Часть вторая 4 страница. 1) На уровне Зрителя мы пусты, т.е

1) На уровне Зрителя мы пусты, т.е. мы – смотрящее пространство, Пучина Многоглазая;

2) на уровне Актёра мы творческая потенция, или бесстрашная Сверхмарионетка;

3) на уровне Роли мы все многообразие ролей, которыми Сверхмарионетка виртуозно жонглирует.

В положении триединства, мы – ПОВЕЛИТЕЛЬ ИГРЫ, (Витрувианская пропорция)! В любом случае это довольно эксцентричное заявление нуждается в подробных комментариях и примерах, которые непременно последуют ниже. Но прежде ответим на вопрос: ЗАЧЕМ И КОМУ НУЖНЫ ВСЕ ЭТИ СЛОЖНОСТИ? Конечно же, каждый художник вправе иметь свою точку зрения на процесс взаимоотношений с играемой им ролью. Это глубоко индивидуальный и даже сакральный вопрос. Но лично для меня это разделение принципиально важно, так как связано с глубоко личными переживаниями и реальным опытом. Их суть в следующем: Когда артист (не защищенный ЯСНОСТЬЮ ВЗГЛЯДА, знанием пустотной природы всего явленного и ненатренированный в работе с Энергией Глаз), гонимый тщеславием демона в себе, проникает в сердце «предлагаемых обстоятельств роли» (и старается делать это со 100%-ным качеством), он неминуемо оказывается в невротичной, мятущейся стихии роли! И это означает, что виртуальная иллюзия играемой артистом роли, расширяясь, становится со временем более реальной, чем виртуальная иллюзия его жизни. Нарушается пропорция. И в этой искаженной позиции роль постепенно съедает своего создателя, и в итоге возникает досадный, влекущий тяжелейшие следствия перекос. И это действительно, действительно очень опасный трюк! В артистической психологии, он носит название «вторжение роли» (character invasion). В качестве примера можно привести фильм «Двойная жизнь», главный герой которого – актёр, на протяжении долгого времени играющий роль Отелло. Постепенно, черты характёра этого героя переходят к актёру, он становится подозрительным, ревнивым и чрезмерно вспыльчивым, и в конце концов, убивает любимую женщину. Аналогичный сюжет можно встретить в канадском фильме «Иисус из Монреаля», в котором актёр, играющий роль Христа, сам постепенно приобретает его черты, в фильме «Метод» с Элизабет Херли, Акира Куросава блистательно обыгрывает эту тему в своем фильме «Тень воина» и т.д. и т.п., примеров можно привести массу, но суть в следующем – никто не запрещает нам играть в эти «пограничные» игры, тем более что «артистический невротизм» испытывает особое сладострастное тяготение к процессам саморазрушения, как говориться – «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…»^[1021], но! Если хотите забавляться подобными играми, задумайтесь о МЕТОДАХ ЗАЩИТЫ! Когда прыгаете с парашютом, не забывайте дернуть за кольцо! Помните, РОЛЕВОЙ ДЕМОНИЗМ работает как РАДИАЦИЯ!

РОЛЕВОЙ ДЕМОНИЗМ

Он проникает в кости человека-играющего бесшумно, беспрепятственно и совершенно незаметно!

Суть с том, что в позиции отождествления со своей ролью артист ставит свою психику в ситуацию сложнейшего для нее выбора. Она вынуждена или «катапультировать» себя в «предлагаемые обстоятельства» ролевой иллюзии, что предполагает мощный стресс для неподготовленного Ума, или выставить защиту, блокирующую прямое отождествление с ней, что и является основной причиной артистических блоков и зажимов. В первом случае артист поражает зрителей сильнейшим переживанием психоэмоциональной правды, но остается у «разбитого корыта» шизофренических отклонений; во втором – он раздражает зрителя отсутствием психоэмоциональной правды, наклеивая на себя унизительный ярлык фигляра.

