Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть вторая 5 страница. Пендергаст тяжело поднялся, складки черного халата скрадывали очертания его фигуры, так что он сам напоминал теперь Старуху с косой






Пендергаст тяжело поднялся, складки черного халата скрадывали очертания его фигуры, так что он сам напоминал теперь Старуху с косой. Свет, померещившийся д’Агосте в его глазах, оказался иллюзией. Глаза сделались еще более пустыми, чем прежде.

Пендергаст протянул лейтенанту руку, холодную, как мороженая макрель, стиснул ладонь д’Агосты и чуть оттаявшим голосом произнес:

— Прощайте, мой дорогой Винсент.

Пендергаст захлопнул входную дверь. Затем направился обратно в гостиную, но остановился в замешательстве. На его лице отразилось необычайное смятение. Наконец он принял решение. Подошел к столу, взял толстую папку, раскрыл ее и начал читать.

Больше двух часов он простоял неподвижно с папкой в руках. Потом положил ее на стол. Губы Пендергаста приоткрылись и выговорили всего одно слово:

— Диоген.

«Роллс-Ройс-Силвер-Рейт» 1959 года выпуска с ревом несся по северной части Риверсайд-драйв, отражая в своем полированном корпусе уличные фонари и огни светофоров. Миновав Сто тридцать седьмую улицу, он сбросил скорость и свернул на дорогу, идущую вдоль высокой кованой ограды с открытыми настежь воротами. Проехав мимо чахлых айлантов и кустов сумаха, автомобиль остановился возле роскошного большого особняка. Верхняя часть четырехэтажного здания из мрамора и кирпича терялась в темноте, прогулочную площадку на крыше мансарды ограждала зубчатая стена. В небе сверкнула молния, вслед за ней донеслись раскаты грома. С Гудзона дул холодный ветер. Было всего шесть часов вечера, но в начале декабря к этому времени на Нью-Йорк уже опускается ночь.

Агент Пендергаст вышел из машины. Несмотря на мороз, его бледное лицо покрывали бисеринки пота, едва заметные в полутьме. Как только он подошел к дубовой двери украшенного колоннами крыльца, кусты на дальней стороне дороги громко зашуршали. Он обернулся на звук и увидел возникшую из темноты Кори Свенсон — в измятой грязной одежде, с пятнами сажи на лице и со спутанными волосами. На ее плече висел изодранный рюкзак. Она посмотрела в одну сторону дороги, затем в другую, крутя головой, как норовистый жеребец, и бросилась к Пендергасту.

— Агент Пендергаст! — хрипло прошептала она. — Где же вы пропадали? Я всю задницу себе отморозила, дожидаясь вас. У меня большие неприятности.

Не дожидаясь дальнейших разъяснений, он отпер замок и пригласил ее войти. Захлопнул тяжелую дверь и включил свет в прихожей с мраморным полом и стенами, обитыми темным бархатом. Через большой обеденный зал готического стиля провел Кори в такую же просторную гостиную, отделенную зеркальной стеной от кабинета. Проктор, шофер Пендергаста, вероятно разбуженный шумом в прихожей и едва успевший набросить халат, поджидал босса, прислонясь к стене.

— Проктор, будьте добры, попросите миссис Траск, чтобы она приготовила ванну для мисс Свенсон, — сказал Пендергаст. — А еще постирала и выгладила ее одежду.

Кори повернулась к нему:

— А как же…

— Я буду ждать вас в библиотеке.

Полтора часа спустя, чувствуя себя заново родившейся, Кори вошла в библиотеку. В комнате было темно, ни единого огонька. Ей едва удалось разглядеть Пендергаста, сидевшего возле дальней стены в кресле с подголовником. Было в его позе что-то странное — какая-то тревожная неподвижность, если можно так выразиться.

Она устроилась в кресле напротив. Пендергаст сложил пальцы домиком и прикрыл глаза. Кори внезапно занервничала и торопливо начала рассказывать. О Беттертоне и его подозрениях в отношении Пендергаста, о яхте и о своем безумном решении проникнуть в упомянутый им дом на Ист-Энд.

