Что-то становится подобным ране, прокисает, когда это фальшиво. Что-то становится уродливым. Нет иного уродства, кроме фальши, но вы прячете это с помощью противоположного.

" Еще нет, — сказал тренер, — он полон огня".

Я слышал о великом знатоке вин, который был дегустатором. Друг пригласил его к себе домой, так как у него были очень старые, ценные вина, и он хотел показать этому человеку свою коллекцию. Он хотел получить оценку знатока. Он дал ему одно из самых ценных вин. Тот попробовал его, но промолчал. Он не сказал ничего, даже того, что вино хорошее.

Друг почувствовал себя задетым. Тогда он дал ему простое, ординарное вино. Тот попробовал его и сказал: " Очень, очень хорошо, прекрасно! "

Друг был в замешательстве, он сказал: " Я растерян. Я дал тебе одно из редчайших, самых дорогих вин, и ты промолчал, а об этом ординар­ном, самом дешевом и простом вине ты говоришь " очень хорошо".

Знаток сказал: " О первом вине никому ничего не надо гово­рить, — оно говорит само за себя, но о втором вине что-то нужно сказать в защиту, иначе оно почувствует себя затронутым".

Когда вы говорите, что совершенно уверены, вы знаете, что совершенной уверенности нет, вот почему вы это говорите, хотя можете и не сознавать этого. Сознавайте и пользуйтесь словами с осторожностью.

" Еще нет, — сказал тренер. — Он полон огня, он готов вступить в бой с любой другой птицей. Он полон самомнения и уверен в своей силе".

И вы можете наблюдать это в своей жизни. Это происходит повсюду вокруг. Вы готовы сражаться с кем угодно, вы лишь поджидаете удобного случая, лишь повода. Кто-то наступит вам на мозоль, и бой начинается. Почему вы так к нему готовы? Потому что вы в беде внутри себя, вы знаете, что вы — никто. Если кто-то наступит вам на мозоль, вы немедленно говорите: " Ты знаешь, кто я такой? " Но вы сами не знаете.

" Через 10 дней он вновь ответил: " Еще нет, он вспыхивает, когда слышит клич другой птицы" ".

Император продолжал настаивать, так как день соревнований приближался, и его петух должен был выиграть, а этот человек продолжал откладывать, и объяснения, которые он давал, выгля­дели абсурдно.

Когда дело идет о человеке Дао, его утверждения будут выгля­деть абсурдно. Такими они и являются, поскольку они неудобны для вашего ума. Через 10 дней он снова говорит: " Еще нет, он вспыхивает, когда слышит клич другой птицы". Он остается незре­лым, детским. Это не путь воина, это путь труса. Это не путь бесстрашного человека, бесстрашного петуха, нет! Это не путь тех, кто бесстрашен.

Когда кто-то, когда любая птица издает клич, почему вы чувст­вуете, что он имеет к вам отношение? Почему вы чувствуете, что вызов адресован вам? Почему вы считаете весь мир своим врагом? Если вы считаете мир своим врагом, это означает, что где-то глубоко внутри вы не достигли истока, иначе весь мир воспринимался бы дружественным, дружественность была бы главной четой. Если бы попадались враги, они были бы исключением. Теперь же главная нота — это враждебность, а если попадаются друзья, — это исключение. И вы можете никогда не узнать, и вы можете никогда не поверить другу, так как вы знаете слишком много враждебности.

Случилось так, что мулла Насреддин был избран мировым судьей. Так нужно было сделать, поскольку существуют непос­лушные люди. Если они очень и очень непослушны, вы посылаете их за границу как послов. Если же они просто обычно непослушны, вы делаете их мировыми судьями. Им нужно дать что-нибудь делать, чтобы они не смогли оказать слишком большого непослу­шания. Мулла Насреддин — непослушный человек, но не слишком. Если мне дозволено будет сказать, очень маленькая ОВП (Очень Важная Персона - VIP), — не большая шишка, а так, местная шишка.

Итак, они сделали его мировым судьей. Он сделал свою гостиную залом суда, нанял клерка и стражника, встал рано утром и ждал, ждал, но никто к нему не обращался. К вечеру он совсем упал духом и сказал клерку: " Ни единого дела! Ни убийства, ни ограбления, ни одного преступления. Если все будет продолжаться подобным образом, тогда это будет очень изматывающей работой. Я был так настроен, но нет даже дорожных происшествий, никто не обратился ко мне".

Клерк сказал: " Не печалься, мулла, просто верь человеческой природе. Раньше или позже что-то должно произойти. Я продол­жаю верить человеческой природе".