Но допустим, актёр силен в своем настойчивом стремлении к тотальному «перевоплощению». Все повсюду говорят, как он хорош, как самоотвержен, как жесток по отношению к себе… и т.д. и т.п. Но что происходит на самом деле? Путая две территории (сцену жизни и сцену театра), артист неминуемо перетаскивает впечатления от обстоятельств играемых им ролей в жизнь, переживая мощное отождествление с реальностями, которые не имеют никакого отношения к сфере социального мира, т.е. мира за пределами игры в театральную иллюзию!

Подведем черту: СЦЕНА ЖИЗНИ это не то же самое, что СЦЕНА ТЕАТРА. И несмотря на то, что театральное творчество питаемо соками жизненного опыта, тем не менее, «Соединяя – не смешивай, разделяя – не разрушай»^[1022]. Театральные персонажи должны жить в своем, и только своем мире! Выходя за пределы своей территории, они превращаются в демонов, злобных и кровожадных, разрушающих золотое соотношение и, следовательно, психику артиста, в несколько лет, вызывая болезнь, которая называется в ИГРЕ – РОЛЕВЫМ ИМПРИНТИРОВАНИЕМ. Тьма горьких примеров этому! Вот, например, интересный отрывок из беседы Вл. Немировича-Данченко с актёрами: «Была такая знаменитая актриса Дузе, которая казалась одним из самых утонченно-нервных сценических созданий. (…) Она до такой степени изумительно владела своими нервами, так их технически возбуждала и иногда не трогая их, так воздействовала на зрителя, что было трудно поверить, что это одна только техника. А рядом с этим – другая знаменитая актриса, Стрепетова^[1023], которая постоянно была тождественна с образом, который создавала. Она была самой знаменитой Катериной в «Грозе», потрясающе играла четвертое действие, о пятом уж и говорить нечего. Но на другой день после спектакля она лежала в постели. Кончилось тем, что в сорок два года она была препротивной, невозможной актрисой, потому что все это у нее стало истеричным, не заразительным и как будто никакой техники»^[1024]. Так, игру первой можно расценить как образец творческой правды, игру второй – как образец настоящей правды, т.н. «игры нутром», «…уничтожающей в конце концов искусство». Откроем роман Сомерсета Моэма «Театр», здесь находим подобный сюжет – популярную актрису Джулию Ламберт бросает молодой любовник. Опыт этих сильных чувств она переносит на сцену, в пьесу с аналогичной ситуацией. Она считает, что так наполнено и правдиво никогда не играла, но с точки зрения всех остальных – она никогда небыла такой отталкивающе-бездарной как в этой пьесе. То же самое можно услышать и сегодня: «Копание в собственных чувствах, в воспоминаниях, в собственном детстве – не дают для игры ровно ничего»^[1025], или чуть иначе: «Глубочайшие разработки психологического театра приносят болезнь и участникам и зрителям»^[1026].

Итак, помните: чем более обострен, эмоционально наполнен драматургический конфликт, и чем яростнее вы погружаетесь в переживание этой иллюзии, тем большая опасность преследует ваш мозг! Я понимаю, что это очень трудно себе представить, до тех пор, пока непосредственно не столкнешься с этим опытом. Но остановимся на том, что просто укажем это «гиблое место» на карте артистического потенциала Ума.

ИГРА В ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ,

или, ИСКУССТВО МЕНЯТЬ КОЖУ!

Из старых учебников по актёрскому мастерству извлекаем следующую формулировку: «перевоплощение – это процесс оживления идеальных моделей персонажей, благодаря которому последние становятся способными к самостоятельной жизни в воображении художника. Перевоплощаясь, художник ощущает себя тем человеком, которого он изображает, живет и мыслит в его образе, волнуется его жизненными обстоятельствами. Вживаясь, он как бы входит в образ, рожденный своей фантазией»^[1027] То есть, «…личность актёра в процессе сценической игры перестраивается таким образом, что на театральных подмостках возникает человек, живущий одновременно по законам и жизненной, и театральной правды, похожий и не похожий на своего создателя»^[1028]

Говоря так же словами Константина Станиславского – «Благодаря обязательному процессу раздвоения актёрской личности актёр при самом искреннем переживании сознает реальность своей «выдумки» и, отдаваясь, например, самому сильному чувству гнева, возмущения, скорби, непременно при этом любуется в эти же моменты этими чувствами и испытывает огромную радость от ощущения в себе (именно ощущения, а не искусного представления) правды и искренности этих созданных воображением чувств».