Пендергаст сидел с отсутствующим лицом и, казалось, не слушал ее. Но как только речь зашла о доме, сразу оживился.

— Вы совершили кражу со взломом, — заметил он.

— Знаю, знаю. — Кори покраснела. — Да, я дура, но ведь это для вас не новость…

Она попыталась рассмеяться, но не дождалась ни ответной улыбки, ни какого-либо другого отклика. Пендергаст был совсем не похож на себя прежнего. Она глубоко вздохнула и продолжила:

— Дом выглядел заброшенным, покинутым много лет назад. И я решила забраться внутрь. Вы не поверите, что я там нашла. Это что-то вроде конспиративной квартиры нацистов. Штабеля «Майн кампф» в подвале, старая радиостанция и даже пыточная камера. Судя по беспорядку на верхнем этаже, они собирались переезжать. Я нашла комнату с кучей документации, подготовленной к уничтожению.

Кори сделала паузу, но опять не дождалась никакой реакции.

— Я бегло просмотрела бумаги, полагая, что в них может быть что-то важное. Часть из них оказалась бланками со свастикой, датированными еще периодом войны. На некоторых стоял штамп «Streng Geheim» — позже я выяснила, что по-немецки это означает «Строго секретно». А затем я наткнулась на имя Эстерхази.

Пендергаст мгновенно очнулся:

— Эстерхази?

— Это ведь девичья фамилия вашей покойной супруги, правильно? Я узнала об этом из Сети.

Агент утвердительно наклонил голову. Боже, как же ужасно он все-таки выглядел!

— Как бы там ни было, — продолжила Кори, — я забрала с собой документы, сколько поместилось в рюкзак. Но тут… — Она осеклась, память об этом ужасе была еще слишком свежа. — Тут меня поймал один из нацистов. И хотел застрелить. Но мне удалось прыснуть ему в лицо «Капсикумом» [39] и убежать. Я страшно перепугалась и с тех пор скрываюсь от них, ночуя в подвалах и скитаясь по Брайант-парку. Я ни разу не заходила ни в свою квартиру ни в колледж. И все это время пыталась разыскать вас! — Она вдруг почувствовала, что готова расплакаться, но сдержала слезы. — У меня не получилось пробраться в «Дакоту». Там такие швейцары — будто только вчера из КГБ.

Она достала из рюкзака пачку документов и положила на журнальный столик:

— Вот они.

Пендергаст даже не взглянул на бумаги. Казалось, его мысли были где-то далеко-далеко. Кори встревожилась и пристально посмотрела на него. Агент стал безобразно худым, почти изможденным, и даже в полумраке она различила темные круги у него под глазами и неестественно бледную кожу. Но больше всего пугала его вялость. Он и раньше иногда казался медлительным, но было понятно, что это неторопливость хищного зверя, готового в любой момент прыгнуть на врага. Теперь у Кори не возникло подобного ощущения. Агент был рассеянным, отстраненным и лишь на мгновение заинтересовался ее рассказом. Его как будто вовсе не волновало, что ради него Кори угодила в опасность.

— Пендергаст, — позвала она, — с вами все в порядке? У вас такой вид… как у душевнобольного. Извините, но это правда.

Он отмахнулся от ее расспросов, словно от мухи.

— Эти так называемые нацисты. Они знают ваше имя?

— Нет.

— Не могли вы оставить у них что-нибудь, по чему вас легко будет опознать?

— Думаю, что нет. Все, что при мне было, находится здесь. — Она слегка подтолкнула ногой рюкзак.

— И вы не заметили за собой слежки?

— Не заметила. Я пряталась в подвалах. Это очень страшные люди.

— А какой адрес у этой конспиративной квартиры?

— Ист-Энд-авеню, четыреста двадцать восемь.

Агент надолго замолчал.

