Сказка для Кая

Всё началось с минета. Да, как в той тупой американской комедии с давно позабытым названием, где главгерой советовал омегам выбросить «все эти дурацкие книжки про десять шагов к сердцу альфы» и начать с орального секса. На нём совет сработал. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, свято верящим в чудо... глупо, конечно, но почему-то было именно так.

Потом были какие-то забавные мелочи. Чунмён то кружку подарит с надписью «приди халява», то футболку с «суперсамец», то ещё что-нибудь такое. Такие подарки-подколы альфе очень нравились. Было в этом что-то милое и забавное, а уж как он гонялся за Мёном по его квартире, размахивая новенькой футболкой, на которой написано I am и нарисован огромный член... весело было. Они потом долго смеялись – ну, когда отдышаться смогли. Он был благодарен за эти мелочи, за то, как они потом дурачились - ведь именно благодаря этому он не чувствовал себя чужим в это огромной квартире. И не ощущал себя всего лишь постельной игрушкой.

Но дорогих безделушек или украшений омега не дарил. Впрочем, Кай не жаловался: ему с самого первого дня их совместной жизни (слово «контракт» Чонин почти за пять месяцев успел забыть) дали карточку «для личных нужд». Альфа цинично и по-блядски ею пользовался, хотя у него была своя, на которую Биг Босс ежедневно перечислял положенные ему шестьсот баксов. Чонин рассудил так: Ким Чунмён от минус пары-тройки сотен баксов в день не обеднеет, раз уж за него больше миллиона баксов на раз выложил, а самому Каю бабки ещё могут понадобиться, мало ли что случиться, жизнь – она порой такая сука....

Так вот, ради интереса Чонин как-то запросил баланс, и у него глаза на лоб полезли: статья расходов «на содержание» лишь немногим уступала, гм, так сказать, арендной плате. В общем, его мальчик расщедрился.

Да, ЕГО мальчик. Кай уже давно так называл мысленно омегу, а вскоре сможет назвать и вслух – по крайней мере, он очень-очень на это надеялся. В конце концов, Мён признал в нём своего альфу. Об этом говорило всё: как омега себя ведёт с ним, и что позволяет Чонину слишком многое (от шлюх и даже содержанок таких вольностей вообще-то не терпят) – но этого было недостаточно, чтобы окончательно перейти из категории «мальчик для секса» в категорию «бойфренд» (о «жених» он подумает немного позже). Для этого нужно, чтобы Чунмён представил Кая обществу как своего официального парня. Но и это не заставило себя жать.

Была пятница, следующая неделя после концерта. Мён вернулся домой рано, ещё четырёх не было, что странно – обычно в будни он сидел на работе до победного. И приползал весь разбитый и уставший настолько, что всё время норовил уснуть прямо на тахте в прихожей. Приходилось его кормить, умывать, переодевать и спать укладывать в самом прямом смысле этого слова. А тут заявился ещё до конца рабочего дня, злой, как собака.

- Собирайся! – рявкнул он с порога на Кая. – Идём из тебя человека делать!

Как оказалось, «делать человека» - это накупить кучу дорогих костюмов, рубашек, галстуков и аксессуаров к ним: запонок, зажимов, часов, несколько перстней – и всё в таких магазинах, что Чонину плохело ещё на входе. Но Чунмён был на редкость решительно настроен, так что сопротивляться не стал – убудет от него, что ли? Так что весь вечер пятницы его таскали по бутикам, планомерно скупая всё на своём пути.

- Может, скажешь, что случилось? – осторожно спросил Кай, когда они вечером сидели на кухне и ужинали. Наконец-то.

- Завтра мы идём на приём к мэру, - мрачно ответил Мён. – А там уже полтора десятка суперподходящих мне по чьему-то там мнению женихов притаранили. Так что ты идёшь со мной! Будешь красиво стоять рядышком и улыбаться так, чтобы все омеги взвыли от зависти, а альфы подойти не смели!

