Последствия. Кай

Играть с чужими чувствами можно лишь тогда, когда держишь на цепи свои собственные. Чонин об этом забыл. Он сделал всё, чтобы приручить Ким Чунмёна. А оказалось, что приручили его. Он и сам не заметил, как. А потом стало слишком поздно...

Он с детства был брошенным щенком, никому не нужным, нелюбимым. Ему было нечего терять, ему не хотелось нравиться другим и не нужно было оправдывать чьи-то там ожидания. Он привык с наглой ухмылкой смотреть в глаза всем этим соцработникам, воспитателям и дядям-полицейским, которые что ни день читали ему нотации. Будь воспитанным, милым и хорошим мальчиком, хорошо учись и не нарушай законы. Проще говоря, будь удобным и не создавай лишних проблем, тогда, возможно, тебя полюбят и в миске твоей жизни вместо пустой гречки будут кусочки мяса. А если очень постараешься, то отборная грудинка.

Вот только всем этим словам верить не получалось. Надо быть окончательным тупицей, чтобы не заметить: мальчики из хороших детских садов попадают в хорошие школы, а потом из этих самых хороших школ – в лучшие университеты. Потому что родители платят. Есть, конечно, поступившие на грант, но их единицы. И, как правило, это те же детки из обеспеченных семей (минимум – среднего достатка), у которых едва ли не с пелёнок была целая орава репетиторов. А у таких, как Чонин, шанса выбраться из низов не было и нет. Какое-нибудь среднее профессиональное образование и работа с зарплатой в два раза ниже, чем указано в статистике «средняя зарплата по стране», съемная комната где-нибудь на окраине в не самом новом доме и муж-омега из гастарбайтеров, ведь ни один кореец не согласится жить в таких условиях. А уж как будет против его семья... да ещё ведь и свадьба нужна, чтобы зал на пару сотен человек минимум и банкетный стол от еды ломился. Дорогое удовольствие, ему не потянуть. А без этого, если берёшь в супруги мальчика из более-менее нормальной семьи, нельзя - не поймут.

Поэтому-то Чонин с самого детства решил: не стоит и пытаться следовать правилам, по которым жило общество с невероятно низким уровнем преступности, жёсткой иерархией и нерушимыми традициями. Он с кривой усмешкой слушал всех этих моралистов, а потом показывал им фак – полицейским в спину, а воспитателям и в лицо случалось. Он как будто говорил им всем: да, я грязный ублюдок. И вам всем, чистенькими хорошеньким, всем, кому ПОВЕЗЛО, не нужно ко мне лезть.

Был только один человек, который сумел стать близким. Старичок-омега, когда-то преподававший теорию танца. Они познакомились, когда Чонину было десять, и он в очередной раз сбежал из приюта. Тогда дядюшка Ли, как его называл Кай, привёл к себе домой встреченного на улице, продрогшего до самых костей паренька, напоил горячим чаем и накормил. И, желая развлечь, показал книги – большие, толстые, с картинками на глянцевой бумаге. Он поразили мальчишку, никогда не видевшего ничего подобного – это же не скучные учебники или книги из приютской библиотеки, с мелким шрифтом и пожелтевшими страницами. Это, казалось, было окно в другой мир, яркий, прекрасный, невозможный. И люди на картинках были очень красивые, в странных костюмах, в необычных позах (а иные – так и вовсе в прыжке). Это заворожило десятилетнего мальчика, у которого в жизни было так мало сказки.

Так и началась странная дружба старика и подростка. И увлечения танцами тоже – маленький альфа мог часами слушать, как дядюшка Ли рассказывает про балет, народные танцы, пляски шаманов, современные направления хореографического искусства. И даже стал ходить на занятия в одну студию, которую оплачивал пожилой омега.

Летом, когда Чонину было тринадцать, дядюшки Ли не стало. Сердце. Обычное дело в семьдесят пять. Как бы ни хотел омега, ни оформить опекунство, ни завещать что-либо мальчику он не смог – слишком стар, чтобы справляться со сложным ребёнком, каким считали альфу в приюте, а всё имущество давно принадлежало детям. А семья Ли подростка не любила, считая мелким гадёнышем, который расчетливо пользовался чужой добротой, и даже на похороны прийти не разрешила, какое уж там позаботиться в память об отце и дедушке. Вот так Чонин снова остался один.

Впрочем, не совсем. У него теперь были танцы. С тех пор он делил свою жизнь надвое – не поперёк, на до и после, а вдоль. Был мир, где небольшая комната с тонким матрасом на полу, в которой холодно – за отопление-то платить нечем – и душно из-за того, что приходится тут ютиться ещё с десятком мальчишек, где постоянные драки с другими ребятами из приюта, карманные кражи на рынке и проблемы с полицией. А был другой мир, где он танцевал ночи напролёт на каком-нибудь пустыре, под мелодию из очередного украденного телефона, где на спёртых планшетах просматривал видеуроки и просто ролики с танцами, стараясь всё запомнить и повторить.