— Они не знают, кто вы. Они не смогут вас отыскать, если только случайно не встретят на улице. Это, конечно, маловероятно, но необходимо свести шансы к нулю. — Он обернулся к Кори. — У вас есть где спрятаться? Может быть, друзья? Где-нибудь за пределами города.

Его слова потрясли девушку. Она так надеялась, что Пендергаст приютит ее, защитит, поможет справиться с ситуацией.

— А почему нельзя спрятаться здесь?

Опять тишина вместо ответа. Затем Пендергаст глубоко, прерывисто вздохнул:

— Не вдаваясь в детали, проблема в том, что в настоящий момент я не могу позаботиться о вашей безопасности. Я так занят, что фактически сам представляю для вас угрозу. Надеясь на мою защиту, вы сильно рискуете. К тому же, оставаясь в Нью-Йорке, вы увеличиваете вероятность случайной встречи с этими людьми. Так что подумайте, есть ли такое место, куда вы можете уехать. Я гарантирую, что вы благополучно туда доберетесь и не будете иметь финансовых проблем. А дальше вы сможете рассчитывать только на себя.

Это было настолько неожиданно, что она оцепенела. Куда ей, черт побери, деваться? Ее мать все еще жила в Медсин-Крике, штат Канзас, но Кори дала себе слово, что никогда не вернется в эту навозную кучу.

— Мой отец живет неподалеку от Аллентауна, — нерешительно произнесла она.

Пендергаст, успевший снова принять отсутствующий вид, обернулся к ней:

— Припоминаю, вы что-то о нем говорили. У вас есть его точный адрес?

Кори уже пожалела, что вспомнила об отце.

— Да, есть. Но я не видела его с тех пор, как он бросил мою мать пятнадцать лет назад.

Пендергаст нажал маленькую кнопку на внутренней поверхности стола. Спустя минуту в дверях библиотеки появился Проктор. Даже с костылем он выглядел весьма внушительно.

— Проктор, — обратился к нему Пендергаст, — будьте добры, позвоните в нашу прокатную контору. Я хочу, чтобы вы доставили мисс Свенсон в Аллентаун, штат Пенсильвания, по тому адресу, который она укажет. Снабдите ее тремя тысячами долларов и новым телефоном.

— Будет сделано, сэр, — кивнул Проктор.

Кори растерянно перевела взгляд с Пендергаста на Проктора и обратно.

— Не могу поверить. Вы предлагаете мне просто поджать хвост и удрать?

— Я же объяснил, что это необходимо. У отца вы будете в полной безопасности, тем более что вы с ним так давно не встречались. Вы должны оставаться там по крайней мере месяц, а то и два. Расплачивайтесь только наличными — никаких кредитных карт. Раздавите свою сим-карту, выбросьте телефон и по возможности ни с кем не общайтесь. Свяжитесь со мной, то есть с Проктором, когда захотите вернуться.

— А если я не поеду к своему папаше-неудачнику? — вспылила Кори.

— Боюсь, вы недооцениваете тех парней, у которых вы украли важные документы. Я не хочу, чтобы они вас нашли.

— Но… — Ей совсем не нравилось это предложение, и она начала выходить из себя. — А как же колледж?

— Зачем мертвецу знания? — холодно возразил Пендергаст.

Кори рывком поднялась с кресла.

— Тысяча чертей, да что же все-таки с вами происходит? — Она вдруг замолчала и снова внимательно посмотрела на него. — Может быть, вы больны?

— Да.

От этих слов холодный пот выступил на лбу Кори. Господи, он действительно болен. Это все объясняло. Она попыталась справиться с раздражением. Последние несколько недель ей столько всего пришлось пережить, и, возможно, Пендергаст был прав, предлагая ей спрятаться.

— Простите меня. — Она так же порывисто села на место. — Просто мне очень не понравилась идея спасаться бегством. Но кто эти люди и какого черта они здесь забыли?

— Боюсь, что эта информация еще сильнее повредит вашей безопасности.

