и с края света!

— На край света, малыш, — возразил отец.

Дафна толкнула глобус. Он немного откатился, и континенты заплясали. Мир перевернулся.

— Это планета, папа. С края света или на край све­та, зависит только от точки зрения. Я уверена, что здешние жители не будут возражать, если крупные му­зеи захотят сделать копии. Но нельзя забирать сокро­вище у островитян. Оно принадлежит им.

— Думаю, люди скажут, что оно принадлежит все­му миру.

— Значит, они думают как воры. У нас нет никаких прав на эти сокровища. Но если мы не поведем себя как идиоты и хамы, думаю, местные жители проявят великодушие.

— Великодушие, — повторил отец, пробуя это сло­во на вкус, как незнакомое печенье.

Дафна прищурилась.

— Уж не думаешь ли ты, что великодушие встре­чается только на том краю света?

— Нет, ты права, конечно. Я сделаю все, что от ме­ня зависит. Я вижу, что это очень важное место.

Она его поцеловала.

Он опять заговорил, колеблясь, не зная, как лучше выразить свою мысль:

— Так с тобой тут... было все в порядке? Тебя хо­рошо кормили? Тебе было чем заняться... помимо отпиливания ног?

— Если честно, я только одну ногу отпилила. А, и еще ступню. Я помогла родиться двум младенцам — правда, в первый раз я только смотрела и спела песню. И еще миссис Бурбур рассказывала мне про лекарст­ва за то, что я жевала для нее свинину...

— Жевала... для нее... свинину...— повторил отец как завороженный.

— Потому что у нее нет своих зубов, понимаешь?

— А, ну да, тогда конечно.— Его превосходитель­ство неловко переступил с ноги на ногу.— А еще ка­кие-нибудь... приключения?

— Дай подумать... Мау спас меня, когда я тонула, он теперь вождь... а, да, еще я встретила вождя людо­едов, он был как две капли воды похож на премьер-министра!

— Правда? — отозвался отец.— Хотя, если вду­маться, в этом нет ничего особенно удивительного. А никто не... не пытался... тебя обидеть?

Он так осторожно это сформулировал, что она чуть не рассмеялась. Ох уж эти отцы! Но она не могла рас­сказать ему о хихикающих горничных, о кухонных сплетнях, а тем более — о шуточках Кале. Она столько времени провела в Женской деревне. Уж не думает ли папа, что она ходила, заткнув уши и зажмурившись?

— Один убийца. К сожалению, надо сказать, он был из экипажа «Джуди». Он застрелил одного чело­века, а потом наставил пистолет на меня.

— Боже милостивый!

— Поэтому я его отравила. Ну, что-то вроде. Но Народ назвал это... как называется, когда палач ко­го-нибудь вешает?

— Э-э-э... приведением приговора в исполнение? — спросил его превосходительство, изо всех сил стара­ясь уследить за нитью ее рассказа.

— Точно. А еще я сломала нос другому человеку глиняной чашкой, потому что он собирался меня за­стрелить.

— В самом деле? Ну да, наверное, это быстрее, чем отравить, — сказал его превосходительство, стара­ясь во всем найти рациональное зерно.

Его лицо в свете ламп выглядело ужасно. Дафне казалось, что оно сделано из воска и вот-вот распла­вится.

— Знаешь, теперь, когда я вспоминаю, мне самой кажется, что все это было чересчур...— Она замол­чала.

— Богато событиями? — предположил отец.

И она рассказала ему все — о том, как светит лу­на над лагуной и как сияют звезды, и про мятеж, и про бедного капитана Робертса, и про попугая, и про крас­ных крабов, и про птиц-панталоны, и про осьминогов-древолазов, и про Кокса, первого помощника. А боги смотрели на них сверху вниз. Дафна тащила отца ми­мо сотен белых каменных плит, украшающих стены, и говорила не переставая.

— Смотри, жираф. Значит, они знали про Афри­ку! Дальше там есть еще и слон, но он, может быть, индииский. Это явно лев. На одном камне, который в конце концов оказался на пляже, вырезана лошадь, а кто мог привезти сюда лошадь? А вот на других пли­тах вырезано что-то непонятное, я думаю — не алфа­вит ли это... А — арбуз, и так далее... Но на многих пли­тах по краям вот такие точки и черточки, так что, мо­жет быть, я и ошибаюсь. И посмотри, как часто среди резьбы повторяется изображение руки! Я думаю, это для масштаба. А вон там...