Еще один документ, теперь уже из под пера великого Хмелева, – «Вначале, после первой читки, образ стоит около меня, но он ещё не во мне, я смотрю на него, и он на меня смотрит, а потом я его забываю как бы на некоторое время, пока он не переходит в меня, и я уже становлюсь им; я вижу этот образ тогда в самом себе, и, несмотря на то, что он во мне, рождается внутри, он продолжает быть и рядом со мной»^[1029]. В этом состоянии, уточняет Росси – «…собственная реальная жизнь, начинает казаться какой-то далекой и похожей на грезу. Я с содроганием замечаю, что на стремительный поток сменяющихся во мне чувств я гляжу чуждыми глазами. Я чувствую себя инструментом, на котором играет другое существо»^[1030]. Эдуарде де Филиппо: «…я могу видеть свой образ со стороны и контролировать его, как я этого хочу, каждый момент. Иначе я был бы медиумом, одержимым, сумасшедшим, но не актёром, профессиональным серьезным артистом…»^[1031] Сальвини, – «Актёр плачет и смеется на сцене, но плача и смеясь, он наблюдает свои смех и слезы»… Коклен-старший: «Перевоплощение – это и есть аттестация высшего достижения в искусстве актёра»… И, наконец, потрясающее своей масштабностью высказываение Соломона Михоэлса: «В чистое перевоплощение я совершенно не верю. Но я утверждаю, что у человека не один голос, а сто голосов. У нас с вами по сто голосов, минимум. Можно выбрать любой голос и любую пластику. Я все буру у себя. Но это не означает, что образ – это я. А кто такой – я? Если постоянно помнить о себе, я не буду знать, как мне двигаться. Я буду сам себя наблюдать, чтобы знать, как себя изобразить. У каждого из нас неверное представление о собственной внешности, о собственном голосе и вообще – о себе!»^[1032] Одним словом, как говорит Ли Страсберг^[1033], – это очень и очень не простая, и даже, опасная игра!, требующая высочайшего уровня мастерства!, поддерживаемого ясностью взгляда и тщательно отработанными методами защиты! Это важно, прежде всего потому, что «…процесс перевоплощения, это – непрерывное воссоздание душевных движений, внутреннего мира персонажей. Последние обретают возможность самостоятельной жизни в воображении художника, мыслят, переживают и действуют согласно логике их характёра, опыту прежнего бытия и обстоятельств и тяготеют к материализации, т.е. воплощению в материале искусства»^[1034] Кроме того, легендарный феномен перевоплощения является жертвой фантастического списка неверных толкований, эксцентричных заблуждений и чудовищной запутанности, и не будет преувеличением сказать, что это одно из самых «кровавых мест» на территории Ума!

И что мы можем противопоставить всем этим опасениям?

Технологии обхождения этих «черных дыр» опять и опять сводятся к технологиям Золотого сечения, к механизмам идентификации себя с БОЖЕСТВОМ ИГРЫ, способным легко и радостно пребывать в самом эпицентре бурлящего вращения «своей собственной многоликости», всего многообразия своих ролей. То есть: ПЬЕСА ЖИЗНИ – ЭТО ПЬЕСА ПУТИ К ПОЗНАНИЮ ВСЕОБЩЕГО ЕДИНСТВА, ГАРМОНИИ И ЛЮБВИ! Главная роль, которую мы играем в этой пьесе, – это РОЛЬ БОЖЕСТВА, ПОЗНАЮЩЕГО СВОЕ ИЗНАЧАЛЬНОЕ СОВЕРШЕНСТВО! И это не просто слова! Это то единственное, что обеспечивает нашу творческую защищенность, нашу профессиональную чистоту и жизнеспособность! Ни больше, ни меньше! И с точки зрения ИГРЫ подобную ЗАЩИТУ обязан выработать каждый, кто рискует опускаться в обстоятельства театрального перевоплощения, реализуя тем самым, саму основу того, что называется искусством лицедейства! И невозможно преувеличить важность этого! Поэтому ещё и ещё раз: ЭТО КРАЙНЕ ВАЖНО! в силу охранной ответственности профессии, своего психического здоровья, призвания, миссии, если хотите, или просто качества своей работы!