— Позвольте мне остаться и помочь вам. — Кори попыталась улыбнуться. — Однажды у нас неплохо получилось работать вместе.

Пендергаст немного оживился — впервые с начала разговора.

— Спасибо, я тронут, — произнес он тихо. — В самом деле тронут. Но мне не нужна помощь. Сейчас мне требуется только полное одиночество.

Кори ошеломленно замерла в кресле. Она совсем забыла, какой занозой в заднице способен быть Пендергаст.

— Проктор ждет вас.

Еще мгновение она просто смотрела на него. Потом встрепенулась, закинула на плечо рюкзак и вышла из библиотеки.

Пендергаст остался сидеть в темной комнате. Спустя десять минут он услышал, как захлопнулась дверь, поднялся, подошел к одной из книжных полок и снял с нее очень толстый старинный том. Послышался глухой щелчок, и полка отъехала в сторону. За ней оказались латунные створчатые ворота, открыв которые Пендергаст подошел к массивной кленовой двери секретного лифта. Он зашел в кабину, нажал кнопку и спустился в подвал особняка. Затем проследовал по длинному коридору к вырубленной в скале старинной лестнице, ступени которой терялись во мраке. Агент прошел по ней до самого низа и очутился в огромном подземелье. Миновав череду слабо освещенных залов и галерей, пропитанных ароматом древности, он добрался до комнаты, заставленной столами с современным лабораторным оборудованием. Зажег свет и шагнул к устройству, напоминающему гибрид телефакса с кассовым аппаратом. Сел на стул и нажал кнопку на боковой стенке агрегата. Из него выдвинулся широкий лоток с целым набором коротких и толстых пробирок. Пендергаст зажал одну из них между большим и указательным пальцем. Вытащив из нагрудного кармана скальпель, уколол им большой палец другой руки, собрал кровь в пробирку, поставил ее обратно в гнездо аппарата, нажал несколько кнопок и стал ждать результатов анализа.

Доктор Фелдер пересек Семьдесят седьмую улицу, свернул на Сентрал-Парк-Уэст, поднялся по широким ступенькам короткой лестницы и очутился под темными сводами Нью-Йоркского исторического общества. Недавно это здание строгой классической архитектуры основательно отремонтировали, и Фелдер с любопытством осматривал его новый интерьер. Хотя галереи и помещение библиотеки приняли современный вид, все же чувствовалось, как глубоко они укоренились в прошлом — или завязли в нем. О чем ясно говорил дефис в слове «Нью-Йоркское» [40] на табличке перед входом.

Доктор подошел к справочному столу:

— Доктор Фелдер к Фентону Гудбоди.

Женщина за столом сверилась с компьютером:

— Одну минутку. Я позову его. — Она набрала номер и подняла трубку телефона: — Мистер Гудбоди, к вам доктор Фелдер. — И тут же ее повесила. — Он сейчас спустится.

— Спасибо.

Прошло десять минут. Фелдер успел во всех подробностях изучить вестибюль, прежде чем мистер Гудбоди все-таки появился. Высокий, полный, румяный, в очках. Лет шестидесяти на вид. На нем был дорогой твидовый костюм и такой же жилет.

— Доктор Фелдер, — пропыхтел он, вытирая ладонь о жилет, перед тем как поздороваться. — Извините, что заставил вас ждать.

— Ничего страшного.

— Надеюсь, вы не будете против, если мы быстро разберемся с вашим делом? Видите ли, уже половина восьмого, а в девять мы закрываемся.

— Спасибо, было бы просто великолепно.

— В таком случае прошу следовать за мной.

Гудбоди прошел мимо справочного стола по гулкому коридору к узкой лестнице, ведущей вниз. Спустился по ней, затем направился по другому коридору в огромный зал, весь заставленный стеллажами, на которых хранились разнообразные материалы: ящики с желтоватой бумагой, скатанные в пыльные рулоны или сложенные в гармошку старинные документы, тяжелые тома в кожаных переплетах с медными табличками на титуле. Фелдер растерянно озирался, от бумажной пыли ему ужасно хотелось чихнуть. Он слышал много рассказов об историческом обществе, о невероятном количестве документов и произведений искусства, хранящихся там, но в первый раз наблюдал это богатство собственными глазами.