- Эм-м... не хочу тебя расстраивать, но это не самая удачная идея. Я, подозреваю, трахал половину омег, которые там будут. Включая супруга хозяина.

- Что, правда?! – Чунмён оскалился (Кай бы даже под пытками не назвал это улыбкой). – Просто замечательно! Они ж все на месте сдохнут!

Не следовало Чонину пить в этот момент чай, ой, не следовало.

- Сумасшедший, - выдохнул он, прокашлявшись.

- Привыкай, - усмехнулся омега. – Ещё и не такое будет.

И почему Каю показалось, что это звучит как угроза?

Приём был великолепен. Как и вся собравшая тут публика. Как может быть иначе, если в Южной Корее внешность – первый признак успешности? Потому-то так хорошо и живут все эти пластические хирурги, косметологи, фитнес-тренеры и стилисты. Впрочем, лично ему это даже нравилось – всегда приятнее, если тебе надо обслуживать ухоженного и привлекательного парня (пусть этому парню уже под - если не за – шестьдесят).

И да, тут была целая куча его клиентов. И все его опознали. И мужьям нашептали – на него ж не только омеги косятся, альфы тоже. Интересно, как они объяснили своим благоверным, ОТКУДА они знают, что он шлюха? Даже жаль, что не получится подслушать.

Судя по подрагивавшим уголкам губ Мёна, ситуацией он наслаждался. Омеге явно нравилось дразнить великосветское общество, этих лощёных снобов, нравились эти шёпотки за спиной, осуждающие взгляды, фальшивые улыбки, которые все эти господа нацепляли, когда говорили с наследником Того Самого Кима. И с его спутником, разумеется.

Лично Кая особенно веселили альфы «околоженильного возраста», как любил выражаться Лу. Молодые люди под и чуть за тридцать, прилизанные, в дорогущих костюмах. На их лицах с явными признаками вмешательства пластического хирурга так и читалось «вы привлекательны, я чертовски привлекателен, так к чему терять время?» Видимо, по их мнению, Чунмён должен был в первые же минуты разговора восхититься и пасть к их ногам, поскуливая от восторга. Не дождётесь. Он занят. И нечего тут слюнями пол поливать.

Хотя, их можно понять. Никогда раньше Чонин не видел своего омегу таким красивым. И дело было вовсе не в правильно подобранной одежде и макияже с причёской – никак особенно к выходу Мён в этот раз не готовился, всех спецов на него натравил – а... Чунмён раньше всегда был несколько отстранённым и зажатым, странное напряжение и одиночество, почти видимое и осязаемое, как будто окутывали парня серым облаком, сжирая его очарование. Теперь же их не было. Таким раскованным, дерзким, отчаянно-весёлым он видел Мёна только тогда, когда они занимались любовью. Даже через десять минут после секса уже было не то: тоскливое нечто, что грызло парня изнутри, быстро возвращалось назад.

Но сейчас всё было не так. Каю казалось, что с души омеги кто-то снял непосильный груз, и Чунмён даже немного захмелел от такой непривычной лёгкости и неожиданно свалившейся свободы. Глаза сияли, речь была быстрой и самую чуточку сбивчивой, жесты оточено-изящными, но несколько размашистыми. А ещё он смеялся звонко, искренне, запрокидывая голову и то и дело облизывая губы. Чёрт! Так и хотелось ему сказать, чтобы он не смел так делать – слишком уж это провокационно... Хм, а это мысль!

- Ты что делаешь? – спрашивает Мён, когда Кай обнимает его за талию, притягивает к себе. Да, они не в центре зала стоят, но и не за колонной, чтобы дать повод всем этим господам притвориться, что они вроде как ничего не видят.

- Скандал, - честно отвечает альфа.

- Скотина, - хихикает. – Совсем не думаешь о моей репутации...

- Совсем, - соглашается альфа и целует. Пусть видят, чей он, самый завидный жених Пусана (если не всей Южной Кореи). И завидуют. Могут даже не молча.