О какой человеческой природе говорит этот клерк? Он говорит, что он еще верит, — что-то должно произойти. И вы просто ждете, что что-то произойдет.

Ваши суды, ваши судьи, ваши правительства зависят от вас, от вашей природы. Вся ваша нелепица происходит из-за вас, а в основе из-за того, что вы всегда готовы драться. Если общество становится все более и более естественным, правительство исче­зает. Это болезнь. Суды тоже исчезнут, это недобрые знаки. Полицейский есть, поскольку есть преступник, и вся структура существует из-за одного — из-за того, что вы всегда готовы драться, готовы воспламениться. Правительство, суд, магистрат существу­ют из-за вашего эго.

Он сказал; " Еще нет. Он вспыхивает, когда слышит клич другой птицы". Еще через 10 дней: " Еще нет, у него все еще гневный взгляд, и он топорщат свои перья! "

Он рос, становился молчаливым, становился все более возму­жалым, но еще не до конца. Он еще сохранил этот гневный взгляд и топорщил свои перья. Глубоко внутри, в бессознательном он остается готовым к бою. На поверхности он стал холодным и спокойным, но если мимо проходит петух, он по-прежнему гневно смотрит на него. Теперь это уже не сознательно, а бессознательно, но он растет, движется. Теперь борьба выброшена из его созна­тельного ума, но из бессознательного еще нет.

Снова прошло 10 дней. Тренер сказал: " Теперь он почти готов". Еще не совсем, но почти готов. " Когда кричит другой петух, он и глазом не моргнет. Он стоит неподвижно, как петух из дерева. Он — готовый боец. Другие птицы лишь глянут на него, — и убегут".

Ему нет нужды драться. Когда боец готов, драться нет нужды. Когда есть истинный воин, бесстрашный, что за нужда драться? Самого его присутствия достаточно — другие птицы бегут. И это произошло: эту птицу пустили в бой — и он просто там стоял. Другие птицы пришли с большой храбростью, они выступили из круга, они были преисполнены эго, высокомерия и самоуверенности, но потом они увидели эту птицу. Она выглядела необычно, вообще не от мира сего. Она стояла, словно Будда. Они пробовали его разгневать, но он даже глазом не моргнул. Они прыгали, они кричали, но без всякого результата. Тогда они задрожали: эта птица неестественна, эта птица — чужак, он не принадлежит к нам. Они просто получили послание: эта птица была ни храброй, ни трусли­вой. Она была просто бесстрашной, а когда есть бесстрашное существо, другие должны бежать.

Та же тренировка и для воинов дзен, и для самураев та же самая: он должен драться, но без гнева. Это кажется трудным, так как вы даже любите с гневом, а он должен драться без гнева.

Есть такая суфийская история. Это случилось во время Омара, великого исламского халифа. Он боролся со своим врагом в течение 30 лет. Враг был очень силен, и битва продолжалась, всю жизнь война. В конце концов, случилось однажды так, что настал благоприятный случай: враг упал со своего коня, и Омар прыгнул на него со своим копьем. Всего лишь за секунду копье могло пронзить сердце врага — и все было бы кончено, но в этот крохотный промежуток времени враг сделал одну вещь: он плюнул Омару в лицо — и копье остановилось.

Омар коснулся своего лица, поднялся и сказал врагу: " Завтра мы начнем сначала". Враг был в замешательстве. Он спросил: " В чем дело? Я ждал этого момента 30 лет, я ждал, надеясь, что когда-нибудь я приставлю копье к твоей груди — и все будет кончено. Такое везение так и не пришло ко мне, но оно пришло к тебе. Ты мог бы покончить со мной в один миг. Что случилось с тобой? "

Омар сказал: " Это была не обычная война. Я дал обет, суфийский обет, что буду сражаться без гнева. В течение 30 лет я сражался без гнева, но теперь гнев пришел. Когда ты плюнул, я лишь на миг почувствовал гнев, и все это стало личным. Я хотел тебя убить, в это вошло эго. До этого момента, в течение 30 лет, вообще не было никакой проблемы, — мы сражались по некой причине. Ты был не мой враг, это никоим образом не было личным. Я никоим образом не был заинтересован в том, чтобы убить тебя, — я просто хотел выиграть дело. Но сейчас, на миг, я забыл о причине: ты стал моим врагом, и я хотел тебя убить. Вот почему я не могу убить тебя. Итак, завтра мы начнем снова".

Но битва так и не началась снова, так как враг стал другом. Он сказал: " Теперь научи меня. Будь моим мастером и позволь мне быть твоим учеником. Я тоже хочу драться без гнева".

