Оля, 1980 год. Домой меня привели всю опухшую от слез и отчаяния

Домой меня привели всю опухшую от слез и отчаяния. Ужас втом, что была суббота, то есть вместо того, чтоб уйти на работу, родителисидели дома. Я так хотела сбежать к Женьке… Вот когда я вспомнила про комики! Хоть бы позвонить, хоть бы смснуть… Хоть бы узнатькак он там.

Я весь день пыталась что-то объяснить родителям. Мама вообщесо мной не разговаривала, папа был сдержан, но из него хоть что-то удавалосьвытянуть. Особенно если мамы рядом не было.

— Оля, ты пойми, если уж это дело дошло до моей работы, тутшутки кончились. Это тебе не игрушечки и не «хи-хи» и не «ха-ха». Еще нехватало, чтоб тебя из пионеров исключили! — Пап, да дались вам эти пионеры!

— Ольга, все! Я тебе объясняю еще раз, шутки кончились! Тыгде вообще таких слов нахваталась? Что значит «дались вам пионеры»?

— Пап, но вокруг вранье, и все же это знают! Пионеры никакиене самые лучшие, пионеры — все!!! И все что про них рассказывают, почти всевранье. Ну и что с того, что Красноперкинапредседатель совета отряда? Она ябеда исклочница! И почему я должна брать с нее пример?

— Оля, такие вопросы не обсуждают!

— Но почему? Почему?

— Не обсуждают и все!

—Пап, Женя хороший, а его ни за что выгнали. Ну почему занего нельзя вступиться, почему?

— У Жени есть свои родители, вот они пусть и вступаются. Ипапа у него, между, прочим, партийный работник. Вот пусть и разбираются сами.

— Но почему сами? А мы? Неужели всем все равно?!

— Ольга! У меня работа! У нас очередь на квартиру! Что тыхочешь, чтоб я всем этим рисковал ради какого-то там Жени?

– Он не какой-то там, — сказала я сквозь слезы, — он самыйлучший…

В воскресенье я пыталась подлезть к маме. Я просила, раз ужничего нельзя сделать, хотя бы перевести меня в школу к Жене. Мама взвилась спол-оборота:

— Ты что, совсем с ума сошла? Куда перевести, кто тебя тудавозьмет?

— Ну, мамааааааа…

Мама немедленно перешла на сильно повышенные тона:

— Ольга, я не позволю тебе сломать нашу жизнь! Ты ещеребенок, ты не понимаешь.. Ты сейчас наделаешь глупостей, а потом вся жизнькоту под хвост! Если заставят отвести тебя к психиатру, то все! Жизньзакончена! Ты никогда не поступишь никуда, ты работать нормально не сможешь!

Ночью я не могла спать. Я думала о том, как бы повели себямои родители в том, другом времени. Чего бы боялись? Или не боялись бы совсем? Все-таки тут они другие люди.

Мама почти не изменилась, выглядит по-другому, но внутриосталась почти такой же мамой. А вот папа другой. Дома он трудоголик, там он работал 24 часа в сутки и спал в обнимку с комиком. Видели мы его, конечно, редко, но выглядел он вполне счастливым. А здесь… Такое впечатление, что свободное время его убивает. Если он рассказывает про работу, то, восновном ругается. Ругается на плановую экономику, из-за которой какие-тонужные железяки он вынужден доставать с боем, потому что их не хватило. Натаком же заводе в другом городе они валом лежат, ржавеют. Ругается на дурака-директора, который член партии 30 лет, но руководитьзаводом вообще не умеет. А сместить его нельзя, пока на пенсию не пойдет. Злойон тут, раздраженный.

В понедельник я пришла в школу. Женьки не было. Я сиделаодна. Мне никто не объявлял бойкотов, более того, меня поддерживали, говориличто-то хорошее, но у меня было ощущение, что я одна. Одна в целом свете.

А после уроков, пользуясь тем, что родители днем никак меняне могут контролировать, я собралась и пошла к Женьке. Минут пять под дверьюсобиралась с духом, чтоб позвонить. Открыла бабушка. Из комнаты выскочилЖенька. Бабушка быстро втянула меня внутрь и захлопнула дверь.