О, это был фурор! Заткнулись все. Разом. Некоторые даже смотрели, открыв рты. Ещё бы – такие вольности, и чёрт знает от кого! Это было НЕ-ДО-ПУС-ТИ-МО.

- Кажется, нам пора, - хитро улыбается Мён. – А то ещё чуть-чуть, и нас выгонят за непристойное поведение.

- Это точно, - самодовольно ухмыляется Кай. – Идём.

- Надо попрощаться с хозяевами. Ну, хоть какие-то приличия соблюсти.

- Прощайся, - соглашается альфа. – И пошли.

- Хочешь погонять? – предлагает Чунмён уже на улице, когда они садятся в его серебристый родстер. – Да не бойся ты, не пил я ничего, сам же мне весь вечер сок таскал, - смеётся. – А то давно я не летал.

- А раньше что, летал? – подозрительно спрашивает Кай. Мёна сегодня как будто бы подменили. Этого сумасшедшего омегу, которому явно кто-то подпортил тормоза, он даже немного боится.

- Бывало, - легкомысленно пожимает плечами Чунмён. – Так поехали?

Мчаться по ночной автотрассе – оказывается, это здорово. Он понимает своего омегу. Бешеная скорость выбивает из головы все лишние мысли, все страхи и тревоги. После этого, кажется, даже дышится легче, как будто раньше грудь перетягивали кожаные ремни, сдавливавшие со страшной силой рёбра - а теперь они лопнули, не выдержав двухсот километров в час.

В ту ночь они трахались прямо на капоте машине, в подземном гараже. И плевать, что могли увидеть, что камеры вообще-то (пусть охрана подрочит чуток), что краску на машине могут поцарапать. На всё плевать. Кроме омеги, который стонет в его руках.

Пожалуй, это был самый потрясающий подарок из всех – не просто билет в вип-ложу, а возможность поговорить с его кумиром, гениальным танцором и балетмейстером Джоном Сейвиндом. Да, Чунмён знал, что дарить.

Они сидели и разговаривали обо всём на свете. Чонин даже показал видео нескольких своих постановок для различных фестивалей и отчётных концертов. Хореографу понравилось.

- У вас большой потенциал, юноша, - качая голой, говорит мистер Джон. – Я бы на вашем месте уделял больше внимания занятиям и практике. И да, что вы чувствуете к тому омеге, с которым живёте?

- Простите? – Чонина прошибает холодный пот. Рассказали, ему рассказали. А ведь этот человек в Пусане всего три дня и завтра уезжает.

- Я не судья вам, - говорит хореограф, по-птичьи склонив голову набок и печально глядя на альфу. – Каждый волен портить свою жизнь в меру своих желаний и возможностей. Но мне обидно, что такой талант торгует собой в самом прямом смысле этого слова.

- Я из детдома, - хмуро отвечает Кай. – Это был единственный шанс...

- Шанс есть всегда, - усмехается мистер Джон. – Просто это был самый лёгкий путь. И, как и на любом лёгком пути, здесь очень просто потерять себя. Тот, кто продаёт тело – не из нужды, а красивой жизни ради – однажды будет продавать и душу. Поэтому я и спрашиваю: вы любите того омегу?

- Я... я не знаю, - пожалуй, это был самый честный ответ на вопрос. Он вспоминает все эти дурацкие, но такие милые подарки Чунмёна, их ночные гонки по автотрассам, и башню в Макао, самую высокую площадку для банджи-джампинга, как их ноги связывали вместе длинной широкой лентой, и жаркий шёпот «расслабься, доверься мне». – Правда, не знаю.

- Хорошо, если так, - улыбается хореограф. – Но примите мой совет, юноша: если однажды вы ответите «нет», уходите. И не ищите больше, кому бы продать себя. Потому что это того не стоит. Никогда. Но поймёте вы это слишком поздно.

Октябрь подходил к концу.