— Позвольте мне взглянуть. — Гудбоди вытащил из кармана клочок бумаги, снял с носа очки, сложил их и сунул в карман жилета. Затем поднес листок к самым глазам. — Ага, G-14–2140.

Он вернул бумагу в карман, снова достал очки, протер их своим галстуком и водрузил обратно на переносицу. После чего отправился к дальней стене зала. Фелдер терпеливо ждал, пока пожилой мужчина обыскивал сначала верхние ряды стеллажа, потом, с тем же успехом, нижние.

— Что за чертовщина… Я только что их видел… Ах да, идите за мной.

Гудбоди вытянул руку и ухватил толстую пачку бумаг, кое-как уложенных в папку и стянутых жгутом. С видом победителя взглянув на Фелдера, он небрежно бросил документы на ближайший стол. Поднялось целое облако пыли.

— Итак, доктор Фелдер, — сказал архивариус, указывая на ряд стульев перед столом. — Вас интересуют работы Александра Винтура?

Фелдер кивнул и сел. Он чувствовал, что аллергия скоро разыграется не на шутку, и старался лишний раз не открывать рот.

— Вероятно, вы первый, кто о них спрашивает. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, кроме меня, изучал их с той поры, как картины оказались здесь. По вашей просьбе я откопал кое-какую информацию об этом художнике. — Помолчав немного, Гудбоди попросил: — Напомните, пожалуйста, по какой дисциплине у вас докторская степень. История искусств?

— Э-э… да, именно так, — пробормотал Фелдер.

Он не собирался никому раскрывать истинную причину интереса — не думал даже, что об этом вообще может зайти речь. Ложь слетела с его губ почти автоматически, и теперь не оставалось другого выбора, кроме как и дальше ее поддерживать.

— Тогда предъявите мне ваш диплом, и покончим с формальностями.

Фелдер вскинул голову:

— Диплом?

— Да, диплом, подтверждающий научную степень.

— Я… э-э… боюсь, что я забыл взять его с собой.

Архивариус искренне расстроился:

— Забыли? Дорогой мой, ну разве ж так можно? — Он вздохнул. — В таком случае я не смогу оставить вас здесь одного с экспонатами. Извините, но таковы правила.

— И нет никакой возможности… ознакомиться с ними?

— Есть, но я обязан присутствовать при этом. И боюсь, у нас в запасе осталось всего полчаса.

— Этого хватит.

Согласие посетителя, похоже, успокоило Гудбоди.

— Вот и хорошо. Давайте посмотрим, что у нас тут.

Он развязал веревку и раскрыл папку. Сверху лежал лист плотной бумаги, покрытый толстым слоем пыли.

— Отойдите в сторонку, — сказал Гудбоди, глубоко вдохнул и сдул пыль с листа.

Словно маленький серый ядерный гриб поднялся над головой архивариуса.

— Как я уже говорил, мне удалось собрать немного информации о Винтуре, — донесся из облака голос Гудбоди. — Примечания к акту передачи материалов. Судя по всему, он был главным художником «Бауэри иллюстрейтед ньюс», еженедельника, издававшегося в последние десятилетия девятнадцатого века. Этим он зарабатывал на жизнь. Но хотел стать настоящим живописцем. Кажется, больше всего его привлекали образы бедняков Манхэттена.

Пыль улеглась, и Фелдер сумел разглядеть изображение на бумаге. Это был написанный маслом портрет мальчика, сидящего на ступеньках крыльца дома. В одной руке он держал мяч, в другой — биту и смотрел с картины немного рассерженно.

— Да, — пробормотал Гудбоди, мельком взглянув на портрет.