Вот весь секрет: драться без эго, а если вы можете драться без гнева, тогда вы способны делать без эго все, так как битва — это высшая точка эго. Если вы можете делать это, тогда вы можете делать что угодно. Но сейчас вы не можете даже любить без эго.

Итак, в этом тренировка самурая, воина дзена — драться без гнева, без эго, как тот петух. Теперь он почти готов, но помните слово: " почти готов". Почему не совсем? Потому что Дао говорит: совершенства в этом мире нет, — лишь близкое к совершенству. В тот миг, когда вы совершенны, вы исчезаете. Совершенства не существует в материи, в материальном. Материя, сама по себе, придает немного несовершенства. Вы не можете быть в теле и совершенным, темное всегда будет теряться, и то немногое, что теряется, — это связующее звено.

Вот почему вы можете быть в теле. Если вы совершенны, вы исчезаете. Вы умираете, но совершенный человек никогда не умирает, он просто исчезает. Вы разрушаетесь, но совершенный человек исчезает.

Разрушение означает прибытие. Разрушение означает, что при­бытие произойдет немедленно, так как разрушение лишь часть, начало прибытия. Прибытие — начало разрушения: вы исчезаете из этого мира, чтобы вновь прибыть в него. Совершенный человек просто исчезает, так как он настолько совершенен, что материя не может удержать его; он настолько совершенен, что тело не может его содержать; он настолько совершенен, что в этом несовершенном мире он не может иметь никакой формы, он становится бесформенным.

Вот почему тренер сказал: " Теперь он почти готов". И вы не сможете вообразить, как он может быть готов еще больше, — это кажется окончательным. " Когда кричит другая птица, он и глазом не моргнет" — куда еще больше совершенства? " Он стоит неподвижно, подобно петуху из дерева" — какое еще совершенство возможно? " Он — готовый боец. Другие птицы только глянут на него — и убегут".

Какое еще совершенство возможно? Оно возможно. Посколь­ку он может стоять недвижимо, словно петух из дерева; его глаза могут не двигаться, даже не моргнут; другие птицы могут убежать, и он выиграет битву, но он все еще есть! Вот почему он не совершенен — он все еще есть. И все, что он делает, делается через усилие. Вот почему он не совершенен. Его тренировали делать это, и теперь он готов.

Он будет представляться, но глубоко внутри он — старый петух. Слабое дрожание будет присутствовать. Его нельзя отметить, никто не смог бы его отметить, снаружи он — совершенный святой, но внутри он остается старым петухом: глубоко внутри, в центре, он — тот же самый. И в этом проблема. Вы можете практиковать религию, вы можете практиковать ее настолько, что станете почти совершенны, но почти совершенный остается несовершенным, а вы должны быть абсолютно совершенны. Что такое абсолютное совершенство? Когда тренировка, усилие - отброшены.

" Легкое — правильно", а этот петух остается с усилием, он его совершает. Он неподвижен, но глубоко внутри это не недеяние — он это делает: он был тренирован, обучен.

Религия — это не дисциплина, это не нечто, что практикуют. Это нечто, во что впитываются, чему позволяют произойти. Это нечто, что не принуждают. Вы не начинаете снаружи и не принуждаете это. Вы должны помочь этому изнутри и дать ему литься, излиться наружу. Это должно быть самопроизвольным.

Так что же делать? Если вы ждете самопроизвольного, это, похоже, не пройдет. Если вы проецируете, вы можете стать лишь как этот петух; хороший для битвы, хороший для других, но для себя вы останетесь старым. Вот что случилось со многими так называемыми святыми! Вы идете к ним — их святость остается с усилием. Они ее поддерживают. А когда вы что-то поддерживаете, оно не аутентично, так как противное, противоположное, по-преж­нему лежит где-то в бессознательном. Оно может проявиться в любой момент — и если вы расслабитесь, оно проявится.

Однажды случилось так, что ко мне привели суфия. Он зани­мался в течение 30 лет, и он — действительно занимался, в том не было никаких сомнений. Он был почти совершенен, совсем как этот петух. У него было много учеников, и они мне говорили, что куда бы он ни смотрел, — на деревья, на камни, на звезды, он видит Аллаха — божественное везде.

Суфий пришел ко мне, чтобы оставаться со мной в течение 3-х дней. Он постоянно пел — суфии называют это Гигра — имя Аллаха. Даже когда он принимал ванну, он пел. Я спросил его: Зачем? Если ты теперь способен видеть Аллаха везде, зачем распевать его имя? Зачем ты этим занимаешься? Если Аллах повсюду и Божественное повсюду, к кому ты обращаешься? И кто этот певец внутри? Отбрось это. На эти 3 дня, что ты здесь со мной — отбрось всю свою практику. Он мог увидеть, в чем дело, он был скромным человеком. Он мог увидеть, в чем дело, ведь если вы продолжаете практиковать, тогда это недоступно.