И так далее, и тому подобное. Наконец она закон­чила словами:

— И еще я уверена, что у них были телескопы.

— Не может быть! Ты нашла изображение?

— Ну... нет. Но многих плит не хватает.

Она рассказала ему о сыновьях Юпитера и змее во­круг Сатурна.

На отца это не произвело особого впечатления, но он погладил ее по руке.

— А может быть, раньше небо было яснее, — ска­зал он.— Или нашелся человек с очень хорошим зре­нием.

— Но я выработала замечательное научное объ­яснение!

Отец покачал головой.

— Я тебя очень люблю, но это всего лишь догадка. И, смею добавить, надежда. Я жду от тебя большего, малыш.

«Ага, это совсем как те споры, которые мы вели, возвращаясь домой из Королевского общества, — по­думала Дафна.— Я должна защитить свою точку зре­ния. Отлично!»

Она указала на богов.

— Они сияют, потому что покрыты мельчайшими стеклянными пластинками, — сказала она.— Пластин­ки закреплены свинцовыми гвоздиками. Один маль­чик по моей просьбе поплавал в пруду и поискал там. Эти люди умели делать тонкое стекло!

Отец сел, привалившись спиной к прохладному кам­ню. Он кивнул.

— Это вполне вероятно. Стекло знали многие куль­туры. У нас есть зачатки гипотезы, но ты еще не нашла мастера — изготовителя линз.

— Папа, здравый смысл подсказывает, что однаж­ды стеклодув обратил внимание на пузырек воздуха в стекле и заметил, как свет...

Отец жестом остановил ее.

— Науку не интересует то, что «подсказывает здра­вый смысл», — сказал он.— «Здравый смысл подска­зывает», что Земля плоская. Мы точно знаем, что древ­ние римляне интересовались примитивными линзами, но очки были изобретены только в тринадцатом веке. Обычно честь их изобретения приписывается италь­янцу Сальвино Д'Армате...

— Почему всегда все... в Северном полушарии? — спросила Дафна.— Переверни мир вверх тормашками!

Она подтащила отца к стене рядом с глобусом и по­казала на одну из плит.

— Помнишь, я тебе говорила, что они любят изоб­ражать руки, держащие предметы? — спросила она и подняла повыше лампу.— Вот! Разве это не очки?

Он критически осмотрел плиту, словно человек, пытающийся решить, чего ему хочется — пирога или торта.

— Возможно, — ответил он.— Но возможно так­же, что это маска, или весы, или загадочный предмет ритуального назначения. Боюсь, это тебе не очень по­может.

Дафна вздохнула.

— Ну хорошо, если я найду какие-нибудь доказа­тельства, что они знали о существовании линз, ты по­веришь, что они могли знать, как сделать телескоп?

— Да, тогда у тебя будут основания. Но все равно, имей в виду, я не приму это как доказательство того, что они делали телескопы. Только как доказательст­во того, что они могли их делать.

— Пойдем, я тебе покажу.

На этот раз она повела его по другую сторону от богов, к нише, образовавшейся там, где из стены вы­валилась белая плита.

— Один мальчик нашел вот это в иле на дне пруда богов. Одно стеклышко разбито, другое треснуло, но ты видишь, что это линзы. Осторожно.

Она осторожно положила очки ему на ладонь.

Он моргнул.

— Очки в золотой оправе...— скорее выдохнул, чем произнес он.

— Ну что, папа, доказала я свою теорию телеско­па? — радостно спросила она.— Мы знаем, что изоб­ретение очков ведет к изобретению телескопов.

— Нас ведь привело, по крайней мере, однажды — еще раньше, чем островитян. Я знаю, ты скажешь — «не раньше, а позже». Почему ты мне сразу не пока­зала эти очки?

— Я хотела, чтобы ты признал: я все делаю по-на­учному.

— Ты молодец, — сказал его превосходительст­во.— Ты построила очень сильную гипотезу. Но, к сожалению, я должен сказать, что это еще не полноправ­ная теория. Тебе нужно найти телескоп.

— Это нечестно! — воскликнула Дафна.