Итак: искусный «феномен полиморфности»^[1035], или говоря словами киатайского актеа Пань Чжи-хэна «Искусство соединения с шэнь»^[1036], известное в театральном мире как ФЕНОМЕН ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ, возможен только в триединой, виртуальной позиции Повелителя Игры! Спросите любого мастера, кто когда-либо имел счастье воздействовать на смотрящее пространство этим невероятной силы переживанием, и он, подобно великому Гилгуду^[1037], будет утверждать, что одновременно присутствовал в трех ипостасях: во-первых – он был тем, кто смотрел; во-вторых – был тем, кто играл; и в-третьих – был тем, кого он играл, т.е. в состоянии перевоплощения он транслировал единство зрителя, актёра и роли! ^[1038]

Еще раз: ВЫХОД В ФЕНОМЕН ПОДЛИННОГО ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ ВОЗМОЖЕН ТОЛЬКО ИЗ ЦЕЛОСТНОЙ, ВИРТУАЛЬНОЙ ПОЗИЦИИ УМА, как бы её ни называли! Все остальное профанация или различные формы подмены! И опять заявление режет слух! И тем не менее, мне представляется крайне важным максимально ясно указать местоположение этого уникального феномена на карте творческих возможностей Ума. Поэтому ещё раз, для избытка ясности: МЫ СПОСОБНЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫТЬ ТЕМ, ВО ЧТО МЫ ИГРАЕМ, ТО ЕСТЬ РОЛЬЮ, ТОЛЬКО ПРИ УСЛОВИИ, ЕСЛИ МЫ ОДНОВРЕМЕННО С ЭТИМ СМОТРИМ НА СВОЮ РОЛЬ ИЗ ПОЗИЦИИ ЗРИТЕЛЯ И ТВОРИМ её ИЗ ПОЗИЦИИ АКТЁРА! И тогда, рано или поздно, придет мгновение, когда наблюдаемая нами форма, например цветок, войдет в нас, а мы войдем в него. «Пропорция всегда одна и та же. Рано или поздно, приходит мгновение, когда мы становимся цветком, а цветок становится нами. Когда наблюдатель есть наблюдаемое, когда вся двойственность исчезает. И в это мгновение мы узнаем реальность, таковость цветка»^[1039]. Или словами другого мастера: «Познать предмет не слившись с ним, – нельзя. Каждый отдельный предмет ценен сам по себе, ибо содержит свойства единого целого»^[1040]

РАБОТА АРТИСТА НАД РОЛЬЮ

Вот она, прямо перед нами… Какая хорошенькая… И с чего мы будем начинать?