— Заходи, чтоб соседи не увидели, а то доложат еще, —бурчала она себе под нос.

— Мне запретили с тобой общаться, — сказал Женя, — Папа тутвчера такой разнос устроил…Говорил, что я жизнь себе ломаю…

— Мой тоже, — вздохнула я.

Бабушка поила нас чаем и приговаривала, что все будетхорошо, что все образуется.

— Эх, что ж вы не рассказали ничего, не посоветовались, —вздохнула бабушка.

— Зачем? — буркнул Женька.

— Затем, что плетью обуха не перешибешь.

— Обуха вообще не перешибешь, — буркнул Женя.

— Ну не скажи, — улыбнулась бабушка, — он хоть и железный, да не вечный. И ржавчина его возьмет…

— Бабушка, да что ты все загадками говоришь? — взвился Женька, — Ты еще скажи, что мы были неправы!

— Правы, правы, — вздохнула бабушка, — Только б терпения вампобольше. И хитрости немного.

— А я из дому убегу! — заявил вдруг Женя, — Помнишь, Оль, тырассказывала, что будет другое время, хорошее. Давай убежим и дождемся…

— Время всегда хорошее, — перебила его бабушка.

— Ничего не хорошее! — взорвалась я. — Правду никто неговорит! Эту дуру Вассуникто остановить не может, и вообще все дуракикакие-то…

Я замолчала, боясь, что обидела бабу Любу. Но та толькоулыбалась, да качала головой.

— Ох, деточка, — сказала она, — плохое время, говоришь? А япомню, как Женькиного отца рожала. Война только-только кончилась. Муки нет.Коровы две на всю деревню, да такие тощие, что мы их больше открамливали, чем доили. На полях сеять нечего, да и опасно — там мины вперемешку соснарядами неразорванными. А пацаны, за которыми не уследишь, норовят ещегранату какую откопать, да в костер бросить…

Бабушка вздохнула, наверное, вспомнила что-то не слишкомприятное.

— Как же вы жили? — виновато спросила я.

— А так и жили. И, между прочим, радовались! — баба Любаснова заулыбалась. — Потому что война кончилась! Потому что не стреляли, небомбили. Потому что не надо было на дорогу каждую секунду оглядываться, не едутли каратели… Так что время и тогда было хорошее, и сейчас отличное, а будет ещелучше!

Повисла пауза.

— Как тебе в новой школе? — спросила я.

— Никак, — буркнул Женька, — меня никуда не берут. Вассаскандал устроила на весь район. Пап сказал, что надо пересидеть полгодикагде-нибудь в тихом месте.

У меня противно заскрипело на душе. Опять вспомнился мальчикВитя с рассказом о том, что Женька попал в плохую школу и так и не смог из неевыбраться…

— Неужели у нас совсем не было выхода? — в отчаянии спросилая.

— Был, не был… Теперь-то какая разница. Время назад невернешь, — сказал Женька.

И тут я поняла, что шанс у нас есть. Мне нужно опятьвстретится с Витей и убедить его поменяться местами. Если в прошлый раз он смогменя найти во сне, то в этот я смогу найти его. И если мы вернемся каждый всвое время, в начало мая, то у нас будет еще один шанс! Женю можно будет спасти! Только… только… С Женькой я больше никогда не увижусь…

Я просидела у Жени еще пару часов.

Я все решила.

Я не плакала.

Я пыталась запомнить…

Когда он смеется, глаза у него становятся ярче. А когдасерьезный, он начинает накручивать на палец прядь волос…

Мне очень хотелось поцеловать его не прощанье, но япобоялась.

Пожала руку.

Женька сказал:

— Приходи завтра! Бабушка обрадуется.

А я даже сказать ничего не смогла, просто кивнула и вышла.

И пришла домой.

Я была уверена в том, что завтра меня здесь уже не будет. Имне оставалось только надеяться, чтоб там, в своем времени, я ничего не забыла, потому что… потому что… просто потому что я не смогу жить если забуду о нем…