Точно так же он относился и к работе элитной проститутки. Здесь – бесстыжая шлюха, которому всё равно, что о нём думают и говорят, лишь бы платили, там – учёба в университете на хореографа, тренировки и постановки. До тех пор, пока не появился КимЧунмён со своим предложением.

Вот он и расслабился. Пригрелся. Отпустил себя, позволил себе просто жить и не думать ни о чём. Позволил себе привязаться. Зря, ой как зря...

Сначала-то он воспринял всё по-блядски цинично: хорошая квартира и молодой, привлекательный омега – почему бы и нет? Заодно и тренироваться вновь будет с прежней силой, всё-таки те стимуляторы, которые им дают, сильно высаживают организм, Кай уже начал замечать, что начал быстрее уставать, да и одышка появилась. Потом, после слов Лу, появился расчёт – слишком уж хорошим был шанс – и он стал осторожненько, исподволь приучать к себе Ким Чунмёна. А потом...

Он не учёл, что одиночество – слабое место не только Мёна, но и его собственное. Не только омеге не хватало всех этих совместно приготовленных завтраков, прогулок по городу, разговоров обо всём и ни о чём, шутливых драк... Он не сразу понял, что ему нравится раздевать и просто укладывать спать едва доползшего до дверей квартиры после работы Чунмёна. А когда понял, то не придал значения. Подумаешь, нежность и желание позаботиться – так ведь и к уличному котёнку что-то подобное испытываешь. Это был первый пропущенный звоночек.

Потом было что-то вроде обиды, когда он подумал, что Мён не пришёл на концерт. И радость от того, то это не так. А когда Чунмён сказал «мне было скучно смотреть на других после тебя» и попросил научить танцевать... Никому и никогда, кроме дядюшки Ли, не хотелось УЗНАТЬ, что он чувствует. Даже Лу. Почитать нотации, высказать своё мнение - тут желающих много всегда. Порой некоторые клиенты даже стремились очаровать, влюбить в себя. Но чтобы попытаться понять – такого не было. И вот...

А ещё Мён не стыдился его, выводил в свет, представлял всем как своего альфу. Раньше он был чем-то вроде девайса для получения удовольствия в постели – не будешь же хвастаться новым супервибратором, это ж не айфон последней модели, хотя стоить может даже дороже – и его место было в исключительно в спальне. Или лав-отеле. А с Чунмёном он чувствовал себя человеком, пусть и с совсем не безупречной биографией. И все эти ночные гонки, смешные подарки только подтверждали то, что для омеги он значит что-то большее, чем сексуальная игрушка.

То, что Чунмён за ним следил, было неожиданным. А ещё – неожиданно мерзким. Чонин умом понимал, что у омеги были все основания не доверять мальчику по вызову, но... Сам-то он уже перевёл Мёна из категории «клиент» в категорию «мой парень». И думал, что Чунмён сделал так же. Но нет – сын Того Самого Кима был прежде всего деловым человеком, и для него сделка есть сделка, человеческие отношения, видимо, здесь в расчёт не брались. И как он мог думать иначе...

Напоминание о том, кто он, было как пощёчина – хлёстко и унизительно. Трудно, ох как трудно становиться снова вещью после того, как был человеком. Но, увы, не ему тут выбирать.

И всё же он надеялся, что Мён наговорил это в сердцах, от обиды, и потом, когда омега остынет, они смогут хотя бы нормально поговорить. Пусть и не сохранить отношение (которые, как ни крути, на тот момент уже БЫЛИ), то хотя бы расстаться по-людски. Но нет, ничего такого – его подержали дома, как предмет обихода, до течки, а потом использовали по назначению. И выкинули. И все те слова о любви, которые шептал Чунмён во время течки... да, в общем, омеги и не такое несут в эти дни. Гормоны – такая вещь, из-за них первый встречный Истинной и Вечной любовью показаться может.

Потому-то он и забрал все эти цацки, хотя больше всего хотелось гордо хлопнуть дверью. Что поделать, за год он отвык себя шлюхой считать... Но денежки ещё пригодятся. Потому что работать у Биг Босса он больше не собирается.

- Ну что ж, удерживать я тебя не буду, - конечно, не в правилах Биг Босса хоть кого-то силой держать. Да и ни к чему - к нему и так мечтали попасть куча альф, омег и бет, рассчитывающих быстро поправить своё материальное положение. Исключение – те, у кого был долг. Но у Чонина теперь долгов нет – он сразу же отдал оставшиеся сто тридцать с чем-то там тысяч долларов, благо совсем тратиться за это время не пришлось, и сумма с ежедневных шестиста баксов накопилась приличная, даже осталось ещё. – Но я бы на твоём месте хорошо подумал...

- Я хорошо подумал, господин, - резко обрывает сутенёра Чонин. – Я не хочу больше с вами сотрудничать.