Доктор осторожно отложил лист в сторону. Под ним был еще один рисунок — витрина магазина с вывеской «Р. и Н. Мортенсон. Мебель и посуда». Четверо ребятишек с такими же хмурыми лицами смотрели из-за стекла на улицу.

Фелдер потянулся к следующему листу. Мальчик, сидящий на задке повозки, похожей на бочку для перевозки пива. На заднем фоне — неровная дорога с выбоинами, засыпанными щебнем и битым кирпичом. На оборотной стороне листа кем-то — вероятно, самим Винтуром — небрежно написано: «Бэкстер-стрит, 1879».

Далее последовали еще несколько похожих картин. В основном на них были изображены подростки и женщины из бедных кварталов Манхэттена. Реже — мужчины за работой или играющие дети. Реже попадались портреты — во весь рост или по грудь.

— Винтур так и не смог продать ни одной картины, — произнес Гудбоди. — После смерти художника родственники предложили все его архивы историческому обществу, лишь бы только от них избавиться. Принять все эскизы, наброски и альбомы общество не смогло — сами видите, насколько мы ограничены в площади. Но картины, конечно же, взяли. В конце концов, он был нью-йоркским художником, пусть даже и не добившимся известности.

Фелдер взглянул на следующую картину. На ней два мальчика катили обруч от бочки по дороге мимо магазина с вывеской «Скобяные изделия». Доктора не удивило, что картины Винтура плохо продавались: откровенно говоря, они были довольно посредственными. И дело, видимо, не в выборе сюжетов и персонажей, а в их невыразительности, отсутствии живости в лицах и позах.

Доктор открыл следующий лист и застыл от неожиданности.

С портрета на него смотрела Констанс Грин. То есть именно так могла выглядеть Констанс в шестилетнем возрасте. На этот раз Винтуру удалось превзойти себя и написать портрет, достойный оригинала. Она была точно такой же, как на газетной гравюре с играющими беспризорниками, только с куда более живым и выразительным лицом. Удивленно приподнятые брови, слегка надутые губы, завитки волос — все передано безошибочно. Только глаза отличались. Здесь они были по-детски невинными и, возможно, немного испуганными. Совсем не похожими на те, что так пристально изучали доктора во время последней встречи в библиотеке больницы «Маунт-Мёрси».

— Да, неплохой портрет, — заметил Гудбоди. — В самом деле неплохой. Такой не стыдно показать на выставке, не правда ли?

Выйдя из оцепенения, Фелдер поспешно перевернул лист. Он не хотел, чтобы архивариус видел, насколько потрясла его эта картина. Идея выставить портрет на всеобщее обозрение ему тоже почему-то не понравилась.

Он бегло просмотрел оставшиеся работы, но ни других изображений Констанс, ни локона ее волос в папке не оказалось.

— Вы не знаете, где можно найти остальные его работы, мистер Гудбоди? — спросил он архивариуса. — Особенно меня интересуют эскизы и альбомы, о которых вы говорили.

— К сожалению, не имею понятия. В архивах указано только, что его семья жила в Саутпорте, штат Коннектикут. Попробуйте поискать там.

— Я так и сделаю. — Портрет настолько потряс Фелдера, что доктор, поднимаясь со стула, едва не потерял равновесие. — Огромное вам спасибо за потраченные на меня время и силы.

Гудбоди просиял от удовольствия:

— Общество всегда радо помочь научным исследованиям. О, уже девять часов. Пойдемте, я провожу вас наверх.

В библиотеке особняка на Риверсайд-драйв было холодно и темно. В остывшем пепле камина грудой лежали нераспечатанные письма. Стоявший обычно у стены длинный стол был вытащен на середину комнаты и завален распечатками и фотографиями. Несколько листов свалились на пол, и на них отпечатались следы обуви. На дубовом столе в другом углу библиотеки стоял монитор, и на нем раз за разом прокручивались кадры с заходящим в холл отеля мужчиной в темном костюме.