Он сказал: " Я совершенно уверен, что это достигнуто". Вот я и сказал: " Тогда ты это отбрось". В тот момент, когда он сказал " абсолютно уверен" стало ясно, что у него будут трудности, если он это отбросит. Он это отбросил, он должен был это сделать, я наблюдал за ним в течение 3-х дней. На третий день в 4 часа утра он вбежал в мою комнату, начал трясти меня и сказал: " Что ты наделал! Все утрачено! Сейчас я не могу видеть Бога; вновь стали появляться вещи. Дерево — это дерево, камень — это камень. Что ты наделал? Ты меня убил. Ты разрушил мои тридцатилетние усилия. Ты — не друг. Ты — враг".

Но я ему сказал: " Помолчи немного, садись рядом со мной и давай посмотрим, что произошло. Я тебе не враг. Ведь даже если ты продолжишь эту практику в течение 30 жизней, ничего не случится. Ты всегда будешь почти готов... Когда бы ты ни остановил эту практику, старое тут же вернется. Оно не исчезло, оно просто прячется, и ты его просто заталкиваешь, твоя практика — не что иное, как заталкивание. Ты останавливаешься, и оно вылезает наружу, это — как родник. Ты его заталкиваешь и думаешь, что все в порядке; ты убираешь руку — и родник вновь пробивается, и все снова, как было.

Так что не сердись и не чувствуй потери, это великое понима­ние. Теперь не практикуй — просто смотри на дерево! Тебе не нужно проецировать на него Бога. В этом различие между истинно религиозным и неистинно религиозным человеком. Смотри на дерево и не налагай на него Бога. Если ты говоришь, что это — Бог и продолжаешь это повторять, ты будешь почти у точки, где это начнет выглядеть, как Бог, но такой Бог — фальшь. Ты его на это наложил, это — проекция. Смотри на дерево и молчи. Не нужно проецировать твоего Бога на дерево, дерево — уже Бог. Ему не нужен твой Бог, чтобы его накладывали на него, — просто молчи с деревом, и тогда, если ты будешь становиться все более и более молчаливым, ты увидишь, что дерево приближается с твоим молчанием. И однажды ты поймешь, что все божественно, и никто не сможет забрать у тебя эту божественность. Это не практикуемая вещь, это случается. Истинное случается не благодаря словам, но благодаря молчанию.

И этот тренер сказал, что теперь он почти готов, так как он практиковал, делал усилие. Вот каким образом многие так называ­емые святые " совершенно" готовы, тренированы. Они хороши для показа, но глубоко внутри они хороши для ничего. Истинный мудрец тот, кто живет спонтанно, — весь его опыт не связан с проекцией ума.

Так что же делать? Сначала вы должны будете практиковаться, иначе спонтанность может не прийти. И вы должны загнать это в такие потаенные глубины, что оно не сможет выйти, не сможет постучать в ваше сознание.

Так что же делать? В начале практикуйте — и практикуйте настолько тотально, чтобы вы смогли дойти до точки, в которой я смогу вам сказать: " Теперь вы почти готовы". Тогда следующий шаг — отбросить всю практику и просто смотреть, что произойдет. Если вы отбрасываете практику, тогда все старое начнет снова возвращаться. Теперь будьте просто свидетелем и следите за этим. Если вы сможете следить, оно истощится само, не нужно ничего с ним делать.

Ваша практика нужна для того, чтобы затолкнуть внутрь пру­жину до самого конца, родник—до самого конца. Что происходит? Вы делаете это с родником, вы заталкиваете его до самого конца, а потом отпускаете. Он не просто выйдет наружу — он выпрыгнет. Это происходит, если вы практикуете всем вашим существом, настолько, насколько возможно: вы никогда не можете быть действительно всем, но настолько, насколько это возможно.

Ваш ум, как родник, заталкивается за стену, и вы продолжаете его заталкивать и заталкивать. Все эти медитации, которые я советую вам делать, — это просто заталкивание ума за стену, до самого конца. И в тот момент, когда я вижу, что дальше двигаться уже некуда, что родник не может быть заткнут дальше, что вы почти готовы, я скажу: " Отбросьте! "

Родник не просто выйдет наружу — он выпрыгнет из вас, а если ум выпрыгнет из вас, вы свободны от него! Тогда никакая практика не нужна, — тогда есть лишь жизнь от мига к мигу, празднование, тогда это блаженство и экстаз от мига к мигу.