Начнем с простейшего упражнения: успокоим Ум и, прогулявшись по улицам нашей Квантовой Страны, войдем в здание Театра. Выйдем на сцену. Мы знаем, что это фантастическое место, здесь можно летать, проходить сквозь стены, глотать слонов, разбивать огромные скалы ударом кулака, и делать массу невероятных вещей… легко менять свои формы, растягиваясь и сжимаясь… можно превратиться в животного, в любого сказочного персонажа, в химеру, в стихию… такова потенция театральной иллюзии. Теперь, настроившись на точу зрения «credo quia incredible est» – «Верю, потому что невероятно» (лат.) и повторив несколько раз знаменитую фразу Ф.М. Достоевского: «…настоящая правда всегда неправдоподобна», – решимся наконец на свой знаменитый salto mortale ^[1041], т.е. разбежимся и прыгнем! Куда? В будущее! И это означает, что прямо здесь и сейчас, ведомые гормоном, выделяемым мозговым слоем надпочечников^[1042], мы бесстрашно представляем себя уже сыгравшими нашу невероятно сложную роль! То есть мысленно мы переносимся во времени в тот момент, когда роль уже достигла своего триумфа. Мы ещё не видим саму роль, но видим радость партнеров по сцене и слезы восхищенных зрителей, которые стоя аплодируют нам. Вместе со всеми мы очень радуемся этому успеху, а наше сердце готово выпрыгнуть наружу от счастья. Затем из этой мощной позиции богатства мы оглядываемся назад и видим, какой путь прошли, каким образом оказались здесь, на этом «гребне успеха» и любви.^[1043] Если картина интегрирована с мощной эмоциональной включенностью, к нам немедленно начнут приходить идеи, то есть «скелет» роли начнет обрастать мясом. «Во время этой кибернетической процедуры в голову будут приходить идеи, словно являясь из ниоткуда, но на самом деле они порождаются общей установкой на достижение определенной цели»^[1044].

И почему будет так, а не иначе? Потому что энергия зрителя уже поймана тем раскрывающим, позитивным переживанием, которое мы смоделировали; эта энергия уже пробудилась, уже завелась! Он, зритель, уже увлечен и ищет выхода вовне. Теперь нам важно быть начеку и держать его, как говорится, «в узде». Зритель сам вынесет роль на поверхность. Сам выкристаллизует её в пространстве своих глаз! На эту тему у меня есть история: Примерно через год после окончания театральной академии^[1045] я работал над ролью, которая преподнесла мне мощный и очень болезненный урок^[1046]. Я помню, что ясно отдавал себе отчет и даже записывал это в своем дневнике: «…для того чтобы поднять этот вес, я должен умереть или свихнуться». Звучит довольно помпезно, но могу сказать, что это одно из самых сильных воспоминаний в моем «эмоциональном багажнике». Этот так и не сыгранный персонаж перетряхнул все мое отношение к профессии, да и к жизни в целом. Дело в том, что масштаб содержания и интенсивность переживания этого существа были настолько велики, и в процессе работы «развернулись» перед моим внутренним взором с таким обнаженным вызовом, что в рамках отождествления со своей культурной средой, физическим телом и скромным психическим арсеналом я ничего не мог с ним поделать. Я столкнулся с чем-то неведомым, неподъемным. Это явление казалось мне гигантских размеров чудовищем, ревущим как огромный водопад, злобно требуя воплотить себя, раз уж я на это посягнул… но любая попытка удовлетворить этот запрос оборачивалась фиглярской пародией, болезненным оскорблением чувства правды, унижением внутренней честности и т.д. и т.п. В итоге меня накрыла огромная волна страха, реального ровно настолько, чтобы прийти к твердому решению распрощаться с театром. НА ДЕСЯТЬ ЛЕТ!

Вывод: если ваш Ум не способен контролировать свои проекции, и если возникая они каждый раз выходят из под контроля, то вам есть смысл походить некоторое время в «тренажерный зал», где вы могли бы покачать мышцы Ума, приучить его к дисциплине, укрепить тем что научить его расслабляться. И со временем вы, возможно, поймете, что артист и не должен поднимать этот вес! ЭТО НЕ ЕГО ДЕЛО! Артист должен просто ПОЗВОЛИТЬ СМОТРЯЩЕМУ ПРОСТРАНСТВУ ПРОЯВИТЬ СВОЮ МОЩЬ! Именно за этим, и только за этим, он (зритель) приходит в театр. Он (зритель) хочет только одного – испытать свой потенциал! свой талант! ощутить свою невероятную силу! Насладиться своей подлинной идентичностью! своими подлинными размерами! отражением того, чем он является на самом деле! ещё раз: ЗРИТЕЛЬ ХОЧЕТ ИСПЫТАТЬ СВОЙ ТАЛАНТ! АРТИСТЫ! НЕ МЕШАЙТЕ ЕМУ В ЭТОМ! ЗНАЙТЕ: АКТЁР – НАЕЗДНИК, А НЕ ЛОШАДЬ!