Пендергаст беспокойно бродил по комнате, словно зверь в клетке. Иногда он останавливался и смотрел на монитор или склонялся над бумагами, перебирая их, внимательно изучая и снова раздраженно бросая в кучу. Порой среди них попадались люминесцентные фотографии, покрытые темными линиями и спиралями молекул ДНК, похожие на снимки призраков. Агент поднимал то один лист, то другой, дрожащей рукой подносил к лицу, что-то сопоставляя, а затем отпускал в обратный полет на стол.

Выпрямившись, он прошел через всю библиотеку к маленькому сервировочному столику уставленному всевозможными бутылками, налил себе бокал амонтильядо, выпил его залпом, снова наполнил до краев и опять осушил до дна.

Пендергаст снял пиджак и повесил на стул, развязал галстук, расстегнул сорочку. Затем снова зашагал по кругу. Лицо его блестело от пота, даже светлые волосы были влажными.

Часы на каминной полке пробили полночь.

На очередном круге он снова свернул к бутылке амонтильядо. Налил вина в бокал, поднял, но после секундного колебания, даже не пригубив, опустил обратно с такой силой, что стекло треснуло и янтарная жидкость пролилась на стол.

Он опять заметался по комнате, как будто ничего не заметил. Остановился на мгновение возле камина и кочергой перемешал свежевысыпанные письма с потухшими углями.

Следующую остановку агент сделал у монитора и с видимым усилием заставил себя взглянуть на него. Взял пульт управления, нажал тонким паучьим пальцем на кнопку покадрового показа и замер, рассматривая человека в темном костюме, сначала входящего в отель, потом стоящего в холле и наконец выходящего. Пендергаст наклонился к монитору, изучая лицо преступника, одежду, походку, прикидывая на взгляд его рост и вес. Еще одно нетерпеливое нажатие кнопки, и на экране появились новые кадры с тем же самым человеком — или не тем же? — уверенно шагающим через холл другого отеля. Агент прокручивал записи снова и снова, в замедленном темпе и в убыстренном, с остановками, увеличивая и уменьшая масштаб, бесконечно заставляя преступника входить в отель и выходить обратно. Наконец он бросил пульт на стул и опять направился к сервировочному столику.

Дрожащей рукой он взял другой тонкий бокал, наполнил хересом и выпил, пытаясь алкоголем заглушить ломку, хотя и понимал, что только продлевает свои мучения.

Сделав еще один круг по комнате, он притормозил возле двери. Там стоял крупный, атлетического вида мужчина с серебряным подносом в руках. Лицо мужчины скрывалось в тени, и разгадать его выражение было невозможно.

— В чем дело, Проктор? — резко спросил Пендергаст.

— Если вам больше ничего не нужно, сэр, то я ложусь спать.

Проктор подождал распоряжений, но не услышал в ответ ни слова и растворился в темноте. Как только он вышел, Пендергаст, словно одержимый, продолжил кружить по комнате, снова и снова просматривая записи, перепроверяя документы и сличая фотографии.

Внезапно он остановился на полушаге, обернулся и тихо позвал:

— Проктор?

В дверях снова материализовалась тень шофера.

— Да?

— Вообще-то, если подумать, то нужно подготовить автомобиль. Будьте добры.

— Могу я узнать, куда мы поедем?

— В Уан-Полис-Плаза.

Когда Винсенту д’Агосте доставались дела повышенной сложности, лучше всего ему работалось в промежуток с полуночи до двух — идеальное время, чтобы собраться с мыслями и привести в порядок документы. А самое главное — еще раз взглянуть на стенд, на котором лейтенант размещал все факты и улики, пытаясь свести их воедино во времени и в пространстве. Стенд занимал половину стены и с годами порядком пообтерся, но еще годился для работы. И теперь д’Агоста прикалывал к нему внушительную пачку карточек, фотографий и записей из блокнота, отмечая взаимосвязи кусочками веревки.

— Что я вижу? Час ночи, а лейтенант все еще погружен в работу.