— Нет, это наука, — ответил отец.— Одной воз­можности недостаточно. Вероятности — тоже! Нуж­но точно знать, что произошло. Но когда ты опубли­куешь свою теорию, множество людей попытаются ее опровергнуть. Чем больше неудач они потерпят, тем более правой ты окажешься. А они, скорее всего, пред­положат, что какой-нибудь путешественник из Евро­пы приплыл сюда и потерял тут очки.

— И золотые вставные челюсти? — срезала его Дафна.

Она рассказала ему про самую ценную собствен­ность миссис Бурбур.

— Я бы очень хотел на них посмотреть. В них кое-кому будет легче поверить. Не расстраивайся насчет телескопа. Ясно, что ты открыла неизвестную ранее культуру мореплавателей, весьма сведущих в техни­ке. Девочка моя, большинство людей до потолка бы прыгало после такого открытия!

— Я их не открывала, — сказала Дафна.— Это Мау их открыл. Я только заглядывала ему через плечо. Это ему пришлось пройти мимо ста тысяч своих предков. Это их место, папа. Их предки его построили. И вы­секли на глобусе изображение волны, разбивающей­ся на фоне заходящего солнца, — такую татуировку носят все мужчины на островах уже тысячи лет. Я ее видела! И знаешь что? Я могу доказать, что в этой пе­щере до меня не бывал ни один европеец.

Дафна огляделась. Она глубоко дышала от наплы­ва чувств.

— Видишь золото на богах и на глобусе и большую золотую дверь?

— Да. Конечно, малыш. Это трудно не заметить.

— Вот именно, — сказала Дафна, поднимая лам­пу.— Оно до сих пор здесь!

Мау сидел, расстелив на коленях карту, принесен­ную с «Джуди». Официально это было заседанием островного совета или могло быть, будь на острове хоть что-нибудь официальное. На совет мог прийти любой — а поскольку любой мог прийти, многие не приходили. На остров во множестве прибыли новые люди, которых надо было накормить и обиходить; по­том, может быть, многие из них отправятся обратно на свои острова, если те еще существуют, но для пу­тешествия нужно быть здоровым и сытым. Это озна­чало дополнительную работу для всех островитян. Кое-кто не явился на совет, потому что ушел в море рыбачить; при выборе между рыбалкой и голосова­нием рыба обычно побеждает.

— Что, все это красное принадлежит английским брючникам? — спросил Мау.

— Угу, — ответил Пилу.

— Такая куча мест!

— Угу.

— Они неплохие, — сказал Пилу.— Главное, чего они требуют, — чтобы люди носили брюки и поклоня­лись ихнему богу. Его зовут Бог.

— Просто Бог?

— Ну да. У него есть сын-плотник, и если ты ему поклоняешься, то после смерти взойдешь по сверка­ющей тропе. Они красиво поют и иногда угощают пе­ченьем.

Пилу пристально посмотрел на Мау.

— Мау, о чем ты думаешь?

— Придут другие люди. Некоторые — с пушка­ми— задумчиво произнес Мау.

— Верно, — сказал Пилу.— В пещере много жел­того золота. Брючники любят золото, потому что оно блестит. Они как дети.

— Большие дети, — заметил Мило, — с ружьями.

— Кале, как ты думаешь, что нам делать? — спро­сил Мау, не отрываясь от карты.

Женщина пожала плечами.

— Я доверяю девочке-призраку. Отец такой девоч­ки должен быть хорошим человеком.

— А что будет, если я возьму каноэ, съезжу на ост­ров брючников и воткну там свой флаг? — спросил Том-Али.— Тогда их остров станет нашим?

— Нет, — сказал Мау.— Они только посмеются. Флаги — это как ружья, только не стреляют. Если у тебя есть флаг, к нему нужно ружье.

— Ну и что? У нас есть пушки.

Мау замолчал.

— И негодный порох, — заметил Пилу.

— Я думаю... Я думаю, что если рыба-прилипала оказалась в море, полном акул, она должна плавать с самой большой акулой, — сказал Мило.

Эти слова встретили всеобщее одобрение; остров­ной совет делал лишь первые шаги в международной политике, но в рыбах члены совета разбирались.

Все посмотрели на Мау, который опять уставился на карту. Он смотрел на нее так долго, что все забес­покоились. С тех пор как бежали охотники за чере­пами, Мау как-то изменился. Все это видели. Каза­лось, при ходьбе его ноги касаются земли только по­тому, что он им так велит; если с ним заговаривали, он глядел на собеседника взглядом человека, осмат­ривающего новые, одному ему видные горизонты.