ПАРНЫЙ ТАНЕЦ С РОЛЬЮ

Драматургия ритуальной «любви с ролью» безгранична как небо. И, тем не менее, основной принцип един: мы успокаиваем Ум, т.е. расслабляемся, и затем фокусируем Энергию Глаз в луч внимания, направленный на необходимый нам объект. Под воздействием сконцентрированной энергии внимания объекту ничего не остается, как реагировать, т.е. действовать, меняться, играть. Нам в этой позиции остается только удерживать концентрацию Энергии Глаз на объекте и ждать, ждать, ждать: «Если внутри вас ничего не напряжено, окружающие предметы раскроются сами. Будьте спокойны, как поверхность зеркала»^[1047]. И этот момент очень важен: ЕСЛИ ВНУТРИ ВАС НИЧЕГО НЕ НАПРЯЖЕНО, ОКРУЖАЮЩИЕ ПРЕДМЕТЫ РАСКРОЮТСЯ САМИ! Это означает, что предмет сам хочет быть сыгранным, он сам хочет пробудить дремлющую в себе силу, а хороший артист просто позволяет ему сделать это: «…и нет вещи в природе, что бы не раскрывала своей внутренней формы и внешней: ибо внутреннее постоянно работает к откровению. У каждой вещи уста для откровения»^[1048].

И ещё: «Все субстратное во Вселенной кричит о себе, сигнализирует о себе. Все отличное от нуля излучает фотоны»^[1049]. Известно, что великий Матисс смотрел на объект до тех пор, «…пока дух объекта не овладевал им и не начинал – иногда даже с помощью угроз – побуждать его начинать писать»^[1050]. Подобные экстравагантные причуды случались и с другими великими мастерами: Данте пишет о том, что во сне, в образе некоего юного существа, ему является сама Любовь и нашептывает сюжеты его стихов^[1051]; говорят, что Моцарт, как и Шекспир, никогда не вел черновых записей, но все писал сразу набело, «…как бы записывая то, что слышит «сверху»«; Диккенс утверждает: «…я не придумываю своих персонажей, но вижу их и записываю за ними»^[1052]; Гофман тоже только воспроизводит то, что кто-то нашептывает ему со стороны; Гете безропотно отдает себя стихии, которая «…поступает с человеком как сильнейший, как ему угодно…»^[1053]; Якову Бёме сообщает «великое и дивное знание» некий «вдохновляющий дух»; Ги де Мопассан записывает свои рассказы под диктовку себя же самого, сидящего за столом напротив; Уильям Блейк утверждает, что: «Я пишу стихи только тогда, когда дух мне приказывает, и в момент, когда я пишу, я вижу, как слова по всем направлениям летят по комнате»; великий Росси утверждает, что, выходя на сцену, он чувствует себя «…инструментом, на котором играет другое существо», а сам он «…с содроганием замечает, что на стремительный поток сменяющихся в нем чувств он глядит уже чуждыми ему глазами и прислушивается чуждыми ему ушами»^[1054]; Золя пишет о Бальзаке как о жертве какой-то «деспотической силы»… Флобер, говорит о таланте, как о способности видеть перед собой модель, которая позирует… Эдуардо де Филиппо утверждает: «Когда я пишу, я вижу своих героев и слышу их голоса. Это как будто спектакль, идеально поставленный»… Антуан де Сент-Экзюпери – «Учиться нужно не писать, а видеть. Писать – это следствие»… и этим историям и цитатам нет конца и края.