- Я предупреждал тебя не заигрываться, - качает головой Босс. – Ты, видимо, слушать меня не захотел.

- Жалоб на меня нет, проблем тоже не будет, - кривится Кай. – Что-то ещё не так?

- Были бы проблемы – тебя бы не было, - усмехается альфа. – Но терять ещё не вышедших в тираж мальчиков, тем более из самых прибыльных, я не привык. В общем, я даю тебе месяц на размышление – вернёшься в указанный срок, возьму обратно безо всяких вопросов. Потом будут санкции – за оставление рабочего места, так сказать.

А ведь он не сомневается, что Кай приползёт обратно. Потому что уверен: идти тому некуда. Из дерьма не выплывают, это только новичкам кажется, что работать на Биг Босса – это хороший шанс. На самом деле та же хуйня, только упаковка получше. И понимают, как влипли, они гораздо позже. Но понимают в конце концов.

- Прощайте, Босс, - Чонин встаёт и кланяется.

- Иди, но помни: время идёт, - сутенёр глядит насмешливо. Конечно, такие уходы он уже видел. И заканчивалась они всегда одинаково - просьбой взять обратно. – И, Кай, тебе нужен хороший скупщик для драгоценностей?

- Откуда вы...

- Ким Чунмён предупреждал, что разрешил забрать всё, что подарил, - пожимает плечами Босс. И протягивает визитку. – Вот, держи. Но не забывай о моём предложении – деньги имеют свойство быстро заканчиваться. Особенно когда нет постоянного источника дохода.

- Ну, здравствуй, Кай.

Чонин не раз видел этого омегу на приёмах, куда ходил с Мёном. Богатый вдовец, за сорок, но больше тридцати не дашь, спасибо косметологам и пластическим хирургам.

- Что вам нужно? – быть вежливым с этим не хотелось, слишком уж по-хозяйски мужчина разглядывал его.

- Вообще-то я хотел вызывать тебя, чтобы скрасить выходные, но Биг Босс сказал, что ты больше у него не работаешь, - усмехается, нагло, откровенно. – Неужели Ким Чунмён так задел? Да, он умеет.

- Причины, по которым я отказался сотрудничать, вас не касаются, - пожимает плечами c деланным равнодушием. Слишком много чести этому видеть его чувства.

- Разумеется, - улыбка наверняка должна была быть невинной и озорной, да только у него это получалось насквозь фальшиво. – Для меня так даже лучше. Хочешь ещё годик прожить в шоколаде?

- Вы платите, - не вопрос, уточнение.

- Конечно, - омега подходит ближе, обнимает. – Обязанности будут те же. Говорят, ты хорош не только в постели, Киму умудрялся сказку на ровном месте создать. Хочу так же. С меня – бабки, тебя – сделать так, чтобы я тебе поверил. Согласен?

От этого омеги пахло мёдом и ванилью. Приторно, тошнотворно-сладко. Смешно. Кай привык не только чувствовать себя человеком, но и к запаху Мёна, к резковато-свежему, но пряному, со сладкими нотами ванили и ягод. Он, казалось, за этот год намертво въелся в слизистые оболочки носа, так что даже теперь он чувствует этот аромат, сложный, изысканный, манящий... И понимает: он больше не просто не хочет, он просто тупо не может трахать омег как раньше, направо и налево. Этот год изменил его слишком сильно. И возврата к прежнему нет, можно даже не пытаться. К сожалению. Потому что тогда всё было проще.

- Нет, - и расцепляет чужие руки у себя на шее.

- Что?! – омега отступает на шаг и хлопает ресницами. В его исполнении это выглядит глупо и жутко смешно.

- Идите к чёрту, - ухмыляется. – Так понятней?

- Ты об этом пожалеешь, - глазки прищурены, ручки в кулачки. Не привык к отказам, фифа.

- Жду не дождусь.

- Ну что, мальчик мой, - куратор группы смотрит на него с усмешкой и жалостью. – Ты в курсе, что тебя решили отчислить за аморальное поведение? Чтобы не позорил университет, так сказать?

- Ещё нет, - кривится Кай. – Надо же, одумались. Три года на это внимание как-то не обращали.

- Три года ты был под защитой Биг Босса, - хмыкает. – А теперь – нет. Да ещё влиятельному человеку отказать умудрился.

- Вы хотите сказать, что мне стоит вернуться? – да, вот так и заканчиваются сказки. Темная сторона так просто не отпускает – только выбрасывает, отжав досуха, когда от человека и не остаётся почти ничего, кроме изношенной оболочки. Добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно, Чонин.

- Вообще-то у меня к тебе совсем другое предложение, - улыбается куратор. – Раз уж тебе в этой стране всё равно нормально не жить...

- Какое? – странное чувство – надежда. Светлое и болезненное одновременно.

- Помнишь Сейвинда?