— Мы не можем быть сильнее империи, — сказал он, — но мы можем быть чем-то таким, чем она быть не осмеливается. Мы можем быть слабыми. Девочка-призрак рассказала мне о человеке по имени Ис-Ак Ню-Тан. Он не был воином, у него не было копья, но солнце и луна вращались у него в голове, и он стоял на плечах великанов. Король того времени оказал Ню-Тану величайшую честь, потому что он знал тайны не­ба. И у меня есть идея. Я поговорю с девочкой-призра­ком.

«Должно быть слово вроде " медового месяца", — подумала Дафна, — но не для мужа и жены, а для отца и дочери». Этот «медовый месяц» продолжался две­надцать дней. Она ощущала себя родителем, а отца — ребенком. Она никогда раньше не видела его таким. Они исследовали весь остров; за короткое время отец научился поразительно хорошо говорить на местном языке. Он плавал с Мило на ночной лов при свете фа­келов и ужасно напился пива вместе со всеми осталь­ными мужчинами; в результате они на большом каноэ принялись грести в нескольких направлениях одно­временно, распевая при этом старую песню студенче­ских лет отца.

Он научил островитян играть в крикет, и они сыг­рали матч против солдат и моряков с корабля, исполь­зуя винтовки в качестве столбиков. Самое интересное началось, когда Кале стала подавать мячи.

Отец Дафны объявил, что Кале не только подает мячи быстрее всех, кого он когда-либо видел, но к то­му же подает их с меткостью австралийского абори­гена, нанося патологоанатомически точные и злона­меренные удары. Сначала трех солдат, повизгива­ющих от боли, отнесли в лагуну — пусть посидят в воде, пока не полегчает. Четвертому хватило одного взгля­да на Кале, которая неслась к нему громовой посту­пью, замахиваясь правой рукой. Он помчался к лесу, прикрывая пах шлемом. Чтобы спасти игру, Кале от­странили от роли подающего, особенно после того, как отец Дафны объяснил, что женщин на самом де­ле не следует допускать к игре в крикет, ибо они не понимают ее сущности. Но Дафне показалось, что Ка­ле как раз очень хорошо поняла сущность игры и ре­шила ее поскорее закончить, чтобы наконец заняться чем-нибудь поинтереснее, ибо, по мнению Кале, в мире было полным-полно вещей поинтереснее крикета.

Когда островитяне отбивали мячи, солдатам при­ходилось немногим лучше. Мало того что жители ост­рова обладали дьявольской меткостью, они почему-то решили, что мячом нужно попасть в кого-нибудь из команды противника. В конце концов объявили ни­чью из-за большого количества травм — почти все травмированные к этому времени сидели в лагуне.

И тут пришел корабль, и игру так или иначе при­шлось прекратить.

Мау завидел его первым; он всегда первым заме­чал все, что являлось с моря. Он впервые в жизни ви­дел такой большой корабль, с таким количеством па­русов. Казалось, к острову движется шторм. Все жда­ли на пляже. Корабль бросил якорь у рифа и спустил шлюпку. На этот раз в шлюпке были не солдаты. Греб­ли четверо людей в черном.

— Боже мой, да это же «Катти Рен», — сказал его превосходительство и отдал Пилу свою биту.— Инте­ресно, что им тут надо... Эй, на шлюпке! Вам помощь нужна или как?

Шлюпка коснулась берега, один человек выскочил из нее, подбежал к отцу Дафны и, невзирая на протес­ты, увлек его подальше от игровой площадки.

Последовал разговор, повергший Мау в недоуме­ние, поскольку человек в черном говорил шепотом, а его превосходительство отвечал в полный голос. Мау слышал только шелест, перебиваемый громогласными восклицаниями: «Я?..», «Что, все сразу?..», «А дядя Берни? Я точно знаю, что он в Америке!..», «Там во­дятся львы?..», «Послушайте, я правда не...», «Прямо тут?..», «Разумеется, никто не хочет появления ново­го Ричарда Львиное Сердце, но, я думаю, все же не обязательно...» — и так далее. Потом его превосходительство поднял руку, остановив человека в черном посреди очередной шелестящей тирады, и обратился к Мау. Его превосходительство явно был чем-то оша­рашен. Он сказал напряженным голосом: «Простите, вы бы не могли привести мою дочь? Я полагаю, она в дамской резиденции зашивает кого-нибудь. Э... я уве­рен, что произошло недоразумение, которое скоро разъяснится. Я уверен, тут не о чем беспокоиться».