Он обернулся и увидел в дверях улыбающегося агента Гиббса. Д’Агоста подавил вскипающее в груди раздражение:

— Доброй ночи, агент Гиббс.

Между ними установись формальные, чисто профессиональные отношения, и лейтенанта это полностью устраивало.

— Вы позволите? — Гиббс жестом попросил разрешения войти.

Д’Агоста не нашел причины для отказа:

— Разумеется, прошу вас.

Гиббс вошел в кабинет, заложив руки за спину, кивнул в сторону стенда:

— Каменный век. Мы давно уже такими не пользуемся. У нас в Квонтико вся обработка ведется на компьютерах. — Он опять улыбнулся. — А в последнее время я составляю все схемы на своем верном айподе.

Он показал на кожаный портфель.

— А мне больше нравится старый испытанный способ, — сказал д’Агоста.

Гиббс внимательней пригляделся к стенду:

— Неплохо. За исключением того, что я не могу разобрать ваш почерк, весьма недурно.

«Он просто пытается завязать разговор», — сказал себе д’Агоста.

— Увы, добрые сестры из Холи-Кросс [41] так и не сумели вдолбить в меня привычку писать разборчиво.

— Очень жаль. — Гиббс, похоже, не оценил юмора, но через мгновение вдруг просиял. — Я очень рад, что застал вас в столь поздний час. Я заехал просто так, занести кое-что.

Он взгромоздил портфель поверх всего того беспорядка, что был на столе у д’Агосты, щелкнул замками, вытащил увесистую папку и с невероятно гордым выражением лица протянул лейтенанту.

Д’Агосте пришлось принять ее. Папку украшали печати ФБР и поведенческого отдела. Далее было написано следующее:

Федеральное бюро расследований

Отдел по исследованию поведения преступников

и

Национальный центр изучения насильственных преступлений

Анализ поведения преступника

УБИЙЦА ИЗ ОТЕЛЯ:

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ОЦЕНКА

Психологический профиль и методы совершения преступлений

Оценка потенциальной угрозы

— Однако вы быстро, — сказал д’Агоста, взвешивая папку в руке. — Значит, вы назвали его Убийцей из отеля?

— Вы же знаете, как это принято в ФБР, — с легким смешком ответил Гиббс. — У любого дела должно быть название. В бумагах значилось множество имен — мы выбрали самое подходящее.

Д’Агоста не был уверен, что отель имеет в деле настолько важное значение, чтобы стать прозвищем убийцы, но решил не возражать. Это лучший способ сохранять хорошие отношения с ФБР.

— Мы бросили на это дело наши лучшие силы, — продолжал Гиббс. — Как вы узнаете из отчета, мы полагаем, что Убийца из отеля только начал серию преступлений и она вскоре продолжится. Вдобавок ко всему мы имеем дело с исключительно умным и подготовленным преступником. Это дело уже можно назвать важным, но оно станет делом особой важности, если мы не поймаем убийцу в ближайшее время.

— Это моя копия отчета?

— Да, конечно. Читайте на здоровье.

Гиббс повернулся к выходу и чуть не столкнулся с худым, почти изможденным мужчиной в черном костюме, неизвестно откуда нарисовавшимся в дверном проеме.

Д’Агоста обернулся.

Пендергаст выглядел как настоящий зомби. Другого слова тут не подобрать: одежда висела на нем, как погребальный саван, глаза выцвели почти до белизны, лицо было невыразительное и неподвижное, мертвое.

— Простите, — обеспокоенно пробормотал Гиббс, пытаясь пройти.

Но Пендергаст вытянул руку, преграждая ему дорогу. Тонкая, жутковатая улыбка появилась на его лице, больше похожем на посмертную маску.

— Старший специальный агент Гиббс? Я специальный агент Пендергаст.

Гиббс встал как вкопанный, торопливо приводя мысли в порядок.

— Рад с вами познакомиться, агент Пендергаст. Мм… или мы уже встречались?






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.