Итак, фокус в следующем: замыкая себя в электрическую цепь (зритель-актёр-роль), мы с помощью Танца Сверхмарионетки естественным образом раскрываем Сокровенную Красоту мира через игру… В этой ситуации нет того, кто что-то делает с другим, нет двойственности, нет того, кто творит другого… но так Творческий Принцип Вселенной наслаждается своим Самоосвобождающимся Танцем! В итоге творчество – это всего лишь«ВОЗВЫШАЮЩИЙ ОБМАН»^[1055]! Но именно из этой возвышающей лжи возникает т.н. КЛИМАТ МИФА. Реальность, в которой оживают камни и леса, раскрывается смысл непознаваемого и становится возможным невозможное. Вот один практический пример: какой-то объект доставляет нам дискомфорт или какое-либо неудобство. Мы злимся, нервничаем, агрессивно реагируем… а в чем собственно причина? Только в одном – МЫ СЛИШКОМ НАПРЯЖЕНЫ! Очень простой тест, не правда ли? Он ясно показывает нам, что мы сжаты до уровня роли, на котором, собственно, только и существует конфликт. Первое, что нужно сделать в этом случае, это расслабиться, т.е. обнаружить то самое тире между вдохом и выдохом, «спуститься» на уровень зрителя, и в процессе восприятия распустить напрягающий нас объект на так называемые кванты информации. ОЧЕНЬ ПРОСТО, НО НЕ ЛЕГКО! Затем посредством творческой силы в нас мы складываем из этих частичек, кусочков, кубиков информации новую «мозаику». И вот мы уже смотрим другое кино, и «…все уже совершенно, и поэтому, преодолев болезнь усилия, мы находим себя в самосовершенном состоянии: ТАКОВО САМООСВОБОЖДАЮЩЕЕСЯ СОЗЕРЦАНИЕ»^[1056].

Повторим ещё раз: как только на нас «нахлынывают» такие неприятные состояния, как подавленность, скука, страх, неверие в свои силы и т.д. и т.п., это означает только одно – мы сжались до размеров роли, т.е. стали рабами-ролями в мире других людей, других творцов! Научившись распознавать на карте психоэмоциональных состояний эти ловушки, мы становимся способными сознательно применять искусственные техники, чтобы растворять позицию рабства и освобождать свою роль от демонического спазма.

ВНИМАНИЕ, ТЕХНОЛОГИЯ РАССЛАБЛЕНИЯ: вообразим, что наше тело – промышленное предприятие с высокодисциплинированным и послушным техническим персоналом. Когда мы чувствуем необходимость расслабиться, мы сообщаем этому «народцу», что фабрика временно прекращает работу, чтобы они остановили свои механизмы – «нервные центры» – и разошлись по домам. Мы лежим удобно и комфортно. Мы воображаем, что смотрим на толпы этих маленьких человечков сверху вниз. Они двигаются по нашим кровеносным сосудам, по мускулам и нервам. Возможно, они обсуждают причину остановки предприятия, но скорее всего, они просто счастливы от того, что могут быть предоставлены самим себе, что могут идти отдыхать. Мы собираем их всех, например в области груди, пупка или бедер (как кому кажется правильным), и после короткой речи, в которой благодарим их всех за хорошую работу, даем им ясное указание покинуть территорию фабрики. В заключение мы наблюдаем, как они, счастливые и свободные, выходят из ваших ступней, рук, ягодиц и всего прочего. Фабрика замирает.^[1057] ВНИМАНИЕ! ЗДЕСЬ ВАЖНО НЕ УСНУТЬ! Продолжая глубоко и спокойно дышать, и прислушиваясь к тому, как в Уме пробуждается Виртуальная Позиция, мы идем на Сцену Театра Реальности. Наша психофизика начинает расширяться, обретая соответствие своим подлинным размерам, а следовательно, и способность воспринимать свой ролевой спазм из целостной (зритель-актёр-роль) самоосвобождающейся потенции. «Другими словами, вы становитесь неизменным фоном, а проблемы, психологические или эмоциональные, рассматриваются как вечно меняющийся передний план»^[1058]. Таким образом, вся проблема депрессии и других узких, ограниченных подавленностью состояний Ума сводится в итоге к недисциплинированности нашего собственного мозга! И это важно повторить ещё раз: КОРЕНЬ ЛЮБОЙ БЕСПОКОЯЩЕЙ НАС ВНЕШНЕЙ ПРОБЛЕМЫ – В НЕУМЕЛОМ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА НАШЕЙ СОБСТВЕННОЙ ТВОРЧЕСКОЙ СИЛЫ!

ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ ЦЕПЬ

Как она выглядит?

ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ ЦЕПЬ – это три основных центра, расположенные вдоль центрального энергетического столба Повелителя Игры. Восточные мастера называют их чакрами, в Алхимии Игры мне нравится называть их вихрями ^[1059]. В процессе медитации мы пробуждаем их, и замыкаем их «…в единый голографический образ, который оказывает действие, сходное с записью, сделанной во многих измерениях»^[1060]. И таким образом мы повышаем эффективность нашего функционирования в мире. Итак:

1) НИЖНИЙ – зрителя, или сути (четыре пальца ниже пупка);

2) СРЕДНИЙ – актёра, или жестокости (на уровне сердца);

3) ВЕРХНИЙ – роли, действия, активного сочувствия или любви (в голове).

И как я с этим работаю? Простейшее упражнение: зная, что «…мастерство – это умение расслабляться»^[1061], глубоко дыша, заменим напряжение на ощущение струящейся энергии, естественно текущей и расширяющейся. Теперь отпустим Ум и, прибегнув к алхимическим методам мультипликации, растворимся в пространстве. Теперь, переживая отождествление со свето-энерго-формой Повелителя Игры, растопив и заставив кипеть Энергию Глаз (нижний центр), сфокусируем её на любом объекте на Сцене Театра Реальности (сердечный центр). Это может быть любой знакомый нам предмет: ваза, спичечный коробок, флакон духов или более сложный объект – репетируемая нами роль или даже Сценарная Матрица. Мы расслаблены и, заручившись поддержкой Золотой Гирлянды Мастеров Вдохновения, просто удерживаем объект в силовом поле внимания, мы тотально расслаблены и просто ждем… внимательно ждем… Мы не устремляемся на Сцену Театра Реальности, мы ничего не диктуем объекту нашего внимания, не давим на него, не подталкиваем… мы спокойно сидим, глубоко дышим (используя Дыхание Мифа) и ждем, ждем, ждем… Вполне возможно, что поначалу работать таким образом придется долго… ведь «…реальность нельзя взять «штурмом», поспешными действиями»^[1062]; «…эффекта нельзя добиваться как цели, он – следствие естественного процесса»^[1063]. Но что это? Объект нашего внимания вздохнул, вы видели? Он встает, делает жест, извергает звук, слово… удивительно, но он начинает играть с нами. Не бросайтесь подыгрывать ему! Продолжайте быть расслабленными и магнетизируйте его, загружая огромным количествомвопросов! Пусть раскрывается через ответы! Это его естественная потребность! Его азарт! Его страсть! ПУСТЬ ИГРАЕТ!

Еще раз: Допустим, та или иная ситуация негативным или позитивным образом возбудили нашу эмоциональную жизнь. Проснулась энергия. Что мы делаем? Во-первых, не следуем естественному желанию выпрыгнуть вовне и что-то предпринимать! Мы остаемся на месте, глубоко дышим и в пиковый момент, как говорится, «втягиваем сперму внутрь», центрируя тем самым пространство эмоции! Мы как бы фокусируем её в столб света, и внешняя ситуация сама начнет структурироваться вокруг нас. «Камень, брошенный в воду, всегда, странным образом, попадает в центр круга», или из Кроули: «…единственный путь наружу есть путь внутрь»^[1064] Главное, здесь, настойчиво следовать совету одного великого артиста физики: «То, что мы наблюдаем, – не сама природа, но природа, открывающаяся нашему способу задавать вопросы!»^[1065] Так работает закон сохранения энергии: если объект попадает в силовое поле внимания, он не может не играть. Электричество Энергии Глаз, струящееся через него, заставляет его светиться, двигаться, танцевать и петь радостный гимн игры, разворачивая в пространстве то, что называется в ИГРЕ – МАНДАЛОЙ ОБРАЗА!