Когда они вернулись, солдаты его превосходитель­ства, которые больше недели прохлаждались в штанах и рубахах, уже натянули свои красные мундиры и сто­яли на часах, хотя пока было не очень понятно, кого они охраняют, от чего и как, не говоря уже зачем. По­этому до получения приказов в явном виде они охра­няли всех от всех.

С корабля на воду спустили еще одну шлюпку, и она тоже направилась в лагуну. Один из пассажиров шлюпки, сидящий прямо, будто аршин проглотил, ока­зался Дафне знаком. К несчастью.

Она подбежала к отцу.

— Что происходит? — Она окинула взглядом лю­дей в черном и добавила: — И кто все эти... люди?

— Это ваша очаровательная дочь, сир? — спросил один из людей в черном, приподнимая шляпу перед Дафной.

— «Сир»? — переспросила Дафна.

Она уставилась на человека в черном. Обзывать кого бы то ни было очаровательным можно только при наличии письменных доказательств.

— Оказывается, я, если не принимать в расчет неко­торые тонкости, король, — объяснил его величество.— Надо сказать, это очень не вовремя. Этот джентль­мен — мистер Блэк из Лондона.

Дафна перестала сверлить незнакомца взглядом.

— Но я думала, сто тридцать во...— начала она. Потом у нее на лице проступил ужас. Она оглянулась на приближающуюся шлюпку.— Неужели бабушка... выкинула какую-нибудь глупость? С кинжалами и пи­столетами?

— Ее светлость? Насколько мне известно, нет, — сказал Джентльмен Последней Надежды.— А вот и она сама, ваше величество. Мы сначала, конечно, за­шли в Порт-Мерсию и забрали его преосвященство епископа Топли. К сожалению, архиепископ Кентерберийский плохо переносит путешествия, но он вру­чил нам подробные указания насчет коронации.

— Коронации? Здесь? Уж это, конечно, может по­дождать! — сказал его величество.

Но Дафна не сводила глаз с фигуры в приближа­ющейся шлюпке. Не может быть! Неужели она отва­жилась на весь этот путь? Хотя ради возможности покомандовать королем... Еще как отважилась! Да она потащила бы корабль зубами на буксире! И на этот раз папе уже не сбежать на другой край света.

— Строго говоря, да, — сказал мистер Блэк.— Вы стали королем, как только умер предыдущий король. В ту же самую секунду. Так это работает.

— Неужели? — отозвался его величество.

— Да, государь, — терпеливо произнес мистер Блэк.— Господь все устрояет.

— Замечательно, — слабо отозвался король.— Очень мило с Его стороны.

Для полной ратификации, понимаете, вы долж­ны стоять на земле Англии, но в этих необычных об­стоятельствах, — не унимался мистер Блэк, — в эти неспокойные времена, и так далее и тому подобное, мы решили, что удастся избежать лишних споров... на­пример, в случае нашей задержки... если корона уже будет плотно сидеть у вас на голове. Меньше будет по­водов для препирательств с любителями поспорить... с французами, например... а такие споры могут отнять довольно много времени.

— Как, например, Столетняя война, — подсказал второй джентльмен.

— Очень точно подмечено, мистер Эмбер. В любом случае, дома мы устроим еще одну коронацию — ко­нечно, без лишних проволочек. Гирлянды, приветст­венные крики, сувенирные кружки для детей и все та­кое. Но в данном случае Корона решила, что нужно известить вас и сделать все как положено, если мне позволено будет так выразиться, как можно быстрее.

Пока он говорил, двое его спутников начали чрез­вычайно осторожно разбирать небольшой ящик, при­везенный с собой.

— А разве Корона — это не я? — спросил его ве­личество.

— Нет, государь! Вы король, государь, — терпели­во объяснил мистер Блэк.— Вы, как и мы, подчиняетесь Короне. Вы ее подданный.

— Но я же могу вам приказывать?

— Вы, разумеется, можете высказывать свои по­желания, государь, и мы сделаем все от нас завися­щее, чтобы их выполнить. Но увы — приказывать нам вы не можете. Хороши бы мы были, если бы слушали приказы королей. А, мистер Браун?

Один из двоих, склонившихся над ящиком, на се­кунду поднял голову.

— Да, мистер Блэк. Вышло бы снова как с Карлом Первым.

— Истинная правда, мистер Браун, — согласился мистер Блэк.— Вышло бы снова как с Карлом Пер­вым, а я думаю, никому не захочется снова увидеть на троне Карла Первого...

— Почему? — спросила Дафна.

Мистер Блэк повернулся к ней и словно бы изучал ^ее взглядом в течение секунды.

— Потому, что из-за его самоуверенности и глу­пости Англия едва не лишилась Короны, ваше коро­левское высочество, — ответил он наконец.

«А ведь и правда! — подумала Дафна.— Я теперь на самом деле принцесса. Японский бог! И, кажется, с такой должности не положено уходить в отставку. Принцесса! Слышите, мистер Фокслип, где бы вы ни были? Ха!»

— Но разве не Кромвель казнил Карла? — произ­несла она, стараясь, чтобы голос звучал царственно.

— Конечно, ваше высочество. Но проблема была не в Кромвеле. Проблема была в Карле Первом. Кром­вель был решением. Признаю, после этого он какое-то время всем мешал, зато его правление было так не­приятно, что народ обрадовался восстановлению ко­ролевской власти. Корона умеет ждать.

— Карлу Первому отрубили голову, — произнес­ла Дафна, глядя, как причаливает новая шлюпка.

— Это лишний раз доказывает, что его никому не захочется снова увидеть, — без запинки ответил мис­тер Блэк.— Мы бы ни слова не поняли из того, что он говорит.

Из шлюпки с посторонней помощью выбрался пух­ленький человечек в одежде священника — если не считать саронга, и, в свою очередь, подал руку... да, несомненно, бабушке Дафны. Бабушка держала в ру­ке зонтик. Зонтик! Конечно, не для того, чтобы пря­таться от дождя. Зонтик был нужен бабушке, чтобы тыкать им в людей. Уж Дафна-то знала.

— О, а вот и ее светлость, — сказал мистер Блэк; по мнению Дафны, эта реплика была совершенно из­лишней. Он добавил: — Она была такой чудесной по­путчицей. Морские мили так и мелькали.

Улыбочка на его лице была выдающимся произве­дением искусства.

Бабушка оглядела остров, словно обследуя его на предмет пыли, и вздохнула.

— Неужели нельзя было найти место почище, — сказала она.— Впрочем, ладно. Генри, я надеюсь, что ты чувствуешь себя хорошо и готов нести бремя от­ветственности, наложенное на нас Божественным Про­видением.

— Вы хотите сказать, что все эти люди умерли по воле Божественного Провидения? — резко спросила Дафна. Ей представилась вереница предков — они ва­лятся, как костяшки домино... Все сто тридцать восемь человек...

— Дафна, нельзя разговаривать с бабушкой таким тоном, — сказал отец.

— Дафна? Дафна? Что еще за «Дафна»? — спро­сила ее светлость.— Удивительно нелепое имя. Не глу­пи, Эрминтруда. А теперь, бога ради, давайте перей­дем к делу, пока нас не съели.

Дафна покраснела от стыда и гнева.

— Как вы смеете! Некоторые из них понимают по-английски!

— И что?

Дафна втянула воздух, но стоило ей открыть рот, отец мягко положил руку ей на плечо.

— Этим ты ничего не решишь, — сказал он.— И нам Действительно пора переходить к делу.

Он оставил Дафну, подошел к епископу и пожал ему руку.

— Чарли, рад тебя видеть. А где твоя высокая шапка?

— Потерялась в море, старина. А епископский по­сох источили проклятые термиты! Прошу прощения за саронг, но я не смог найти брюки, — сказал епис­коп, пожимая руку королю.— То, что случилось, ко­нечно, ужасно. Большое потрясение. Но все же нам не дано постичь путей Пров... Всевышнего.

— Возможно, это был Божий промысел, — вста­вила Дафна.

— Воистину, воистину, — сказал епископ, роясь в мешке.

— Или чудо, — продолжала Дафна.

Пусть бабушка только попробует взять ее за ухо на ее собственном пляже! Но бабушка нелегко сми­рялась с поражением, а порой и вовсе не смирялась.

— Эрминтруда, я с тобой потом поговорю о твоем безобразном поведении...

Она сделала несколько шагов вперед. Но у нее на пути вдруг оказались два джентльмена.

— А, вот оно, — очень громко воскликнул епис­коп и выпрямился.— Конечно, мы здесь, как правило, не держим мира для помазания монархов на царство, но мои ребята делают кокосовое масло для пропитки крикетных бит, чтоб не теряли гибкости. Надеюсь, оно подойдет.

Последняя фраза была обращена к мистеру Блэку, которого епископ боялся еще больше, чем ее светло­сти.

— Прекрасно подойдет, ваше преосвященство, ответил мистер Блэк.— Мисс... Дафна, будьте так лю­безны, спросите островитян, не можем ли мы восполь­зоваться одним из этих церемониальных камней в ка­честве трона?

Дафна посмотрела на разбросанные камни богов. За последнюю неделю про них как-то все забыли.

— Мау, можно...— начала она.

— Можно, — ответил Мау.— Только предупреди их, что они не работают.

Если верить историческим хроникам, это была са­мая быстрая коронация после Бубрика Саксонца, ко­торый был коронован остроконечной короной на вер­шине холма в грозу и после этого правил ровно пол­торы секунды.

И вот человек сел на камень. Человеку вручили зо­лотую державу и золотой скипетр, который острови­тяне одобрили, потому что, по сути своей, скипетр — всего лишь блестящая дубинка. Мау предпочитал ко­пье, но в глубине души островитяне были уверены, что у вождя должна быть хорошая большая дубина. По­том некоторые на пробу помахали этой дубиной сами и решили, что для настоящего боя она тяжеловата. Скипетр заинтересовал островитян гораздо сильнее короны, которая сверкала на солнце и больше ниче­го полезного не делала. Но из-за этой короны и неко­торого количества разговоров человек встал с камня королем стольких мест на планете, что людям, кото­рые делают карты его владений, порой не хватает крас­ных чернил.

В этот момент люди в черном извлекли откуда-то уменьшенные копии брючниковского флага, с жаром замахали ими и закричали «ура!».

— А теперь позвольте корону назад, ваше вели­чество, — быстро сказал мистер Блэк.— Я вам дам рас­писку, конечно.

— Когда нас в Лондоне коронуют как следует, бу­дет совсем другое дело, — сказала бабушка.— А это только для...

— Помолчи, женщина, — ровным голосом сказал король.

На миг Дафне показалось, что эти слова услыша­ла она одна. Бабушка их явно не слышала, поскольку продолжала говорить. А потом ее уши догнали язык и не поверили собственным глазам.

— Что ты сказал? — выговорила она.

— Ах, матушка, наконец-то до вас дошло, — ска­зал король.— Коронуют меня, а не нас. Я — это я, а не «мы». На троне — одна пара ягодиц, в короне — одна голова. А вы, с другой стороны, всего лишь зло­язычная мегера с манерами лисы, так что не смейте меня перебивать! Как вы смеете оскорблять людей, у которых мы в гостях! И прежде чем снова открыть рот, подумайте вот о чем: вы считаете себя выше так на­зываемых низших классов и трясетесь над этим раз­личием. А я всегда обнаруживал, что они вполне до­стойные люди, если им выпадает случай помыться. Ну так вот, я теперь король — понимаете, король, — и из самой сути благородного происхождения, за которое вы цепляетесь мертвой хваткой, следует, что вы не бу­дете мне отвечать. А будете, напротив, любезны с хо­зяевами острова и благодарны им все время, пока мы здесь находимся. Кто знает, может быть, этот остров воззовет и к вашей душе, как он воззвал к моей. А ес­ли вы даже сейчас составляете в уме ядовитую репли­ку, позвольте предложить вашему вниманию замеча­тельную, всячески рекомендуемую мною альтернати­ву: молчание. Это приказ!

Король перевел дух и кивнул предводителю Джентльменов Последней Надежды.

— Надеюсь, вы ничего не имеете против? — спро­сил он у них.

Бабушка смотрела в пустоту.

— Конечно, государь. Вы ведь король, — пробор­мотал мистер Блэк.

— Прошу прощения, мисс, — сказал кто-то поза­ди Дафны.— Вы ведь мисс Эрминтруда?

Она обернулась на голос. Это пришла назад одна из шлюпок и высадила на берег еще часть команды. Перед Дафной стоял небольшого роста человечек в плохо сидящей одежде. Похоже, бывший хозяин одеж­ды рад был от нее избавиться.

— Кокчик?!